к.
   Через секунду они снова целовались...
   Уже под утро Кристина сказала сонным голосом:
   - Можно я у тебя поживу? Не хочу возвращаться в  общежитие..,  боюсь.  Не
прогонишь?
   И он ответил не то, что хотел:
   - Не бойся, никто тебя больше не тронет.

ИЗМЕНЕНИЕ СОСТОЯНИЯ СИСТЕМЫ

   Кудрявого Жоржа Матвей отыскал вечером в  общежитии  на  Университетской,
бывшей Шверника, куда проник под видом студента. Но прежде он  выяснил,  что
фамилия Жоржа Синявский и что отец его - зампредседателя Центробанка.  После
этого стали понятны амбиции кудрявого красавца, привыкшего  ко  всем  благам
цивилизации,  культивирующего  закон  вседозволенности  и   поступившего   в
университет по звонку  из  "чернобелого  дома"  -  здания  правительства  на
Краснопресненской набережной.
   Жорж веселился в компании пятикурсников на восьмом этаже, Матвей насчитал
в комнате шестерых "интеллигентов", двух "мордоворотов"  -  тех  же  качков,
которые встретили его у филфака, и четырех девиц, дымивших сигаретами "Мор".
Устроились все, кто  где  мог:  на  двух  кроватях,  на  диване  и  даже  на
тумбочках. На столе стояла бутылка "Абсолюта", ликер "Амаретто"  и  пиво,  в
качестве закуски - консервированная ветчина, колбаса и яблоки.
   На  вошедшего  никто  не  обратил  внимания,  и  Матвей,  найдя  в   дыму
ораторствующего, по обыкновению, Жоржа, пошел прямо к нему. Сказал,  приятно
улыбаясь:
   - Узнаешь, красавчик?
   Сидевшие рядом с Синявским девицы оторопело уставились на  гостя,  шум  в
комнате постепенно стих.
   -  Что  еще  за  чучело?  -  лениво  поинтересовался  парень  в   рубашке
нараспашку, демонстрируя волосатую грудь. - Чего ему надо?
   - Схлопотать по фейсу, - отозвался Жорж, ставя стакан. - Феня,  разберись
с бобиком, сам к нам пришел.
   Один из бугаев - телохранителей Жоржа стал подниматься, но Матвей ласково
усадил его обратно легким с виду тычком пальцев в грудь, от  которого  качок
тем не менее задохнулся и не сразу пришел в себя.
   - Почеши спину, малыш. - Следующим движением Матвей врезал Жоржу  тыльной
стороной ладони по щеке, где еще виднелся синяк прошлой  пощечины,  так  что
тот слетел с дивана, взвыв от боли. - Еще раз позволишь -  даже  не  гнусное
предложение, упаси Господь! - а хотя бы косой взгляд в сторону  нашей  общей
знакомой - покалечу! Усек, говнюк?
   - Ах ты мерза... - вскочил второй громила.., и сел с удивлением на  лице,
пропустив незаметный мгновенный выпад Матвея. Остальные  ничего  не  поняли,
взирая на происходящее сквозь дым.
   - Ясно, - кивнул будущий  филолог  с  волосатой  грудью,  -  снова  вумен
вульгарис. Наш Жоржик где-то позарился на чужую юницу.
   - Да ты, скотина, знаешь, кто я?! - завопил опомнившийся Жорж. - Я тебя в
выгребной яме сгною, в болото засажу, я тебя,  гад...  -  Синявский  схватил
стоявший на  тумбочке  утюг,  двинулся  на  Матвея.  -  Попадание  внутрь  -
смертельно, соображаешь? Убью!
   Еще двое парней встали с кроватей, явно собираясь помочь товарищу,  да  и
бугаи оклемались, уверенные в своей силе. И Матвей  вынужден  был  применить
превентивные меры воздействия.
