багажник,
установленный на крыше,  но  мое  разумное  предложение  встретило  бурю
возражений.
   - Еще чего! - заорал Костин. - Чтобы я, как идиот, волок в мае месяце
умершую елку? Да в меня вся улица пальцем тыкать станет!
   - Жуки погибнут, - завел свою песню Юра, - ой, не надо сверху везти.
   - Поступайте как знаете, - сдалась я.
   - Пешком пойду, - заявил Волков.
   - Всем молчать, - рявкнул Костин, - заткнуться и отвернуться.
   Я отошла в сторону, пусть разбираются без меня,  но,  если  не  везти
сухую палку на крыше, то  придется  устраивать  ее  в  салоне,  разложив
переднее сиденье. И вообще, это не моя проблема,  отправлюсь  сейчас  по
своим делам, мне  необходимо  поговорить  с  Ксюшей.  Сев  в  машину,  я
вытащила телефон. На том конце трубку сняли сразу:
   - Алло.
   - Можно Ксению?
   - Слушаю вас.
   - Извините, конечно, но у меня есть кое-какая информация,  важная,  о
вашем муже.
   - Слушаю вас, - монотонно повторила Ксюша.
   - Лучше сообщить ее лично.
   - Приезжайте, - равнодушно обронила Ксения.
   - Адрес подскажите.
   - Мелковская, шесть.
   Я вытащила атлас. Однако Ксюша  патологически  нелюбопытный  человек,
другая бы на ее месте принялась задавать вопросы:  кто,  зачем,  что  за
информация... А эта моментально  сообщила  адрес,  не  проявив  никакого
интереса к  звонившей.  Продолжая  недоумевать,  я  завела  мотор,  путь
предстоял неблизкий, через  весь  город,  в  противоположный  конец,  по
пробкам. Хотя, может, добраться по МКАД?
   Дом,  где  жила   Ксюша,   оказался   деревенской   избой,   простой,
полупокосившейся, с крышей, покрытой  толем.  Вид  у  жилища  был  самый
убогий, если не сказать нищий, я даже не  предполагала,  что  в  столице
имеются такие места, как Мелковская улица:  узкий,  короткий  аппендикс,
утыканный "скворечниками". Хотя, наверное, это уже  область,  ведь  МКАД
осталась позади.
   Ну и, пейзаж тут! В двух шагах расположилась свалка. Осторожно обходя
осколки битых бутылок, куски ржавых труб и доски с  угрожающе  торчащими
гвоздями, я добралась до хлипкой двери и, не найдя звонка, заколотила  в
нее кулаком. Послышался скрип,  дверь  приоткрылась,  я  увидела  кухню,
маленькую,   тесную,   неуютную.   Двухконфорочная   газовая   плита   с
поцарапанной  эмалью,   ржавая   раковина,   стол,   две   табуретки   и
пластмассовая люстра-"тарелка", свисающая с  потолка.  Очень  бедно,  но
относительно чисто, подоконник застелен газетой, край которой был ажурно
вырезан фестончиками. У меня внезапно защемило сердце. Бедная Ксюша! Ей,
наверное, очень хочется красоты и уюта, а денег совсем нет,  вот  она  и
решила сделать из газеты "кружево". Иногда  бросишь  взгляд  на  вещь  и
моментально понимаешь все про ее владельца. Я сразу  сообразила:  Ксюша,
очевидно, хрупкая, маленькая, плохо одетая...  Она  романтична,  наивна,
сохранила, несмотря  на  возраст  и  жизненные  обстоятельства,  детскую
душу... И мне теперь предстоит сначала рассказать  этой  женщине-ребенку
про смерть мужа, а потом еще постараться выяснить, откуда в его кошельке
взялась карточка Галки Сорокиной.
   - Вы ко мне? - очень тихо спросила вынырнувшая из глубины избы  тень.
- Добрый день!
