е удивляло,  как  и  отсутствие  признаков  жизни  в
городе под ногами. Все было в порядке вещей: город спал. То  есть  он  спал,
как живое существо, большое,  сложно  организованное,  но  существо,  причем
больное,  потому  что  Соболев  видел  опухоли  и  мертвые  пятна  на   теле
города-существа, прекрасно понимая при этом, что это за болезнь.
   - Запоминай, - беззвучно шепнул кто-то внутри,  и  Матвей  послушно  стал
запоминать рисунок улиц,  площадей,  зданий,  кварталов,  отмечая  скопление
мертвых пятен и опухолей над ними.
   Пейзаж вздрогнул, поплыл под ногами, все  быстрее,  быстрее,  смазался  в
фосфоресцирующую полосу, а когда движение прекратилось, Матвей  увидел,  что
стоит посреди черно-фиолетовой, прочерченной  дымно-синей  полосой  равнины,
возле огромного, светящегося рубиновым светом камня.  На  его  плоском  боку
чернела древнеславянская вязь,  понятная  Матвею:  "Налево  поедешь  -  жену
потеряешь,  направо  поедешь  -  друга  потеряешь,  прямо  поедешь  -   себя
потеряешь".
   - Выбирай, - всплыл в памяти тихий, уже знакомый голос, полный сомнений и
надежд.
   - Ни жену, ни друга.
   Гул прилетел с небес, раздвоенная луна содрогнулась, и обе  половинки  ее
захлопнулись, образовав ослепительный синий круг.
   - Что это? - мысленно спросил Матвей.
   - Вход в Круг, - ответили ему.
   - Хочу туда...
   - Выбери путь и иди.
   - Я выбрал.
   Еще один рокочущий удар потряс все вокруг, и на равнине появились  черные
всадники: один, два, три.., шесть... Конский топот рождал вибрирующий гул  и
резкие щелчки, словно копыта ударялись то о каменные плиты,  то  о  железный
настил.
   - Кто это?
   - Тени "монарха тьмы".
   - Я должен с ними сразиться?
   - Да.
   - И победить?
   - Да. Победить зло не только вокруг, вне кокона (так услышал Матвей),  но
и в самом себе.
   - Но я никому не причинил зла...
   Новый удар. Всадники исчезли, камень с надписью тоже,  а  на  месте  луны
появилось лицо, удивительное мужское лицо. Не холодное,  не  бесстрастное  -
безмятежное,   не   лишенное   вместе   с   тем   выразительности.   Слишком
незначительными казались сочувствие, теплота или симпатия, чтобы  искать  их
на нем. Не было  оно  также  отмечено  неземным  величием  или  божественной
мудростью. Вполне человеческое, оно в то же время не могло  принадлежать  ни
одному человеку  из-за  глубины  мыслей  и  чувств,  запечатленных  на  нем,
недоступных пониманию Матвея. Человек глядел на него  оценивающе,  в  то  же
время занятый другими, бесконечно  далекими  от  всего  земного  делами.  От
Матвея не ускользнуло,  что  человек  видит  его  насквозь,  видит  все,  до
мельчайших деталей, но во взгляде его, серьезном,  спокойном  и  понимающем,
нет ни упрека, ни порицания. И не нужно  ему  объяснять,  кто  такой  Матвей
Соболев и что он из себя представляет, не нужно никаких рассуждений. Человек
знает все. Но молчит. Пала внезапная тьма, лицо исчезло,  и  Матвей  осознал
себя лежащим поперек кровати с мокрым  от  слез  лицом  и  острым  ощущением
потери и уходящего понимания сути вещей. Голова, казалось,  сморщилась,  как
грецкий орех, и болела.
   - Раз голова болит, значит, она есть, - глубокомысленно произнес  Матвей.
Встал, доплелся до ванной и глянул на свое отражение в зеркало.
   - Ну что, псих?
