подбирал я сам, я знаю их всех. Но ведь  "Стопкрим"
своих людей не бросает в беде? Да и пора дать кое-кому хороший урок.
   - Кому? Ребята из "Руслана", что брали его.., не виноваты.
   - А я не про них говорю. Речь о начальниках, планирующих такие операции с
подлянкой, и о тех из нас, кто возомнил себя демиургом. Подставили  Ариставу
не без помощи второго спикера.
   Завьялов вздрогнул:
   - Кравчука?! Не может быть!
   -  Может,  -  тихо  сказал  Горшин.   -   Кравчука   предложил,   кстати,
комиссар-три, отметьте сей факт.
   - Ну и что?
   - Первый  случай  -  случай,  второй...  Рыба  гниет  с  головы,  Дмитрий
Васильевич. Но это к слову. Поживем - увидим.
   Завьялов промолчал.
   Матвей открыл мерцающую холодным голубым огнем дверь  и  оказался  внутри
огромного затемненного храма с каменными фигурами  высотой  с  десятиэтажный
дом, поддерживающими потолок. Дальняя стена храма напоминала  зыбкую  пелену
тумана, и из нее  вдруг  выступила  огромная  фигура  женщины  в  сверкающем
звездами плаще.
   На голове - золотая корона с семью  лучистыми  бриллиантами,  в  руках  -
раскрытая книга. Лица ее Матвей описать  не  смог  бы,  настолько  оно  было
прекрасным, неземным и изменчивым.
   - Читай, - сказала она певуче, протягивая книгу.
   Матвей перевел взгляд на страницы, мерцающие призрачно-зеленым светом, и,
похолодев, понял, что этого языка он не знает. Написано как будто по-русски,
но каждая буква - символ, раскрывающий одну из тайн бытия.
   - Тебе предстоит познать зло и добро, - продолжала женщина. - Готов ли ты
изменить свои убеждения?
   - Я н-не.., знаю... - выговорил Матвей, с болью понимая, что вошел в храм
неподготовленным.
   Лицо женщины как бы погасло.
   Сердце Матвея замерло от чувства, более глубокого, чем страх. Он  не  мог
вымолвить ни слова, ощущая, как перед ним  разверзается  бездна,  отделившая
его от храма, от женщины, олицетворявшей собой Истину. Ему казалось, что  он
вот-вот узнает, кто она такая и  что  хотела  сообщить,  но  видение  таяло,
оставляя острое сожаление, от которого слезы навертывались на глаза  и  жгли
кожу лица...
   Проснулся он с мокрыми глазами, будто и в самом деле плакал. Подробностей
сна, как всегда, вспомнить не удалось. Сохранился лишь смутный образ женщины
и эмоциональное состояние от пережитого. Но Матвей чувствовал, что  если  бы
сумел сохранить в памяти страницу книги иероглифов-букв, то  узнал  бы,  кто
приходит к нему во сне, чего ждет от него и куда зовет.
   Вообще говоря,  сны  не  доставляли  ему  каких-то  хлопот,  не  вызывали
отрицательных  эмоций  и  не  создавали  дискомфорта,  а   лишь   заставляли
задумываться и заниматься поиском разгадки тайны и причин ее  возникновения.
В них  прослеживалась  какая-то  система,  которую  Матвей  не  понимал,  но
интуитивно ощущал и  которая  со  временем  должна  была  вылиться  в  нечто
осязаемое, в поток бытия, принадлежащий какому-то "параллельному" миру.
   Матвей покосился на стопку книг на столе, среди которых находились  труды
Гермеса Трисмегиста, Лосева,  Блаватской,  Успенского,  Андреева,  Рериха  и
многих других философов и эзотериков современности, а также древних  времен,
пожал плечами и прямо из постели прыгнул в угол спальни  на  ковер,  где  по
утрам занимался китайской гимнастикой чигонг-о.
