асть  жизни. Тебе требуется помощь, чтобы ты смогла убить лорда Рала. И
мы собираемся оказать тебе ее.
     -- Но преисподняя -- это мир смерти. Я не могу...
     -- Можешь! И хочешь! Ты дала нам слово. Если ты этого  не  сделаешь, то
лорд  Рал  еще много  лет  будет продолжать свои  преступления.  Или ты  это
сделаешь, или  кровь  его жертв  ляжет на твои руки. Твой отказ  приведет  к
смерти множества людей. Ты,  Дженнсен Рал, окажешь помощь своему  брату. Ты,
Дженнсен  Рал,  откроешь двери  смерти и  позволишь этим  людям умереть. Ты,
Дженнсен Рал,  окажешься сторонником Владетеля. Мы просим тебя  найти в себе
мужество, отбросив все, повернуться к смерти, взамен получив Ричарда Рала.
     Дженнсен  дрожала,  слезы текли по ее лицу.  Она  опять боялась  делать
страшный выбор,  предложенный сестрой Мердинтой.  Дженнсен  молилась матери,
прося совета, но в ответ не последовало ни единого знака. Даже голос затих.
     И Дженнсен перешагнула через свечи.
     Она должна это сделать. Она должна покончить с Ричардом Ралом.
     К  счастью,  там, где  ей  следовало  стоять,  было  достаточно  темно.
Дженнсен чувствовала унижение,  находясь  нагой среди  незнакомых  --  пусть
здесь и были одни женщины, -- но это был наименьший из ее страхов.
     Вступив в круг из  мерцающего белого песка, она почувствовала ужасающий
холод и двинулась к центру, дрожа и трясясь.
     В  центре круга было Милосердие, нарисованное все тем  же белым песком,
мерцающим в  лунном свете. Девушка остановилась,  глядя на  символ,  который
тысячи раз рисовала сама, хотя ее рукой никогда и не управлял дар.
     -- Садись, -- прозвучал голос сестры Мердинты.
     Дженнсен  начала  задыхаться. Мердинта  возникла  прямо за  ее  спиной.
Нажала девушке на плечи, и та опустилась, скрестив ноги в центре Милосердия.
Теперь ей стало понятно: сестры сидели на семи  лучах восьмиконечной звезды.
Восьмой луч, как раз напротив Дженнсен, оставался свободным.
     Сестры Света снова начали свое негромкое песнопение.
     В  лесу  было  темно  и мрачно.  Деревья, покачиваясь от ветра, стучали
ветвями, будто костями мертвых, к которым, похоже, и взывали сестры.
     Сестра  Мердинта,   вместо  того  чтобы   сесть   на  свободное  место,
оставленное в круге, продолжала стоять у Дженнсен за спиной.
     Неожиданно пение оборвалось, и  Мердинта  начала  произносить  странные
короткие слова на непонятном языке.
     В длинной, певучей речи  сестра Мердинта  выделяла слово  "грушдева" и,
вытянув руку, посыпала порошком голову Дженнсен. Каждый раз порошок сгорал с
ревущим свистом, заставляя девушку подпрыгивать. Вспышки  света на мгновение
выхватывали сестер из черного мрака.
     И при каждой вспышке все семь сестер говорили в один голос:
     -- Tu vash misht. Tu vask misht. Grushdeva du kalt misht.
     He только они произносили эти слова. Дженнсен  чувствовала, что и голос
в  ее  голове произносит  их  вместе  с  сестрами.  Голос  вернулся,  и  это
одновременно пугало  и  успокаивало девушку. Ее всегда снедало беспокойство,
когда голос затихал и наступала невыносимая тишина.
     -- Tu vash misht. Tu vask misht. Grushdeva du kalt misht...
     Слова убаюкивали и  успокаивали  Дженнсен.  Она вспоминала о  том,  что
привело ее в это  странное  место, об ужасах своей  прежней  жизни, когда  в
шесть лет  ей  пришлось вместе с матерью  покинуть  Народный  Дворец. О  тех
годах,  когда лорд Рал шел по  пятам, и  они постоянно убегали, спасая  свои
жизни. О той ужасной ночи,  когда люди лорда Рала  появились  у  них в доме.
Слезы хлынули из  глаз  при этом воспоминании. Она вновь переживала ту ночь.
Геройское  поведение Себастьяна, спасшего ее...  Последние слова матери... И
как пришлось  оставить маму на полу в луже крови и бежать, бежать, бежать...
Дженнсен рыдала, испытывая смертельную тоску по всему этому.
     -- Tu vash misht. Tu vask misht. Grushdeva du kalt misht...
