и в свой Путь к вершинам понимания мироустройства. Шел он
медленно, гораздо медленнее, чем Матвей Соболев, зато не терял достигнутого.
   - Ульяна... - прошептал он едва слышно, понимая, что  сейчас  только  что
окончательно решил поехать в Рязань и найти Ульяну Митину. Не ради выяснения
отношений, ради самой жизни, требующей, чтобы он был рядом с девушкой. С тех
пор, как  он  стал  исповедовать  принципы  "базовых  норм":  не  ловчи,  не
мелочись, не воруй, обходись - если можешь, - Василий умеет прямо сказать  о
своих чувствах любому. Не сработал этот закон лишь в отношении Натальи, да и
то лишь потому, что он боялся сделать ей больно.
   - И все же лучший выход из положения - роды,  -  пробормотал  он,  трогая
"вольво" с места.
   В девять он был у здания  Управления  социального  обеспечения,  проспект
Ленина, 59. Дождался, не заходя в здание, двух своих  молодых  напарников  с
"дипломатами", вооруженных  табельным  оружием  -  пистолетами  Макарова,  и
поехал в банк, расположенный на том же проспекте, тремя кварталами  ниже,  в
доме номер тридцать пять.
   Старшего  инкассатора  звали  Сашей,  ему  было  за  тридцать.  Младшего,
двадцатидвухлетнего, Виталием. Он, по сути, был охранником и  кое-что  умел,
занимаясь в местной школе русбоя.
   - Поплыли на Юрковского, - сказал Саша, несмотря на теплый майский  день,
одетый в теплую джинсовую куртку. Его  напарник  пистолет  носил  за  поясом
сбоку, прикрывая его футболкой.
   - Вчера мой братан историю рассказал, - начал он, устраиваясь  на  заднем
сиденье. - Братан в "Автосервисе" работает, что  на  Московском  шоссе.  Его
приятель, Севкой звать, недавно  "вольву"  себе  купил,  не  чета,  конечно,
твоей. - Виталий дотронулся до плеча Котова. - Не обижайся.  У  тебя  триста
сорок третья, а он сподобился на девятьсот сороковую за тридцать семь тысяч.
Сам понимаешь: комфорт,  защита  Sips,  подушки  безопасности  и  все  такое
прочее. Ну вот, приехал этот мужик, Севка, на работу, оставил на пару  минут
свою красавицу на улице, выходит - в ней сидят двое. "Ребята, вы чего  здесь
делаете? Это моя машина. А ну вылезайте!" - "Ключи", - говорит ему тот,  что
за руль сел, в очках, бритые виски, без бровей, в  черном  костюме.  "Да  вы
что, очумели?!" - "Ключи", - снова ему тот, в очках. "Да  я  сейчас  милицию
вызову, е-мое!" Ну, повернулся мужик и пошел  к  проходной,  а  те  вылезли,
спокойненько так, бритый достал пистолет - и шарах в  спину  хозяину!  Когда
ребята выбежали, их и след простыл. Севка помучился немного и отдал концы по
дороге в больницу. Вот тебе и поездил на крутой тачке!
   Помолчали, переваривая историю. Потом Саша спросил:
   - А откуда подробности такие знаешь: что они  бритые  были,  в  очках,  в
костюмах?
   - Один был в очках и бритый, второго Севка не  разглядел.  Но  рассказать
братану успел, тот первым из конторы выскочил. Увидел, как они  не  торопясь
шли через площадь к памятнику Жукова, да не придал значения.
   - Внаглую бандиты работать стали. - Саша достал свой  пистолет,  проверил
обойму, щелкнул курком, поставил на предохранитель. -  Проверь  свою  пушку.
Деньги мы возим не слишком большие, но и не малые.
   - Чего ее проверять, - буркнул Виталий, но пистолет  достал,  убедился  в
готовности к стрельбе и сунул за ремень. Процедура это повторялась изо дня в
день неукоснительно, и Василий в душе ее приветствовал, хотя не был  уверен,
что инкассаторы успеют применить оружие, произойди что-нибудь серьезное.
   Случай, приведенный Виталием, его не поразил, однако заставил задуматься.
Вспомнилась  другая  история,  рассказанная   соседкой,   матерью-одиночкой,
имевшей прелестную дочурку четырех лет.
   Соседку звали Клавдия, и работала она не в какой-нибудь "крутой" фирме, а
санитарным врачом. В ее обязанности входила  проверка  пищевых  продуктов  и
выдача сертификата качества, то есть справок, дающих разрешение на  продажу.
