рое, но они запомнили  только
машину и то, что нападавшие якобы были в камуфляже  и  в  масках.  По  таким
приметам в городе можно задерживать каждую вторую машину и любого собровца в
комбезе.
   - Но ведь должны же быть какие-то  следы,  зацепки...  Неужели  свидетели
ничего больше не разглядели?
   Лысоватый особист смерил Тараса взглядом.
   - Вы из конторы?
   Тарас понял, что речь идет о ФСБ.
   - Нет.
   - Тогда не задавайте лишних вопросов, молодой человек.  Может  пострадать
язык. В прямом смысле Тут все живут по волчьим  законам,  по  волчьим  же  и
умирают.
   Коллега Елисея Юрьевича отошел.
   Тарас вздохнул, понимая его чувства. Он и сам с настороженностью  отнесся
бы к человеку, задающему вопросы о свидетелях на территории Чечни.
   Елисей  Юрьевич  вышел  через  несколько  минут  с  каменным,  ничего  не
выражающим лицом.
   - Поехали.
   - Куда?
   - Сначала в комендатуру. Договоримся о перевозке моих... - Елисей Юрьевич
запнулся. - О перевозке тел на аэродром. - Он вдруг с  тихой  тоской  ударил
кулаком о ладонь. - Я же  говорил  им:  не  выходите  лишний  раз  из  дома!
Собирайте вещи и уезжайте! А мама уперлась: я здесь родилась, здесь  и...  -
он умолк, тяжело дыша, с видимым усилием  справился  с  собой.  Лицо  Елисея
Юрьевича снова приобрело каменно-бесстрастное выражение.
   - Извини, что не сдержался... как видишь, люди  Круга  -  не  более,  чем
люди.
   - Я понимаю, - тихо обронил Тарас.
   Елисей Юрьевич болезненно усмехнулся, разглядывая его запавшими  глазами,
и Тарас убежденно добавил:
   - Мы их найдем!
   - А вот это лишнее! - твердо проговорил Елисей Юрьевич. - Выбрось это  из
головы! Расследованием занимаются компетентные органы, это  их  прерогатива.
Мы приехали сюда не ради мести. Понял?
   Тарас вздрогнул. Учитель прочитал его мысли.
   - Ты понял или нет, спрашиваю?
   - Понял, - кивнул Горшин, стискивая зубы.
   Елисей Юрьевич еще раз смерил  его  оценивающим  взглядом,  отвернулся  и
зашагал к машине.
   Из-за туч выглянуло солнце, заявляя об улучшении погоды, но Тараса это не
обрадовало. Он знал, чем будет заниматься в Грозном  после  соблюдения  всех
формальностей по отправке ?груза 200? в Москву.
 
*** 
 
   Весь день они провели  в  переговорах  с  разными  ответственными  лицами
Грозного и встречах с людьми разных возрастов, званий и полномочий в  разных
концах города. Не без напряга им удалось договориться с военными летчиками о
доставке тел жены и матери Смирнова в Москву, и лишь  в  больнице  случилась
заминка, едва не переросшая в инцидент.
   Главврач  больницы  Хусаин  Борзоев  наотрез  отказался  выдать  тела  из
морга, ?до выяснения обстоятельств убийства?, как он туманно выразился, хотя
на  руках  у  Елисея  Юрьевича  находилось  предписание  мэра   Грозного   о
содействии ?особому представителю? из Москвы всем, к кому  он  обратится  за
помощью.
   Получив отповедь санитара, не пустившего их  в  морг,  Елисей  Юрьевич  и
Тарас направились к главврачу на прием,
   Хусаин Борзоев оказался немолодым  человеком  с  темным  костистым  лицом
горца, на котором выделялись усы и кривой нос. Глаза у главврача прятались в
глубоких глазницах, и определить их  цвет  оказалось  делом  нелегким,  хотя
изредка они вдруг светлели и становились  по-ястребиному  зоркими.  Выслушав
посетителей, он коротко, с акцентом сказал:
   - Забрать погибших нельзя. До выяснения обстоятельств гибели. Вопросы еще
есть?
