ход.
   - Ладно, давай поговорим на другие темы, как-никак  расслабиться  пришли.
Ты до сих пор не женат?
   - А зачем? Баб и без того хватает. Как говорится, "кончил  тело  -  гуляй
смело". Я еще молодой, погожу хомут на шею вешать.
   - Циником ты стал, Константин.
   - Жизнь такая, Василич. Ты вон тоже не окольцованный.  Или  есть  кто  на
примете?
   - Да в общем-то нет. - Василий вспомнил жаркий  шепот  Ларисы,  ее  губы,
грудь, сильные и нежные руки. -  Хотя  нет..,  одна  кандидатура  появилась.
Массажистка в одном салоне здоровья. Но я не уверен.
   - В ней?
   - В себе.
   Костя рассмеялся.
   - Вот это речь мужчины! Но ты вообще-то где обитаешь?  Встречались  мы  с
тобой, если не ошибаюсь, года два назад. Тогда  ты  вроде  служил  где-то  в
органах?
   - В Федеральной службе контрразведки.
   - А теперь?
   - Ушел.., по собственному желанию, живу в  Рязани,  работаю  в  одной  из
частных тренировочных школ по "унибосу". А тут увидел недавно  объявление  в
газете и решил вернуться в столицу. Сходишь со мной?
   - Как говорил Пятачок в мультфильме: "До пятницы я совершенно  свободен".
Схожу с удовольствием! Кстати, помнишь Вовку Абуткина? Год назад врезался на
мотоцикле в фургон, сломал позвоночник. Навестил бы ты его, он тебя помнит.
   - Что с ним?
   - Лежит парализованный, самостоятельно на горшок сходить не может. А ведь
каким спортсменом был!
   - Схожу обязательно, дай только адресок.
   Посидев еще с час в кафе, приятели  вышли  на  улицу,  но  "спортсменов",
вопреки ожиданиям, не встретили. Вероятно, оценив соперников, те  решили  не
рисковать своим драгоценным здоровьем.
   Василий почувствовал атмосферу этого учреждения  сразу,  едва  переступил
порог комнаты, где зачисляли в школу безопасности  бизнесменов.  Впечатление
было такое, будто на  спину  поставили  клеймо.  И  хотя  в  дальнейшем  это
ощущение несколько  притупилось,  Василий  не  спешил  отделаться  от  него,
памятуя предупреждение Матвея: похоже, кто-то "положил на него глаз"  и  уже
не выпускал из поля своего зрения.
   Процедура приема на работу оказалась весьма простой.
   Паспорт (у Балуева был  еще  ганфайтерный,  липовый,  для  знакомств,  на
фамилию Синякин), рекомендации тренерского  совета  какой-нибудь  из  секций
карате (здесь у Балуева была заготовлена справка о  том,  что  он  служил  в
спецбате внутренних войск в качестве тренера по рукопашному бою), "полигон".
   "Полигоном" служил небольшой зал с ковром вместо татами,  где  соискателя
экзаменовали  на  владение   воинскими   искусствами.   Сначала   предложили
продемонстрировать  ката,  то   есть   комплекс   обязательных   стандартных
передвижений, что Василий сделал без удовольствия, зато "раскачал" организм,
подготовил  его  к  переходу  в  состояние   высоких   энергозатрат.   Затем
экзаменатор,  военно-спортивной  выучки  "гуру",  беловолосый,  но  смуглый,
гибкий, сильный, не то прибалт, не то немец,  показал  ему  класс,  едва  не
уложив серией ударов атэ-вадза <Атэ-вадза - тычковые удары в уязвимые места>
в стиле Дз„син-мон <Дзесинмон - Врата непоколебимого  духа  (яп.)>.  Василий
никак не ожидал встретить тут бойца такой квалификации и потратил достаточно
много времени, чтобы нейтрализовать его. Однако как только он,  разозлившись
на самого себя, начал отвечать на поражение, экзамен остановили.
   - Годится! - бросил беловолосый, дыша бесшумно, почти спокойно, и ушел не
попрощавшись.
   - Приходите завтра сюда же, - сказал Василию нездорового вида одутловатый
наниматель, проверявший документы. - Будет директор  школы,  познакомится  с
вами и определит круг задач.
   Василий, потирая ключицу, куда  пришелся  локоть  экзаменатора,  вышел  в
сопровождении Кости на улицу.
