т себе опускаться до фонограммы, берегут голос и реже концертируют. Но в любом случае, прежде чем разбираться с "фанерщиками", надо решить проблему пиратов!"
     Что, Дымов не понимает, отчего несчастные артисты "дудят под фанеру"? Наверное, следовало сказать критику, что он злопыхатель, но я решила вежливо поставить Павла на место:
     - Фонограмму надо записать, согласитесь, это тоже труд, а потом еще приходится во время концерта плясать, улыбаться. Я, например, на такое не способна, меня никакая запись не спасет! И потом, если публике это нравится, то пусть будет.
     - Кошмар, - взвился Дымов, - из-за таких, как вы, наша эстрада похожа на помойку! Одни "фанерщики" и "прожекты". Где интересные лица? Где голоса?
     Неожиданно мне стало обидно.
     - А Николай Басков?
     - Фу, он предал оперу! И потом его прическа!
     Верх безвкусицы!
     - Кристина Орбакайте?
     - Пожарная каланча!
     - Группа "Тату"!
     - О боги! У них юбки попу не прикрывают!
     Лучше уж замолчать. Музыкальный критик, в первую очередь обращающий внимание на прическу, рост, длину юбок, на мой взгляд, не может считаться профессионалом. Но кто-то словно тянул меня за язык:
     - Ладно, возьмем Газманова.
     - С ума сойти! Он же на сцене через голову кувыркается.
     - А Земфира?
     - Она хулиганка.
     - Валерия...
     - Тут и говорить не о чем! Нарожала кучу детей!..
     - Заметьте, от законного мужа!
     Дымов захлопнул рот, моргнул и снова начал капать ядом:
     - А где музыка? Слова? Голос? А одежда? Катастрофа! Петь надо лучше!
     - Как? Объясните?
     - Лучше! Мне не нравится, как эти все визжат.
     - Но публика в восторге!
     - Зал любое дерьмо съест, - Дымов пошел вразнос, - и Алену Алину, и.., и.., в общем, всех, вместе с "Дискотекой Аварией".
     Я хотела сказать, что люблю Алину вкупе с парнями, придумавшими здоровскую песню про Новый год, и что не только я получаю удовольствие от песен Алены и "Аварии", но не успела.
     - Встречайте, - завопил ведущий, - Майя Капкина, молодая, подающая надежды, любовь самого.., те, не будем говорить, и так все знают, да, ребята?
     Публика радостно захихикала.
     - Уроды, - припечатал Дымов.
     - Кто? - решила уточнить я.
     - Все! И публика, и певцы! Ненавижу их!
     - Зачем тогда сюда пришли?
     Дымов скривился.
     - Многоуважаемая автор детективных романов! Я - ведущий критик известного издания и вынужден посещать сии шабаши, дабы дать потом абсолютно правдивый отчет в газете "Новости культуры".
     - Вы напишете, что весь зал рукоплескал Алиной? Что Алену вызывали семь раз бисировать?
     - Глупости, это не входит в мою задачу. Я обязан объяснить народу: Апина - это зло. Нас спасет Чайковский и, кстати, Лев Толстой, а не детективы.
     Сделав выпад в мой адрес, Павел уставился на сцену и рявкнул:
     - Еще одна! Откуда они только выползают.
     На сцену выбежала Майя. На ней было узкое платье до середины колена, нежно-розовое, очень красивое, украшенное искусственным мехом.
     - Ну и народ, - наливался желчью Дымов, - что за непристойность.
     - Отчего же? Ноги у певицы почти закрыты.
     - Фу!
     Из динамика полился голос. Я вздрогнула, вот уж не ожидала, что он у Майи такой сильный, мощный, летящий. Зал замер. Я тоже оцепенела, но через секунду удивилась до обморока. Во-первых, музыка была страшно знакомой, мелодию исполнял симфонический оркестр, а во-вторых, текст!
     "Я к вам пишу, чего же боле!"
     Господи, это же ария Татьяны из оперы Петра Ильича Чайковского "Евгений Онегин"! С какой стати Майя исполняет ее?
     Я взглянула на девочку. Майечка, стоя на одном месте, раскачивалась у микрофона. Ее тоненькая шейка была вытянута до предела, руки закрывали поднятое вверх лицо, ни глаз, ни носа не было видно, рта, впрочем, тоже.
