и и советами, надоел уже.
   - Красивый парень и развит неплохо.
   - Вот-вот, уже демонстрировал свои мускулы. Но мне  не  нравятся  ребята,
которые мало думают и много себе позволяют. Жоржик вообще человек  действия,
даже удивительно, что он пошел на филологический, абсолютно не престижный
   - Я другого мнения. Кто не умеет действовать, тот не умеет и думать.
   - Смотря  как  действовать.  А  насчет  думать  -  послушали  бы  вы  его
безапелляционные суждения о классиках. Если все  мысли  Жоржа  перевести  на
деньги, то не хватит и на "Снпикерс". Итак, куда мы едем?
   - Можем поехать в кафе "Русский купец" на Остоженке. Я в нем не был  еще,
говорят, кухня там неплохая. А если не боишься, поехали ко мне домой. У меня
хороший бар, чай, кофе и видике набором кассет.
   Кристина подумала, потом мотнула головой,  чему-то  улыбнувшись.  Видимо,
вспомнила предостережения Жоржа.
   - Не обижайся, но в другой раз. Поехали в "Русский купец", я  хочу  есть.
Надеюсь, ресурсов у тебя хватит? Или ты тоже из купцов?
   Матвей, улыбнувшись в ответ, тронул машину с места.
   Просто не верилось, что когда-нибудь еще  выдастся  такой  вечер.  Тихий,
спокойный, без конфликтов и шума. Кристина  держала  себя  мило,  просто,  с
поразительной естественностью, хотя и была точна в оценках, и Матвей не  раз
поражатся ее созвучным с его  представлениям  о  литературе  и  суждениям  о
жизни, а ведь ей толькотолько исполнилось восемнадцать.
   Танцевали они всего два раза, а потом лишь  слушали  музыку  и  говорили,
говорили обо всем, что приходило в  голову,  чувствуя  себя  свободно  и  не
стремясь во что бы то ни стало вести светский разговор.
   Кристину Матвей тоже поразил однажды,  хотя  впоследствии  и  пожалел  об
этом; эффекты он не любил, хорошо помня наставления учителя-тренера  о  том,
что мастер  должен  применять  технику  владения  телом  и  предметами  быта
незаметно, без излишней бравады и показухи. А случилось  это  так:  официант
принес пиццу, забыв ножи, и, пока он ходил за ними, Матвей разрезал ароматно
дымящуюся лепешку на четыре части с помощью новой  тысячерублевой  банкноты.
Как он это сделал, Кристина не заметила, весь  трюк  заключался  в  скорости
движения тонкого листика бумаги, но Матвей не стал  ей  ничего  объяснять  и
перевел разговор на другую тему.
   Заговорили о гадании на картах, по звездам, по китайской Книге Перемен  и
другими способами, перешли на психику восприятия прогнозов.  Неожиданно  для
себя самого Матвей  признался  девушке,  что  видит  странные  сны,  и  даже
рассказал несколько последних. Кристина - она разрешила называть себя  Крис,
как звали родители, или Христа, как звала бабушка, полька по  происхождению,
- живо заинтересовалась этой темой, потомучто многое читала о сновидениях  и
их толковании. Но истолковать сны  Соболева  сразу  не  смогла  и  пообещала
покопаться в литературе.
   - Все это так интересно, - заключила она, задумчиво поглядывая то в  зал,
на танцующих, то на лицо Матвея, севшего таким образом, чтобы тень от  кадки
с фикусом падала на него. - Удивительно, что ты помнишь свои сны. Обычно они
не запоминаются, бледнеют и к утру исчезают.  Может  быть,  ты  какой-нибудь
скрытый буддист или пророк? Или  просто  пришелец  и  с  тобой  хотят  таким
способом связаться соотечественники-инопланетяне?
   Матвей только улыбнулся в ответ, но не мог сам ому  себе  не  признаться,
что хотел бы выяснить, что в действительности с ним происходит.
   Кристину  он  отвез  к  общежитию  в  двенадцатом  часу  ночи,   дождался
прощального взмаха руки с балкона восьмого этажа и поехал домой. Спал он как
убитый, в одной позе, без сновидений. А наутро, после обязательного часового
тренинга, отправился к Илье Муромцу за своей машиной.
   Автомастерскую Ильи он нашел в плачевном состоянии: ворота сорваны, будто
сквозь них проехал  танк,  гараж  внутри  разгромлен,  как  после  нападения
разъяренных слонов, "линкольн", который  ремонтировал  Илья,  превратился  в
груду металлолома, и лишь машина Матвея, стоявшая в закутке, за стеллажами с
инструментом и деталями, осталась цела и невредима.