И вот одна из  торгующих  фирм,  некая  "Черная  пантера",  привезла  партию
деликатесов из Венгрии с истекшим сроком годности. Видимо, купила по дешевке
в расчете "наварить" дома по-крупному. Естественно, Клавдию  попросили  дать
справку. Она отказалась. Предложили взятку. Снова отказалась. Тогда к ней  в
санэпидстанцию пришли двое плечистых молодцов  и  предупредили:  или  берешь
взятку и подписываешь документы, или что-нибудь случится с дочкой.
   - Ну и что мне теперь делать? -  плакала  Клавдия.  -  При  моей  смешной
зарплате их тысяча долларов - бешеные деньги! Но ведь возьми я их - попаду к
ним на крючок, будут  каждый  раз  тухлятину  подсовывать,  всякую  дрянь  в
торговлю запускать. А если, не  дай  Бог,  люди  отравятся,  кто  сядет?  Я,
конечно. Вот и думай, что хочешь. А в милицию велели не соваться, там у  них
все схвачено. Теперь живу в постоянном страхе, уже сердечный приступ был...
   Василий выслушал эту историю внешне равнодушно, как мог, успокоил соседку
и пообещал помочь, хотя сам еще не знал - как.  Теперь  же,  после  рассказа
Виталия об убийстве владельца девятьсот сороковой модели "вольво", решил все
же выполнить обещание. Кто-то там, в других  реальностях,  следящий  за  его
Путем,  явно  был  не  против,  что  этот  Путь  стал   "тропой   войны   за
справедливость". Он знал глубинные черты характера  Василия  Балуева-Котова,
такие, как организация ритма жизни по внутренней оценке смысла и  готовность
вступиться за всякую правду. Да, Вася был  не  безгрешен.  Вполне  осознавая
мотивы своего поведения, он мог быть жестоким, нарушать общепринятые  нормы,
уходить от дела, если решал, что это ему не нужно и неинтересно, но  он  мог
быть и безмерно великодушным,  способным  действовать  без  всякой  корысти,
гибко или по-рыцарски прямо.
   Рабочий день они закончили к трем часам, перекусив в  кафе  "Сунгирь"  на
Суздальском проспекте. Потом Василий отвез инкассаторов в управление, а  сам
поехал  к  тетке  Ксенье,  чтобы  засвидетельствовать  ей  свое  почтение  и
справиться, не нужно ли чего. От тетки  он  отправился  в  центр,  собираясь
выяснить расположение офиса фирмы "Черная пантера". А вылезая из  машины  на
Девической улице, он вдруг понял, что за ним следят.
   Ощущение это родилось не сразу. Еще утром у него испортилось  настроение,
появилось раздражающее чувство неловкости и дискомфорта, которое он связал с
реакцией души на невеселые истории Виталия и Клавдии.  Теперь  же,  открывая
дверцу машины, Василий  почувствовал  покалывание  в  левой  руке  и  жаркое
полыхание левого  уха.  Так  его  нервная  система,  для  которой  мысленное
сканирование  окружающей  среды  стало  даже  не  привычкой,  а  инстинктом,
реагировала на сакки - "дыхание", или "ветер  смерти",  как  переводился  на
русский язык японский термин ниндзюцу.
   Ощущения  Василия  переводились  так:  появилась  реальная  опасность,  а
поскольку  он  никого  не  видел,  не  мог  даже  вычислить  предполагаемого
наблюдателя, это означало, что за ним пришли профессионалы.

НЕЗАВЕРШЕННЫЙ

   Матвей стоял на ячеистой платформе, похожей на пчелиные соты, сработанной
из  зеленовато-желтого  материала,  напоминающего  янтарь,   и   разглядывал
центральное сооружение платформы -  пять  башен-складок,  сросшихся  боками,
образующих нечто вроде мехов гармошки.