     Чем дольше лилась песня, вернее, ария, тем больше меня охватывало восхищение пополам с глубочайшим изумлением. Теперь мне понятно, отчего Волков мигом ухватился за Майю! Девочка уникально талантлива! Но где она научилась так петь? Конечно, я профан в музыке, но, на мой совершенно дилетантский взгляд. Майе впору выступать не только в Большом театре. Ее с восторгом возьмет "Ла Скала"! Неужели Лариска никогда не слышала свою дочь? Да быть того не может!
     Повисла секундная тишина. Потом зал взорвался аплодисментами. Публика засвистела, затопала ногами, застучала руками по подлокотникам кресел...
     Я повернулась в Дымову:
     - Ну и как?
     Желчное лицо Павла сморщилось и стало похоже на мордочку старого шимпанзе.
     - Отвратительно! Эти слова! Наверное, какая-нибудь Рубальская их наклепала! Она для многих пишет!
     - Лариса Рубальская отличный поэт, - сказала я, - ее песни сразу становятся хитами.
     - Лучше молчите! Что она для этой девочки накорябала! Ни рифмы, ни смысла. Про музыку лучше помолчим. Современные, так сказать, композиторы не имеют ни малейшего понятия о гармонии, композиции и прочих изысках. Что в голову влетело, то и наваяли. А какие деньги зарабатывают! Вон сидит Игорь Роков, шлягерщик, тьфу!
     Так он сюда на иномарке прикатил, а я на автобусе. Вот как в нашей стране все устроено. Умный, тонкий, понимающий музыку человек на своих двоих топает, а этот, язык не поворачивается его композитором назвать, на иномарке! И загородный дом имеет, и квартиру, и...
     Дымов задохнулся от душившей его зависти.
     - Почему вам не пришлась по душе недавно прозвучавшая музыка? - едва сдерживая смех, спросила я.
     - Чайковского надо слушать! - процедил Дымов. - Выучить наизусть, как я, может, тогда собственное ничтожество понятно станет. Впрочем, я устал вести с вами пустые разговоры, да и не ровня вы мне, деточка, ни по уму, ни по таланту, ни по жизненному опыту! Читайте в пятницу "Новости культуры", вот там я дам беспристрастную, профессиональную, совершенно правильную оценку происходящему! Кстати, вы сами оделись непозволительным образом. В джинсы!
     Завершив обличительную речь. Дымов встал и пошел к выходу. Я молча смотрела ему вслед. Ситуация перестала меня веселить. Интересно, сколько высоколобых критиков, призывающих с пеной у рта: "Давайте соберем все любовные романы, фантастику, детективы и сожжем их вместе с авторами на помойке", читали классику?
     Кто из ярых ценителей "высокой" литературы на самом деле знаком с Флоренским или на худой конец с Достоевским? Кто наслаждается, перечитывая на ночь оды Ломоносова? Кто хорошо изучил Гончарова? И кто помнит Вяземского, Баратынского, Одоевского? Какое количество критиков носит в портфеле сборник Гумилева или Хлебникова? Ох, боюсь, правды нам не узнать! Меня терзают смутные подозрения, что наши критики - это неудавшиеся режиссеры, актеры, музыканты и писатели. У самих не получилось создать нечто свое, вот и топчут из зависти более удачливых и работоспособных. Потому что если ты состоявшаяся личность, то тебе в голову никогда не придет мысль говорить гадости о творческих людях, ехидничать по поводу их одежды, количества бывших мужей и внебрачных детей. Настоящий критик - это педагог, не только очень деликатно и умело показывающий недостатки, но и объясняющий, как их исправить. "Работать надо лучше", "петь следует вдохновеннее" - это же просто атас!
     Такие фразы можно сказать любому! Но где у нас мудрые педагоги и где конструктивная, не исходящая желчью критика?
     Я встала и увидела в кресле Дымова плоский серебряный кругляшок. Очевидно, из кармана критика выпал плеер. Сознавая, что поступаю неприлично, я включила его, интересно, что тонкий ценитель слушает для души? Моцарта, Вивальди?
     Или Баха? А может, Прокофьева?
     "Все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо, я это знаю, знаю..."
     Верка Сердючка, в миру Андрей Данилко!
     Сначала я расхохоталась, потом бросила ни в чем не повинный плеер в кресло. Я не имею ничего против Сердючки. Может, вы сочтете меня дурой, но я люблю, когда обещают: "Все будет хорошо". Просто очень жаль эстрадных певцов, которые попадают под обстрел таких, как Павел Дымов. Если бы я могла познакомиться с ними, то сказала бы: "Ребята, наплюйте на всех! Посмотрите в зал! Видите поднятые вверх руки? Вы поете для этих людей. Всем понравиться нельзя. Если доставили радость хоть одному человеку, уже жили не зря!"