   Ксюша выглядела именно так, как я и предполагала. Весила  она  небось
килограммов сорок, не больше. Маленькое треугольное личико с  неожиданно
огромными голубыми глазами, руки - веточки,  "рюмочная"  талия  и  бедра
тринадцатилетнего  мальчика.  Обтягивающие,  сильно  вытертые  джинсы  и
коротенькая футболочка подчеркивали болезненную изможденность хозяйки.
   - Вы Ксюша?
   - Да, садитесь.
   Я опустилась на  колченогую,  качающуюся  табуретку.  Бог  мой,  она,
наверное, голодает!
   - Слушаю, - прошептала Ксения.
   - Видите ли, ваш муж...
   - Если Павлик взял в долг, - неожиданно перебила меня  Ксюша,  -  или
украл чего, я помочь не смогу.
   - Но...
   - Он умер, попал в автокатастрофу.
   - Вы знаете?
   - Да.
   - Извините, пожалуйста, я хотела вам сообщить эту неприятную новость.
   Ксюша подперла бледную щеку тоненькой ручонкой.
   - А вы откуда про кончину Павлика узнали?
   -  Раису  Каретникову  в  морг  сопровождала,  она,  правда,  сначала
сказала, будто его не опознала...
   Ксюша неожиданно улыбнулась:
   - Рая меня всю жизнь ненавидит. Это из-за свекрови, Марии  Семеновны.
Та всегда  Виктора  ругала,  пьянью  обзывала,  Раисе  стул  в  коридоре
ставила, когда гостей собирала. У нее Павлик свет в окошке  был,  а  Рая
отчего-то решила, что я тут самая плохая, до смешного доходило. Один раз
Витя, он тогда еще дальнобойщиком работал, привез из поездки пять  ведер
клубники. Ягода нежная, быстро  портится.  Вот  он  и  велел  Раисе  нам
половину отдать, на варенье. Так она не послушалась,  клубника  пропала,
скисла. Вот она какая! Лучше выбросить, чем  Павлика  угостить.  Знаете,
как она мне о его смерти сообщила? Снимаю трубку  и  слышу  голос  такой
радостный: "Езжай в морг, пиши  адрес.  Твой-то,  слава  богу,  разбился
насмерть, умерла докука!"
   - Ужасно, - возмутилась я. Ксюша кивнула:
   - Да, но другого я от нее не ждала. И если уж совсем  честно,  кое  в
чем она права. Павлик из меня  все  соки  выпил,  видите,  как  я  живу?
Думаете, всегда так было?
   - Ну...
   - От родителей Павлика нам досталось большое наследство, -  вздохнула
Ксюша, - квартира хорошая, дачка небольшая. Только Павлик пить  начал  и
все  спустил.  Вам  даже  представить  трудно,  как  он  себя  вел,  уму
непостижимо, в результате в прошлом году мы оказались здесь.
   - И вы не пытались остановить мужа?
   - Я не боец, сказала ему один раз что-то вроде: "Если ты  сейчас  все
продашь, где мы жить будем?", а Павлик мигом меня отбрил: "Отвянь, своим
распоряжаюсь, ты, если не нравится, к себе уезжай".
   Ну я и  отправилась  сюда.  Эта  хибара  когда-то  принадлежала  моей
бабушке, деревня тут стояла, теперь Москва  обступает,  наверное,  скоро
снесут, может, комнату где дадут?
   - Погодите, вы с мужем развелись?
   - Нет, - грустно ответила Ксюша, - ушла я просто, устала  с  фантомом
человека жить. Павлик душу  пропил,  ничегошеньки  не  осталось,  совсем
ничего, просто другим человеком стал! Он же книги писал!  А  потом  даже
читать перестал, только о  водке  думал,  воровать  начал.  Среди  ваших
родственников есть алкоголики?
   - Нет, господь миловал.
   - Редкое везение, -  безнадежно  продолжала  Ксюша,  -  вам  меня  не
понять. Лежишь ночью в кровати и вслушиваешься в тишину,  чуть  в  двери
ключ поворачиваться начнет, сразу  ужас  охватывает:  какой  он  сегодня
явился? Совсем плохой или на ногах держится?  Быстро  Павлик  деньги  от
продажи квартиры и дачи спустил да сюда приехал.