   В девятом часу утра он подходил к машине, принадлежавшей ему по  легенде,
- "таврии" последнего выпуска с четырехдверным салоном, которую  оставил  на
открытой неохраняемой стоянке возле универсама напротив, и  почти  сразу  же
обнаружил группу угонщиков,  "щекочущих"  автомобили.  Мимо  двоих  из  них,
стоявших "на атасе", он только что прошел, еще двое стерегли дальний  выезд,
поглядывая по сторонам, а трое пытались вскрыть  "жертву".  Делали  они  это
быстро, почти не таясь, один работал  с  отмычками,  двое  помогали  открыть
дверь силой. Если не удавалось сделать это  сразу,  они  тут  же  спешили  к
соседней машине, но выбирали не иномарки, а отечественные, вазовские.
   Они уже подходили к его  машине,  и  Матвею  ничего  не  оставалось,  как
сделать вид, будто он ничего не понял и просто идет к  своей  темно-вишневой
"таврии" с номером "277". Однако выйти из положения с наивной  простотой  не
удалось. Тройка занялась его машиной в тот момент, когда он оказался от  нее
в пяти шагах.
   Стоявшие  "на  атасе",  видимо,  не  приняли  его  всерьез,  считая,  что
справиться с парнем в черной безрукавке и джинсах, не сильно мускулистым,  в
меру  высоким,  обыкновенным  интеллигентным  "лохом",  смогут  и  "щупали",
поэтому сигнала к отступлению не дали,  и  самозабвенно  трудившаяся  троица
среагировала лишь на деликатное "привет" Матвея.
   - Ребятки, это моя машина, - тихо добавил  он,  не  обращая  внимания  на
вытащенные из карманов ножи и пистолет - "Макаров"  с  облезлым  дулом,  еще
довоенный. Тоскливо заныло подложечкой: обычные пацаны,  потрошители  машин,
такого оружия иметь не могли. Но, с другой стороны,  и  на  профессиональную
засаду ситуация не тянула. И все же что-то это да значило: четвертая  стычка
за три дня  явно  выходила  на  уровень  статистического  узла,  вероятность
которого превышала вероятность случайного события.
   Если  бы  угонщики  слиняли,  извинившись,  сделали  вид,  что   ошиблись
стоянкой, Матвей не стал бы вмешиваться в  их  судьбу,  "светиться"  ему  не
хотелось до зубной боли. Но старший группы подельников, здоровенный  громила
с набрякшим лицом дебила, пошел по другому пути.
   - "Крутой", что ли? - хрипло прошипел он.  -  Наделаю  дырок,  если  хоть
слово вякнешь! Давай ключи, если это твоя машина. Покатаемся - вернем.
   - А болт с левой резьбой и мелкой  насечкой  тебе  не  нужен?  -  вежливо
поинтересовался Матвей.
   - Чего?! - изумился верзила, одетый  с  подчеркнутым  инфантилизмом  -  в
красные слаксы с бахромой, шлепанцы на босу ногу и в  ярко-желтую  рубаху  с
нашитыми розочками. Его дружки были одеты не хуже, в яркие цветастые  рубахи
с нашивками типа "СС", "КГБ", "НКВД" и другими, в обтягивающие их тощие зады
колготки и ботинки на толстой подошве. Наряд  угонщиков  подчеркивал  полное
отрицание культуры, это  были  представители  нового  поколения  "хиппарей",
привыкших жить по волчьим законам и  признающих  только  силу.  И  только  у
дураков  бывает   такая   убежденность   во   взгляде,   в   голосе,   такая
непререкаемость во взорах, вспомнил Матвей слова Салтыкова-Щедрина.