   - А ведь он использовал не весь  свой  потенциал,  -  проговорил  Злобин,
наблюдавший за боем. - У этого арийца хатидан,  если  не  кюдан  <Хатидан  -
восьмой дан, кюдан - девятый (в классификации карате-до)>. Не  нравится  мне
эта контора, Василич, уж больно профессионально подходит к контакту
   И ему тоже  не  нравится,  подумал  про  себя  Василий,  прислушиваясь  к
собственным ощущениям. "Клеймо" продолжало гореть на спине, и  означало  это
лишь одно: за ним  установили  слежку  с  применением  спецсредств.  В  свою
очередь последнее соображение говорило в пользу того, что его здесь ждали.
   В полной мере Балуев проверил верность своих ощущений вечером,  когда  за
ним пришли.
   Остановился он у  приятеля  в  Митино,  а  не  у  Кости  Злобина,  о  чем
впоследствии не  раз  пожалел.  Приятель,  доцент  Московского  авиационного
института Хлебников, и не подозревал,  кем  на  самом  деле  был  Балуев,  с
которым он учился когда-то в одной группе.
   Они  проговорили  до   одиннадцати   вечера,   вспоминали   однокашников,
преподавателей, подруг и друзей, делились скромными  успехами,  рассказывали
каждый о своей работе, хотя Василий как бы мимолетно заметил, что работает в
"одном секретном ящике". Когда в  дверь  позвонили,  его  подозрения  тотчас
обрели реальную почву, и он сразу понял, что пришли за ним.
   - Интересно, - проговорил он медленно, останавливая двинувшегося к  двери
приятеля Юрия. - Из  каких  соображений  исходила  муха,  садясь  на  липкую
бумагу?
   - Что? - растерялся тот.
   - Это я о себе. Балкон есть?
   - Лоджия, вход из спальни.
   - Тогда бывай, Юра, я ухожу нестандартным путем, но ты об этом никому  не
говори. Я у тебя был и ушел еще засветло. Понял?
   - П-понял, н-нет, не понял. Что случилось? Чего ты  всполошился?  Погоди,
еще поговорим, пойду открою, звонят...
   - Откроешь, когда меня не будет. Потом объясню, в чем дело.  Иди,  потяни
время у двери, будто ты ничего не понимаешь, только проснулся.
   Василий вышел на балкон, несколько мгновений прислушиваясь к тишине,  дом
стоял в парковой зоне, вокруг громоздились новостройки с возвышающимися  над
ними кранами, до шоссе было далеко, но внизу  ощущалось  какое-то  движение,
скрытое  от  глаз  темнотой.  Квартира  Юрия  была  на   двенадцатом   этаже
шестнадцатиэтажки, но это не смущало Василия. Смущало  другое  -  отсутствие
страховки у тех, кто  за  ним  явился.  Они  наверняка  должны  были  как-то
перекрыть пути его отступления через балконы.
   Мелькнула мысль может, напрасно он психует и пришли вовсе не за  ним?  Но
тут в спину Василия дохнуло вдруг таким ледяным  ветром  опасности,  что  он
сиганул на нижнюю лоджию, не раздумывая ни секунды, хваля  Бога,  что  район
еще не обжит и хозяева не успели застеклить лоджии.
   Так, с лоджии на лоджию - по диагонали вдоль стены дома - он опускался до
третьего этажа, пока не попалась открытая дверь с лоджии в квартиру. Шмыгнул
в темную комнату, где на постели спал с потухшей в пальцах сигаретой  хозяин
или квартирант, бесшумно нащупал входные запоры и  выскользнул  за  дверь  в
коридор, готовый с ходу вступить в схватку.
   Но никого. Все-таки его маневр - он вышел аж  в  третьем  от  перекрытого
подъезде -  если  и  не  остался  незамеченным,  то  застал  преследователей
врасплох: все подъезды блокировать они не успели или не догадались.
   Василии  вышел  из  подъезда  вместе  с  компанией  парней   и   девушек,
возвращавшихся с вечеринки,  притворясь  слегка  хмельным  и  своим  парнем.
Наметанным глазом определил, что за ним  явился  армейский  спецназ  -  если
судить по машинам с  военными  номерами  и  "гориллам"  в  пятнистой  форме,
вооруженным  бесшумными  автоматами  "АПБ"  калибра  девять  миллиметров   и
"никонами" (десантный вариант).
   Молчаливые парни с профессионатьным хватом  автоматов  обратили  на  него
внимание, лишь когда он остался один во  дворе,  так  как  места  в  кабинах
"тойот", "волъво", вазовских шестнадцатых моделей ему не хватило.
   - Эй, малый, постой-ка! - позвал его рослый командир группы захвата.