   - И вы его пустили? - возмутилась я. Ксюша скрестила тонкие  руки  на
груди.
   - Куда же деваться? Ведь у нас любовь была.
   - Похоже, Павел ее недостоин.
   - Дело не в нем, а во мне, - пояснила Ксюша, -  я  сама  его  себе  в
мужья выбрала, никто силой под венец не волок. Значит, трезвый хорош,  а
пьяный плох? Но я вроде клятву давала:  в  беде,  радости,  несчастье  и
болезни быть вместе. Павлик заболел, непорядочно было его оставлять!

Глава 13

   Я попыталась справиться с накатившей злостью.  Вот  поэтому  в  нашей
стране такое количество алкоголиков и несчастных  женщин.  Тянут  бедные
бабы безропотно лямку, патологическая порядочность сильно  осложняет  им
жизнь. Может, когда наши представительницы так называемого слабого  пола
начнут решительно уходить от пьяниц,  водкозависимых  станет  меньше?  И
потом, ну-ка объясните мне доходчиво, почему безудержное вливание в себя
"огненной воды" считается болезнью? Может, я просто чего-то не понимаю?
   Ну грипп, ангина,  воспаление  легких,  гепатит,  рак,  не  дай  бог.
Здесь-то человек ни в чем не виноват! Ну кашлянули на  него,  или  попал
под дождь, съел  немытый  фрукт,  получил  сильный  стресс  и  включился
механизм патологического деления клеток! Тут  ничего,  кроме  жалости  и
желания помочь, не испытаешь.  Но  водка!  Павлика  что,  привязывали  к
стулу, вставляли в рот воронку, связывали по  рукам  и  ногам,  а  потом
вливали в отчаянно сопротивлявшегося парня. горячительное? Или страсть к
неумеренным "возлияниям" передается воздушно-капельным путем? Ехал  себе
несчастный Павлик на работу,  а  тут  в  вагон  метро  вошел  потерявший
человеческий облик алкоголик,  кашлянул  на  него,  и  готово,  бедолага
заразился! Нет ведь, по-другому дело  обстояло,  он  сам  начал  глушить
сорокаградусную. И почему теперь  считают  его  больным?  Ладно,  хочешь
лично себя убивать, семь футов тебе под килем! Но ведь  алкоголики,  как
правило, живут в семье. Чем же  тут  виноваты  дети?  Вот  жена,  другой
вопрос. Ее ведь не прибили к мужу гвоздями, не пришили намертво,  у  нее
не  общее  сердце  с  запойным  пьяницей.  И  если  она  не  уходит   от
невменяемого урода, который тащит из дома вещи и  вместо  ласковых  слов
"угощает" супругу колотушками, то, чтобы она ни говорила о невозможности
разъезда, какие бы аргументы ни выдвигала: не хочу  лишать  детей  отца,
некуда уходить, стыдно оставаться одной - все не правда! На  самом  деле
всегда можно найти выход. Одна моя подруга, Анюта Есина, так и  сделала.
Когда ее муж Славка в очередной раз исчез на три дня, а потом грязный  и
вонючий явился домой, его встретила дверь, украшенная новым  замком,  на
ручке  болталась  записка:  "Вещи  у  соседки".  Когда   пьяница   начал
колошматить в дверь ногами,  она  распахнулась,  и  перед  ним  предстал
огромный бугай, размах плеч которого совпадал с ростом. Великан  ухватил
алкоголика за грудь и густым басом объяснил  ситуацию:  здесь  теперь  в
качестве любимого человека живет он, а  бывшему  "хозяину"  предлагается
покинуть помещение, иначе будут приняты  другие,  отнюдь  не  вербальные
меры. Славка понял, что беседовать с этим типом совершенно бесполезно, и
ушел. Потом он, правда, пару раз пытался встретиться с Анютой, но  нигде
не мог ее отыскать. Я была полностью в курсе событий, потому  что  Анюта
временно переехала к нам, а роль любовника согласился сыграть муж  нашей
общей подруги Ольги Гусевой.