   Длинным скользящим шагом Матвей обошел троицу, обхватил пальцами слоновье
запястье старшего, сжал и отобрал у него пистолет точно так же,  как  сделал
это в Рязани. - все это в доли секунды, ребята даже не  двинулись  с  места,
для них он  просто  выпал  из  поля  зрения.  Затем  пришел  черед  ножей  -
пружинных,  добротных,  как  и  пистолет,  не  укладывающихся  в  аксессуары
законопослушных граждан. И лишь спустя секунду Матвей "вошел  в  контакт"  -
дат всем троим  по  морде,  чтобы  запомнили  именно  этот  последний  штрих
схватки. Как вся группа "делала ноги", он уже не видел, подумав,  что  такие
попугаи попали на стоянку не  для  того,  чтобы  красть  автомобили,  а  для
какой-то разведки - уж очень  они  были  заметны.  И  еще  он  подумал,  что
творится что-то странное, каким-то  образом  связанное  со  снами  и  с  тем
заданием, ради которого его вызвали.
   Через полчаса он въехал во двор  частной  автомастерской,  принадлежавшей
старому, еще со школьной скамьи, другу Илье Шимуку по прозвищу Муромец.
   Прозвище свое Илья заработал по праву:  уже  в  десятом  классе  он  рвал
руками цепи, поднимал мизинцем двухпудовую гирю и гнул из гвоздей толщиной в
карандаш разные узоры. Матвей вспомнил  случай  в  автобусе,  происшедший  с
Ильей лет пять назад.
   Толпа на остановке в тот момент стояла приличная,  все  хотели  уехать  -
стал накрапывать дождик, поэтому никто, кроме Ильи, не пропустил  женщину  с
ребенком. Но компания молодых людей,  растолкав  толпу,  влезла  в  автобус,
загородила вход и пропускать больше никого не хотела. Тогда Илья  взялся  за
подножку и рванул автобус вверх так, что ребята посыпались в салон,  правда,
вместе с пассажирами - по молодости лет Муромец  этого  не  учел.  Пропустив
женщину, Илья сел сам, и компания тут же пристала к нему. И отстала.
   - Мужики, отвяжитесь, а то я вас маленько озадачу, - проникновенно сказал
Илья Муромец (рост под метр девяносто, косая сажень в плечах, вес  девяносто
восемь килограммов) и для эффекта  сжал  поручень  автобуса  так,  что  смял
двухдюймовую трубу, как пластилиновую.
   Хозяина мастерской Матвей  нашел  под  новым  "линкольном",  висевшим  на
подъемнике. В промасленном комбинезоне, с черными руками,  со  всклокоченной
бородой  и  шевелюрой,  Илья  имел  устрашающий  вид  сбежавшего  из  тюрьмы
насильника, а не мастера, хотя Матвей  знал,  что  у  него  руки  не  только
"железные", но и "золотые".
   - ‚-мо„!  -  прогудел  Илья,  узрев,  кто  перед  ним.  -  Никак  Соболев
собственной персоной! Неужто вспомнил старого кореша?
   Они обнялись, пробуя силу друг друга. Илья крякнул.
   - А ты не меняешься:  с  виду  хлипкий  интеллигентик,  а  мои  сто  тонн
выдерживаешь. Какими судьбами? На минуту заскочил или есть время?
   - Полчаса наскребу, но вечером свободен, можем встретиться у меня  или  у
тебя, а хочешь, на нейтральной территории.
   - Годится.  -  Илья  вытер  руки  ветошью,  крикнул  в  глубь  мастерской
напарнику, возившемуся возле бежевой "волги":
   - Коля, я в  контору,  буду  минут  через  сорок.  -  Кивнул  надверь  за
подъемником. - Айда посидим чуток. Видишь, какие аппараты  чиним?  Директора
одной мала-мала иностранной фирмы.
   - А это кто? - скосил глаза на молодого человека Матвей. -  Ты  ж  всегда
один работал.
   - Ленивый стал, - улыбнулся в бороду Шимук, - не успеваю.  Взял  парнишку
из одного КБ, лет десять занимался проблемой изменения формы  унитаза,  пока
не понял, что стране его продукция пока не нужна. Толковый отрок  вообще-то,
и руки приделаны куда надо.