   - Сам такой, - огрызнулось отражение. - Меньше чепухи читай на  ночь,  не
то свихнешься.
   - Не каркай, - буркнул Матвей и полез под горячий душ.
   "Хотелось бы знать, что такое я видел и как этот паратекст  перевести  на
человеческий язык. Кто и о чем меня предупреждал? И  наконец,  кто  и  зачем
ведет со мной "беседы"? Чего он хочет от меня?"
   Пока Матвей умывался, тренировался и завтракал, лицо продолжало тревожить
и будоражить, но потом мозг справился с потрясением  и  включил  сознание  в
привычный ритм бытия. Горшин отказался помогать, значит, следовало до  конца
использовать свой потенциал, хотя  Матвей  понимал,  что  в  одиночку  много
сделать не удастся.
   В расписании дня значилось наблюдение за  Банкиром  и  поиск  подходов  к
нему, что Соболев и  выполнил  к  восьми  часам  вечера.  Удалось  выяснить,
сколько  человек  прикрывает  Банкира,  то  есть  заместителя   председателя
Центробанка Евгения Яковлевича  Геращинского,  в  зданиях,  где  он  бывает,
сколько задействовано во время поездок и  выходов,  когда  и  как  сменяется
охрана, какой техникой владеет.
   Шурик Залупыйченко появился под вечер во внешней смене. Был он  мрачен  и
на шутки коллег не реагировал. Матвея видеть  он  не  мог,  но,  если  бы  и
увидел, не узнал бы: на сей раз Соболев  "работал"  таксистом,  прицепив  на
машину Ильи оранжевый фонарь с шашечками.
   Последним штрихом в картине рабочего  дня  Банкира  была  его  поездка  в
Люблино. Матвей сначала подумал, что Геращинский едет туда по делу, - жил-то
он в центре, на Тверской, но дом в  Люблино  оказался  обычным,  жилым,  без
контор и офисов. А когда охрана господина Банкира сопроводила его до  дверей
квартиры на двенадцатом этаже и  осталась  снаружи,  Матвей  догадался,  что
Евгений Яковлевич "снимает стресс" у любовницы.
   Запомнив адрес, Матвей уехал с сознанием исполненного долга. Ко встрече с
Геращинским надо было подготовиться более тщательно,  осмотрев  новое  место
действия и наметив пути отступления. Района этого  Соболев  не  знал  и  зря
рисковать не хотел.
   В начале девятого, когда солнце уже готовилось нырнуть  за  горизонт,  он
подъехал к гаражу Ильи.
   Небывалая даже для июля дневная жара спала, но вечер  особого  облегчения
не принес, вобрав духоту и накопив выхлопные  газы  автотранспорта.  Правда,
Матвея это не слишком беспокоило, он давно умел  регулировать  температурный
режим тела и чувствовал себя  нормально  в  диапазоне  температур  от  минус
тридцати до плюс сорока градусов.
   Сигнал тревоги раздался у него внутри в тот момент,  когда  он  входил  в
распахнутые ворота мастерской. Кто-то наблюдал за ним,  скрытый  и  опасный,
как  ядовитое  насекомое.  На  запуск   программы   требуемой   концентрации
необходимы доли секунды,  и,  уже  переступив  порог,  Матвей  был  готов  к
действию.
   Его встретила тишина. Свет в гараже был выключен,  горела  лишь  лампочка
над верстаком в углу, скупо освещая стоявшую рядом "волгу". Еще одна  машина
- красная "тойота" - висела на подъемнике. Соболевской "таврии" в гараже  не
оказалось.
   - Илья! - позвал Матвей.
   Ему послышался стук, скрип и следом - стон. Не раздумывая, он  рванул  по
лестнице вверх, в "офис" Муромца, и нашел его лежащим ничком возле сейфа,  в
углу комнаты, освещенной настольной лампой. Матвей присел рядом на корточки,
охватывая  взглядом  разбитые  телефон,  графин,  стаканы,  разбросанные  по
комнате предметы, сломанный стул. Коснулся шеи Ильи - пульс  редкий.  Что  с
ним? Перевернул на спину и стиснул зубы. В животе Муромца торчал  кинжал,  в
который мертвой хваткой вцепились его руки.
