ет. У мужиков все обычно попроще, лично я уже в третьей главе понимаю, кто кого убил, и дальше читать просто неинтересно.
     Сойдя в Козюлине, я увидела на привокзальной площади ларек и спросила у торговца:
     - Новая Смолякова есть?
     - Продал.
     - А Леонтьев?
     Дядька протянул мне томик.
     - Нет, - покачала я головой, - эту повесть я только-только прочитала.
     - Других нет.
     - Он только одну вещь написал?
     - Почему?
     - А где остальные?
     - Так продал. Возьмите Анну Берсеневу, - предложил торговец, - классно пишет. У меня жена пять раз ее перечитывала.
     - Я ее уже читала, - пригорюнилась я, - хоть и не фанатка любовных романов, но Анну Берсеневу люблю.
     Эх, похоже, придется ехать мне обратно в тоске.
     - Фантастику бери!
     - Не читаю фэнтези.
     - Ну это ты зря, - укорил меня продавец, - вот Фомин, он умер, правда, жаль. Но если не читала, возьми, у меня все его книги представлены.
     - Как умер? - удивилась я, оглядывая ряд довольно толстых книжек.
     - А не знаю, - отмахнулся торговец, - старый он, наверное, был, вот и откинул тапки! Во, "Сплетница" напечатала, купи, и все узнаешь!
     Страшно заинтригованная, я приобрела газетенку, через всю первую полосу которой шла "шапка": "Правду о популярном фантасте не знал никто". Ниже было фото Леонида, сделанное очень давно. На нем у прозаика вполне трезвое, чисто выбритое лицо, в глазах сверкают огоньки. Дальше шел материал, написанный чьей-то бойкой рукой.
     "Леонид Фомин, гонимый Советской властью и любимый читателями прозаик, упорно не хотел давать интервью СМИ. Когда издательство "Нодоб" внезапно выбросило на рынок его новый фантастический роман, фамилия Фомина была уже прочно забыта. Каким образом сотрудники "Нодоб" убедили пожилого человека вновь взяться за перо, как он сумел в столь преклонном возрасте бодро строчить книгу за книгой, непонятно, но Леонид Фомин сразу занял верхние позиции рейтингов, к нему вернулась слава, а в издательство "Нодоб" потекли рекой деньги. Журналисты строили догадки о личности Фомина, прозаик по-прежнему наотрез отказывался дать хоть одно, крошечное, интервью. Пиар-директор издательства "Нодоб" на все наши вопросы отвечал: "Леонид пожилой человек, он не хочет тратить время на пустые разговоры". И вот загадка разрешилась. Сегодня утром в морг был доставлен человек с паспортом на имя Леонида Фомина. Мы проверили - это на самом деле популярный фантаст. Фомин проживал в грязной трущобе, он стал хроническим алкоголиком. Соседи пьяницы были ошарашены, узнав, что полувменяемый бомж на сегодняшний день один из самых высокотиражных писателей России. Умер он оттого, что выпил фальшивую водку. Остатки метилового спирта были в стакане, стоящем на столе, там же громоздилось еще несколько бутылок с алкоголем. И вот теперь возникли новые вопросы. Каким образом литератор, потерявший последний ум и страдавший алкогольной амнезией, мог споро писать отличные книги?
     А что Фомин самолично сочинил их, у нас нет ни малейшего сомнения, все произведения, начиная с самых ранних, выпущенных еще при Советской власти, вышли из-под пера одного человека, стиль Леонида Фомина, его тонкий юмор, доброту и любовь ко всему живому подделать просто невозможно".
     Я свернула газету. Действительно, странно. Нет, то, что Фомин хлебнул метиловый спирт, меня не удивляет. Очень часто люди, несмотря на предупреждение, покупают спиртное в сомнительных местах, их привлекает дешевизна. Но, увы, порой в бутылке оказывается отрава.
     Наверное, Яна... Стоп, Яна! Это она принесла Леониду много выпивки, соседка слышала, как девушка кричала: "Папа.., это я, Яна!"
     Голова у меня закружилась, ну ничего не понимаю! Совершенно. Господи! За каким чертом я влезла в это дурацкое дело? Где найти Яну? Мне нужно всего ничего: узнать у нее координаты Федора, которому она задолжала нехилую сумму. Ведь именно Федя похитил мою подружку Аньку.
     Внезапно кто-то дернул меня за руку.
     - Привет!