     Дженнсен  всхлипнула. Она скучала по маме. Было страшно за  Себастьяна.
Она  была  такой  одинокой  в  этом  мире. Видела  столько  смертей. Ей  так
хотелось, чтобы это, наконец, закончилось. Так хотелось все это остановить.
     -- Tu vash misht. Tu vask misht. Grushdeva du kalt misht...
     Подняв глаза,  сквозь  слезы, она увидела, что перед  нею  сидит кто-то
темный -- на том самом месте, которое прежде пустовало. Его глаза горели как
свечи. Дженнсен смотрела в них, будто глядя в тот голос.
     --  Tu vash misht. Tu vask misht. Grushdeva du  kalt  misht,  -- сказал
сидящий перед  нею в унисон с находящимся у  нее в голове голосом. -- Открой
себя, Дженнсен. Откройся мне, Дженнсен.
     Дженнсен не могла ни двинуться, ни отвести  глаза. Это был голос, но не
только у нее в голове. Теперь он сидел перед ней.
     Сестра Мердинта, стоя за спиной, бросила еще щепотку порошка.
     И когда он загорелся, девушка узнала человека с горящими глазами.
     Это была ее мать.
     -- Дженнсен, -- нежно сказала она. -- Surangie.
     -- Что? -- всхлипнула ошеломленная девушка.
     -- Сдавайся.
     Слезы полились неудержимым потоком.
     -- Мама... мама!..
     Дженнсен начала  вставать, чтобы подойти  к матери,  но сестра Мердинта
нажала ей на плечи, приказывая оставаться на месте.
     Языки  пламени  вспыхнули  и  исчезли,  и  когда   свет   померк,  мать
растворилась в темноте, а перед девушкой снова  было нечто со светящимися во
мраке глазами.
     -- Grushdeva du kalt misht, -- гремел голос.
     -- Что? -- рыдала Дженнсен.
     --  Месть съедает  меня,  --  перевел  рокочущий  голос.  --  Сдавайся,
Дженнсен, и месть будет твоя.
     -- Да! -- безутешно прорыдала Дженнсен. -- Да! Я сдаюсь мести.
     Нечто улыбнулось, будто открывая дверь в преисподнюю.
     Нечто  поднялось колыхающейся  тенью и склонилось над  Дженнсен. Лунный
свет играл  на  его  мускулах. Очень  похожее  на  кота,  улыбающееся, нечто
показывало клыки, от вида которых останавливалось сердце.
     Дженнсен  не  знала,  что  делать.   Она  страстно  желала,  чтобы  все
закончилось. Казалось, она больше не  вынесет... Но Дженнсен  хотелось убить
Ричарда Рала. Девушка жаждала мести.
     Нечто стояло прямо  перед нею, играя мышцами, находясь одновременно и в
этом мире, и в другом.
     Наконец,  Дженнсен  увидела, что  позади  этого  нечто, за  кольцами из
сестер, мерцающего песка и свечей появляются из лесной чащи огромные тени --
существа на четырех ногах.
     Их  были  сотни, их  глаза желтым  огнем горели  в  темноте, из ноздрей
вырывались  клубы  дыма.  Они  выглядели пришельцами  из  другого  мира,  но
полностью находились в этом.
     -- Дженнсен!  -- Нечто все  ниже наклонялось к девушке. -- Дженнсен! --
Его улыбка была как у императора Джеганя.
     -- Что?.. -- шептала она сквозь слезы. -- Что там такое?
     -- Это псы мести, -- сказал голос. -- Обними меня, и я освобожу их.
     -- Что? -- воскликнула она, широко раскрыв глаза.
     -- Отдайся мне, Дженнсен. Обними меня, и я освобожу псов во имя тебя.
     Дженнсен отпрянула от  привидения. Она едва дышала. Из горла привидения
исходил тихий звук, похожий на  мурлыкающий рокот, оно  снова приближалось к
ней, заглядывало в глаза.
     Девушка  пыталась  вспомнить одно  слово, маленькое словечко. Оно точно
было  где-то у  нее в  памяти,  но при  взгляде в  эти  горящие  глаза  нить
воспоминаний  ускользала. Казалось, ее  разум замерз.  Ей недоставало одного
лишь слова, но в памяти его было не отыскать.
     --  Grushdeva du  kalt  misht,  --  гортанно  ворковал  голос, и  слова
отдавались эхом. -- Месть съедает меня.
     -- Месть, -- только и прошептала в ответ Дженнсен.
     -- Открой себя, откройся мне. Сдавайся. Отомсти за мать.