   Крови почти не было, однако Матвей сразу понял, что  удар,  нанесенный  с
профессиональным мастерством, смертелен. Прислушиваясь к звукам в здании, он
положил руку на лоб Ильи, напрягся, как учили.
   Веки  Муромца  дрогнули,  он  открыл  глаза,  прояснившиеся   не   сразу.
Прохрипел:
   - Кто?.. Со-боль? Ты? Ухо.., ди.., они здесь.., прячутся...
   - Молчи, - глухо сказал Матвей. - Береги силы, я вызову "скорую".
   - Позд.., но.., они меня.., доконали... - Илья закашлялся розовой  пеной,
струйка крови сбежала из уголка рта на подбородок. - Иска.., ли.., тебя...
   - Кто?
   - Тот  жлоб..,  что  приходил..,  первый  раз..,  и  три  бабы..,  ему  я
приложил.., а баба.., брюнетка.., разделала, как быка...
   - Лежи, я сейчас.
   - Не надо. - Илья потянулся рукой, вздрогнул. -  Твоя  машина..,  у  меня
дома.., найдешь.., бери "шестерку".., если надо. - Голос его упал до шепота:
   - Меня вечно.., тянуло в двери.., посторонним вход.., запрещен... - Глаза
умирающего на миг вспыхнули. - Но я.., всегда бил морду.., подлецам! - Голос
стих, голова откинулась, разжались могучие руки.
   Матвей сидел на корточках над телом друга и ни о  чем  не  думал,  просто
смотрел на его разгладившееся лицо.  Смотрел  до  тех  пор,  пока  сзади  не
раздалась команда:
   - Встать! Руки за голову!
   Матвей оглянулся через плечо, не сразу  разглядев  говорившего.  Это  был
мощного сложения человек,  одетый  в  самый  обыкновенный  летний  блузон  и
джинсы, но пистолет, казавшийся в его огромной руке игрушечным,  смотрел  на
Соболева весьма красноречиво. Матвей встал, обхватив руками затылок.
   Офис Ильи заполнили быстрые парни в самом  разнообразном  обмундировании,
только  один  в  пятнистой  форме  спецназа,  остальные  выглядели  простыми
подметальщиками улиц.
   - Кто вы? - полюбопытствовал Матвей.
   - МУР, - ответил квадратнолицый и круглоплечий, массивный, как банковский
сейф,  мужчина,  в  свою  очередь  разглядывая  Соболева.  -  Полковник  ОРБ
Синельников. Нам сообщили, что здесь  совершено  убийство,  и  описали  твои
приметы. Не повезло тебе, парень. Ну что, Витя? - обратился  он  к  парню  в
форме.
   - Мертв, - ответил тот. - Проникающее ранение в живот и еще одно в грудь.
   Матвей вскинул голову - ранения в грудь он не заметил, не захотел снимать
рубашку. Значит, Илью ударили дважды..,  и  сделала  это  профессионалка  из
батальона Белого - Шмеля...
   - За что ты его? - поинтересовался болезненного вида  худой  опер,  из-за
спины Матвея проведя руками по его карманам.
   - Я не убивал. -  тихо  ответил  Матвей,  и  вдруг  что-то  сдвинулось  в
сознании, прояснилось, озарилось дрожащим светом. Показалось, кто-то радом и
в то же время далеко дыхнул на него запахом  тления  и  ненависти,  вздохнул
удовлетворенно, сказал: "Порядок, этот не опасен" - и отвернулся.
   - Пошли, - бросил Синельников, опуская пистолет. - Только не  трепыхайся,
мои орлы не любят  киллеров  твоего  типа  и  любое  движение  могут  счесть
попыткой к бегству.