   В то же мгновение ожил мотор одиноко стоящего во дворе  "джипа-чероки"  с
затемненными стеклами, машина  прыгнула  навстречу  Василию  с  визгом  шин,
открылась дверца и чей-то полузабытый голос рявкнул.
   - Садись, быстро!
   Помедлив  мгновение,  ровно  столько,  сколько  понадобилось  для  оценки
дружественности предлагаемой помощи, Балуев нырнул в кабину. Промедли он еще
хоть секунду - и  не  выручили  бы  его  ни  навыки  ганфайтера,  ни  умение
маскироваться и быстро бегать.
   "Джип" снова с визгом шин рванул за угол и, попетляв немного, вырвался на
улицу. Только теперь Василий обратил внимание на водителя - в кабине  больше
никого не было.
   - Кто вы?
   - Своих не узнаешь? - Водитель обернулся, и Василий изумленно воскликнул:
   - Валерка, ты?
   Это был Валерий Шевченко, бывший  агент  ФСК  класса  "супер",  списанный
вчистую из-за ранения года два назад.
   - Как ты здесь оказался?
   - Тебя ждал. Держись, будем отрываться, эти ребята шутить не любят.
   - Кто они?
   - Спецкоманда Юргена, главного телохрана министра обороны. Видать, ты  им
здорово насолил, раз они примчались сюда двумя отделениями.
   - В том-то все и заключается, что я ничего такого не сделал!
   - Ладно, потом расскажешь!
   "Джип" свернул с шоссе в лес, на заасфальтированную  дорогу,  остановился
возле затрапезного вида "москвича". Оба быстро пересели в  "москвич",  шофер
которого занял место Валерия за рулем "джипа". И машина тут же помчалась  по
Можайскому шоссе к Москве.

ФЕРМЕРЫ ВСЕХ СТРАН, СОЕДИНЯЙТЕСЬ!

   Астрал - кто бы что под  этим  ни  подразумевал  -  настолько  сложное  и
странное "болото", что видящие входят в  него  при  строжайших  ограничениях
собственных побуждений. Но соблазн проникновения  в  его  глубины  и  высоты
столь велик,  что  редко  кто  удерживается  на  грани  простого  созерцания
волшебных панорам или мерзких  тварей  низшего  слоя,  возбуждаемого  самыми
низменными желаниями  человека.  Матвей  убедился  в  непреодолимости  этого
соблазна,  с  трудом  вернувшись  "в  тело"   из   очередного   путешествия,
выполненного не во сне, а вполне осознанно. Вернее, почти осознанно, по воле
собственного "я", свободного  от  оков  здравого  смысла.  Впредь  он  решил
действовать более осмотрительно, потому что испытал самый тривиальный  ужас,
заплутав в горизонтах инобытия и  с  громадным  трудом  выплыв  на  уровень,
обеспечивающий знание всех языков, на которых разговаривало человечество.  А
оттуда уже было "рукой  подать"  до  воплощенной  в  материальные  структуры
земной реальности.
   Отдышавшись, Матвей подумал, что  ему  необходим  проводник  по  астралу,
Учитель, или в крайнем случае путеводитель с указанием безопасных маршрутов.
Иначе когда-нибудь он рискует либо вернуться в чужое тело,  либо  вообще  не
вернуться из путешествия по всеобщему эйдо-эмоциональному полю,  называемому
"астралом". Правда,  несмотря  на  обладание  достаточной  свободой  в  этом
состоянии, Матвей понял,  что  высший  этаж  астрала  -  "ментал",  истинная
энергоинформационная матрица Вселенной, ему недоступна. Кто-то или что-то не
позволяло ему проникать туда, каждый  раз  направляя  полет  воли  в  нижние
горизонты астрала.
   Но и то, чем овладела душа-воля Матвея, позволяло  ему  выходить  в  меоз
усилием мысли, хотя и не без головной боли. Что, в свою очередь,  раскрывало
небывалые   экстрафизические   возможности:    увеличение    темпа    жизни,
сверхреакцию, тончайшие ощущения электромагнитных полей,  точное  восприятие
опасности, физическую  силу,  уменьшение  веса  тела,  снятие  боли  и  тому
подобное.   Вернулись   все   паранормальные   способности,   индуцированные
биокоррекцией,   произведенной   более   года   назад   Тарасом    Горшиным,
"отступником", преступившим законы людей Внутреннего Круга.
