ой? У нас уже живут собака Дюшка и кошка Клепа. Как они, в
особенности ревнивая киска, воспримут нового члена стаи? Потом, у Батона
небось блохи, но это самая легкоразрешимая проблема. А вот какую реакцию
выдаст Семен? Но не бросать же несчастного пса.
   И тут мне в голову  пришло  неожиданное  решение:  Кира  Водопьянова!
Почему я раньше не догадалась!
   Я свернула на МКАД. Кирка живет в Строгине, я быстро доеду.
   Водопьянова вполне счастливая женщина. Никаких особых  проблем  в  ее
жизни не было. Сначала Киру до безумия любили родители, потом она  вышла
замуж и  в  придачу  к  своим  заботливым  родственникам  получила  Анну
Ивановну, маму Глеба. Вы можете себе представить, что  свекровь  в  семь
утра несется на рынок, дабы купить невестке самых свежих яиц на завтрак?
Я - нет, но, оказывается, такое бывает. Анна Ивановна  искренне  считает
Киру своей дочерью и балует ее безмерно.
   Глеб никогда не ругается с женой, он даже с ней не спорит, на  работе
Киру любят коллеги. Денег ей хватает на все, квартира огромная, в гараже
стоят две машины, а на Минском шоссе построена отличная дача.
   В общем, живи да радуйся. Но в любой бочке меда  непременно  окажется
ложка дегтя. Тот, кто планирует наши судьбы, старается,  в  меру  своего
разумения, сохранить некую  справедливость.  Народ  давно  это  понял  и
придумал множество  пословиц  и  поговорок  на  данную  тему.  Ну,  вот,
например: "Не везет в карты, повезет в любви".
   Закон компенсации неприятностей.
   Кира не может иметь детей. Сначала она пыталась лечиться  и  объехала
всех врачей в нашей стране. Поняв, что официальная медицина не  способна
ей помочь, она бросилась к знахарям, колдунам и  бабкам-травницам.  Пила
какие-то  настои,  голодала  по  тридцать   суток,   занималась   йогой,
моржеванием, обтиралась снегом по системе Порфирия Иванова - без толку.
   Примерно месяца два назад Кира, приняв решение  больше  не  лечиться,
совершенно случайно столкнулась на улице с дряхлой  бабкой,  стоявшей  у
входа в магазин с клюкой в руке. Старушка, чисто одетая, в крепкой обуви
и цигейковой шубке, не выглядела нищей.
   - Доченька, - попросила она, - я плохо вижу, погляди кругом,  кошелек
у меня какие-то парни выхватили, с пенсией! Может, бросили где?
   Хорошая вещь, теперь таких не делают.
   Кира глянула на асфальт и  приметила  около  урны  потертый  кошелек.
Водопьянова подняла его - он был пуст - и спросила:
   - Сколько денег-то было?
   - Две триста, - пояснила старушка, - пенсию домой из сберкассы несла.
   - Что же  вы  одна  пошли,  -  покачала  головой  Кира,  -  грабители
выслеживают стариков, которых никто не сопровождает.
   - Одна я живу, - вздохнула старуха, - все мои поумирали.
   Водопьянова, жалостливая и вполне обеспеченная женщина,  вытащила  из
своей сумочки сначала две купюры по тысяче, потом еще три сотни,  сунула
их в бабкин кошель и сказала:
   - А вам повезло, деньги на месте, что-то бандитов спугнуло, не успели
все украсть! Держите, цела ваша пенсия.
   Старушка, взяв портмоне, потрогала купюры, вздохнула и вдруг сказала:
   -  Добрая  ты,  потому  и  счастливая.  Злой  человек  горе  к   себе
приманивает. Но есть и у тебя беда, ребеночка хочешь, а господь не дает.
   Кира вздрогнула, почти ту же фразу ей недавно сказало мировое светило
гинекологии, престарелый профессор Зак:
   - Вы, дорогая, совершенно здоровы, муж тоже, а детей бог не  дает,  и
тут медицина бессильна.