   Они поднялись по узкой лестнице на второй этаж и очутились в "конторе"  -
уютной комнатушке с одним окном, в которой умещался двухтумбовый стол, сейф,
этажерка и два стула.
   - Держу кое-какие дефицитные детали, - кивнул Илья на сейф, сел на  стул,
жалобно скрипнувший под его тяжестью. - А  ты  действительно  не  меняешься,
Соболь, разве что раздался чуть да бреешься чище. Чем, кстати?  Станком  или
электробритвой?
   - Тебе-то зачем это знать?
   - Хочу сбрить бороду, чешется, проклятая, и есть мешает.
   Матвей подумал.
   - Один мой знакомый брился телефонной трубкой.
   - Ну и? - заинтересовался Илья.
   - Получалось медленней, чем бритвой.
   Мастер засмеялся с гулким уханьем.
   - Пожалуй, топором полегче. Ну,  докладывай,  как  живешь,  где,  с  кем,
работаешь или вообще не работаешь. - Он достал из  сейфа  литровый  пакет  с
молоком и, надорвав, выдул в три  глотка.  Заметив  взгляд  Соболева,  пожал
плечами:
   - Люблю молоко, особенно топленое и можайское. Хотя вообще-то  люблю  все
молочное: творог, сливки, сыр, сметану, молочные железы.
   Матвей улыбнулся его  последним  словам,  уловив  их  смысл.  Илья  снова
громыхнул глыбой смеха:
   - Я не женат,  так  что  не  казни  за  аморальный  образ  жизни.  Сам-то
женился?
   - Не получилось, - с неохотой  ответил  Матвей.  Поразмыслив,  достал  из
сумки отнятый на стоянке пистолет:
   - Спрячь эту игрушку у себя.
   - Какой раритет! - прищелкнул  языком  Муромец.  -  Старая  отечественная
машинка, да еще тридцать девятого года выпуска. Давно таких  не  видел.  Где
взял?
   - Где взял, где взял... Купил, - проворчал Матвей и рассказал  эпизод  на
стоянке.
   Илья  почесал  затылок,  бороду,  грудь  под  расстегнутым  комбинезоном,
хмыкнул.
   - Я что-то не пойму. Угонщики, по идее, никогда не действуют без двойного
прикрытия, если не дураки. Но они могут тебя найти, чтобы вернуть  пистолет,
тем более что сделать это легко - по машине.
   - Машина записана на владельца  с  другой  фамилией,  -  спокойно  сказал
Матвей, - а засад типа той, на стоянке, я не боюсь.
   - Ой ли, - прищурился Муромец. - Не  хвались,  идучи  на  рать,  хвались,
идучи с.., обратно. - Он поднял вверх громадные ладони:
   - Все-все, не буду, я ведь знаю, чего ты стоишь. Что  касается  меня,  то
новостей мало. Вкалываю каждодневно, семьей не обзавелся, квартира та  же  -
двухкомнатный "полулюкс", хотя денег хватило бы и на пятикомнатную. Что еще?
Машину себе сделал: купил сильно побитую "десятку" и слелал из нее конфетку,
вернее, бронеход. У тебя-то что?
   - "Таврия-2110".
   - Не густо.
   - А мне и нужно понезаметней. Правда,  кое-что  хотелось  бы  переделать.
Можешь сварганить из нее подобный бронеход? Но  чтобы  бегал  прилично,  под
двести.
   - Таких движков у меня нет.
   - Покумекай - надо, Ильша.
   - Ладно, попробую, но на скорый... - Илья не  договорил:  в  контору  без
стука вошли четверо парней во главе с зашитым  в  кожу,  несмотря  на  жару,
здоровяком с гипертрофированно накачанными мускулами.
   По правде сказать, Матвей услышал их давно, но  не  придал  шуму  особого
значения, это могли быть и  клиенты  автомастерской.  Однако  они  оказались
"клиентами" другого рода.