   Перед отъездом в Вологду Матвей потренировал выход в меоз и  с  небывалым
чувством свободы и внутренней  силы  определил  пределы  новой  балансировки
восприятия. Теперь он мог  не  только  задерживать  дыхание  на  пять-восемь
минут, но и регулировать сердечную деятельность вплоть до  остановки  сердца
на  несколько  минут,  менять  по  желанию  температуру  тела,  регулировать
(уменьшать) вес тела чуть ли не на треть, а также  свободно  различать  цвет
ауры людей - "свечение" их тонких тел.
   Так он убедился воочию, что преобладание красного цвета в  верхней  части
ауры означает избыточную самоуверенность  владельца,  оранжевого  -  наличие
доброты и гуманности, зеленого - дружелюбия и стремления к духовному  росту.
Голубой  цвет  являлся  свидетельством  высокого  интеллекта,   здоровья   и
бодрости, серый - болезни, фиолетовый отражал ясность мысли  и  воображение,
грязно-коричневый  -   повышенную   сексуальность,   фальшь   в   поведении,
зелено-желтые   вспышки   говорили   о   лживости   обладателя    ауры,    а
золотисто-желтое ровное свечение указывало на высокую духовность. Но людей с
таким оттенком ауры Матвей практически не встречал,  все  больше  попадались
серые, коричневые, бурые цвета - цвета неблагополучия и нездоровья.
   Утром в воскресенье, проделав комплекс обязательных упражнений  и  сменив
ряд поз йоги от вакрасаны  до  сукхасаны  <Вакрасана  -  "скрученная"  поза,
сукхасана -  "приятная".>,  Матвей  вывел  свою  бронированную  "таврию"  из
гаража, заехал к Сумароковым, повозился  со  Стасом,  привыкающим  к  своему
полноценному двуногому положению, поговорил с Кристиной и отбыл в Москву.
   Доехал за два часа без  происшествий,  однако  в  Вологду  отправился  на
поезде, оставив машину  на  стоянке  возле  Ярославского  вокзала.  Хотелось
подготовиться, отдохнуть за ночь и явиться на место свежим и полным сил.
   В купе  беседовали  двое:  пожилой  толстяк  с  лысиной  на  полчерепа  и
неопределенного возраста мужчина, скорее всего узбек, черноволосый, смуглый,
скуластый. Ему можно было дать и тридцать и пятьдесят лет,  представительной
фактурой природа его не  наделила,  и  все  же  Матвей  почувствовал  в  нем
определенную  силу,  способную  остановить  кого  угодно,  сокрушить   любое
препятствие.
   Разговор зашел о политике.
   Говорил больше толстяк, другой пассажир вставлял иногда  редкое  слово  и
слушал, поглядывая на Матвея черными, блестящими, как маслины, глазами.
   - Сегодня серьезная опасность исходит не от шпаны, -  горячился  толстяк,
расслабляя галстук, - малюющей свастику на стенах и заборах,  делающей  себе
соответствующие   татуировки,   и   не   от    утонченных    околофашистских
интеллигентов. Такая жалкая  тусовка  была  и  будет  всегда.  Политического
значения вся эта маргинальная компания не  имеет,  политической  погоды  эта
публика не делает. Опасно иное. Экстремисты прекрасно чувствуют,  что  время
работает против них. Стабильность означает их  исчезновение  с  политической
сцены, поэтому им необходимы кризисы, революции, потрясения. И ради создания
условий для этого они пойдут на все.
   -  Разве  им  нельзя  помешать?  -  низким   голосом   спокойно   спросил
черноволосый.
   - А кто им способен помешать? Президент? Он ищет опору, которой у него до
сих пор нет, и, если понадобится, уцепится за любой спасательный  круг,  кто
бы его ни бросил. Премьер? У него свой круг приоритетов, и он  также  пойдет
на сговор с любым дьяволом, чтобы остаться у кормила власти. Дума?  Депутаты
озабочены лишь одним: сохранением своих кресел  и  привилегий,  которые  эти
кресла дают.
   - Невысокого вы, однако, мнения о депутатах.
   Фыркнув, толстяк глянул на Матвея.
   - Спросите у этого молодого человека, какого он мнения  о  них.  Вас  как
зовут?
   Матвей назвал себя.
   - А меня Егор Феоктистович.
   Черноволосый и в самом деле оказался узбеком, у него  было  звучное  имя.
Вахид Тожиевич Самандар.  И,  как  оказалось,  он  был  директором  МИЦБИ  -
Международного исследовательского центра боевых искусств. Толстяк же работал
экспертом-экономистом в  другом  международном  институте  -  стратегических
исследований.