   Матвей кивнул и с отрешенным видом, безвольный и  подавленный,  шагнул  к
двери. Расслабленность принесла плоды уже через минуту, когда он спускался с
лестницы, механически переставляя ноги. Ветвистая молния  невидимой  энергии
ударила с небес в макушку, пронизала тело с головы до  пят,  разбежалась  по
сети  нервных  путей,  окончаний  и  узлов,  заставив  эту  сеть   светиться
пронзительным светом боли и восторга. Матвей вошел в состояние турий, и  ему
показалось, что он сейчас взорвется. Так оно и  случилось:  нервные  клетки,
словно невидимые пули, прошили кожу, разлетелись во  все  стороны,  пронзили
стены зданий и все предметы внутри, машины, асфальт, людей, и Матвей  увидел
весь этот район как бы из многих  точек  сразу  -  снизу,  сверху,  со  всех
сторон, в том числе и изнутри. И хотя подобное с ним происходило всего раз -
раньше все было не так, несмотря на интуитивное видение, - он  сразу  понял,
что озарение к нему приходит простым волевым усилием.
   Уже потом Агапов в разговоре с  Синельниковым  делился  впечатлениями  от
происшедшего с выражением детского изумления и недоверия на лице:
   - Понимаешь, он вдруг словно взорвался! Пятерку, которая сопровождала его
к машине, буквально разметало по сторонам! У двоих шок, у Пшонкина  свернута
челюсть, у лейтенанта сломан копчик, Башкин нокаутирован. Представляешь?
   - Сломан копчик? Не может быть.
   - Видел бы ты, как  он  действовал  дальше!  -  не  унимался  потрясенный
Агапов. - Сиганул через "тойоту", сбил  сержанта,  уложил  прикрытие  -  без
единого выстрела! - и уехал на нашем же "газоне". Каково?
   - Круто, - согласился хмурый полковник. - Видимо, это был  тот,  кого  мы
искали: друг убитого и он же сотрудник "Чистилища". Его  просто  подставили,
автомастера он не убивал.
   - Кто подставил? Зачем? Не проще ли было убрать, если он кому-то мешает?
   - Попробуй убери такого! Ты сам  убедился,  каков  он  в  бою.  Настоящий
ганфайтер, волкодав. К тому же  еще  и  барс,  судя  по  тому,  как  владеет
приемами.
   Агапов погас.
   - Что будем докладывать наверх? Снова  прокол.  Может,  пока  не  поздно,
тихо-мирно уволиться?
   - Погоди немного, - задумчиво произнес полковник; они спустились во  двор
и ждали сообщений оперативной службы, передав  по  рации  дежурному.  -  Тут
возникает вопрос: почему позвонили именно нам, в ОРБ МУРа, а не в  ближайшую
префектуру? Кто мог знать наши телефоны?
   Агапов задумался:
   - Шпана - явно нет, "воры в законе" и компания - тоже вряд ли. Мог  знать
кто-то из милиции.
   - Вот, - поднял палец Синельников. - А  еще  точнее  -  кто-то  из  наших
оперов, больше некому. Давайка поищем.
   В патрульной машине  запищал  телефон:  дежурный  сообщил,  что  у  метро
"Октябрьская"   обнаружен   пустой   милицейский   "газон"    с    мигалкой,
принадлежавший ОРБ.
   - Придется объявлять всероссийский розыск, - вздохнул Агапов.
   - Никуда он из Москвы не уедет, - убежденно заявил Синельников.  -  Будет
искать убийц, как и  мы.  И  найдет..,  если  только  их  не  найдут  раньше
"фискалы".