   - Но за твою доброту будет тебе награда, - тихо продолжала бабушка, -
может, и ребеночек родится!
   - Это навряд ли, - ответила Кира и собралась уходить.
   - Эй, погоди, - придержала ее старуха, - не торопись, а слушай,  если
хочешь родить, возьми к себе  бездомную  собаку.  Пригреешь  животину  и
забеременеешь.
   Кира машинально посмотрела в сторону автобусной  остановки,  где  под
скамейкой лежала дворняга.
   Бабушка перехватила ее взгляд и покачала головой:
   - Нет, не эту.
   - А какую?
   Старушка тяжело оперлась на палку.
   - Собака сама придет и на коврик у твоей двери сядет, жди.
   Кира махнула рукой и пошла  в  магазин.  Около  двери  она  почему-то
оглянулась и не увидела пенсионерку. Длинная, прямая  как  стрела  улица
вся просматривалась, но небольшой фигурки, опиравшейся на  клюку,  нигде
не было. Старушка словно испарилась.
   Неделю назад Кира позвонила мне и, поболтав о том о  сем,  неожиданно
сказала:
   - Конечно, я понимаю, что глупо, но каждый  день  по  шесть-семь  раз
выглядываю на лестницу, вдруг  эта  обещанная  собака  придет?  Бабушка,
наверное, сумасшедшая, как ты считаешь?
   В ее голосе звучала такая надежда, что я  не  посмела  сказать  ей  о
своем истинном отношении к происшествию. И вот теперь мне  предоставился
случай помочь Кире.
   Батон спокойно устроился на коврике под дверью.
   - Сиди, - строго велела я, - не смей шевелиться. Сейчас выглянет твоя
будущая хозяйка.
   Сомневаюсь, конечно, что она в таком возрасте сумеет родить  ребенка,
тебе придется заменить ей детей, понял? Кира добрая,  отмоет,  откормит,
все у тебя будет хорошо. А теперь жди!
   С этими словами я нажала на звонок и сбежала  на  один  пролет  вниз.
Только бы Батон не последовал за мной! Но пес остался на коврике. Может,
он сильно ослабел, а может, понял мои слова?
   Через секунду я услышала голос Кирки:
   - Мама Аня! Собака! Она пришла!!!
   - Говорила же тебе, - раздался мягкий говорок свекрови, - подожди,  и
все получится. Какой худой!
   - Иди сюда, миленький.
   - Не бойся, ну, заходи.
   - Мама Аня, свари кашу, на молоке. Наверное, нельзя ему сразу мясо.
   - Сейчас, сейчас...
   Продолжение разговора я не услышала, дверь захлопнулась.
   Я осторожно пошла вниз.  Что  ж,  Батону  будет  хорошо,  его  судьба
коренным образом переломилась, но мои дела обстоят очень плохо. Я ни  на
шаг  не  продвинулась  в  поисках  таинственного  предмета.   И   сейчас
необходимо ехать на улицу под  названием  "Черное  озеро".  Порывшись  в
атласе, я нашла ее в районе Новокосина и загрустила. Опять пилить  через
весь город! Правда, можно воспользоваться МКАД.
   Не успела я подумать, как лучше добраться  до  Кольцевой  автодороги,
как заверещал мобильный.
   - Пуся моя, ты где? - поинтересовался Федор.
   Я вздрогнула.  Вот  черт!  Ну  совершенно  забыла  про  то,  что  мне
предстоит сегодня вступать в  некое  литературное  сообщество,  и  вновь
натянула джинсы с футболкой.
   - Надеюсь, ты не опоздаешь, как всегда? - продолжил Федор.
   - Разве можно, - забубнила я, - несусь на всех парах.
   - Куда?
   - На встречу!
   - Цыпа, ты врушка.