***

     Увидав Майю, я воскликнула:
     - Ты гений!
     - Издеваешься, да? - хмуро спросила девочка.
     - Нет, конечно! Голос у тебя просто волшебный! Но зачем тебе эстрада? Ты сделаешь головокружительную карьеру на оперной сцене!
     - Замолчи.
     - Почему? Ты необычайно талантлива! Если сейчас, даже не выучившись, ты так поешь, то что же будет, когда окончишь консерваторию?
     - Урод! - затопала ногами Майя. - Кретин!
     Чмо!
     - Кто? - вздрогнула я.
     - Ты ничего не поняла?
     - Нет!
     - Я бедная! Нищая! Вот что случается с людьми, которым не хотят помогать.
     - Ты о чем?
     - У меня нет своего звукооператора! Я одна-одинешенька пробиться пытаюсь, - накинулась на меня Майя, - от тебя помощи никакой! Вообще! Спасибо фотки сделать помогла! Принесла я сейчас в клуб "фанеру", Сара пообещала, что их работник ее поставит, а что вышло?
     - Не понимаю тебя, извини!
     - Вчера в "Кото" был юбилей какой-то старперши, - взвилась Майя, - она велела классику гонять, ну и перепутал сегодня местный недоумок диски! Поняла? Не мое он поставил! Врубилась теперь? Это прима из Большого пела! Она-то уже выучилась и в Италии стажировалась! Я чуть не свалилась, когда звук пошел, хорошо, сообразила морду вверх задрать и лицо прикрыть! Стою, качаюсь, и только одного боюсь: сейчас этот придурок спохватится и поменяет диски! Слава богу, он полный профан! И не понял, что к чему!
     Я молча смотрела на бушующую Майю. Действительно, хорошо, что звукооператор ничего не смыслит в опере. Впрочем, публику, состоявшую из школьников, тоже обвели вокруг пальца, не заподозрил ничего неладного и "музыковед" Дымов.
     Дебют Майи можно считать удавшимся. Вот уж права поговорка: не было бы счастья, да несчастье помогло!

Глава 24

     Домой я поехала одна. Майя успела помириться с матерью. Ларка позвонила на мой мобильный и заорала:
     - А ну позови ее, знаю, она у тебя сидит! Ишь, сотовый вырубила!
     Не рискнув сказать подруге, что ее дочь лишилась мобильного, я сунула девочке свою трубку.
     Пообщавшись с мамой. Майя торжествующе воскликнула:
     - Во, говорила же! Больше часа она злиться не способна! Ладно, я домой потопала! До завтра.
     - Погоди, провожу тебя, уже поздно, одной нельзя разгуливать в такое время, - сказала я.
     Майя глянула на меня и хмыкнула:
     - Какой от тебя толк? Такси возьму. Лучше думай о том, чтобы моя песня на "Русском радио" зазвучала. Ей-богу, я повешусь, если ничего не выйдет!
     Взметнув копной волос, Майя убежала, а я побрела к метро. Усталость давила на плечи. Что-то ничего хорошего у меня не получается! Олег обиделся на жену, мобильный у Куприна выключен, сам он мне не звонит. Кто убил Волкова и по какой причине - я не знаю. Есть очень слабые, шаткие версии. Ну типа такой: неизвестная личность решила отомстить Архипу и прирезала Романа. Все вокруг знали о плохих отношениях продюсера и радиомагната. Да еще я подлила масла в огонь своим рассказом об их драке! Но кто инициатор преступления? По какой причине он ненавидит Сергеева? Я слышала, как Вера крикнула Крыжовникову: "Ты убил!" Может, это правда? Они не поделили доходы, и Сергей принял меры?
     Ох, никогда мне не разобраться в этом деле!
     Тычусь как слепой крот в разные стороны, и никаких ниточек.
     В вагоне было почти пусто, я села на диванчик, борясь со сном. Сейчас приду домой, выпью чаю, съем.., да, похоже, поесть мне не удастся! Может, купить по дороге чего-нибудь? А то голод ледяной рукой сжал желудок.
     Двери вагона плавно разъехались, впустив внутрь молодую женщину с бледным до синевы лицом.