   - У меня разрешение мэра, - хладнокровно сказал Елисей Юрьевич,  доставая
сложенный вчетверо лист бумаги с подписью и печатью.
   - Здесь я хозяин! - тем же непреклонным тоном бросил Борзоев. -  И  будет
так, как я сказал!
   - Не надувай щеки, лопнут! - не выдержал Тарас. - Читать умеешь?
   - Спокойно, Граф, -  посмотрел  на  него  Елисей  Юрьевич  недовольно.  -
Человек просто не понял, что ему требуется всего лишь выдать убитых.
   - Ахмет! - повысил голос Борзоев, сверкнув недобрыми  глазами.  По  всему
было видно, что русских он не любит и готов идти до конца. Хотя  причин  для
такого поведения, в общем-то, не существовало.
   В кабинет ввалился могучего телосложения чеченец  похожий  ни  известного
всем террориста Басаева: бритая голова, усы, борода по грудь, волчьи  глаза.
Одет он был во все черное, кроме коричневых ботинок с высокой шнуровкой.
   - Проводи гостей до выхода, - приказал главврач.
   Тарас шагнул к вошедшему, сделал ?медвежью стойку?  и  ?качнул  маятник?,
вызывая волну страха и бессилия.
   Ахмет - ?Басаев? отшатнулся, бледнея. Тарас подтолкнул его к двери.
   - Вас здесь не стояло... ждите в приемной!
   Дверь за помощником главного врача закрылась.
   Елисей Юрьевич шевельнул бровью, выражая тем самым неодобрение действиями
ученика, повернулся к опешившему Борзоеву.
   - Я думаю, нет смысла вызывать сюда спецназ. Или вы будете настаивать?
   - Я тоже... могу... вызвать...
   - Велик приказ, да мал начальник, - усмехнулся Тарас.
   Главврач  опомнился,  пригладил  волосы,  глянул  на  дверь,  на  Тараса,
наткнулся на его ледяной взгляд и вздрогнул.
   - Что ж, может... э-э, мы договоримся. Кто эти люди, вы говорите?
   - Моя мать и жена, - тяжело сказал Елисей Юрьевич.
   - Понимаю ваши чувства... - Главврач сделался вежливым. - Давайте бумагу.
   Он взял из руки Елисея  Юрьевича  письмо  мэра,  прочитал,  покосился  на
Тараса и снял трубку телефона.
   - Шамиль, оформи документы на выдачу тру... убитых... да, на женщин,  что
вчера привезли. - Он повернулся к москвичам:
   - Можете забирать.
   - Их заберут завтра утром, - сказал Елисей Юрьевич. - С вашего позволения
я зайду в морг.
   - Это против наших правил, но вам я разрешаю Ахмет!
   На пороге возник тот же бородатый чеченец.
   - Проводи гостей... э-э,  на  территорию.  У  них  распоряжение  большого
начальства.
   Ахмет молча посторонился, косясь на Тараса. Было видно, что он его боится
по-настоящему. Пси-атака Горшина оставила в душе чеченца неизгладимый след.
   В  морг  Елисей  Юрьевич  зашел   один,   не   пустив   ни   Тараса,   ни
сопровождающего. Пробыл там  десять  минут  и  вышел  с  каменно-неподвижным
лицом. Лишь взгляд его, слепой и сосредоточенный на внутреннем  переживании,
выдавал душевную боль этого сильного человека.
   За воротами их ждала знакомая ?Волга? с  тем  самым  чекистом  в  кожаной
куртке, который встретил их на аэродроме. Садясь  в  машину,  Тарас  обратил
внимание на остановившуюся в отдалении ?десятку? серого цвета с затемненными
стеклами, но тут же забыл о ней. Голова была забита размышлениями о том, как
найти и покарать убийц семьи учителя.