     - Здорово, - машинально ответила я и, опустив глаза, узнала Лизочку.
     - Ты что здесь делаешь? - воскликнула я, улыбаясь.
     - Клиентов папе ищу, - серьезно ответила девочка, - но сегодня очень плохо, никого нет.
     И тут меня осенило.
     - Лизочек, вроде твой папа всю жизнь в Козюлине провел.
     - Верно, - кивнула девочка, - он всегда говорит:
     "Где родился, там и пригодился, нечего по свету скакать, везде солнце одинаковое". И мама моя из Козюлина была.
     - Здорово, пошли к папе, - велела я.
     Назар стоял, облокотившись на капот "персика", взгляд его был усталым, под глазами - синяки.
     - Ба, вот это встреча! - оживился он.
     - Отвезешь меня?
     - Конечно, как постоянному клиенту еще и скидку сделаю, - повеселел мужик.
     Усадив меня вперед, Назар влез за руль и потер руки.
     - Ну, Лизок, кто сосисок хотел? Вот сейчас Вилку прокатим и купим. Далеко ехать-то?
     Последний вопрос относился ко мне.
     - Скажи, Назар, тут где-то детский дом есть или был, давно, лет двадцать пять назад. Может, слышал что-то про приют?
     Назар засмеялся:
     - Еще как слышал. Работал у них завхозом, мама моя там рулила, заведующей была долгое время. И соседку Антонину я туда пристроил.
     - Э, погоди, - перебила я его, - она же в больнице работала.
     - Верно, - согласился Назар, - только Тоне деньги были нужны, вот и пахала в двух местах.
     В больнице сутки отработает и потом двое отдыхает, так Тоня в приют еще устроилась и там двадцать четыре часа белкой скакала.
     - Господи, как она не скончалась от переутомления, - покачала я головой.
     - Хочешь жить - умей вертеться, - вздохнул Назар, - когда кушать нечего, еще не так запрыгаешь! Тоня так почти всю жизнь провела. Кстати, она меня с моей женой познакомила. Приходит как-то раз и говорит:
     "Слышь, Назарик, что ты холостяком бегаешь? Непорядок! Давай я тебя с отличной девушкой сведу. Ниной ее звать, она тоже в детдоме медсестрой работает, мы с ней друг друга сменяем".
     Вот так и сложилась наша семья. Тоню-то в детдоме любили, когда она оттуда ушла, о ней долго помнили. На юбилей приюта, пятьдесят лет ему исполнилось, Антонине пальто дали, премировали. Приятно очень, одна беда, не подошла одежка, - болтал Назар, - в спине морщила. Тоня его Нине принесла, передарила. На Нинуше пальто так красиво сидело! Загляденье. Воротник шикарный, ярко-рыжий, очень приметный. Пальтецо жена на плечи накинула, а Антонина и говорит:
     - Вот кому впору, мне маловато. Носи, Нинуша, не побрезгуй, я его всего месяц протаскала, совсем новое.
     Нина стала предлагать деньги, а Тоня ни в какую, дескать, ей за так досталось, и она за ничто отдаст.
     Только Нина недолго в нем красовалась, - горько сказал Назар, - сшибла ее машина, насмерть, а пальтецо я в морге оставил, жена в нем была, когда умирала.
     Лизочек начала судорожно шмыгать носом, я быстро переменила тему:
     - Значит, вашу маму зовут Ольга Ивановна?
     - С чего вы взяли? - изумился Назар.
     - Бабушка у меня Галина Николаевна, - сообщила Лиза.
     - Но она же работала заведующей детдомом.
     - Да.
     - Давно?
     - Недавно только ушла.
     - Можете меня к ней отвезти?
     - Ну.., а зачем?
     - Спросить хочу, кто такая Ольга Ивановна, вроде она тоже приютом заведовала?
     - Так и ехать не надо, - грустно ответил Назар, - вон ее дом, прямо на вокзальной площади. Белый такой, с зелеными балконами, квартира девять.
     Поняв, что Назар пригорюнился из-за заработка, я вытащила кошелек и положила на торпеду деньги.
     - Спасибо.
     - Забери назад.
     - Это за информацию.
     - Я извозом зарабатываю.
     - Ребенок сосисок хотел!
     - Вовсе нет, что, я их не ела никогда? - ожила Лизочек. - Мы только за езду берем.