   Русбой, которым он владел  в  совершенстве,  как  и  айкидо,  основан  на
приемах  нейтрализации  противника  без  тяжелых   травм.   Поэтому   Матвей
использовал хаппо ундо <Многие приемы вошли  в  русский  стиль  из  кэмпо  и
других видов единоборств, сохранив свое название.> -  принцип  "движения  на
восемь сторон света" - лишь в приложении к  тодомэ  -  пресечению  атаки,  в
результате чего утюг из рук Жоржа перекочевал к нему, телохранители красавца
улеглись на пол, а двое студентов  залезли  под  стол.  Движение  в  комнате
прекратилось, шепот девушек стих, воцарилась полная тишина. Матвей аккуратно
поставил утюг в тарелку с ветчиной, наставил палец на  держащегося  за  руку
Жоржа:
   - Покой ценя, покой любя, ни ты меня, ни я тебя. О'кей, мальчуган? Же  не
компран па? Андестенд ми, май френд? Кивни, язык жестов я тоже понимаю.  Вот
и отлично. Теперь ты мой бенефициарий, а это значит, что я тебя предупредил,
сопляк.
   Фыркнула  одна  из  девушек,  потом   захихикали   остальные,   захохотал
благодушно настроенный волосатогрудый "патриарх". Под  этот  смех  Матвей  и
удалился, чувствуя "аморальное удовлетворение", но  далеко  не  уверенный  в
том, что  акт  воспитания  подействует  на  привыкшего  себе  ни  в  чем  не
отказывать Жоржа.
   Поскольку машину Матвей оставил за три квартала до  общежития,  чтобы  не
"светиться" понапрасну, он  решил  проехать  две  остановки  на  трамвае.  И
оказался  свидетелем   достаточно   громкого   разговора   двух   гегемонов,
возвращавшихся то ли с работы, то ли с застолья.
   - Прихожу я, бля, вчера домой, Серега, а они уже обедают без меня:  жена,
бля, дочь, бля, и этот хмырь е.., в рот! Зять, значит. Ну, я и говорю...
   Матвей переглянулся с невысоким седым пассажиром, стоявшим  рядом.  Седой
кивнул на беседующую пару:
   - Высокоинтеллектуальный у них разговор. -  Вряд  ли  он  понял  подтекст
сказанного. Матвей ответил без улыбки:
   - Может быть, он сказал правду. Но вообще-то сейчас это норма.
   - Вы правы. Но я всегда был уверен, что самое большое отклонение от нормы
- посредственность, серость, а не наоборот. Вы меня понимаете?
   - Понимаю.
   Поставив  машину  во  дворе  дома,  Матвей  сел  было  к  терминалу,   но
раздавшийся звонок радиотелефона изменил его намерения. Звонил Дикой:
   - Хорошо, что вы дома. Срочно в управление.
   - Что случилось? - У Матвея, что называется, екнуло сердце.
   - Случилось. - Щелчок защиты линии и гудки отбоя.
   Несколько мгновений Матвей смотрел на трубку как  на  готовую  взорваться
гранату,  потом   быстро   собрался   и,   чувствуя   приближение   каких-то
неподконтрольных ему событий, покинул квартиру.
   Управление военной контрразведки "Смерш-2" занимало скромное  двухэтажное
здание на Фрунзенской набережной вместе с финансовым  надзором  Министерства
обороны и в этот поздний час было погружено во тьму.  Окна  кабинета  Дикого
тоже не светились, но это просто  работала  лазерно-поляризационная  защита,
затемняющая стекла.
   Соболева ждали. Двери сами закрывались и открывались за ним,  как  только
он появлялся в поле зрения скрытых телекамер, и через минуту он уже входил в
небольшой, но технологически уютный кабинет генерала. Валентин  Анатольевич,
в белой рубашке с галстуком, поднялся ему навстречу, пожал руку,  кивнул  на
стулья с кожаными сиденьями.