   - Куда тебя? - спросил человек в куртке, обращаясь к Елисею  Юрьевичу.  -
Может, поедем ко мне?
   - Не хотелось бы стеснять,  -  проговорил  Елисей  Юрьевич  отсутствующим
голосом. - Мы лучше переночуем в гостинице или в комендатуре.
   - Никого вы не стесните. Сын уехал, у дочки своя комната, а мама  и  Дина
будут только рады гостям. - Чекист тронул водителя за плечо.  -  Поехали  ко
мне, Саша.
   "Волга? развернулась и устремилась прочь от центра города.
   Спустя минуту за ней двинулась и серая ?десятка? с затемненными стеклами.
Глава 12 АТАКА
 
   Приятель Елисея  Юрьевича,  которого  Тарас  принял  за  сотрудника  ФСБ,
оказался старшим советником юстиции, прокурором чеченской столицы. Звали его
Антоном Кирилловичем Хованским.
   Жил он в собственном доме на окраине Грозного, в  полукилометре  от  реки
Сунжи. Дом был окружен глухим деревянным забором  и  охранялся  овчаркой  по
имени  Гриц.  Вокруг  дома  росли  яблони  и  сливы,  участок  был   ухожен,
чувствовалось, что ему хозяева уделяли много внимания.  Тарас  и  сам  любил
возиться в саду, поэтому порядок усадьбы одобрил.
   Хозяйство усадьбы  состояло  из  двух  строений  -  сарая  и  хлева,  где
содержались две козы и корова. Ни свиней, ни кур семья Хованских не имела.
   В доме, накрытом разнокалиберными  металлическими  листами,  было  четыре
комнаты  и  небольшая  кухонька  с  русской  печью.  Мебель   везде   стояла
старенькая, на полу лежали домотканые  половики,  создавая  особый  домашний
уют. Тарас  поразился  совпадению:  полы  у  него  дома  тоже  были  накрыты
половиками, сотканными еще бабушкой Надей.
   Встретили гостей домочадцы: дородная женщина с рыхлым, болезненным  лицом
- мать Антона Кирилловича, Валентина  Матвеевна,  его  жена  Дина,  тихая  и
улыбчивая, и дочь Антонина, Тоня, очень похожая на мать, такая  же  тихая  и
милая, но почти не улыбающаяся За весь вечер Тарас  увидел  ее  улыбку  лишь
однажды, когда отец хвастался, что Тоня рисует ?как заправский художник?.
   В самом деле, как оказалось, она прекрасно рисовала. Стены ее  комнатушки
были увешаны акварелями и  рисунками  цветным  карандашом,  хотя  определить
сразу, чем они нарисованы, не удавалось
   Рисовала  Тоня  в  манере  малевичевского  супрематизма,  передающей  как
ритмику и пластику движения,  так  и  многозначительность  положений.  Такие
положения сама Тоня называла ?застывшей явью?. О  Казимире  Малевиче  и  его
методе самовыражения она почти ничего не знала, но вполне могла претендовать
на место в Витебском объединении художника ?Утвердители  нового  искусства?,
хотя дар ее  был,  наверное,  масштабнее,  чем  у  последователей  Малевича,
создателей русского авангарда. Во всяком случае, Тарас, регулярно посещавший
художественные музеи и выставки и не раз бывавший  на  вернисажах  Малевича,
отметил не только точнейшую и тончайшую технику юной художницы,  невероятную
палитру и удивительное сочетание форм, но и  глубину  мысли,  заложенную  во
всех полотнах.
   Особенно долго он разглядывал рисунок под названием ?Предок?.
   На нем в манере  авангардистов  пересечением  спиральных  и  параллельных
линий был изображен странный зверь, более всего похожий на Инсекта!  Точнее,
на разумного таракана, блаттоптера сапиенс Тарас готов был отдать голову  на
отсечение, что изображен именно  Инсект,  предок  Перволюдей,  а  не  просто
фантасмагорическое существо Апокалипсиса.