     - Ладно, - кивнула я, - согласна, я никуда не поехала. Но вы меня сейчас отведете к бабушке. Пожилые люди подозрительны, постороннего человека к себе не пустят, а мне очень надо поговорить с Галиной Николаевной.
     - К бабуле приведем тебя за так, - кивнул Назар, - забирай деньги, пошли.
     - Хорошо, - сдалась я, сунула купюры в кошелек и спросила:
     - Где у вас тут продуктовый магазин?
     - Вон вывеска висит, - улыбнулся Назар. - А тебе зачем?
     - Не идти же в гости с пустыми руками, - отбила я мяч, - неудобно.
     Под предлогом визита я накупила много вкусных вещей: коробочку кофейного зефира в шоколаде, полкило конфет, печенье в шоколадной глазури, граммов триста сыра, сосисок, пачку масла, упаковку чая, баночку кофе и уже у самой кассы увидела, что Лизочек с легкой завистью глядит на девочку примерно своего возраста, сжимающую в руке плюшевую собачку. Я тут же выхватила похожую из проволочной корзинки, набитой игрушками.
     - Это тоже бабушке? - прищурился Назар.
     - Нет, - твердо ответила я, - Лизочку.
     - С какой стати?
     - Просто так!
     Папаша с дочкой уставились на меня.
     - Без повода подарков не бывает, - в конце концов сказала девочка.
     Внезапно мне стало жаль ее до слез. Слов нет, Назар очень заботлив, он кормит, поит, одевает и обувает ребенка. Но отец, даже самый хороший, не заменит мать. Только женщина способна пожалеть дочку или сына, купить им подарок без всякого повода. Представители мужского пола более рациональны, это они часто говорят: "Не надо баловать детей, вырастут эгоистами".
     Ох, не правда это! Любовью, игрушками и конфетами ребенка не испортить. А вот если совсем не баловать сына или дочь, из них могут вырасти холодные, равнодушные, сухие люди, которые не сумеют потом создать нормальную семью. Конечно, если дитя набезобразничало, его следует наказать, но, когда ребенок ведет себя нормально, отчего не подарить ему шоколадку или игрушку, просто так, без повода? Вернее, повод-то найдется всегда, было бы желание.
     - Значит, нет праздника, нет и подарков? - улыбнулась я.
     - Да, - хором ответили Лизочек и Назар.
     - А если на календаре красная дата, можно подносить друг другу презенты?
     - Ага, - согласились папа с дочкой, - Тогда держи! - я сунула Лизе собачку. - Сегодня первое июня, День защиты детей, можно сказать, твой профессиональный праздник.
     Лизочка осторожно взяла игрушку.
     - Ой, спасибо! Какая прикольная!
     Назар нахмурился, потом вытащил из кармана потертый кошелек, порылся в нем и ушел, не сказав нам ни слова.
     - Куда папа двинул? - удивилась Лизочек, прижимая к груди лохматую собачку.
     - Не знаю, - пожала плечами я.
     - Пойду поищу его, - начала было девочка, но тут Назар снова материализовался перед нами, в руках он держал круглую жестяную коробочку с изображением желтых мишек.
     - На, - сказал он, протягивая дочке упаковку, - знаю, ты давно об этом мечтала, с праздником тебя, извини, забыл про детский день.
     Потом Назар повернулся ко мне.
     - Там вкусное печенье. Лизочек его съест, а коробочка-то железная, она останется, в ней можно потом нитки хранить, карандаши. Ладно, пошли к маме.
     - Кто там? - раздалось из-за двери после того, как Назар довольно долго жал на звонок.
     - Это я, - сказал он.
     - Кто?
     - Назар.
     - Какой такой Хазар?
     - Назар, мама, сын твой, Назар!
     - Бабуля, - вступила в разговор Лиза, - открой, это мы пришли, я и папа.
     - Тебя как зовут?
     - Лизочек.
     - Ага. Впрочем, такое сказать любой может, - бубнила из-за створки старушка, - давайте-ка...
     - Бабуся, - прервала ее девочка, - если ты опять проверку устроить решила, то я лучше сразу скажу: в туалете у тебя висит репродукция "Утро в сосновом бору", в ванной есть красный стакан, а пенсию ты прячешь на кухне, кладешь деньги в коробочку из-под пельменей и засовываешь ее в морозильник.
     Загремели многочисленные засовы, дверь чуть-чуть приоткрылась. Мы по очереди втиснулись в квартиру.