   - Депутаты! - фыркнул Егор Феоктистович. -  Парламентарии,  так  сказать,
представители народа, мать  вашу.  Если  бы  вы  знали,  сколько  среди  них
мерзавцев! Хотите общую характеристику? Извольте. Во-первых,  все  они,  как
старые кокетки, заигрывают с народом, обещая то, чего и сами через  день  не
вспомнят. Во-вторых, обожают цацки -  машины,  дачи,  видеотехнику,  мебель.
В-третьих, падки  на  популизм,  любят  лесть,  комплименты,  презентации  и
фуршеты, обожают целоваться, клясться друг другу в верности и  любви,  хотят
нравиться всем, завидуют успеху других А, да что говорить, - Толстяк-эксперт
махнул рукой. - Клейма ставить негде!
   - Но, видно, мы  достойны  таких  правителей,  -  мягко  улыбнулся  Вахид
Тожиевич. - Избираем-то их по своему образу и подобию.
   В  дальнейшем  разговоре  Матвей  не  участвовал,  хотя   его   забавляла
горячность  Егора  Феоктистовича,  основательно   осведомленного   о   жизни
депутатов и правительственных чиновников. Явилось ощущение,  что  встреча  с
этими людьми в поезде неслучайна. Но, поскольку  непосредственной  опасности
они  не  представляли,  Матвей  переключил  свое  внимание   на   внутреннее
созерцание, ловя изредка внимательные взгляды узбека. Этот человек был  явно
неординарен, нестандартен, однако не спешил выказывать свою  осведомленность
и оригинальность, предпочитая слушать, оценивать и  взвешивать  каждое  свое
слово.
   Оба сошли в Вологде, пожелали друг  другу  удачи  и  разошлись  в  разные
стороны: Самандар - на привокзальную площадь, Соболев - к автовокзалу. Но  у
него сложилось убеждение, что они еще встретятся.
   В первом часу дня Матвей прибыл в бывший колхоз "Новый завет",  теперь  -
АО "Процветание". Погода стояла почти летняя, облачка в небе не портили  его
голубизны, солнце жарило вовсю, ветер приносил с полей запахи трав, и Матвей
забалдел, как от хмельного напитка, снова пережив внутренний подъем и грусть
по давно ушедшим дням юности.
   Ряд фермерских усадеб  в  селе  Старом  на  первый  взгляд  не  претерпел
изменений, но, увидев заколоченные ставни в двух домах,  Матвей  понял,  что
фермеры не выдерживают гонок на выживание  с  АО  "Процветание".  У  бывшего
колхоза прав и связей в агроверхах было  несравненно  больше,  а  сила,  как
известно, и солому ломит.
   Леонид Нестеров возился на скотном дворе, небритый, похудевший, злой, и у
Соболева в душе даже шевельнулась жалость к нему, однако он помнил,  что  во
всей истории с сестрой муж ее едва ли не павный виновник всего случившегося.
Приезду шурина Нестеров не то чтобы сильно обрадовался, но при его появлении
несколько оживился.
   Дети были дома, играли без обычной возни и  шума,  однако,  не  в  пример
отцу, встретили дядьку с восторгом,  тем  более  что  он  привез  племяннику
приставку "кенди" к телевизору, а племяннице набор бижутерии.  После  общего
чаепития мужчины уединились в горнице, и Леонид принялся за рассказ.
   Шаг за шагом перед Матвеем разворачивался процесс травли фермеров, в  том
числе и семьи  сестры,  Нестеровых,  направляемый  бессменным  председателем
колхоза  "Новый  завет",   а   потом   президентом   акционерного   общества
"Процветание" Антоном Сергеевичем Дурбанем и его подручными,  среди  которых
был и небезызвестный Соболеву инспектор Константин Кириллович Шавло.
   Картина вырисовывалась нерадостная.
   После тихой драки Матвея с местной властью дела  у  Нестеровых  вроде  бы
пошли на лад. В течение полугода никто ничего у них не крал, никто не ставил
палки в колеса, не зажимал кредиты, не задерживал выплаты денег  за  сданные
сельхозсырье и продукты. Но потом, видно, не  дождавшись  обещанной  Матвеем
проверки деятельности колхозных "госарбайтеров", успешно превратив колхоз  в
акционерное общество открытого типа, Дурбань решил додавить несговорчивых  и
нашел хитрый  ход:  сделать  это  руками  сельчан,  недовольных  заработками
фермеров.
   В селе Старом этих людей знали  по  кличкам  -  Шпана,  Мокрый,  Бегемот,
Дубина, Мост, Капитан... Вечные нахлебники и алкаши, готовые за пол-литра на
что угодно. Единс