   - Я всегда говорю только правду! - рассердилась я.
   - А вот и нет, котя, сейчас ты лжешь.
   - Еду со всей возможной скоростью!
   - Котя, я же не сказал тебе адрес.
   Я осеклась. Действительно!
   - И куда же ты столь стремительно несешься? - издевался пиарщик. -  В
каком направлении торопишься, пуся?
   -  Ну..,  в  Центр.  Логично  предположить,   что   сия   организация
расположилась  где-то  в  пределах  Садового  кольца.  -  Я   попыталась
исправить положение.
   - Женская логика особенная штука, - хмыкнул  Федор,  -  давай,  котя,
разворачивайся! Тебя ждут на улице 26 Бакинских комиссаров!  За  полчаса
успеешь?
   - У меня же не вертолет! Повсюду пробки!
   - Уж постарайся, пуся. И вообще, слушайся меня, и тогда будет у  тебя
вертолет, подводная лодка и  авианосец,  торопись,  одно  колесо  здесь,
другое там!
   Я, судорожно сжимая руль, перестроилась в  скоростной  ряд.  Когда  я
стала писать детективы, то совершенно не подозревала,  насколько  суетно
ремесло писателя. Наивно полагала, что буду сидеть день-деньской в тихом
углу, излагать мысли на бумаге, издавать книги и получать гонорары.
   Но после  выхода  в  свет  "Гнезда  бегемота"  я  сделала  неприятное
открытие: спокойное существование, когда вы  принадлежите  только  себе,
закончилось безвозвратно. Надо встречаться с журналистами, выступать  на
телевидении, получать идиотские призы,  а  теперь,  оказывается,  еще  и
вступать во всякие сообщества. Меня, как говорит Кристя, крючит и ломает
при виде толпы, но куда деваться? Назвался груздем - полезай в кузов. Не
всегда слава приносит радость, я, например, получила одни  неприятности.
Недели три назад я обнаружила, что у нас закончился хлеб, и понеслась  к
метро. Естественно, мне и в голову не пришло наложить макияж.
   У тонара с батонами меня схватила за рукав тетка и заголосила:
   - Ой, узнала! Видела тебя по телику! Вот класс! Ты  чего,  по  улицам
ходишь?
   - Хожу, - кивнула я, - куда деваться?
   - Ну, все знаменитые на  "Мерседесах",  за  харчами  у  них  прислуга
бегает.
   Я промолчала и стала запихивать нарезной в пакет. Что можно  ответить
на подобное заявление? Совсем не все деятели искусства имеют даже "Оку".
   Но тетку мое молчание вовсе не смутило.
   - А что у тебя с лицом? - всплеснула она руками.
   Я машинально глянула в стекло ларька, пригладила волосы и ответила:
   - Все как всегда, кажется!
   - А вот и нет! - завопила баба. - По телику ты хорошенькой  казалась:
глаза большие, губки пухлые, кожа нежная. А сейчас! Господи! Вместо глаз
щелки, рта нет.., и желтая вся какая-то... Ты здорова?
   Я весьма невежливо повернулась и побежала  к  Дому.  По  дороге  меня
охватило негодование. Что с моим лицом? Ничего!  Оно  всю  жизнь  такое.
Просто я выбежала, не накрасившись, в натуральном виде, так сказать, вот
глупая бабенка и испугалась. Да,  теперь,  похоже,  нельзя  высовываться
наружу, не наложив слоя штукатурки на физиономию.
   Тяжело вздыхая, я добралась до длинной улицы, носящей имя  несчастных
двадцати шести молодых людей, павших из-за того, что  Ленину  захотелось
силой втащить народ в светлое будущее, и стала глазеть на номера  домов.
Естественно, пришлось разворачиваться.
   Наконец я  добралась  до  нужного  здания  и  сразу  увидела  Федора,
сидящего в сверкающем "Форде".