   Стены башен тоже напоминали соты, но более крупные,  а  сотово-чешуйчатый
их узор был удивительно гармоничен, геометричен и красив. За башнями шла еще
одна платформа, представлявшая, по сути, крыло, как и та, на  которой  стоял
Матвей. Крылья эти загибались на концах  вверх  и  заканчивались  трубчатыми
наростами в дырах и оспинах, опускавшимися под крылья  и  там  расходящимися
водорослевидными бородами. Издали вся эта конструкция напоминала  гигантский
самолет с дырчато-сотовым пузом,  усеянным  рядами  длинных  шипов,  скорее,
пожалуй, странный  дирижабль,  слепленный  из  пчелиных  сот.  Галиктопоэдр,
всплыло в памяти название летающего гнезда-крепости древних разумных пчел  -
Галиктов. Тип - пагода, возраст - около миллиона лет,  жизненный  запас  еще
достаточно велик, около трех тысяч лет, но защитников гнездо уже не имеет. И
насколько знал Матвей, ни один галиктопоэдр  в  виде  МИРа  -  "модуля  иной
реальности" - к двадцать первому веку на Земле не сохранился. Судя по  форме
этого гнезда-крепости, оно принадлежало Пережившим  Изменение,  хотя  уже  и
первые Галикты и Апоиды знали о той огромной роли, какую играет форма здания
и сооружений - именно она  организует  вакуум,  помогает  воздействовать  на
сознание, - и строили свои летающие крепости в соответствии с законом  форм.
Первые Люди еще пользовались этим знанием, отразив его в форме своих  храмов
- пирамид, но затем знание закона стало уделом Хранителей, людей Внутреннего
Круга, и хранилось лишь в их коллективной памяти, образующей первый горизонт
информационного поля земной реальности.
   Издалека донесся стеклянно-металлический вопль.
   Тяжело ступая, Матвей приблизился к краю крыла-платформы и  глянул  вниз.
Крепость Галиктов висела в воздухе на высоте двухсот  метров  над  холмистой
равниной и была соединена с  вершиной  холма  четырьмя  тросами  подъемника.
Когда внизу сородичи великана, в чьем теле обитало сознание Матвея, начинали
вращать  барабан,  тросы  передвигали  раму,  своеобразный  лифт,  способный
поднять наверх двух-трех человек или груз до полутонны весом.
   Всадники на вершине холма смотрели вверх, ожидая сигнала. Затем кто-то из
них снова издал странный звенящий  вопль,  от  которого  в  тоске  сжималось
сердце. Матвей достал с пояса длинную  трехколенчатую  трубку,  дунул  в  ее
узкий конец, и вниз полетел такой же невыносимо тоскливый звук.
   Не оглядываясь более, Матвей направился к пролому  в  стене  центрального
строения крепости Галиктов. Как бы ни ярился  командир  отряда  Стражи,  без
своего разведчика отряд не уйдет.
   Внутри складчатой башни было  темно,  однако  стоило  Матвею  переступить
границу света и  тьмы,  как  диапазон  зрения  скачком  изменился,  и  взору
представились сложные внутренности гнезда  Галиктов,  излучающие  призрачный
голубовато-серебристый  свет.  Даже  сейчас,  спустя   миллион   лет   после
постройки,   жилище    древних    разумных    пчел    продолжало    поражать
наблюдателей-людей своей внутренней  гармонией  и  необычайно  тонкой  игрой
геометрических   переходов,   производя    впечатление    законченности    и
совершенства.
   Вбирая красоту узоров стен, коридоров, помещений не глазами,  а  сердцем,
Матвей обошел по сложной спирали первую складку-башню,  потом  вторую,  а  в
третьей, где Галикты сделали "тронный зал"  повелительницы  гнезда,  царицы,
или матки, разведчика ждал сюрприз.
   Когда он приблизился к "трону", освещенному невидимыми источниками  света
наподобие солнечного дня, в  глубине  хрустально-медовой  друзы  невероятной
красоты кристаллов - так выглядел "трон" и "саркофаг" царицы семьи  -  вдруг
зашевелилась   тень,   и   между   двумя   сложными    колоннами-растяжками,
поддерживающими мерцающий янтарными искрами полог, появилась странная фигура
в прозрачно-серебряных перепонках. Царица-матка!
   Долго-долго два  представителя  разных  и  одновременно  близких  классов
разумных существ смотрели друг на друга. Царица  вовсе  не  походила  на  ту
пчелу, которую привык видеть Матвей на летнем лугу, однако было  видно,  что
это насекомое гигантское по сравнению с современными земными, высотой  более
полутора метров, со сложным многосегментным телом  и  кошмарной  головой,  с
огромными,  отнюдь  не  фасетчатыми,  а  овальными  глазами  со  щелевидными
зрачками. Конечно, разум Галиктов весьма сильно отличался от  человеческого;
каждая особь хотя и могла  мыслить  самостоятельно,  но  настоящим  разумным
существом  была  вся  стая  пчел,  вернее,  рой.  Однако  и  эта   последняя
представительница   Галиктов,   пережившая   каким-то   образом   Изменение,
производила впечатление мудрого отшельника, давно открывшего для  себя  суть
всех вещей.