     Призрак  поднес  длинный  палец к  ее  лицу,  и  она почувствовала, где
находится Ричард Рал  -- будто  возникла связь, при помощи которой она могла
знать, где он. На юге. Далеко на юге. Теперь она сможет найти его.
     -- Обними меня, -- дышал голос в дюйме от ее  лица.  Дженнсен лежала на
спине. Осознание этого удивило
     и  взволновало ее. Девушка не помнила, чтобы она ложилась на спину. Она
словно наблюдала за кем-то другим, кто сделал это. И тут она обнаружила, что
нечто,  олицетворявшее  голос,  уже  встает   на   колени  между  ее  широко
раздвинутых ног.
     -- Откажись от своей воли, Дженнсен, -- ворковал голос.  -- Откажись от
своей плоти, и я освобожу псов и помогу убить Ричарда Рала.
     Все было обещано. И она... тоже обещана?
     -- Я... Я... -- заикалась она, а слезы ручьем лились из глаз.
     -- Обними меня, и  месть твоя. Ты сможешь  убить  Ричарда  Рала. Обними
меня. Откажись от своей плоти. И от своей воли.
     Но она была Дженнсен Рал. И плоть, и воля -- ее. И жизнь -- тоже ее.
     -- Нет.
     Сестры  в  кругу  взвизгнули от  внезапной  боли И,  зажав уши,  завыли
подобно собакам.
     Мерцающие глаза уставились на Дженнсен. На лице призрака вновь заиграла
улыбка, и он присвистнул, обнажив влажные клыки.
     --  Сдавайся,  Дженнсен! --  громко и властно рокотал  голос, и девушке
показалось, что он может  стереть ее с  лица земли.  --  Откажись  от  своей
плоти,  откажись от  своей  волю. И ты  получишь месть. Ты получишь  Ричарда
Рала.
     -- Нет, -- ответила она, отшатываясь назад. -- Нет! Я откажусь от своей
плоти и  воли,  если такова  цена за  избавление мира  жизни от  преступного
ублюдка Ричарда Рала. Но я не сделаю этого, пока ты не отдашь мне его.
     --  Сделка? --  присвистнул голос. Огонь в глазах стал  красным. --  Ты
смеешь торговаться со мной?
     -- Такова моя цена. Освободи своих псов. Помоги мне убить Ричарда Рала.
Когда я отомщу, я отдамся тебе.
     Нечто улыбнулось улыбкой, напоминающей ночные кошмары.
     Длинный тонкий язык змеей прошелся по телу, от промежности до грудей --
жутким интимным посулом, -- заставив девушку содрогнуться всем существом.
     -- Сделка заключена, Дженнсен Рал.

     Глава 53
     Фридрих пробирался вдоль  луга, поросшим высокой густой травой, пытаясь
не думать о голоде. Судя по тому, как  бурчало в животе,  попытка  удавалась
слабо. Рядом  с лугом раскинулось небольшое озеро.  Конечно,  рыба могла  бы
исправить положение,  но  ее  надо  готовить, да к тому же сначала  поймать.
Блуждающим взглядом он прошелся  по поверхности воды.  Сошли бы  и лягушачьи
лапки. Конечно, лучше и быстрее всего утолило бы голод сушеное мясо. Фридрих
подумал о засохшем куске пирога, который он достанет из сумки на привале. По
крайней мере, у него есть хоть что-то, чем можно будет заморить червячка.
     Кое-где низкорослая трава, склонившаяся к поверхности озера, напоминала
зеленую кожу.  В других местах стояли тихие  заросли высокого камыша. Солнце
садилось за  холм на другой  стороне  озера,  и  на тропинке, бегущей в тени
величественных деревьев, становилось мрачновато.  Воздух, казалось, замер, а
в зеркальной глади  воды, позолоченной  вечерними лучами  солнца, отражалось
небо.
     Глядя на  тени, играющие вокруг, Фридрих остановился,  расправил плечи,
выпрямил спину. Ему стало  ясно,  что пора  дать  отдых усталым ногам,  и он
раздумывал,  не остановиться  ли здесь. Построить шалаш для ночлега. Или  по
крайней мере достать кусок пирога. Меж деревьев," поросших длинными  лохмами
тонкого мха, были видны темные лужи стоячей воды.
     Холмистая местность была весьма удобной для путешествий, за исключением
тех  участков,  где  тропа  спускалась в  низину.  Там  она  превращалась  в
труднопроходимое болото. Фридриху совсем не нравились болота: при их виде на
него волной накатывались тяжелые воспоминания.