     Она села около меня, поставила на пол большой, туго набитый пакет и вытащила из сумочки книжку в яркой бумажной обложке. Я машинально глянула на издание. Смолякова! Вся страна ее читает, мне далеко до этой писательницы. Ну почему господь, обучив госпожу Тараканову выдавать связный текст, лишил ее буйной фантазии? Отчего я могу описывать только произошедшие со мной события?
     Соседка моя продолжала рыться в сумке. На пол с тихим стуком упал мобильный. Я наклонилась, подняла его, протянула растеряхе и тут только поняла, что держу не сотовый, а пульт от телевизора.
     - Спасибо, - улыбнулась женщина, - к вечеру так устанешь, что даже руки трясутся.
     - Но зачем вам дистанционный пульт? - не сдержала я удивления. - Это не та вещь, которую нужно носить с собой!
     Соседка усмехнулась:
     - Ага! Я согласна. Да вот муж у меня козел!
     Сидит дома, ни хрена не делает, на работу не ходит, пятый год устраивается, а кушает каждый день, по три раза. А уж какой ленивый! С дивана не стащить! Мало того что балбес, так еще права постоянно качает. И дура у него жена, и толстая, и уродина! Я вообще-то привыкла к оскорблениям и все его пакости игнорирую, но сегодня утром отчего-то мне так обидно стало! Прямо до трясучки, ну я и решила ему отомстить. Во, пульт от телика с собой взяла. Весь день козлу пришлось вставать с дивана и переключать каналы! Классно я придумала, скажи, разве нет?
     Я кивнула и пошла к выходу. Однако оригинальный способ отомстить супругу, мне такое в голову не приходило!

***

     Супермаркет был закрыт. Надежда купить что-то вкусное, уже готовое, типа курочки на вертеле, умерла. Я безнадежно смотрела на бумажку, прикрепленную к стеклу скотчем. "Извините. Не работаем по техническим причинам!" Ладно, возьму просто батон. Но и железный вагон, где я всегда покупаю хлеб, был украшен объявлением "Нет света". Я поежилась. Есть хочется невыносимо, но вблизи моего дома заперты все торговые точки.
     Может, сесть на метро, проехать остановку и купить хот-дог? Не факт, что он там есть. Ладно, нужно смириться с обстоятельствами, утешу себя тем, что на ночь поглощать пищу очень вредно, это ведет к ожирению, страшным болезням и преждевременной смерти. Если откажусь от жирного, жареного, копченого, сладкого, алкоголя, то проживу двести лет.
     Голод сжал желудок. В голову полезли другие мысли. Оно мне надо? Куковать на этом свете два столетия? Существовать одной? Олегу-то без шансов протянуть столько. Он большой любитель вредной еды вкупе с пивом! Значит, Куприна не будет, а я живи себе дальше, здоровенькая...
     От подобной перспективы мне стало не по себе.
     И тут я наткнулась на лоток. Толстый мужик, несмотря на июнь одетый в ватник, сидел на ящике, перед ним маячил стол с самыми обычными, допотопными весами, не электронными, а простыми, с железными чашками. Возле прибора громоздился эмалированный противень, а на нем лежали тушки цыплят.
     - Это что? - удивилась я.
     - Кура, - меланхолично сообщил дядька, - бери, недорого.
     - А почему вы ночью торгуете? - насторожилась я.
     Нынче время такое, надо держать ухо востро, если товар предлагают в неурочный час, да еще задешево, дело явно нечисто.
     - С колхозу мы, - пояснил мужик, - вернее, с акцыянерного общества "Вперед". В Москву курей привезли. Нам их надо распродать и домой подаваться, оттого и кукую тут. Народ в столице ваще не спит, идут помаленечку, курчат хапают. Ты не сомневайся, они свежие, только что на лоток выложил, из холода. Во, вишь, машина? В ей рефрижератор есть! Санька спит, а я торгую.
     Я поколебалась пару секунд, но очередной приступ голода заставил меня поступиться принципами.
     - Давай вон ту, нижнюю, необветренную.
     - Хозяин барин, - кивнул мужик, вытащил тощего курчонка и шмякнул в чашку, - два кило без ста граммов.
     Я удивилась. Несчастная тушка походила на скелетик, обтянутый кожей.
     - Сколько?
     - Кило пятьсот! - тут же сбавил вес торговец.
     - Не может быть!
     - Почему?
     - Да в цыпе и килограмма нет.