   В мастерской копался хмурый  молодой  парнишка,  помощник  Ильи,  собирал
мусор, осколки, разбитую мебель, подметал пол.
   -  Что  произошло?  -  тихо  спросил  Матвей,  сжимаясь   от   нехорошего
предчувствия.
   Парень глянул на него  исподлобья,  продолжая  заниматься  делом,  потом,
видимо, вспомнил:
   - Это ваш аппарат, что ли?
   - Мой.
   - Вот ключи. - Он достал из кармана ключи от "таврии". - Мы его  сделали,
можете забирать. Не хуже, чем у Джеймса Бонда. Движок с форсажем,  дает  под
двести, подвеска усилена, бак увеличен, берет под шестьдесят, заднее  стекло
- бронеплекс. Что еще?
   - Достаточно, - улыбнулся Матвей. - С хозяином я сам рассчитаюсь. Где он?
И что тут у вас стряслось? Потолок рухнул?
   Парень вытер лицо ладонью, но лишь размазал грязь. Сказал нехотя.
   - Банда наехала. Милиция только перед вами убралась. А Илья  в  больнице,
подстрелили его.
   - Что?!
   Помощник Ильи снова принялся за уборку,  проигнорировав  вопрос.  Буркнул
под нос.
   - Живой он, пуля прошла бок навылет, порвала подвздошную сумку, а  вторая
застряла в ноге.
   - Стреляли из автомата?
   -  Нет,  из  какого-то  "волка".  Я   слышал   разговор   инспектора   со
следователем.
   Матвей  присвистнул  про  себя,  пистолет-пулемет  "волк"  был  последней
разработкой завода "Арсенал", и именно утечка "волков" со склада  "Арсенала"
и была первым заданием Соболева, полученным  от  Ивакина.  Как  странно  все
переплелось в этом не самом лучшем из миров!
   - Где он лежит?
   - У Склифосовского. Только вас не пустят, он  без  сознания,  моя  сестра
только что оттуда приехала.
   - Как это произошло?
   Парень распрямился.
   - Да как - вошли и...
   По его словам вырисовывалась такая картина  давешняя  команда  рэкетиров,
которой Илья дважды дал отлуп, вломилась  в  мастерскую  в  начале  седьмого
утра, когда там был только Муромец: вставал он рано. Бандиты начали  громить
мастерскую, бить оборудование,  машины,  а  когда  вмешался  Илья,  раскидав
"крутых" громил, кто-то из них достал с перепугу "пушку".
   - И что по этому поводу заявила доблестная милиция?
   - Да ничего. - Парень помрачнел еще больше. - Дохлое,  мол,  дело.  Я  им
говорю: они же весь квартал держат, разъезжают на "маздах" и "тойотах",  все
их знают...
   - Ну и что?
   Парень безнадежно махнул рукой:
   - Все они повязаны. Если не запутаны, так куплены.
   - Что ж, понятно. Бывай.
   Матвей сел в "таврию", опробовал двигатель и выехал из гаража. В  клинику
"Скорой помощи" Склифосовского он прибыл через сорок минут,  ухитрившись  ни
разу не "засветиться" перед ГАИ, хотя мчал под сто и больше.
   Илью уже прооперировали, и он пришел в  себя.  Матвею  удалось  уговорить
медперсонал дать ему халат и пропустить в палату к раненому.
   Выглядел Муромец чуть бледнее обычного, под глазами залегли тени,  однако
во взгляде не было ни страха, ни  злости,  только  сожаление  и  недоумение.
Увидев Матвея, он так обрадовался, что едва не опрокинул капельницу:
   - Ты?! Взял аппарат? Я там его немного усовершенствовал, и теперь  он  не
хуже, чем у Джеймса Бонда, только что пушек в капоте не хватает.
   - Лежи.., знаю. - Матвей выгрузил  из  сумки  пакет  с  яблоками  и  пять
бутылок кефира. - Кто это был?
   По лицу Ильи пробежала тень, сжались и разжались громадные кулаки.
   - Да ты их видел, команда Белого. Я до них еще доберусь, не вмешивайся  в
мои дела.
   - Ты его знаешь лично?
   - Знаю, он то ли чеченец, то ли ингуш, в общем, оттуда.  Но  у  него  все
схвачено, везде приятели, в том числе и в милиции. Вряд ли его станут ловить
- выкрутится.
   Матвей кивнул.
   - Ладно, выздоравливай. Меня пустили на минуту,  приеду  завтра,  привезу
чего-нибудь вкусненького.
   - Сигареты не забудь, а то мои отобрали.
   - А можно?