   "Подойди поближе", - прошелестел в воображении Матвея бестелесный хрупкий
голос.
   Никак не ожидавший подобной  встречи  Матвей  безропотно  шагнул  вперед.
Опомнившись, сбросил с себя гипнотическое оцепенение.
   - Кто вы?
   Существо проигнорировало вопрос. "Я знаю, что ты ищешь.  Но  этого  здесь
давно нет". Матвей, не знавший сам  в  точности,  что  он  ищет  в  прошлом,
опешил.
   - Вы не можете знать, ради чего я...
   "Возможно,  я  ошибаюсь.  В  таком   случае   хочу   предостеречь   тебя,
незавершенный. С недавних пор ты научился преодолевать порог выхода в астрал
и ментал и создавать устойчивый канал передачи запрещенной  информации.  Эти
походы уже заставили кое-кого предпринять  защитные  меры.  Будь  осторожен.
Однажды Закон восхождения уже был тобой нарушен..."
   - Я иду своим Путем, - не выдержал Матвей. - К тому же мне помогли.  И  я
не простой любопытный, а Посвященный I ступени Внутреннего Круга.
   "Все это так, однако в тебе осталось  слишком  много  человеческого,  что
может подвигнуть тебя на действие во имя призрачных идеалов человечества".
   - Кто вы? Я не заказывал встреч в своем трансовом сне-путешествии.
   "Догадайся сам. Мы не могли не предупредить  того,  кто  нам  симпатичен.
Будь осторожен".
   Существо в перепончато-прозрачных одеждах просеменило  в  глубину  своего
"трона-гнезда" и застыло грудой сверкающих драгоценностей  возле  сложнейших
кристаллических сростков саркофага.
   Матвей с невольным  сочувствием  представил  одиночество  этого  древнего
представителя разумной расы пчел, уцелевшего во время Изменения, и  повернул
к выходу. Но выйти не успел - сознание начало возвращение из трансового  сна
по цепи памяти, не дожидаясь волевого приказа.
   Переход прошел нормально, без особой встряски нервной системы,  и  вскоре
Матвей осознал себя лежащим  с  закрытыми  глазами  на  спальном  мешке  под
пологом палатки. Привычно включил внутренний отсчет времени: пять часов утра
три минуты. Пора вставать. Однако минут десять он еще лежал,  размышляя  над
встречей с одним из Галиктов.
   Умение двигаться вспять по родовой-мировой линии памяти  предков,  генной
памяти, ему далось не сразу, но с тех пор Матвей мог заказывать сновидение -
он назвал такое состояние ортосном  -  осознанно  и  часто  путешествовал  в
прошлое своих предков, переживая  практически  то  же  самое,  что  пережили
когда-то они. Такие сны в свое время проецировали ему иерархи да Граф, Тарас
Горшин, как бы подталкивая к решению вступить на Путь  во  Внутренний  Круг.
Именно это  обстоятельство  и  упомянул  как  нарушение  Закона  восхождения
таинственный   доброжелатель   из   только   что   закончившегося   ортосна,
внедрившийся в образ последнего Галикта. Как это ему удалось, Матвей  понять
не мог. Совершить такое  внедрение  могли  только  иерархи,  тот  же  инфарх
например, или же Хранители, то есть Матфей.  Но  кто  из  них  почтил  своим
вниманием подсознание Посвященного I ступени, определить  путем  размышлений
не представлялось возможным. Что же хотел сказать этот  неизвестный?  О  чем
предупредить? Чего не стоило искать, чего не было в жилище Галиктов?
   Матвей откинул полу  спальника,  сел  на  нем  в  позе  лотоса,  привычно
процеживая окружающий  мир  сквозь  охранный  и  сигнальный  отделы  нервной
системы. Но на многие километры от места в лесу, на  берегу  озера,  где  он
разбил палатку, опасность не  обнаруживалась,  лес  жил  своей  растительной
жизнью, природа была спокойна и доброжелательна.
   И все же, на что намекал гость во сне? Поиски Матвея в  прошлом  не  были
материальными, он просто хотел разобраться в причинах пристального  внимания
и  постоянного  вмешательства  Монарха  Тьмы  в  ход   истории   запрещенной
реальности Земли. То есть в события и  действия  людей,  потомков  Инсектов,
которых он сам и создал, метаморфически  изменив  род  Блаттоптера  сапиенс.