   - Когда вы в последний раз виделись с Ивакиным, Матвей Фомич?
   - Вчера вечером. А что с ним?
   - Убит. Именно вчера вечером  у  двери  той  же  явочной  квартиры.  Тело
обнаружили только во второй половине следующего дня, то есть уже сегодня, но
вас не было дома.
   Несколько мгновений Матвей находился в шоке. Вскинулся:
   - Не может быть!
   Генерал молча налил себе воды, выпил, подвинул сифон к гостю, но  Соболев
не взял.
   - Такие вот пироги, капитан.
   - Ничего не нашли? Следы.., обстоятельства... Как его убили?
   - Это одна из загадок трагедии. Такое впечатление, будто  Борис  Иванович
разодрал себе все тело ногтями, а потом пытался руками вынуть сердце.
   Матвей молча смотрел на Дикого. Тот мрачно кивнул:
   - В  принципе,  такое  возможно..,  если  применить  кое-какую  секретную
аппаратуру. Следов не оставляет никаких. Но  тут  еще  предстоит  поработать
экспертам.  О  вашем  свидании  Борис  Иванович  сообщить  мне   успел,   но
подробностей не знаю. Так что выкладывайте, что у вас есть.
   Матвей поднял похолодевшие пронзительно-голубые глаза,  пряча  в  глубины
души недоумение и боль.
   - Я хочу участвовать в расследовании.
   - Там и без вас специалистов хватает, Матвей Фомич. А вы на время  вообще
отстраняетесь от участия во всех операциях. Я понимаю ваши чувства, но...
   - Товарищ генерал!
   - Это приказ,  капитан!  Успокойтесь.  Почитайте-ка,  это  вам.  -  Дикой
подвинул на край стола два конверта. Это были письма Соболеву,  посланные  в
Рязань. Для всех родственников он продолжал жить и работать там.
   Матвей машинально вскрыл конверты. Одно письмо было от Кузьмы Федоровича,
деда по отцу, проживающего в  Красноярском  крае,  второе  -  от  двоюродной
сестры Лиды, уехавшей с мужем после его демобилизации в  село  под  Вологду.
Кузьма Федорович приглашал погостить, отдохнуть на пасеке,  а  Лида,  всегда
веселая, энергичная, с оптимизмом встречавшая все жизненные невзгоды,  вдруг
посетовала на судьбу.
   Мужа ее Матвей не жаловал: маленького  роста,  рано  облысевший  толстяк,
дослуживший в свои тридцать пять лет до майора, не проявил себя  в  семейной
жизни никак. Надо было безумно любить такого рыхлого и  тяжелого  на  подъем
человека, чтобы кормить, одевать, стирать, все покупать  самой  и  содержать
дом в идеальной чистоте, в то время как единственное, что делал этот  майор,
кроме чтения газет  и  многочасового  времяпрепровождения  у  телевизора,  -
выносил по воскресеньям ведро с мусором.
   Почему он ушел из армии, Матвей не понял. Лида говорила, что специалистом
ее Леня был хорошим и сокращению не подлежал. Тем не менее в один прекрасный
день ему попала вожжа под хвост, и он решил уволиться из армии  и  осесть  в
глубинке, заведя фермерское хозяйство.
   Поскольку фермер  из  него  мог  получиться  еще  тот,  Матвей  попытался
уговорить сначала его, потом Лиду, но в конце концов плюнул и отступился. Он
знал, что все ляжет на плечи Лидии, но помочь ей ничем не мог.  В  принципе,
все так и получилось, как он и предполагал, хотя Лидия никогда не жаловалась
и тянула лямку за двоих. И вот ее прорвало.