   Илья улыбнулся - через силу,  глаза  его  помутнели,  видимо,  боль  была
нестерпима.
   Появилась медсестра, глянула на посетителя.
   - Уходите, ему плохо.
   Еще некоторое время Матвей смотрел  на  беспомощное  тело  Ильи  Муромца,
потом вышел. Уже в машине он принял решение.

ПРАВОЗАЩИТА

   Шел десятый час утра, когда Матвей начал свой поиск.
   До этого он минут двадцать сидел на вкопанной шине на школьном стадионе и
наблюдал за тщетными потугами пожилого учителя физкультуры втолковать  детям
азы спортивного многоборья. Школьников - третьего-четвертого класса, судя по
их поведению, - было девятнадцать, семь ребят и двенадцать девочек,  и  всем
им  явно  не  хотелось  куда-то  бежать,  прыгать,  метать  палки  и  вообще
подчиняться достаточно равнодушным командам учителя. А  тот  явно  не  любил
свою работу, погоду, детей и, наверное, людей вообще. Если бы он любил  хотя
бы работу, постарался бы заинтересовать ребят,  превратить  весь  процесс  в
игру, увлечь ею школьников, но делать этого он не умел.  Он  кричал,  грозил
всевозможными карами, выгонял мальчишек, хватал их за руки и плечи,  загонял
в строй, ругался и проклинал всех и вся. И Матвей с  грустью  сделал  вывод,
что после этих занятий у мальчишек и девчонок сохранится  стойкий  иммунитет
неприятия физкультуры как таковой вообще и спорта в частности.
   Еще раньше, до появления на стадионе, Матвей изменил внешность:  приклеил
усы и дополнительные брови, а также родинку под носом, надел очки, с виду  -
выпуклые, от близорукости, с помошью лака изменил прическу. Оделся  он  тоже
сообразно расчету в балахонообразную рубашку и брюки "с видом на Фудзи",  то
есть достаточно провинциального вида.  Зато  кроссовки  у  него  были  фирмы
"Рибок", облегающие ногу, легкие и прочные.
   Коммерческие киоски открывались в девять утра, и Матвей начал обход их на
улице, где располагалась мастерская Ильи, с  самого  непрезентабельного,  со
стандартным  "джентльменским"  набором,   водка,   вино,   пиво,   сигареты,
аудиокассеты. Рассчитаны такие  киоски  были,  пожалуй,  лишь  на  оголтелый
консумеризм <Консумеризм - неуемная  страсть  к  потребительству.>  "крутых"
парней,  не  знающих,  куда  девать  деньги,  либо  служили  прикрытием  для
отмывания денег местной мафии.
   Продавец - сонная и тощая девица в черных лосинах и майке  -  на  вопрос,
знает ли она Белого, лишь длинно глянула на  Матвея,  продолжая  курить.  Ее
напарник, возившийся в углу, покосился на спрашивающего, но тоже  промолчал,
и Соболев поплелся дальше. Машину он оставил во дворе дома, располагавшегося
неподалеку от ресторана "Маяк"
   Второй киоск был сродни первому, и Матвею ответили,  что  ни  Белого,  ни
Черного, ни Бежевого не знают. Зато третий - красивый павильон  с  витриной,
заставленной бутылками престюкных ликеров и вин,  торговавший,  кроме  того,
обувью, мехами и куртками, - оказался владением таинственного Белого.
   Во-первых, Матвей обратил внимание  на  перстень  в  форме  человеческого
черепа на пальце одного из киоскеров - огромного небритого детины с  бородой
и усами запорожца. Точно такие перстни носили "крепкие" ребятки, приходившие
к Илье разбираться во время визита к нему Соболева. Во-вторых, после вопроса
Матвея ребята - их было трое - сразу насторожились, и атмосфера в  павильоне
буквально  "зазвенела"   -   Матвей   остро   чувствовал   любое   изменение
психологической обстановки.
   - Вали отсюда, очкарик, - прохрипел рыжий молодец, вскрывая банку пива. -
Не знаем мы никакого Белого.
   - А чо грубишь? - укоризненно спросил Матвей тонким голосом. -  Может,  я
хочу у него кое-что купить.
   - Вали, вали, я сказал. Глухой, что ли? Или хромой на голову?
   Матвей опечалился:
   - Ну вот, опять убеждаюсь в том, что  обезьяна  произошла  от  одичавшего
человека. Не от тебя ли?
   - Ах ты козел! -  Бородатый  плеснул  пивом  в  окно  выдачи  товара,  но
промахнулся. - Ник, выйди поговори с интеллигентом.