     - Не.., глянь гирьки! Все без обмана.
     Потом, заметив на моем лице сомнение, мужик почесал шею и заявил:
     - Жизнь у него, у куря, тяжелая была, вот и весит теперь столько, вместе с горем! Бери.
     Я сняла тушку цыпленка, а потом быстро приподняла чашку. Так и есть, на железной распорке лежит пластинка. Старая уловка советских продавцов, они подкладывали в это место пятаки. Невелика монетка, весит мало, а за рабочий день хороший бакшиш набегает.
     - Это что? - спросила я.
     - Где? - напрягся мужик.
     - Вот.
     - Цыпа.
     - Ниже.
     - Чашка.
     - А под ней!
     - Ничего не вижу, - придуривался торговец.
     Я положила курчонка на поднос.
     - Не берешь? - забеспокоился дядька.
     - Нет.
     - Чего так?
     - Жалко есть несчастного, - усмехнулась я, - прямо слеза прошибает, такой он тяжелый от горя!
     - Он девятьсот граммов весит, - быстро сказал дядька, - я ошибся немного.
     - Все равно не хочу.
     - Дешево отдаю.
     - Ешь сам, - рявкнула я и пошла домой.
     Очень не люблю, когда люди меня нагло обманывают. Некоторые торговцы врут вам красиво, на них поэтому трудно сердиться, но встречаются такие умельцы! Вроде этого крестьянина, торгующего курицей, ставшей неподъемной от тяжелой жизни.
     На лестничной клетке не горела лампочка.
     Чертыхаясь, я попыталась вставить ключ в замочную скважину.
     - Здрассти, - прошелестело над ухом.
     - Мама! - заорала я, роняя связку ключей.
     Ну и глупо получилось! Матери своей я не знала. Ждать помощи от родительницы мне никогда не приходило в голову, и вообще, так уж случилось, что я рассчитываю лишь на собственные силы. Наверное, эта черта моего характера больше всего и раздражает во мне. Умная женщина прикинется слабой маргариткой и постарается внушить мужу, что она не умеет зарабатывать, боится мышей, не способна вбить гвоздь, не может донести до дома сумку... А мужчины устроены самым диковинным образом. С одной стороны, такая супруга раздражает, с другой, дает почувствовать собственный ум, физическую силу и превосходство. От всей души советую вам вести себя именно так.
     Впрочем, я, как очень многие люди, горазда давать советы, но сама им не следую. Наверное, слишком много времени прожила, рассчитывая лишь на собственные силы. Но зато я умею зарабатывать на пропитание, не падаю при виде грызунов любого вида в обморок, спокойно втыкаю в стену железки, ловко пользуясь при этом молотком и дрелью.
     Слово "дюбель" не вызывает у меня оторопь, шуруп от гвоздя я отличу элементарно, что же касается авосек с картошкой... Да, особой физической силой я не обладаю, поэтому твердо усвоила правило: то, что трудно донести, можно дотолкать, дотянуть, докатить до нужного места. Главное, никогда не говорите себе обреченно: "Ну с этим мне, никогда не справиться". Глаза боятся, а руки делают! И вообще, зависеть в этой жизни надо лишь от себя. Поэтому крик "мама!" вырвался у меня сейчас рефлекторно.
     - Простите, напугала вас, - пробормотала фигура.
     - Вы кто? - быстро придя в себя, спросила я.
     - Аня Сайкина. За деньгами приехала, вы триста долларов на похороны Веры обещали.
     Я вздрогнула. Совсем забыла про назначенную встречу.
     - Входи, раздевайся, только извини, угостить тебя нечем, я продукты не купила.
     - Спасибо, - вежливо ответила Аня, - я с работы еду, наелась досыта.
     - Вам разрешают брать угощенье для гостей?
     - Так полно всего остается, - пожала плечами девушка, - никто не считает тарталетки. Заказали двести штук, пара-тройка нетронутыми на блюде остались. Откуда хозяева узнают, что их я, а не гости съели? Навынос ничего не дают, а на месте лопай от пуза. И выпить можно. Из нас многие прикладываются, только я алкоголь не употребляю. Генетика у меня плохая, родители спились.
     Вот, если у вас чай есть, это классно. Хлебну с удовольствием, в горле пересохло.
     - Пошли на кухню, - пригласила я.
     В шкафчике нашлась не только заварка. На полочке лежала пачка вафель "Лесная быль"! Они совсем засохли, прослойка пр