     - Разве можно так громко кричать про деньги! - укорила Галина Николаевна внучку. - Это неосторожно!
     - Извини, бабуся, - пропыхтела Лизочка, развязывая кроссовки, - ты же иначе за дверью нас долго продержишь, станешь спрашивать: если вы мои дети, то скажите, какая картина у меня висит в туалете, что за стаканчик стоит в ванной? Ну я и решила ускорить события.
     - Шалунья, - погрозила старушка ей пальцем, - кого это вы с собой привели?
     - Знакомься, мама, - начал Назар, но я быстро перебила его:
     - Здравствуйте, меня зовут Виола Тараканова, я журналистка, собираюсь писать о детском доме. Вот, пришла взять у вас интервью.
     - Милая моя, - всплеснула руками Галина Николаевна, - кто, как не я, про нашу семью расскажет!
     На пенсию совсем недавно ушла, доработалась до такого возраста, что просто неприлично стало руководить, посадила на свое место смену, так ведь все равно покоя нет! Сегодня уже раз пять звонили: Галина Николаевна то, Галина Николаевна се! Умру, так из могилы достанут! Да вы идите. Лизочек, веди гостью, только не на кухню, а в комнату, туда чай принесу.
     - Не стоит ради меня суетиться, - улыбнулась я, - на кухне очень уютно, давайте там поговорим.

Глава 31

     Многие люди делаются к старости словоохотливыми, Галина Николаевна оказалась из их числа.
     Почти час она говорила без остановки, не давая мне вставить и словечка. Лизочка с Назаром сидели тихо, девочка пила чай с конфетами, а ее отец просто слушал мать, изредка кивая головой. Похоже, и папа, и дочка давно примирились с болтливостью бабушки, скорей всего, они сто раз слышали ее рассказы и теперь воспринимали речь старушки как бытовой шум, относились к ней, как к гулу пылесоса: если урчит, значит, работает, беспокоиться не о чем. Наконец Галина Николаевна замолчала и взяла в руки чашку.
     Обрадовавшись, я быстро задала вопрос:
     - Кто такая Ольга Ивановна?
     - Ольга Ивановна? У нас сотрудницы с таким именем не было.
     - Вроде она служила заведующей, давно...
     - Ах эта... - протянула Галина Николаевна. - Черная страница нашей истории, да, страшное горе.
     - Вы о чем?
     - Ну, тот ужас случился еще до того, как детдом попал в мои руки!
     - Так Ольга Ивановна и впрямь была директором?
     Галина Николаевна кивнула.
     - Да. В семидесятых годах вышло постановление ЦК КПСС об омолаживании кадров. Вообще говоря, разумное решение, потому что молодым специалистам, ну, людям в возрасте тридцати пяти лет было практически невозможно занять место начальника.
     На директорских постах сидели семидесятилетние маразматики. Но в нашей стране все любят доводить до абсурда, а провинция еще считает своим долгом прогнуться перед центром. Вот в Козюлине и поторопились исполнить постановление. Быстренько сместили старую директрису детдома, а на ее место посадили Ольгу Ивановну, вчерашнюю выпускницу педвуза, девушку неопытную, зато с гонором, решившую уволить всех, кому исполнилось пятьдесят. Очень скоро в приюте стали работать недавние студенты, они были полны энтузиазма, любили ребят, но сами, будучи почти детьми, не обладали нужной ответственностью. В первую очередь юные педагоги решили сломать давно установленный распорядок дня.
     "Разве правильно, что все едят одновременно, - восклицала неопытная директриса, - дома ведь не так! Каждый, когда хочет, подходит к холодильнику!"
     "Так в семье нет нормы продуктов на человека, - попыталась вразумить безголовое начальство повариха, единственный специалист из "старых", - если сейчас детей к жрачке бесконтрольно пустим, потом не отчитаемся!"
     "Хорошо, - сдалась Ольга Ивановна, - но чай пусть пьют в любое время".
     На том и порешили. Воспитанники теперь свободно заходили на кухню, сами зажигали плиту...
     "Ох, не случилось бы беды, - качала головой повариха, - ведь вздуют конфорку и не гасят потом!"
     "Ерунда, - злилась Ольга Ивановна, - вы привыкли над детьми издеваться! Ни поесть им, когда хочется, ни попить чаю, мы сломаем этот порядок".