   - Выметайся, - коротко  бросил  верзила  Матвею.  -  А  тебя,  гнида,  мы
предупреждали. - Палец вошедшего направился в грудь Ильи. - Ты  что  о  себе
возомнил, падла? Тебе же русским языком было  сказано:  плати,  если  хочешь
жить спокойно. А теперь мы тебя слегка  поучим,  чтобы  запомнил  надолго  и
другим рассказал.
   - Кто это? - с любопытством глянул на Илью Матвей.
   - Рэкетиры, кто же еще, - усмехнулся в усы Муромец.
   - Пошел отсюда, тебе говорят! - рявкнул вожак в кожаном костюме.
   Илья вдруг перегнулся через стол, сгреб его за отвороты куртки, приподнял
и бросил к двери, сбив с ног стоявшего сзади. Затем схватил за руку  второго
здоровяка, белобрысого и безбрового, в зеленых штанах  и  в  майке,  который
выхватил нож. Раздался хруст костей,  и  белобрысый  отскочил  в  сторону  с
детским воплем:
   - Ой-ой-ой! Руку сломал, гад!
   Матвей засмеялся, привстал было, но Илья цыкнул на него:
   - Сиди, я сам.
   Верзила  в  коже  неплохо  знал  карате,  потому   что   ударил   хозяина
автомастерской   в   стиле   каляри-ппаяту   <Каляри-ппаяту   -    индийская
разновидность карате.> - в голову кулаком и в живот ногой, но результат  был
такой, будто он попал в скалу: Илья даже не отшатнулся. Пока  его  противник
дул на пальцы, он снова сгреб его ладонью за куртку и сдавил так, что у того
глаза вылезли  из  орбит.  Одновременно  Илья  отмахнулся  от  выпада  ножом
третьего незваного гостя, отчего тот врезался  головой  в  стену,  сам  себе
порезав руку. Четвертого, достававшего из широких штанов  обрез  (какой  его
там крепил?!), Матвей все же успокоил точным уколом в нервный узел за ухом.
   На этом "рэкет" и закончился.
   Илья одного за другим вышвырнул гостей за дверь,  предварительно  отобрав
оружие, и снова уселся за стол.
   - Мы еще встретимся, паскуда! - донеслось с лестницы.
   Муромец пожал широченными плечами:
   - На лай бешеной овцы не отвечаю.  Так  и  живем,  не  скучаем.  Эти  уже
третьи, желающие полакомиться дармовой выпивкой. Ничего, держусь.
   - Смотри только, чтобы не подстрелили.
   - А я поздно домой не хожу. И тебе не советую. Машина  твоя  где?  Здесь?
Тогда загоняй, "линк" подождет. Через пару дней заберешь.
   Матвей поднялся.
   - Ну и здоровый же  ты  бугай,  Ильша!  Держишь  удар,  как  профессионал
мукки-бази <Мукки-бази - индийская  школа  рукопашного  боя,  бойцы  которой
занимаются силовым тренингом, держат удары во все болевые  точки,  а  руками
разбивают булыжники  и  кокосовые  орехи.>.  Тебя  подучить  -  великолепный
ганфайтер получится.
   - Кто-кто? - подозрительно прищурился  Илья.  -  Это  что  еще  за  новое
ругательство?
   - Это не ругательство, а высший титул короля рукопашного боя. Ну,  бывай.
Вечером созвонимся и договоримся о встрече. Давно не  сидел  с  друзьями  за
чашкой чая. Кстати, свой бронеход на время не дашь?  Отвык  я  по  метро  да
автобусам мотаться.
   Илья покопался в верхнем кармане комбинезона, бросил ключи Матвею.
   - Вечером пригонишь сюда же. Права возьми. Не провожаю, буду завтракать.
   Матвей на прощание поднял сжатый кулак.