   Из письма Матвей узнал,  что  местное  руководство  в  лице  председателя
колхоза "Новый завет" и главного  агронома  еще  два  года  назад  пообещало
переселенцам "выжить всех фермеров" и планомерно выполняет обещанное. Первое
время Нестеровых не трогали, разве что отвели самую плохую землю да  платили
за сданное молоко и мясо гроши. Но потом,  когда  хозяйство  пошло  в  гору,
начался шантаж, посылались прямые угрозы о расправе. Для работников  колхоза
они были все равно что бельмо на глазу, потому что примером своим "сманивали
колхозников"  завести  свое  частное  хозяйство.  Милицию,  как   оказалось,
Нестеровы предупреждали напрасно: она покрывала своих.
   В селе и  без  того  царили  нравы  бандитского  социализма:  то  и  дело
вспыхивали драки, людей натравливали друг на  друга  и  на  фермеров,  из-за
покосов вообще шла настоящая война. Все зверели.  А  комиссии  из  окружного
центра, купленные председателем, "не фиксировали нарушений законопорядка".
   Матвей оторвался от письма, невидяще  глянул  на  что-то  сказавшего  ему
генерала, очнулся:
   - Извините.
   - Ничего, читайте. По лицу вижу, письмо неприятное.
   - Сестра пишет, плохо им там.
   Дикой кивнул, снял трубку зазвонившего телефона. Матвей перечитан письмо.
   "Я и не думала, что все примет такие размеры и формы, да и Леня  помощник
слабый, ни за что не пойдет отстаивать правду, все сама. Когда у нас  ничего
не было, все вокруг вроде как  жалели  и  помогали,  а  как  обустроились  -
оценили. Купили мотоцикл и трактор, так вообще ненависть вспыхнула: "Мы  всю
жисть пахали ни за хрен, а энти без году неделя - и уже баре!" Да и что  это
за колхоз, Бог ты мой! Здесь же одни люмпены остались, пьянь и бездельники в
основном, а председатель держится за колхоз только потому, что без  него  он
никто. А так - власть! Хоть какая-то, но ведь кормит же. И все время  только
и слышишь: "Понаехали, все у нас отнять  хотят".  А  работать,  как  мы,  по
двадцать часов в сутки они никогда уже не смогут. Вчера кто-то сарай поджег,
еле потушили, а днями  солярку  украли,  двухсотлитровую  бочку.  Участковый
наверняка знает, кто украл, но совести у мордоворота не было и не  будет.  В
общем, так и живем, братик. Напиши, как получишь, хоть пару слов. Все  легче
на душе станет".
   - Поезжайте туда, - блеснул проницательными глазами Валентин Анатольевич,
-  переключитесь,  пока  мы  тут  разбираться   будем.   Уверены,   что   не
"засветились"?
   - Я профессионал. - Матвей выдержал острый взгляд генерала.
   - А сестра где ваша обосновалась?
   - Вологодская волость, фермерствует.., с мужем.
   - Вот и помогите им, чем сможете. Без информации не оставлю, найду,  если
срочно понадобитесь. А с начальником ГУБО сам поговорю, он поймет.
   Матвей покачал головой. Он уже пришел в  себя  и  прикидывал,  что  будет
делать в ближайшее время.
   - В деревню к сестре я съезжу, но с задания меня снимать не надо. Кое-что
для "губошлепов" я все-таки сделаю.
   - Посмотрим, - сказал Дикой, прихлопнул папку на столе  ладонью.  -  Все,
капитан, решили. Теперь выкладывайте, что у вас есть.
   Через полчаса Матвей ушел из управления, унося с собой пожар  разбуженных
гибелью Ивакина чувств и холодную ярость ганфайтера, уже пущенную  по  следу
убийц.
   Начальник оперативно-розыскного бюро МУРа полковник Синельников Александр
Викторович пребывал в хорошем расположении духа, что прибавляло ему аппетит.
Глядя, как он поглощает  вторую  порцию  шашлыка  по-карски,  майор  Агапов,
командир второго подразделения, которое занималось сбором и анализом  данных
по "Стопкриму", только головой покачал. Был  Юрий  Федорович  Агапов  хил  и
бледен, вечно страдал желудком и на крепышей типа Синельникова  смотрел  как
на чудо природы.