     Он  отмахнулся  от облачка мошкары, вьющейся вокруг лица, оттянул лямки
заплечного  мешка,  раздумывая,  как  поступить: или  поставить лагерь,  или
двинуться дальше. Несмотря на то, что этот день не принес ему  ничего, кроме
усталости  и  огорчений,  долгая дорога сделала  его сильнее, и теперь  он с
большей легкостью, чем поначалу, переносил суровость своей новой жизни.
     В дороге  Фридрих часто мысленно  разговаривал с Алтеей. Он описывал ей
все  пейзажи,  встречавшиеся ему на  пути: рельеф местности, растительность,
небо -- в надежде, что в потустороннем мире она слышит его и улыбается своей
золотой улыбкой.
     Когда день  подходил к концу, ему предстояло решать, что делать дальше.
Сейчас с наступлением темноты продолжать путь не  стоило. Растущий месяц был
узенький,  и   Фридрих  знал,  что  вскоре  после  вечерней  зари   наступит
практически полная темнота.  Больше всего на свете он ненавидел полный мрак,
хоть глаз  выколи, -- это  было самое худшее. В  эти часы он чувствовал себя
ужасно одиноким.
     Впрочем,  на небе было ни облачка, так что по крайней мере звезды будут
освещать землю. Но даже когда  светят звезды, по незнакомой местности трудно
путешествовать в одиночку. В темноте можно запросто сойти с тропы и попросту
заблудиться.  А значит, утром  придется  возвращаться в поисках тропы,  и, в
конце концов, он попусту потеряет время.
     Спокойнее  разбить  лагерь.  Вечер  выдался  теплый, и можно  будет  не
разводить  костер. Конечно,  его очень  хочется  развести.  Но  огонь  может
привлечь чужое  внимание.  Фридрих  толком  не  знал,  кто  может  оказаться
поблизости,  а  костер  в  ночном лесу  виден далеко. Так  что лучше его  не
разводить, несмотря на тот уют,  что  он создает.  Так  безопаснее. Хватит и
звезд над головой.
     Однако, с  другой  стороны, если продолжить  путь, то, возможно,  тропа
скоро выведет  его  из топких  низин  и приведет  на  место, гораздо  больше
подходящее  для лагеря. По крайней мере, не  кишащее змеями.  Змеи в поисках
тепла обязательно подползут  к спящему на земле человеку. Фридрих совершенно
не собирался  поутру  обнаружить  у себя  под одеялом свернувшуюся калачиком
змею. Он поправил заплечный мешок. Пока светло, надо пройти еще немного.
     Не успел он  сделать  и  шага,  как послышался тихий звук. Он  был едва
слышен, но в нем присутствовало что-то необъяснимое, и путник повернулся  на
север, туда, откуда доносился звук.
     Фридрих никак не мог представить, кто мог его издать:  белка,  лягушка,
птичка... Однако сколько он ни прислушивался, вокруг снова стояла тишина.  А
потом звук повторился.
     --  Пожалуй,  я  становлюсь  старым  для  такого  рода  приключений, --
пробормотал Фридрих.
     Имелась  и другая причина, заставлявшая его двигаться вперед.  Она была
гораздо  важнее  первой  и  заключалась  в  том,  что  он  терпеть   не  мог
останавливаться, оказавшись так  близко от цели. Конечно, путь ему предстоял
еще долгий --  возможно,  несколько  дней:  трудно  было  сказать с  большей
точностью, -- однако могло оказаться, что  цель путешествия гораздо ближе. И
в этом  случае было  бы  глупо останавливаться на ночь.  Теперь  время стало
определяющим фактором.
     Тем не менее, на  ночлег все-таки придется  остановиться.  Но можно еще
немного пройтись.  У него достаточно времени  до наступления полной темноты,
чтобы разбить лагерь. Фридрих решил, что будет идти вперед до тех  пор, пока
сможет отчетливо  видеть  тропу,  а потом  переночует на  траве недалеко  от
озера. Конечно, не велико удовольствие -- спать  на  открытом месте, не зная
точно, далеко  ли он забрался в глубь Древнего мира и не ходят  ли по тропам
ночные патрули...
     Он   избегал  заходить   в  города,  но   старался  как  можно   точнее
придерживаться   выбранного  маршрута.  Правда,   дважды  маршрут  случилось
поменять, поскольку цель его путешествия перемещалась. А  несколько раз  ему
пришлось  приложить  немалые  усилия,  чтобы  избежать  встреч  с  войсками.
Оказавшись  перед  солдатами  Имперского  Ордена, можно  с  легкостью  стать
мишенью для нежелательных вопросов.  Впрочем,  несмотря на то,  что здесь он
вызывал больше подозрений, чем прикидываясь фермером на родине, тем не менее
Фридрих знал,  что его нынешний  вид -- пожилого человека, путешествующего в
одиночку, -- не вызывал больших подозрений у мускулистых молодых солдат.