   - Что это? - поинтересовался  он  у  девушки,  когда  взрослые  вышли  из
комнаты.
   Тоня покраснела, но ответила простодушно и твердо:
   - Это наш предок. Такие звери жили на Земле.
   Очень давно. Я их часто вижу во сне.
   Тарас пристально посмотрел на девушку, перевел взгляд на картину, покачал
головой.
   - Вам не нравится? - робко спросила хозяйка.
   - Вы не представляете, как вы близки к истине! Дело в  том,  что  я  тоже
иногда вижу таких... гм, зверей. Во сне. - Уточнять, где он  видит  Инсектов
на самом деле, Тарас не стал. - Но главное не в этом.
   - А в чем?
   - Эти звери существовали реально и назывались Инсектами. Точнее,  знающие
люди их так назвали.
   - Правда? - Глаза Тони стали большими, в них проступило недоверие.  -  Вы
шутите?
   Тарас невольно залюбовался девушкой. Ее нельзя было  назвать  красавицей,
по  сути  она  была  еще  подростком  с   угловатой   фигуркой,   тоненькая,
длинноногая, с едва наметившейся грудью. Но женщина в ней уже начинала брать
свое, и этот зов чувствовался на расстоянии. А лицо Тони, милое, простое,  с
большими губами, чуть вздернутым носиком  и  с  печального  разреза  глазами
отчего-то притягивало взор и  заставляло  искать  ее  улыбку,  преображавшую
девушку настолько, насколько преображает природу солнце,  выглянувшее  из-за
туч.
   Тоня поняла значение его взгляда, вспыхнула, с  преувеличенным  вниманием
поправила висящую на стене картину, покосилась  на  него.  Тарас  засмеялся.
Девушка смутилась еще больше, но засмеялась в ответ, и им сразу стало  легко
и свободно, будто упала некая стена, разделявшая их до этого.
   Заговорили о художниках. Тоня показала свои пейзажи, выполненные в манере
русского реализма, затем удивительные ?космические? работы - пейзажи  других
планет, звездные скопления необычных форм и летящих ангелов, греющих руки  у
звезд. У девушки  несомненно  был  дар  (кроме  канала,  связывающего  ее  с
Хрониками Мироздания, судя по рисунку Инсекта), и Тарас заговорил об учебе.
   - Да,  я  хочу  поступать  в  художественное  училище,  -  сказала  Тоня,
складывая рисунки в папку, - во Владикавказе есть,  в  Ставрополе,  но  одну
меня не отпускают, а родственников там у нас нет.
   - Тебе лучше в Москву, в институт Сурикова, - посоветовал Тарас.  -  Могу
посодействовать.
   - Правда? - Глаза Тони засияли и тут же погасли.  -  В  Москву  меня  тем
более не отпустят. Да и денег нет на учебу.
   - Я поговорю с твоим отцом, что-нибудь  придумаем.  Будет  несправедливо,
если твой дар окажется невостребованным.
   - Папа говорит, что справедливость в нашей стране спит. А бабушка  вообще
не хочет выходить из дома, всего боится.
   - Один умный человек сказал, что справедливость - это равновесие добра  и
зла. К сожалению,  в  нынешние  времена  это  равновесие  нарушено,  и  надо
приложить немало усилий, чтобы его восстановить.
   - Вы тоже прокурор, как папа?
   - Нет, я всего лишь эксперт  по  экологии.  Наш  начальник  называет  нас
экоголиками.
   - Как? - удивилась девушка.
   - Это он соединил два слова - экология и трудоголик. Можешь называть меня
на ?ты?, если хочешь.
   - Я думала, вы тоже... что ты тоже в системе  правоохранительных  органов
работаешь. У тебя вид такой... суровый. Неужели где-то есть служба экологии?