   К неприметному пятиэтажному зданию на  Фестивальной  улице,  недалеко  от
Речного вокзала, Матвей подъехал после обеда. Раньше  здесь  была  школа,  а
теперь здание занимали штук двадцать разного рода  МП  и  СП.  Одно  из  них
служило  прикрытием  отделения  ГУБО,  вернее,  явочной  квартирой  высокого
начальства, где Соболева должен был ждать сам начальник Главного  управления
по   борьбе   с   организованной   преступностью.    Задание    от    своего
непосредственного начальника, полковника Ивакина, Матвей уже получил.
   На деревянной двери малого предприятия "Дилерский центр  Лоцмана"  висела
табличка: "Умным и слабоумным вход разрешен". Матвей улыбнулся, оценив  юмор
"губошлепов", как в среде профи называли работников ГУБО. Постучался, вошел.
В приемной его ждали два сюрприза: красивая длинноногая  шатенка  с  высоким
бюстом, обтянутая чем-то, напоминающим рыбью чешую,  и  громадный  черный  с
подпалинами дог.
   Матвей сказал "драсьте", поглядел в глаза девушки, потом собаки. Он давно
заметил: собаки понимали его мгновенно и сразу отступали,  почуяв  силу.  Но
этот дог не отступил, напротив - оскалил клыки, мол, ты хорош,  но  и  я  не
промах.
   "Тихо, тихо, - мысленно ответил ему Матвей. - не  будем  поднимать  шума,
давай хотя бы уважать друг друга".
   Взгляд "секретарши МП" был  примерно  такой  же,  как  у  собаки,  -  она
привычно, не по-женски профессионально оценила  посетителя  и  вопросительно
вскинула безупречной формы брови:
   - Вы к кому?
   - К бугру, - сказал Матвей грубовато, но, заметив опасный блеск в  глазах
девушки,  улыбнулся,  отчего   худое   неподвижное   лицо   его   совершенно
преобразилось. Видимо, это подействовало не только на "русалку" в чешуе,  но
и на дога, потому что тот дернул щекой, словно удивился.
   - Передайте ему, - добавил Матвей, вспомнив  табличку  на  двери,  -  что
пришел полный кретин.
   - А имя у него есть? - без улыбки осведомилась секретарша. - У кретина?
   - Матвей Соболев.
   Девушка нажала кнопку интеркома, сказала негромко:
   - К вам Соболев.
   Ответ "бугра" отразился на дисплее, что Матвея удивило,  но  девушка  уже
отвернулась  к  печатной  машинке  "Касио",  кивнув  на  дверь   в   кабинет
начальника. Печатала она с  пулеметной  скоростью,  положив  ногу  на  ногу,
успевая при этом курить, и смотреть на нее было приятно.
   То, что явка начиналась с приемной, Матвея совершенно не удивило: видимо,
вход секретарше в секретный "подвал" был  запрещен  и  открывался  лишь  для
приглашенных, скорее всего, девушка даже не знала, кто был на связи,  какого
ранга начальник. Не удивило Матвея и то,  что  за  дверью,  где  должен  был
находиться кабинет начальника МП, был короткий коридор. Не просто коридор  -
тоннель камеры магнитоскопии, где проверяли наличие оружия. Лишь  за  второй
дверью оказался собственно кабинет, то бишь  оперативный  бункер  ГУБО,  где
руководители управления или его старшие инспекторы  могли  контактировать  с
агентурой.
   Матвея  ждали  двое:  молодой  человек,  подтянутый,   стройный,   хорошо
развитой, узколицый и кареглазый, и уже пожилой мужчина, накачанный, круглый
от мышц, видимо, бывший спортсмен, скорее всего борец-вольник в  прошлом,  с
лицом тяжелым, волевым, сильным. В этой компании он явно был  главным,  судя
по взгляду и манерам. Молодой носил модную прическу  -  волосы  до  плеч,  у
тяжеловеса блестела плешь от лба до затылка, а виски серебрились сединой. Но
главное, что оба Матвею  сразу  понравились,  особенно  тяжеловес,  которому
наверняка стукнуло не  меньше  полувека.  О