   - Ну ты и жрать здоров,  -  вздохнул  он  с  завистью,  пригладив  редкие
волосы. - Аки бугай!
   - Кто не ест, тот не работает, -  отозвался  Синельников,  принимаясь  за
третью порцию.
   Разговор на время прервался. Еще раз вздохнув, Агапов доел овсяную  кашу,
запил ее бледным чаем и терпеливо дождался, пока насытится полковник.
   Столовая управления на втором этаже здания была, как обычно, заполнена до
отказа. Посещали ее даже высшие офицеры МВД, баланс министерства позволял не
экономить на продуктах, а повара здесь работали великолепные.
   Поднявшись к себе на пятый этаж, Синельников полчаса отдыхал после обеда,
полузакрыв глаза и перейдя на глубокое дыхание. Потом  помассировал  тяжелое
лицо, и Агапов поразился перемене:  перед  ним  сидел  энергичный,  деловой,
свежий человек.
   - Выкладывай, - кивнул он майору своей крупной головой.
   Агапов достал из папки несколько листов бумаги с текстом.
   - Это списки уволенных из органов  за  последние  два  года.  Звездочками
помечены профессионалы рукопашного боя.  Всего  набралось,  я  имею  в  виду
"звездчатых", тридцать семь человек.
   Синельников пробежал списки глазами, ногтем отчеркнул одну из фамилий.
   - Юра, мы на верном пути, если Аристава попал в  наш  кондуит  с  первого
захода. Я и не знал, что он работал на контрразведку.
   - Тренером, Викторович, тренером, а не опером.
   - Не имеет значения. Начинайте  раскручивать  всероссийский  розыск  всех
обозначенных  здесь,  не  афишируя,  разумеется,  наш   особый   интерес   к
фигурантам. Что еще?
   - В поле зрения ребят попал некто Соболев Матвей  Фомич,  друг  раненного
четыре дня  назад  автослесаря  Шимука.  Следствие  показало,  что  рэкетиры
"наезжали" на слесаря трижды, причем второй раз именно в тот момент, когда у
Шимука был этот самый Соболев.
   - Ну и что? - Синельников смотрел заинтересованно.
   - Парнишка - помощник, что работает у Шимука, - сообщил, что  рэкетиры  в
тот раз убрались восвояси сильно помятыми.
   - Ага. Ты хочешь сказать, что Соболев - профи боя?
   - Да нет, не похож он на мастера единоборств, если верить тому,  как  его
описал парнишка. К тому же сам Шимук - одиозная личность, здоров, как  шкаф.
Во всяком случае, по массе и силе тебе  не  уступит.  Недаром  его  прозвали
Ильей Муромцем.
   - Как шкаф, значит. Спасибо за комплимент.
   Агапов обиженно усмехнулся:
   - Ты больше похож на банковский сейф. Я решил  понаблюдать  за  Соболевым
втихую, после того, конечно, как определю его адрес. Удалось  выяснить  лишь
одно: недавно он вернулся из мест  заключения,  так  что  малый  интересный.
Конечно, мы можем взять его и без санкции прокурора, если нужно, он  изредка
навещает раненого друга.
   Синельников покачал пальцем:
   - Не спеши, следопыт. Как говорил Гилле: свободный черт лучше  связанного
ангела. Запросите документы  НТК:  где  сидел,  по  какой  статье,  сколько,
последите за ним, узнайте, где работает, с кем живет. В общем, все. А  потом
посмотрим. Но не исключено, что это ложная ниточка.
   - Да нет, мне почему-то кажется, что карась попался крупный. На следующий
день после ранения Шимука кто-то побывал в  конторе  Белого  и  устроил  там
шухер.
   Полковник подтянулся, сел плотнее  к  столу,  в  глазах  зажглись  хищные
огоньки. Агапов кивнул, понимая его реакцию.