   Где сейчас Славка, Анюта не знает, но  она  теперь  больше  не  ходит
украшенная синяками, а  ее  дочка  перестала  плакать  по  ночам.  Анюта
поняла, что жизнь с  алкоголиком  бесперспективна,  и  решила  проблему.
Поэтому, уж извините меня за резкость, каждая жена достойна своего мужа,
и если он над вами издевается, то вам это нравится. Многие женщины любят
жаловаться на жизнь, но не делают ничего для того, чтобы  изменить  свою
судьбу, а под лежачий камень, как известно,  вода  не  течет.  И  потом,
дорогие  мои,  вы  что,  хотите,  чтобы  дети  повторили  вашу   судьбу?
Статистика жестокая вещь, специалисты-психологи хорошо знают:  семьдесят
процентов девочек, видевших в детстве пьяного отца, выходят потом  замуж
за людей, у которых  вместо  сердца  бутылка,  а  столько  же  мальчиков
тянутся к водке уже в подростковом возрасте!
   Словно подслушав эти мысли, Ксюша горестно вздохнула:
   - Хорошо, хоть детей у нас нет. А то  самой  мучиться  и  ребенка  на
плечах тащить!
   Я решила промолчать, убеждать  Ксюшу  в  чем-либо  бесполезно,  да  и
поздно уже, Павлика-то нет!
   - Теперь мне его хоронить надо, - тянула вяло Ксюша, водя пальцем  по
столу, - вот, не знаю только, что делать с поминками.
   - В каком смысле?
   - А в прямом. Устраивать или нет?
   - Надо же человека проводить, - рискнула я высказать свое  мнение,  -
совсем необязательно  закатывать  пир  на  весь  мир.  Позовите  друзей,
курочку пожарьте, салатик сделайте, не так уж и дорого выйдет!
   - У нас никого нет, - слабо отозвалась Ксюша.
   - Совсем? - удивилась я.
   - Да, родители Павлика умерли, мои тоже, вся родня ушла, только  я  и
осталась.
   - Тогда друзей соберите.
   - Павлик всех растерял, а тех, кто  с  ним  водку  хлебал,  звать  не
стану! - неожиданно сердито воскликнула Ксюша.
   Внезапно мне стало  жаль  этого  Павлика,  ну  есть  же  христианские
обычаи!
   - Своих подружек позовите. Ксения еще шире открыла глаза:
   - У меня их нет!
   - Коллег по работе.
   - Я не работаю. Я растерялась:
   - Почему? Болеете?
   - Не считаю нужным. Было отчего удивляться.
   - Но на что же вы живете? Ксюша пожала плечами:
   - Мне мало надо, практически ничего!
   - Но все же! Хоть раз в два дня есть  хочется,  одеваться  нужно,  за
квартиру платить.
   Ксения презрительно сморщилась:
   - Суета! Впрочем, одежду я беру на станции, тут недалеко, если  через
лесок пройти, платформа  имеется,  на  ней  магазин  секонд-хенд  стоит.
Хозяин раз в полгода выбрасывает непроданное, выставляет за дверь мешок,
берите просто так. С едой еще легче, на Теплой улице  супермаркет  есть,
очень дорогой, туда только богатые ходят. Чуть у продуктов срок годности
кончился, их в мусор отправляют, а харчи совсем свежие.
   Я передернулась. Ужасно, одевается в кем-то сношенные вещи,  питается
с помойки. Но почему?  Она  выглядит  вполне  здоровой,  только  излишне
худой.
   - Чем же вы целыми днями занимаетесь? - вырвалось у меня.
   Ксюша порозовела:
   - Стихи пишу, я поэтесса, закончила педагогический вуз,  имею  диплом
словесника.