   Как ни старался Матвей успокоиться, прогнать мысли о гибели друга и  хоть
на время забыть о проблемах, спал он в ту ночь плохо, сон сморил его  только
в четвертом часу утра. Гибель Ильи потрясла Матвея,  заставила  пересмотреть
многие правила внутреннего распорядка, а также нормативы контакта с  внешним
миром. Нет, он  не  ожесточился,  не  возненавидел  всех  и  вся,  но  жизнь
требовала  изменить  стандарты  поведения,  привести  их  в  соответствие  с
реалиями,  в  частности,   откорректировать   навыки   ганфайтера-волкодава,
профессионального перехватчика, человека боя. Правда, выйти на новый уровень
сил можно было лишь с помощью Горшина, сам по  себе  физический  тренинг  не
позволял достичь нужной кондиции.
   В ночных кошмарах Матвею мерещилось, что он борется с убийцами Ильи,  раз
за разом проигрывает, и он вскакивал с постели в холодном поту. Потом, не то
во сне,  не  то  наяву,  пришел  Тарас  с  необычной  идеей  излить  душу  и
оправдаться. Был он тих, задумчив, грустен,  с  лица  не  сходило  виноватое
выражение, но говорил он какие-то странные слова и даже угрожал.
   - Откуда ты взялся? -  спросил  Матвей  холодея,  натягивая  простыню  до
подбородка; одна половина сознания принимала  происходящее  за  сон,  вторая
предупреждала об обратном.
   - От  верблюда,  -  остроумно  заметил  Тарас,  присаживаясь  на  краешек
кровати. Был он  одет  в  какой-то  немыслимый,  отливающий  золотом  черный
костюм, то ли трико, то ли наряд ниндзя, и время от времени как  бы  исчезал
из поля зрения, только глаза оставались висеть в  воздухе,  полные  тоски  и
внутренней боли.
   - Что тебе надо?
   - По-моему, тот вопрос должен задать тебе я. Ты звал - я пришел.
   - Я не звал!
   - Ошибаешься, паранорм, звал. Полем пси-связи ты не владеешь,  я  имею  в
виду - сознательно, но пользоваться им можешь. Что с тобой происходит?
   - Убили друга...
   - Знаю, я не о том.
   - Я чувствую себя, как беременная женщина: что-то во мне меняется, зовет,
пытается сообщить о себе и выйти наружу, "родиться", так сказать,  но  я  не
знаю, как себе помочь.
   - Тебе нужна пси-энергетическая коррекция. Придет время, и я помогу тебе,
жди.
   - Раньше ты думал по-другому.
   - Как сказал Лоуэлл <Лоуэлл Джеймс Расселл (1819 - 1891)  -  американский
поэт и публицист.>, только глупцы и покойники думают всегда  одинаково.  Что
еще тебя беспокоит?
   - Убийцы. Я хочу их найти.
   - Желание похвальное, хотя мнений на этот счет много. Но  как  бы  то  ни
было,  человек  живет  своими  желаниями,  страхами,  тщеславием,   борьбой,
развлечениями, азартными играми, сексом. Но больше всего ему  нужна  власть,
власть над теми, кто рядом.
   - Не все так живут...
   - Почти все! Перестаешь  подчиняться  одной  силе,  немедленно  начинаешь
подчиняться  другой  -  внешней  или  внутренней,   но   рожденной   внешним
воздействием.
   - На этом построены все цивилизации.
   - Добавь - человеческие. Цивилизация  нашего  времени  -  бледное  чахлое
растение, задыхающееся во мраке глубокого варварства.
   - Почему варварства? Разве не люди создали совершенные  способы  связи  и
транспорта, изобретения...
   - Техника, улучшенные средства сообщения и методы производства, возросшие
возможности  покорения  природы  берут  от  цивилизации  больше,  чем  дают.
Человечество больно  духовно,  и  лишь  Внутренний  Круг  не  страдает  этой
болезнью. Люди Круга вынуждены жить  среди  варваров,  дикарей  и  порой  не
выдерживают этого.., как я, например.
   - Не понял.