     Повариха лишь качала головой и вздыхала. Виданное ли дело, доверить сирот, неразумных малышей, безголовым воспитателям! Детдом в Козюлине был маленьким, всего на сорок детишек. Тогда из роддомов брошенных детей сдавали в приют, в котором они содержались до трех лет. Потом их переводили в заведение, где держали до первого класса, и лишь затем дети оседали в интернате, в котором им предстояло провести восемь или десять лет, в зависимости от успеваемости в школе. Но в Козюлине было все устроено по-другому, можно сказать, что воспитанникам этого детского дома повезло, им предстояло меньше переездов и, следовательно, меньше душевных травм.
     Козюлинский приют считался образцовым, но именно в нем и произошло ужасное несчастье.
     Ольга Ивановна процарствовала несколько лет, а потом случилось то, чего так боялась старая повариха.
     Кто-то из воспитанников, сняв с плиты чайник, забыл выключить конфорку. Пламя перекинулось на тряпку, и разгорелся огромный пожар. На беду, несчастье произошло около полуночи, большинство детей мирно спало в кроватях. Ольга Ивановна вместе с сотрудницами, а многие из них жили в расположенных рядом домах, пытались сначала своими силами справиться с огнем, потом все же вызвали пожарных, но не всех детей удалось спасти. Кто-то задохнулся в дыму, кто-то умер в больнице от ожогов.
     - Вот такая трагедия случилась, - вздыхала Галина Николаевна, - я принимала детдом в ужасном состоянии.
     - А что стало с этой Ольгой Ивановной, где она? - в нетерпении воскликнула я.
     - Она пыталась покончить с собой, - объяснила Галина Николаевна, - но ее спасли, осудили, дали немного, уж не помню сколько, то ли год, то ли два, потом она вернулась назад в Козюлино и работает в библиотеке.
     - В библиотеке?
     - Ну да, в городской, книги выдает. Ей ведь запретили детьми заниматься по суду, а жить-то надо.
     Наши ее кто жалел, кто осуждал, только давно дело было, забылось горе.
     - Сколько же ей лет?
     Галина Николаевна пожала плечами:
     - Точно не скажу, однозначно меньше, чем мне.
     Если она в семидесятых вуз закончила, то ей тогда стукнуло года двадцать два. Вот и считайте, молодая еще. Кстати, вы не первая про нее у меня расспрашиваете. До вас приезжала одна женщина, Яна...
     - Вы помните ее имя?
     - Странное дело, - хмыкнула Галина Николаевна, - что на завтрак ела, могу забыть! А что год назад происходило, помню в деталях. Именно Яна.
     - Где библиотека находится? - подскочила я.
     Назар ткнул рукой в сторону окна.
     - А в двух шагах, на Ленина.
     - Отвезешь меня?
     - Пешком быстрей.
     - Нет уж, доставь к месту, - упорно настаивала я, доставая кошелек.
     - Пошли, Лизочек, - велел Назар.
     В библиотеке стояла тишина и пахло пылью. За стойкой, где выдают книги, не было ни одной живой души. Я покашляла, сначала тихо, затем погромче, потом крикнула:
     - Здравствуйте!
     - Добрый день, - донеслось издалека, и из приоткрытой двери вышла женщина, довольно полная, с добродушным, круглым лицом.
     - Записаться хотите? - поинтересовалась она. - Если наша прописка, то бесплатно, коли из другого места, залог оставить надо.
     - Почему вы решили, что я хочу открыть абонемент, вдруг он у меня давно есть? - улыбнулась я.
     - Ну, своих читателей я хорошо знаю, их не так уж и много! - ответила библиотекарша.
     - Вы Ольга Ивановна?
     - Нет, Елена Николаевна, Ольга Ивановна заболела, тяжело, наверное, не вернется на работу.
     - Она в больнице?
     - Нет, дома, из клиники ее выписали.
     - Адрес не подскажете?
     - Ленина, двадцать пять, - спокойно, не проявив никакого любопытства, сообщила Елена Николаевна и скрылась в служебном помещении.
     Решив не сдаваться, я отправилась на улицу Ленина и нашла под номером двадцать пять частный дом, очень похожий на нашу избушку в Пырловке.
     Дверь оказалась незапертой. Выкрикивая на все лады:
     - Ольга Ивановна, вы где? - я прошла сквозь сени, кухню, коридор, большую комнату и оказалась в крохотной светелочке. Прямо у входа стояла железная кровать, а на ней лежал кто-то, укрытый цветастым одеялом. Я в растерянности застыла на пороге.