   Из павильона вышел Ник - мосластый и губастый, в пластмассовой кепке и  в
черной майке и шортах. Ни сказать, ни сделать он  ничего  не  успел  Матвей,
владевший  приемами  варма-калаи  <Варма-калаи  -  индийская   разновидность
карате; любой удар варма-калаи нацелен на  поражение  одной  из  ста  восьми
болевых точек на теле человека> в совершенстве, точным щелчком поразил парня
галькой в солнечное сплетение с расстояния в два  метра  и  спокойно  прошел
милю согнувшегося киоскера в раскрытую дверь павильона.  Щелчком  в  лоб  он
отключил второго продавца и сказал вскочившему буйволовидному детине:
   - Так ты скажешь, где контора Белого?
   - Ах ты сука по... - Детина не закончил, так как  ноги  у  него  внезапно
ослабли, подкосились и он вынужден был сесть на ящик из-под обуви.
   - Не повезло тебе, - сочувственно сказал Матвей. - Если  я  равнодушен  к
дуракам, то очень не люблю хамов. Же не компранпа?
   - А? - раскрыл пасть бородатый, икнув. - Чо?
   - Ничо, шутю я. Не компран ты, гляжу. Говорить будешь или  начнем  копать
яму?
   В киоск ворвался опомнившийся мосластый продавец в черной майке. Пришлось
Матвею аккуратно уложить его лицом вниз  на  пол  гибким  змеиным  движением
айкидока, пропускающего удар. Наступив ногой  ему  на  спину,  он  продолжал
невозмутимо.
   - Вся твоя беда в том, что ты любишь атрибутику власти. -  Матвей  кивнул
на перстень. - Это знак секты Белого, не так ли? Где его контора, малыш?
   - Давыдковская, двадцать пять "а", второй этаж.
   - Отлично, быстро умнеешь. Одолжи-ка перстень. Умница.  А  теперь  полежи
немного, отдохни от трудов праведных. Адью, мон шер, береги здоровье, не пей
много пива.
   Матвей вышел из павильона, врезав дверью третьему киоскеру так,  что  тот
взвыл, схватившись за нос.
   Преследовать его не стали.
   Через десять минут он подъехал к зданию на  улице  Давыдковской,  бывшему
институту  повышения  квалификации,  отремонтированному  и  выкупленному   у
муниципальных властей коммерческими структурами. Второй этаж здания занимала
"Независимая федерация кикбоксинга", официальное прикрытие фирмы  рэкетиров,
как сразу понял Матвей. И вспомнил  газетную  заметку  годичной  давности  о
фирме "деликатного рэкета" в Рязани. Фирма систематически выставляла липовые
счета разным коммерческим организациям за банкеты, которых на самом деле  не
было,  за  транспортные  и  другие  услуги,  и  те  платили,  беспрекословно
перечисляя деньги на  счет  фирмы.  Потому  что  знали  -  лучше  откупиться
какой-то определенной суммой, чем потерять все или вообще  сыграть  в  ящик.
Вероятно, здесь, в этом районе Москвы, завелась дочерняя организация  фирмы,
создав "федерацию", которая под видом охраны и предоставления услуг вымогала
дань. Не глупо. Весьма  эффективный  способ  заработать  деньги,  ничего  не
делая. Если не считать делом мордобои как  меру  воздействия  на  строптивых
клиентов вроде Ильи.
   Собираясь войти как обычный посетитель, Матвей вдруг поймал спиной чей-то
быстрый, но острый и прицеливающийся  взгляд.  Ощущение  было  такое,  будто
спины коснулся кусок льда. Взгляд тут же пропал, словно  его  выключили,  но
Соболев был почти уверен, что за  ним  ведут  слежку,  причем  профессионалы
очень высокого класса. Но не из команды Белого. Что ж, посмотрим,  кто  это,
чуть позже, после разговора.
   Матвей обошел второй этаж  с  извинениями:  ох,  извините..,  простите..,
кажется, я не туда, прошу прощения, осмотрев почти все комнаты, спортзалы  -
целых три, офисы, кабинеты, входы и выходы, и наконец вышел на  офис  босса,
располагавшийся  за  красивой  дверью,  скорее  всего  металлической.  Двери
предшествовала приемная, в которой сидели две девицы с  бесподобными  ногами
гимнасток и хорошо развитыми плечами. Одного взгляда на них было достаточно,
чтобы понять, они не просто красивые девушки, занимающиеся шейпингом, они  -
профессионалки  рукопашного  боя.  Матвей  знал  несколько   женских   школ,
обучающих девушек разным системам боевых  искусств,  но  лишь  немногие  там
овладевали  искусством  рукопашного   боя   в   степени,   достаточной   для
практического применения. Эти - обе секретарши - владели.