   - Пуся! - воскликнул он. - Солнце мое!
   Опять ты в джинсах!
   И не передать вам, как мне надоел Федор! Но куда  деваться?  Я  молча
заперла  "Жигули"  и  побрела  за  мучителем.  Мы  вошли  в   помещение,
напоминающее кабинет литературы в средней школе.
   Небольшая  комната  была  заставлена  самыми  простыми   шкафами   со
стеклянными дверцами.
   Для того чтобы посторонние глаза не увидели содержимого полок, чья-то
аккуратная рука завесила стекла насборенными  занавесочками.  По  стенам
были развешаны портреты великих писателей и поэтов:  Пушкин,  Лермонтов,
Грибоедов... Меня всегда поражало: почему  все  литературные  портретные
ряды начинаются с Пушкина? Спору нет, Александр Сергеевич был  гениален,
но ведь история стихосложения на Руси пошла не с  него,  были  и  другие
великие. Державин, в конце концов,  которого  потомок  Ганнибала  считал
своим учителем.
   На шкафчиках стояли гипсовые бюсты тех же литераторов, а между окнами
висел плакат: "Всему хорошему в себе я обязан книге". Подписи под фразой
не было. И я стала припоминать ее автора.
   Кажется, Горький.
   -  Садись,  -  велел  Федор  и  пихнул  меня  в  сторону  ободранного
колченогого стула.
   Я устроилась  на  протертом  сиденье  между  двумя  мрачно  молчащими
личностями: женщиной с  распущенными  темными  волосами  и  мужиком  лет
шестидесяти, чей пиджак обильно покрывала перхоть.
   - Подожди, - сказал Федор и ушел.
   - Так волнуюсь, - вздохнула женщина и рукой, на которой звенело  штук
двадцать браслетов, стала поправлять челку, - просто ужасно.
   Господи, сейчас выгонят, как считаете?
   Поняв, что вопрос относился ко мне, я решила успокоить даму:
   - Не переживайте. Подумаешь, ерунда!
   - Что вы такое говорите? - воскликнул мужчина. - Это же  самое  яркое
событие в жизни! Там сам Катенин председатель.
   Я помолчала пару секунд, потом не выдержала и робко спросила:
   - Кто такой Катенин?
   Мужик поморщился, как от зубной боли.
   - Вы вообще зачем сюда явились?
   - Ну.., э.., вступать в общество "Литературные деятели и прогресс".
   -  Понятно,  -  процедил  дядька,  потом,   обежав   меня   взглядом,
поинтересовался:
   - Пишете или переводите?
   - Сочиняю.
   - И, позвольте узнать, в каком жанре?
   Я вытащила из сумочки "Гнездо бегемота".
   - Вот, первая была. Вообще-то я  уже  три  издала,  сейчас  четвертую
пишу.
   Мужик  скривился  так,  словно  глотнул  случайно   вместо   лимонада
растительное масло.
   - Это повесть о любви?
   - Нет, детектив.
   - Детектив?
   - Да.
   - Криминальный роман???
   - Ну да.
   - Какая гадость!
   - Почему? - воскликнула я.
   Но дядька отвернулся в сторону. Тетка в браслетах начала  мелко-мелко
креститься. То ли  она  испугалась,  увидав  "Гнездо  бегемота",  то  ли
просила у господа  поддержки  перед  тем,  как  окажется  у  стола,  где
заседает приемная комиссия.
   - А ну, дайте, - выхватил у меня "Гнездо бегемота" дядька, - скажите,
пожалуйста, замечательная бумага. Вот, Милада Сергеевна, гляньте, всякую
дрянь великолепно издают, а  мой  сборник  рассказов  просто  на  газете
напечатали!
   Я вздрогнула и спросила:
   - Тут Смолякова?
   - Где? - насупился дядька.
   - Но только что сказали: Милада Сергеевна!