   - Господи, - всплеснула я руками, - в школе, где  учатся  наши  дети,
как раз не хватает преподавателя русского языка  и  литературы.  Татьяна
Андреевна, директриса, вас с распростертыми объятиями примет.  Зарплата,
конечно, невелика, да и ездить далековато, но заработок  регулярный,  со
временем  вы  обрастете  частными   учениками,   сейчас   все   педагоги
репетиторствуют, вот жизнь и наладится...
   Ксюша презрительно сморщилась:
   -  Ну  уж  нет!  Я  человек  творческий,   совершенно   не   способна
прислуживать! И потом - дети! Это же катастрофа! Хотите, стихи свои  вам
почитаю?
   Я захлопала глазами, но не успела ничего сказать, потому  что  Ксения
подперла кулачком подбородок и тихо, монотонно завела:
   В белом поле тихий  ангел  вдруг  по  небу  пролетел,  Но  души  моей
сомненья он развеять не сумел, Грусть, тоску, печаль и горе ты  с  собою
забери. Мне ж... верни... верни,
   - Ой, забыла! Погодите! Сейчас!
   Ксюша вскочила и неожиданно быстро бросилась к подоконнику:
   - Где она? О господи, неужели опять потеряла?
   -  Что  вы  ищете?  -  спросила  я,  глядя,  как  хозяйка   судорожно
расшвыривает в разные стороны всякую мелочь.
   - Тетрадку, - чуть не со слезами ответила Ксюша,  -  я  в  нее  стихи
записываю. Привычка  у  меня  такая,  всегда  с  собой  ручку  носить  и
блокнотик, вдруг в голову  рифма  интересная  придет?  Потом  в  папочку
складываю, но иногда теряю листочки. Может, здесь?
   Она  открыла  допотопный  буфет,  порылась  на  полках  и   огорченно
воскликнула:
   - Нету!
   - Посмотрите в шкафу, - посоветовала я.
   - Туда я никогда не залезаю, - пояснила Ксюша, - там вещи Павлика.
   - Все же поглядите в ящике, вон в том, верхнем.
   - Да нет! Это исключено! Павел очень сердится, когда я  в  его  комод
залезаю. Потеряла!
   Ее широко распахнутые глаза начали наполняться слезами.  Не  считайте
меня хамкой, но я решительно встала и  подошла  к  гибриду  гардероба  с
комодом, невесть зачем стоящему на кухне. По своему опыту я хорошо знаю,
нужные вещи, исчезнувшие с глаз, как правило, находятся  в  тех  местах,
где их просто не может  быть.  Руки  резко  дернули  ящик,  он  оказался
неожиданно  тяжелым,  очевидно,  комодошкаф  делался  в  добрые   старые
времена,  когда  мебель  сколачивали  не  из   прессованных   опилок   и
пластмассовых пластин, а вырубали из цельного массива. Естественно, я не
удержала  каменно  тяжелый  ящик,  в  секунду  он  шлепнулся  на  пол  и
раскололся на части. Мне стало неудобно.
   - Ой, извините! Какая неприятность!  Ну  надо  же!  Сейчас  съезжу  в
хозяйственный магазин, куплю суперклей...
   - Тетрадка! - закричала Ксюша, бросаясь к  обломкам.  -  Ну  как  она
только здесь оказалась!
   Я присела около кучки вещей, вывалившихся на пол, и  стала  осторожно
собирать всякую ерунду. Однако этот Павлик,  похоже,  был  ребячлив.  Он
хранил перочинный ножик, какие-то непонятные,  но  явно  нужные  мужчине
железки, стеклянный  шарик,  разломанную  коллекционную  машинку.  Ксюша
самозабвенно перелистывала вновь обретенный блокнот.
   - Вот это очень хорошо получилось! Слушайте: "Черной луны серая тень,
улетая, уводит в забвение день..."