   Матвей  отвесил  рицурэй  -  церемониальный  поклон   стоя,   применяемый
японскими мастерами, внимательно наблюдая за реакцией дам, но те  продолжали
разговаривать, лишь однажды кинув на посетителя взгляд. Очевидно, занимались
они жестким кэмпо без соблюдения традиций. Реагировать  же,  по  их  мнению,
было не на кого, вошел обыкновенный очкарик, далеко не амбал, что он  может?
Только просить. И Матвей извиняющимся тоном попросил:
   - К начальнику можно?
   Табличку на двери с надписью: "Булат Дадоев, президент  федерации"  -  он
прочитал с порога.
   - Занят, - ответила одна из девиц, блондинка с высокой грудью и скуластым
миловидным личиком. - Вам назначено?
   - Нет, но, если вы  покажете  ему  вот  это,  -  Матвей  протянул  девице
перстень в форме черепа, - он примет. Посоветоваться нужно.
   На пальцах секретарш, как заметил Соболев, не было ни колец, ни перстней,
зато в ушах подрагивали сережки в виде  лошадиных  черепов.  Видимо,  черепа
служили здесь "символами касты",  отличительными  знаками  принадлежности  к
сильным мира сего.
   -  Чокнутый,  -  отозвалась  вторая  секретарша,   тоже   блондинка,   но
платиновая, крашеная, с густо напомаженными губами. Дотянулась до  селектора
и нажала клавишу.
   - Булат Шаймиевич, к вам посетитель.
   - В шею, - ответил селектор незамедлительно.
   - У него интересный перстенек, но он не из  штата.  С  виду  учитель  или
клерк, безоружен.
   - Хорошо. - проворчал селектор, - пусть зайдет через минуту.
   Матвей выразил жестом благодарность, выждал две минуты и зашел в  кабинет
"президента федерации".
   Кабинет поразил его  не  роскошным  австрийским  деловым  гарнитуром  для
офисов "Мадлен", не аквариумом с угрями во всю стену и даже не видеосистемой
"Касио" с плоским двухметровым экраном, а формой стола и  кресел  -  в  виде
гигантских человеческих кулаков. Президент выглядывал  из  кулака-стола  как
большой его палец или скорее кукиш, и Матвей сразу понял, за  что  ему  дали
прозвище Белый.
   Дадоев, одетый в отлично сшитый летний костюм, был, конечно, смугл,  усат
и красив, как истинный кавказец, но волосы имел совершенно  седые,  несмотря
на молодость. Едва ли он был старше Соболева. У него  в  кабинете  находился
гость - тот самый "крутой" парень в кожаном костюме, который приходил к Илье
разбираться в момент визита Матвея. Матвея он не узнал, это  было  видно  по
его равнодушно-пустому взгляду.
   - Ну? - бросил Дадоев, оценивающе  глянув  на  посетителя,  но  сесть  не
предложил.
   Матвей приблизился к столу-кулаку и сказал тихим невыразительным голосом,
глядя на тонкую ниточку усов президента:
   - Белый, сегодня утром твои солдатики подстрелили  авгослесаря  на  улице
Артамонова. Если вы от него не отстанете, я положу всю  твою  кодлу  и  тебя
сверху. Понял? Это первое. Второе: кто стрелял? Имя, адрес.
   Кожаный переросток и "президент федерации" обменялись взглядами.  Молодой
заржал. Дадоев тоже засмеялся:
   - Это все? По-моему, он болен, а, Чарли? Может быть, вызвать "скорую"?
   - Крыша поехала, это точно, - отсмеявшись, согласился кожаный Чарли, сыто
глянув на Матвея. - А по фейсу не хочешь, очкарик? Или ты  супермен?  Что-то
незаметно. Иди отоспись, а  то  схлопочешь,  если  не  перестанешь  задавать
дурацкие вопросы.
   - Ты забыл сказать: "На ноль помножу", - не повышая тона, добавил Матвей.
- Сопляк и хам. Повторить вопрос?
   Дадоев перестал улыбаться, нахмурил густые брови.
   - Выведи его, Чарли. Лучше через первый зал, пусть  ребята  потренируются
немножко, как на манекене.
   Кожаный лениво встал, но ударил быстро, заученно - в живот прямой ногой и
в голову с поворотом.  Только  Матвея  на  прежнем  месте  не  оказалось,  и
мускулистый Чарли из поворота не вышел, врезался головой в  стену  и  затих,
потому что пушенный Соболевым голыш поймал  его