   - В Москве существует Комитет экологической безопасности, я  работаю  там
уже два года.
   -  Трудно  работать?  Наверное,  не  всем  нравится,  когда  вы   к   ним
приезжаете?
   - Не всем, - признался Тарас. - Бывает, что  встречают  нас  как  врагов,
хотя сами действуют как враги, враги природы.
   - Расскажите,  -  загорелась  Тоня.  -  Вы,  наверное,  часто  ездите  по
командировкам?
   - Довольно часто, раз в месяц. Недавно был в Рязанской губернии. -  Тарас
принялся рассказывать о своем посещении сигаретной фабрики в Кадоме и  вдруг
почувствовал дуновение холодного ветра. Спину охватил ледяной озноб.
   Тарас замолчал, прислушиваясь к пространству дома, потом  к  пространству
вокруг дома. Тоня посмотрела на него с какой-то странной  озабоченностью,  и
он понял, что ей передалось его беспокойство. Хотя  не  исключено,  что  она
тоже могла слышать ментальные токи угрозы.
   - Тихо! Ваш дом не охраняется милицией?
   - Нет, - шепотом отозвалась девушка, вздрагивая в нервном ознобе.  -  Тут
недалеко блокпост...
   - Ночью он бесполезен, как пистолет без  патронов,  никто  из  бойцов  не
полезет на рожон, если возникнет перестрелка. Пойдем-ка к твоим.
   Они вышли из спальни Тони и  наткнулись  на  спешащего  навстречу  Елисея
Юрьевича.
   - К нам гости!
   - Я почуял.
   - Надо уходить. Антон знает тропку со двора вдоль Сунжи к блокпосту...  -
Елисей Юрьевич не договорил.
   Взвыла собака. И тотчас же по окнам дома сыпанул  свинцовый  град,  круша
стекла, насквозь прошивая ставни и  мебель.  Стреляли,  судя  по  всему,  из
автоматов  калибра   семь   шестьдесят   пять   и   из   девятимиллиметровых
пистолетов-пулеметов, а потом к ним присоединился и ручной пулемет.
   - Все на пол! - крикнул  Елисей  Юрьевич,  бросаясь  в  зал,  где  сидели
прокурор, его жена и мать.
   Тарас дернул Тоню за руку, заставляя ее лечь на пол. Упал  рядом,  обнял,
вжимая в половик.
   Трансовое боевое состояние  пришло  с  первых  же  выстрелов,  заработала
сторожевая и  анализирующая  системы  интуиции,  раскрывая  гипервозможности
организма. Поле сознания Тараса охватило объем комнаты, скачком расширилось,
обнимая дом прокурора и его  окрестности.  В  прозрачной  тьме,  обступившей
Горшина,  обозначились  бордовые  пятна  со  злыми  пульсирующими  огоньками
внутри. Это высветились ауры тех, кто открыл стрельбу. Один из  пульсирующих
огоньков вытянулся факелом, и Тарас, холодея, понял, что это означает.
   - Все вон! - рявкнул он изо всех сил. - У них гранатометы!
   Сам он успел бы унести ноги из горницы,  владея  темпом,  но  рядом  была
Тоня, и он сделал единственное, что зависело от него в сложившейся ситуации:
отбросил девушку к печке и прикрыл ее своим телом.
   Граната взорвалась в центре гостиной спустя секунду.
   Тарас  автоматически  перевел  себя  в  состояние  пустоты,   позволяющее
проделывать трюки вроде протыкания  руки  иглой  или  ножом  без  каких-либо
последствий, но вовремя вспомнил, что он не один, и успел сменить пустоту на
состояние скалы.
   Вихрь осколков ударил во все стороны, находя не успевших укрыться  людей.
Раздались крики и стоны.