   - По вашему мнению,  эта  детективщица  единственная,  имеющая  право
носить такое имя и отчество? - злобно сказала дама с браслетами и  взяла
"Гнездо бегемота". - Да, Арсений Викентьевич, вы абсолютно правы! Убогое
содержание, отвратительный сюжет, а полиграфия на высоте!
   Мне стало обидно.
   - Но вы же не читали моей повести!
   - И не стану,  -  резко  ответила  тезка  Смоляковой,  -  к  подобной
литературе я даже щипцами не прикоснусь.
   - Откуда же вы знаете, что в ней все плохо? - не успокаивалась я.
   -  Милочка,  -  скривился  Арсений  Викентьевич,  -   у   вас   какое
образование?
   - Десять классов,  -  ответила  я  сущую  правду,  в  силу  некоторых
семейных обстоятельств мне пришлось бросить обучение  в  институте  .
   Арсений Викентьевич закатил глаза:
   - Боже! Со свиным рылом в калашный ряд! Да  Катенин  вас  никогда  не
примет, лучше сразу уходите, не позорьтесь!
   - Вы знаете, кто такой Катенин? - спросила Милада Сергеевна. - Он сын
того самого Катенина!
   - Какого? - не поняла я.
   - Да уж! - вздохнул Арсений Викентьевич. - Вы же детективы  клепаете,
истории литературы не знаете.  Был  такой  Петр  Александрович  Катенин,
поэт, драматург, переводчик, историк и теоретик литературы...
   - Может, Павел Александрович, - перебила его я,  -  современник  А.С.
Пушкина? Умер в 1853 году.
   - Он самый, - процедила Милада Сергеевна,  -  так  вот,  председатель
организации  "Литературные  деятели  и  прогресс"  -  его  сын,   Михаил
Семенович.
   - Но этого не может быть! - покачала я головой.
   - Почему? - в один голос воскликнули коллеги по перу.
   - Ну, во-первых, тот Катенин был Павел, а отчество этого Семенович, а
во-вторых, сколько же ему  лет?  Даже  если  предположить,  что  ребенок
родился  в  год  смерти  отца,  и  то  выходит  больше  ста  пятидесяти.
Нестыковочка получается!
   - Значит, он внук, - нахмурился Арсений Викентьевич.
   - Тоже маловероятно, уж скорей праправнук!
   А что он пишет?
   - Кто? Михаил Семенович? - удивилась Милада Сергеевна.
   - Да.
   - Он знаток русского языка, председатель...
   - Это я поняла, - довольно бесцеремонно перебила я даму, - сам-то  он
что написал? Роман, повесть?
   - Михаил Семенович написал изумительную вступительную статью к стихам
своего предка, - завела Милада Сергеевна, - он работал семь лет!
   Десять страниц!
   - Десять страниц за семь лет?!
   Арсения Викентьевича опять перекосило.
   -    Глубокоуважаемая    автор..,    э..,    криминального     чтива,
литературоведческая статья - это не ваши  на  скорую  руку  сляпанные..,
э...
   - А кем он работает? - перебила я дядьку.
   - Как? Вы не поняли? Михаил Семенович теоретик литературы!
   - Значит, никакого дополнительного заработка, кроме гонораров, он  не
имеет!
   Милада Сергеевна торжественно кивнула.
   - Да!
   - Надо же, - искренне восхитилась я, - сколько же ему платят, если он
может десять страниц семь лет писать.
   Милада Сергеевна обозлилась:
   - Михаил Семенович выше меркантильных интересов!
   Я кивнула. Трудно поверить в то, что господин Катенин ходит  голым  и
босым по улице, и потом, хоть раз в два дня кушать надо.  Следовательно,
сей гений от литературы сидит на шее либо у жены, либо у матери.

Глава 28

   Внезапно дверь распахнулась и в комнату влетела заплаканная девушка в
длинной, почти до пола, юбке.
   - Не принял? - воскликнули Милада Сергеевна и Арсений Викентьевич.