   Я, не слушая монотонные завывания, разглядывала руины ящика.  Похоже,
все не столь плохо, как мне показалось  вначале.  Он  не  раскололся  на
мелкие кусочки, а просто  развалился  на  составные  части,  и  починить
инвалида плевое дело. Сейчас всуну дно вот в эти желобочки,  прорезанные
в боковушках, потом прилажу "фасадную" часть... ага... не получается!
   - Птицей по небу несчастье летело, - как ни в чем не бывало талдычила
Ксюша.
   Похоже, ее просто переклинило на всем,  что  летает.  Хотя,  понятно,
поэты люди странные, о земном не думают, основную часть времени проводят
в небесах. Как же сложить ящичек? Похоже, нужно вот тут поднажать...
   Ксюша, закатив глаза и раскачиваясь, бубнила свое:

   Пар валит из-под желтых конюшен,
   Опускается Мойка во тьму...

   Я на секунду оторвалась от "конструктора".  Минуточку,  это  же  Анна
Ахматова! Я  очень  хорошо  знаю  это  стихотворение.  Ксюша  занимается
плагиатом. Впрочем, иногда с поэтами происходит такой казус.  В  голове,
словно ниоткуда, возникают строчки, и  рифмоплету  кажется,  что  он  их
только-только придумал. Но мне следует сложить ящичек,  так,  вот  сюда,
раз...
   Дно разломилось, на пол посыпались зеленые купюры. Я от неожиданности
вскрикнула:
   - Ой!
   Ксюша открыла затуманенные глаза, медленно  вернулась  из  заоблачной
дали и с удивлением воскликнула:
   - Это что?
   Несколько секунд мы рассматривали ассигнации, потом я пробормотала:
   - Деньги, доллары!
   - Откуда?
   - Похоже, у ящика имелось  второе  дно,  -  предположила  я,  -  оно,
конечно,  каким-то  хитрым  образом  открывалось...  Только  я  случайно
сломала его, слишком резко нажала, иначе, думаю...
   - Ну надо же! - неожиданно  воскликнула  Ксюша  и  быстро  подхватила
купюры. - Я совсем забыла про тайник!
   Но тут, поняв, что говорит лишнее, она осеклась и  попыталась  увести
разговор в другую сторону:
   - Сколько же здесь?
   Я окинула взглядом веер купюр в ее руке.
   - Похоже,  девятьсот...  Впрочем,  может,  внутри  еще  сто  долларов
остались? Неровная какая-то сумма!
   Прежде чем Ксюша возразила, я схватила дно ящика, потрясла... На  пол
плавно  спланировал  еще  один  "портрет"  выдающегося  американца  и...
фотография.
   Я машинально схватила снимок и испытала еще одно  потрясение.  Передо
мной была та самая карточка, запечатлевшая на пороге  ресторана  веселую
компанию,  отмечающую  день  рождения  Леньки  Сорокина.  Вот   Тина   в
обтягивающем розовом платье, сидящем  на  ней,  словно  перчатка,  рядом
Женька, который всегда и везде появляется в грязных джинсах, около  него
с застывшей улыбкой маячу я,  терпеть  не  могу  сниматься,  потому  что
выхожу на редкость уродливой. Возле меня Галка, вернее,  изображение  ее
тела, рук, шеи... а вот головы нет! Кто-то очень  аккуратно  вырезал  на
том месте, где она должна быть, дырку.
   - Вот дрянь, - опять вырвалось у Ксюши.
   - Кто? - быстро спросила я.
   - Да... одна из женщин, подруга моя, - зачастила Ксения, - муж у  нее
тоже пьет, прямо не просыхает, а она на квартиру собирает,  боится,  что
муж найдет и на бутылку сменяет, вот и попросила припрятать. Я,  правда,
не соглашалась, страшно дома чужие деньги держать, а вдруг пожар или вор
залезет, потом всю жизнь не  расплатиться.  Только  она  Павлику  деньги
всунула, а тот, дурачок,  согласился.  Шкафчик-то  раньше  моей  бабушке
принадлежал, тайничок она оборудовала, да Павлик про него знал.
   Я спокойно слушала ее быструю, с