   Два осколка впились в спину Тараса, но пробить ?телесные латы? не смогли,
застряли в мышечных тканях,  превратившихся  в  ?каменные  пласты?.  Боль  в
местах ударов  вспыхнула  довольно  сильная,  однако  осколки  не  повредили
позвоночник и обошли артерии, и Тарас не стал  обращать  на  раны  внимания.
Двигаться они не мешали.
   Подхватив оглушенную Тоню на руки, он выскочил из  горницы  на  кухню,  а
оттуда в сени и во двор. Вторая граната лопнула  в  гостиной,  когда  он  со
своей ношей был уже под защитой сарая.
   - Посиди здесь! - выдохнул он  на  ухо  девушке  -  Никуда  не  уходи!  Я
сейчас...
   Он метнулся вдоль сарая к забору, перемахнул его в один  прием  и  налету
сориентировался в пространстве  ментала,  чтобы  определить  местонахождение
стрелков. По нему выстрелили - видимо, территория дома  отслеживалась  через
инфраоптику, - но очередь прошла чуть в стороне, и Тарас мгновенно  вычислил
автоматчика,  что  позволило  ему  не  потерять  ни  одного   мгновения   на
контратаку.
   Максимально ускорившись, так что туго свистнул ветер в ушах, он преодолел
расстояние от забора до какой-то  полуразрушенной  будки,  с  крыши  которой
велся огонь, вспрыгнул наверх и одним ударом ?рука - копье? пробил  насквозь
человека в камуфляже и маске с автоматом ?АК-74? в руках.
   Стрелок охнул, роняя автомат, упал с крыши будки вниз.
   Одновременно стихла стрельба и с  других  сторон.  Доносился  только  рев
раненой коровы и лай потревоженных собак в округе.
   Тарас поискал ауры остальных стрелков, обнаружил тускнеющие,  удаляющиеся
пятна и понял, что боевики отступили.
   Где-то в километре от дома  прокурора  взвыла  сирена,  послышался  рокот
моторов бронетранспортера. Это зашевелился потревоженный стрельбой блокпост.
   Тарас метнулся назад, к сараю, Тоню там не нашел и  ворвался  в  дом,  не
чувствуя боли в спине, где застряли осколки гранаты.
   Все  стекла  в  доме  были  выбиты,  стены  иссечены  осколками,   мебель
изрешечена пулями и разбита вдребезги, уцелели только диван и два кресла. По
комнатам витали кисло-горькие запахи взрывчатки и тлеющих тряпок.
   На полу  посреди  горницы  лежали  прокурор  и  его  жена.  Оба  получили
множественные осколочные ранения и умерли еще во время боя. К тому же  Антон
Кириллович принял на себя несколько пуль, прикрывая жену, однако это  ее  не
спасло.
   Тоня уже находилась здесь, словно окаменев, стояла на коленях над  телами
родителей.
   Елисей Юрьевич сидел рядом с другом, держась  одной  рукой  за  грудь,  а
второй за шею. Поднял голову, когда в горницу ворвался Горшин.
   - Что?! - глухо выдохнул Тарас.
   - Я не смог закрыть обоих...
   - Что с вами?
   - Пара осколков в груди, пара в спине... ничего, справлюсь. Посмотри, что
там с матерью Антона.
   Тарас поискал пожилую женщину и обнаружил ее лежащей  на  полу  у  печки.
Однако печь защитила ее от пуль и осколков, и сознание  Валентина  Матвеевна
потеряла скорее от шока после взрывов. Передав ей восстанавливающий сознание
энергоимпульс - ладонь на лоб, ладонь на грудь, вспышка, - Тарас вернулся  в
горницу, остановился за спиной Тони, не решаясь отвлечь ее.
   - Зажги свет, - попросил Елисей Юрьевич.
   Тарас щелкнул выключателем, но все лампочки в доме были разбиты и свет не
загорелся. Тогда он поискал на кухне свечи, нашел два огарка и зажег.  Снова
подошел к Тоне.
   Она сидела все в той же позе, прижав  кулачки  к  груди,  и  смотрела  на
р