   - Может быть, все-таки будем действовать проще?
   Заблеял "горячий" телефон. Синельников снял  трубку  -  звонил  начальник
МУРа:
   - Александр Викторович, зайди.
   - Слушаюсь, товарищ генерал. Что произошло?
   - Убит Ивакин, замдиректора "Смерша".
   Синельников изменился в лице, глянул на трубку с недоверием и очень  тихо
положил ее на рычаг.
   Так же тихо опустил трубку спецтелефона в гнездо и генеральный  прокурор,
лицо его приняло озабоченное выражение.
   - Черт бы его побрал! - выругался он, щелкнув пальцами.
   Гость прокурора, молодой человек спортивного вида, с гривой седых  волос,
с веселым и открытым лицом, которое портили  только  настороженные,  цепкие,
злые глаза, пошевелился:
   - Неприятности?
   - Они убили Ивакина!
   - Кто?
   - ГГ и его секьюрмен. Дьявол! Ни слова, ни полслова, трах-бах - и готово!
А ведь убрать главного следопыта "Смерша" - не  комара  прихлопнуть.  Теперь
ВКР  закипит,  как  чайник,  и  возможность  контроля  над  событиями  будет
утрачена.
   - Может быть, я смогу помочь?
   - Чем? Ты со своими проблемами управься. Выяснил,  кто  побывал  в  твоей
хваленой "крепости"?
   Молодой человек, а это был майор Шмель Юрий Степанович, наклонил  голову,
пряча насмешливые огоньки  в  глазах,  но  генеральный  прокурор  ничего  не
заметил.
   - Мне нужны прямые доказательства того, что  это  действовал  "Стопкрим".
Обговорите с Рудаковым варианты. И хватит мелочиться! Я имею в виду "работу"
бандитов Дадоева. Когда-нибудь они провалятся так глубоко,  что  даже  я  не
смогу закрыть на это глаза. Все, свободен.
   Шмель встал, щелкнул каблуками и вышел. Спустя час  он  входил  в  здание
"Северо-Запад-банка", где его ждал тот самый ГГ, то есть Георгий Георгиевич,
о котором нелицеприятно отзывался генпрокурор.
   Георгий Георгиевич не был ни президентом, ни даже служащим банка, он имел
свой кабинет на самом верхнем - семнадцатом этаже здания, откуда  открывался
чудесный вид на столицу.
   Майора здесь уже ждали.  Оставив  охрану  -  троих  мускулистых  девиц  с
автоматами, спрятанными в "дипломатах",  -  у  дверей  офиса,  он  пришел  в
сопровождении местного охранника в кабинет ГГ.
   Обставленный современной финской мебелью, кабинет с  резными  деревянными
панелями на  стенах,  с  новейшими  видеои  аудиокомплексами  японских  фирм
"Касио" и "Судзуки", поражал размерами, роскошью и функциональной гармонией.
Его  убранством,  сверкающим   стеклом,   металлом,   кожей,   великолепными
картинами, встроенными барами, шкафами со  старинным  оружием,  керамикой  и
коллекцией камней, невозможно было налюбоваться. Но  Шмель  бывал  здесь  не
впервой  и  сразу  прошел  к  столу  хозяина,  скорее  напоминавшему   пульт
управления космическим  кораблем.  Георгий  Георгиевич,  сверкнув  белозубой
улыбкой, кивнул гостю на  тележку-поднос  из  толстого  стекла,  где  стояли
бутылки и бокалы. Майор налил себе шампанского - больше он ничего не пил,  -
пригубил и сел у стены.
   - Шериф в ярости, - сказал он негромко. - Я только что от него.  В  самом
деле, стоило ли убирать Ивакина?
   Георгий Георгиевич поморщился:
   - Хасан перестарался, испытывая "болевик", полковник убил себя сам, когда
понял, что у  Хасана  припас