   - И не надо. Может быть, я когда-нибудь расскажу тебе  одну  поучительную
историю.., если ты доживешь до этого момента.
   - Спасибо за добрый прогноз.
   Горшин исчез и вскоре появился вновь - так, по крайней  мере,  показалось
Матвею, когда он "проснулся" от  шороха.  Человек  Круга,  одетый  теперь  в
темнокоричневое трико, стоял у окна, что-то разглядывая во дворе.
   - Кто ты на самом деле? - прошептал Матвей, уже не  пытаясь  разобраться,
сон это или явь. - Дьявол, сатана, ангел или Бог?
   Тарас оглянулся, сверкнув светящимися белками глаз. Медленно проговорил:
   - Я - от сегодня и от  прежде;  но  есть  во  мне  нечто  от  завтра,  от
послезавтра и от некогда.
   - Ницше, "Заратустра".
   - Да, ты весьма начитан, филолог-волкодав. Оба мы, мой друг,  в  капкане.
Но если ты еще  в  силах  выскользнуть,  сменив  цель,  разорвав  установки,
определив закон приоритетных ценностей, то я, наверное, уже нет. Может быть,
тогда - очень давно - я был не прав. Не  убежден.  В  таком  случае,  ты  не
должен повторять моих ошибок.
   - О чем ты?
   - Впрочем, - продолжал Тарас, словно разговаривая  с  самим  собой,  -  в
человеке  борется  столько  противоположных  начал,  что  их   гармоническое
сосуществование невозможно. Душа человека слишком сложная комбинация,  чтобы
все звучащие в ней голоса могли соединиться в один согласный хор.
   - Успенский...
   - Истина, мой друг! Так что я, скорее всего, был прав. Надо лишь помнить,
что каждый из нас получает столько  зла,  сколько  создал  сам!  Это  закон!
Прощай, ганфайтер. Зернышко. Или куколка. Что в общем-то не ново. Я тоже был
когда-то имаго,  однако  не..,  впрочем,  не  будем  забивать  мозги  лишней
информацией.
   Горшин снова исчез, а Матвей  погрузился  в  очередной  сон,  то  и  дело
просыпаясь, пока, измочаленный, не встал на рассвете с постели. Он так и  не
смог определить, приходил к нему Тарас  во  сне  или  наяву,  хотя  разговор
сохранился в памяти почти целиком.
   В десять ноль-ноль Матвей появился на территории  "Независимой  федерации
кикбоксинга"  в  камуфляжном  костюме  десантника   спецподразделений   МВД,
внутренних войск и охраны. Полевая фуражка-афганка, автомат  через  плечо  и
знаки отличия майора на погончиках дополняли наряд. Имелось и  удостоверение
майора горуправления  внутренних  дел,  выданное  на  имя  Матвея  Бобылева,
сделанное добротно, с соблюдением всех норм. "Губошлепы",  изготовившие  это
удостоверение вкупе с тремя другими, знали свое дело.
   Усы преобразили лицо Матвея, а выправка строевого сотрудника УВД и  вовсе
изменила  его  внешность,  так  что  учителя  соответствующих  подразделений
"Смсрша-2" могли быть довольны учеником.
   Однако первое,  что  озадачило  приехавшего  представителя  власти,  было
отсутствие вывески "Независимой федерации". Вместо  нее  на  двери  в  левом
крыле здания висело объявление: "Набор в школу акробатики: среда, четверг  -
с десяти до двенадцати".
   "Успели передислоцироваться, - с холодным гневом и разочарованием подумал
Матвей. - Значит,  копнул  я  достаточно  глубоко.  Узнать  бы,  куда  Шмель
переправил свой батальон охраны правительства".
   Не надеясь на успех, он  поднялся  на  второй  этаж,  заглянул  в  пустые
спортзалы и открыл дверь в бывшую приемную Белого -  Дадоева.  И  тотчас  же
сработал звоночек тихого беспокойства.