     Однако из  обрывков разговоров во  время  редких  посещений городов ему
было хорошо известно, что в Имперском Ордене пытают людей, когда вздумается.
Пытка отлично  помогает, если  нужно  точно узнать,  к  какой вере относится
человек и  виновен ли он.  Во-первых, она подтверждает мудрые и справедливые
подозрения  допрашивающего.  А  во-вторых,  дает  возможность  узнать  имена
соучастников,  чьи  головы  забиты  "неправильными  мыслями". Для  жестокого
палача работа не кончается никогда...
     Уже  знакомый  звук  вновь  заставил  Фридриха  обернуться  и  застыть,
прислушиваясь  и вглядываясь. Небо, как и  озеро, было сиреневого цвета. Над
тропой висели  три огромных  ветки, тихо и  безмолвно, будто ждали  момента,
когда станет достаточно темно и можно будет схватить путешественника.
     Конечно,  леса и в самом деле полны разных  тварей, прячущихся  днем  и
выходящих  на  охоту по ночам.  Совы,  мыши,  опоссумы, еноты с наступлением
темноты  начинают активную  деятельность. Путник подождал,  не повторится ли
звук, но ничто не нарушало тишины сумерек.
     Фридрих повернулся и ускорил шаг. Возможно, какое-то животное в поисках
корма рылось в  лесном  ковре из веток и  листьев.  Путник прибавил шаг, его
дыхание  участилось. Он облизывал  пересохшие  губы, но легче  от  этого  не
становилось.   Тем  не  менее,  несмотря  на   жажду,  путник  не  собирался
останавливаться, чтобы попить воды.
     Он  знал,  что  выдумал  невесть  что.  Просто путь  лежал по необычной
стране,  через странный лес. И к тому же  начинало смеркаться. Раньше он  не
был столь впечатлительным и не шарахался от странных шорохов в лесу, которых
так  боится большинство людей. Долгое  время  они с Алтеей жили на болоте, и
ему было хорошо известны как по-настоящему  опасные  твари, так и достаточно
невинные  создания, занятые исключительно  собственной жизнью. Скорее всего,
издающее этот звук животное принадлежало к последним...
     Однако  он  снова остановился  и  глянул через плечо. Его  не  покидало
жуткое чувство,  что следом кто-то  идет.  И волосы на  его  затылке  встали
дыбом.
     Путник пристально всмотрелся в полумрак, но снова ничего не увидел. Тут
было два объяснения: либо нечто  за его спиной ведет себя слишком тихо, либо
у Фридриха слишком разыгралось воображение.
     Как  бы то ни было, сердце часто  стучало в груди. Он  прибавил шагу. А
вдруг,  если  пойти быстрее,  прямо сегодня  и  доберешься  до  цели  своего
путешествия! Хорошо бы! Тогда не надо будет ночевать одному в этом лесу...
     Он снова глянул через плечо.
     Из темноты на него смотрели глаза.
     Это настолько  испугало Фридриха, что  он рванулся  вперед.  И  тут  же
растянулся на земле.  Пополз, пытаясь повернуться  лицом к  тропе, встал  на
четвереньки...
     Таинственные глаза по-прежнему следили  за ним. Нет, он их не придумал.
Пара желтых горящих глаз смотрела из темноты мрачного леса.
     А потом Фридрих услышал низкий вой, и чудовище выскочило  на луг  между
лесом  и  озером.  Это был  огромный,  раза в два больше  обычного,  волк, с
широченной  грудью  и  бычьей шеей. Он  сделал  несколько осторожных  шагов,
прижав голову низко к земле и все так же не спуская с путника горящих глаз.
     Чудовище явно подкрадывалось к своей добыче.
     С криком Фридрих вскочил на ноги и понесся к озеру. Если бы у него были
крылья, он бы полетел. Что значит возраст, когда человеком завладевает такой
ужас!..  Быстрый  взгляд  через  плечо,   и...   Чудовище  неслось  за  ним,
стремительно сокращая расстояние.
     А за ним -- о ужас! -- в  темноте леса светилась еще  одна пара горящих
глаз.
     Волки вышли на ночную охоту.
     А Фридрих стал их добычей.
     Первый  зверь  с  такой  силой  обрушился  ему  на спину,  что  путник,
непроизвольно выдохнув, упал  на землю  и  со стоном  проехал  по прибрежной
грязи. Рыча и лязгая зубами, чудовище вновь ринулось вп