Остальные  Инсекты  в   результате   Изменения,   произведенного   Аморфами,
сородичами  Монарха,  Предтечами  всех  разумных  существ  Вселенной  ("розы
реальностей"), разум  сохранить  не  смогли;  уменьшенные  в  сто  раз,  они
постепенно  утратили   все,   кроме   инстинктивного   сохранения   клановой
организации - термитников, роев, муравьиных куч и стай.
   Но что-то продолжало интересовать Монарха в созданной им модели  мира,  и
он снова и  снова  пытался  подрегулировать  ход  событий,  откорректировать
поведение  "бывших  насекомых",  изменить  соотношение   законов   и   норм,
ограничить рамки одних законов и расширить другие. Чувства самих  людей,  их
страдания,  переживания,  горе  и  боль,  страх  смерти,  жажду  свободы   и
самовыражения, их естественное желание жить так, как  они  хотят,  Монарх  в
расчет не принимал. Матвею очень хотелось  понять  Монарха,  потому  что  он
видел - близится новое пришествие этого  таинственного  существа,  чудовищно
далекого от всего человеческого, несмотря на то, что он создал  человеческую
расу, хотя сам Соболев и не собирался  вмешиваться  в  события,  Ортосны  же
стали для Матвея своеобразным эстетическим нормативом. Погружаясь в них  как
в омут, опускаясь "на дно" истории, он посещал города, которые давно исчезли
с лица Земли, входил в  музеи,  великолепием  превосходившие  все  известные
ныне,  бродил  по  разрушенным   крепостям   Первых   Людей,   наблюдал   за
строительством Первых Пирамид и  древнейших  сооружений  Инсектов,  но  душа
жаждала  новых  путешествий,  новых  впечатлений,  и  Матвей  никак  не  мог
пресытиться этим процессом, страдая от того, что ни  с  кем  в  принципе  не
может поделиться своим знанием и впечатлениями. Даже с Кристиной.
   Матвей улыбнулся, чувствуя шевеление сердца в  ответ  на  мысль  о  жене.
Кристина оказалась умнее и дальновиднее его, ни  разу  не  упрекнув  мужа  в
прошлом увлечении Ульяной Митиной  и  совершенно  спокойно  отпуская  его  в
частые командировки, во время которых он путешествовал по  свету  в  поисках
"особого смысла жизни" или жил отшельником  неделями  и  месяцами  вдали  от
людских поселений. Вот как сейчас. Но Матвей всегда  возвращался.  Он  знал,
что его ждут, ему всегда рады, что его любят самая красивая женщина в мире и
самый преданный сын, и чувства эти - вне любых пространств и времен.
   С момента переселения в Питер семья Соболевых редкие  моменты  собиралась
вместе: Кристина училась на третьем курсе Санкт-Петербургского университета,
двенадцатилетний Стас - в седьмом классе Морской школы  при  Государственной
морской академии имени Макарова. Матвей же пропадал  в  экспедициях,  словно
его влекла по материкам и океанам погоня за утерянной душой. Зато когда всем
троим удавалось соединиться, отвлечься от забот,  наступал  "медовый  месяц"
семейного бытия, не омрачаемый ничем.
   Прислушиваясь к птичьим голосам,  Матвей  выбрался  из  палатки  в  одних
плавках и  подошел  к  кромке  обрывистого  берега  над  озером.  Холода  не
чувствовал, хотя утренняя температура в здешних краях  редко  поднималась  в
мае выше пяти-семи градусов. Солнце уже встало, вызолотив верхушки  сосен  и
елей на левом берегу озера и макушку одного из дальних моренных островов.
   С тех пор, как Матвей вообще что-либо помнил в жизни,  плеск  и  движение
озерной или речной волны казались ему дыханием  живого  существа.  Такое  же
впечатление на него производили ручьи, колодцы и в  особенности  родники.  В
памяти еще с детских времен остались образы живущих в воде - нимер,  неревд,
океанид, а  также  русалок  и  водяных,  олицетворяющих  ушедшую  в  прошлое
таинственную волшебную жизнь. И если Матвею  приходилось  иногда  в  прежней
жизни искать спасения от суеты, он не находил ничего лучше, чем забраться  в
лес и часами сидеть на берегу ручья, вглядываясь в его  прозрачные  струи  и
космы шевелящихся водорослей. Жизнь озера или моря, конечно,  отличалась  от
жизни ручья,  но  и  она  завораживала  чередой  волн,  похожей  на  дыхание
др