   Девица махнула рукой и ушла.  Милада  Сергеевна  снова  закрестилась,
Арсений Викентьевич начал ломать пальцы.
   - Тараканова, - раздалось из-за двери,  -  псевдоним  Арина  Виолова,
входите.
   - Мы раньше пришли! - возмутилась Милада Сергеевна, но я уже  открыла
дверь.
   Я очутилась в крохотном помещении, посреди которого  высился  длинный
стол, покрытый зеленым сукном. За ним сидели три человека,  все  мужчины
неопределенного возраста, с грязными волосами и в  засаленных  пиджаках.
На углу столешницы сверкал стеклянный графин с водой. Не хватало  только
трибуны и ведущей к ней красной ковровой дорожки, чтобы у человека моего
возраста  возникли   ассоциации:   торжественное   заседание   парткома,
посвященное празднику, например труда.
   У окна на стуле скромно сидел  Федор.  Мужик  с  желчным  завистливым
лицом резко спросил:
   - Арина Виолова?
   - Да.
   - Ваше образование?
   - Среднее.
   Мужчины переглянулись, потом крайний слева протянул:
   - И что вас потянуло в литературу?
   Я пожала плечами:
   - Трудно сразу ответить.
   Дядечка, возвышавшийся справа, ткнул пальцем в стопочку моих книг:
   - Вы издаете это за свой счет?
   - Нет, конечно, меня выпускает "Марко".
   - И платит вам гонорар? - оживился средний.
   - Естественно.
   В комнате возникло молчание. Мужчины  глядели  на  меня,  я  на  них.
Наконец мне стало совсем неудобно, и я робко спросила:
   - Может, мне вам стихи Пушкина прочитать?
   - Вы понимаете,  что  своей  литературой  портите  русский  народ?  -
налетел на меня левый, тряся "Кошельком из жабы".
   - Вместо того чтобы  обучать  читателя,  подтягивать  его  до  своего
уровня, вы суете ему жвачку, - просипел правый.
   - А текст! - взвился средний. - Да  у  вас  в  некоторых  фразах  нет
сказуемого! Иногда даже подлежащего. Вот, например, "Вечерело". Это что,
а?
   Да мы с младших классов знаем...
   Федор кашлянул:
   - Михаил Семенович!
   Катенин  вдруг  замер.  Его  маленькое  личико  ленивого   неудачника
сморщилось.
   - Хорошо, Арина, мы принимаем вас в организацию "Литературные деятели
и прогресс".
   Вымолвив эту фразу, он вытащил из стола красную книжечку и швырнул ее
мне. Совершенно ничего не  понимая,  я  вышла  в  комнату,  где  маялись
Арсений Викентьевич и Милада Сергеевна.
   - Выгнали с позором? - радостным голосом осведомилась дама.
   - Да нет, - ответила я, демонстрируя удостоверение, - приняли!
   Оказавшись на крыльце, я усмехнулась и сказала Федору:
   - Представляю, чего стоило упросить этого напыщенного прыща принять в
общество автора детективов.
   - Ну не так уж и дорого, - хмыкнул Федор,  отпирая  "Форд",  -  всего
триста баксов.
   Какое-то мгновение я переваривала услышанное, потом воскликнула:
   - Ты дал каждому триста долларов за то, чтобы они меня приняли?
   - Нет, - улыбнулся пиарщик, - триста на всех!
   - С ума сойти! А казались такими принципиальными, - только  и  сумела
выговорить  я,  -  значит,  тебе  надо,  чтобы  у   меня   имелось   это
удостоверение?
   Федор терпеливо объяснил:
   - Многим слова "Член организации "Литературные  деятели  и  прогресс"
кажутся своеобразным знаком качества. Укажем это  на  оборотной  стороне
твоих книг, они станут лучше раскупаться. Поняла, котя?
   Я кивнула, но в