и тихий зимний день засиял  во  всей своей
красе.  Беглецы  нагнали  бредущую  по дороге  женщину. Поравнявшись с  ней,
Дженнсен увидела, что та несет тяжелый груз.
     Погода  разгуливалась  все больше, однако  с неба еще продолжали падать
крупные  снежинки.  Сквозь просветы облаков  проглядывало  солнце, окрашивая
серый день волшебной позолотой.
     Женщина услышала шаги, отступила на обочину, подняла руку:
     -- Помогите мне, пожалуйста!
     Дженнсен показалось, что женщина несет маленького ребенка,  завернутого
в одеяло.
     По  выражению  лица  своего спутника  Дженнсен  поняла,  что  Себастьян
собирается пройти мимо. Он бы  наверняка сказал, что нельзя останавливаться,
когда на хвосте у  тебя  убийцы, когда  по  пятам  следует волшебник Рал. Но
девушка  была   уверена,   что  за  последнее  время  им  удалось  уйти   от
преследователей далеко.
     Заметив, что Себастьян искоса  поглядывает на нее, Дженнсен не дала ему
возможности высказать свои соображения.
     --  Как будто это Создатель  направил нас на помощь несчастной женщине,
-- воскликнула она.
     Убедили  ли Себастьяна ее  слова  или  он  просто  не рискнул обсуждать
намерения  Создателя,  Дженнсен не знала, однако он тотчас остановил лошадь,
спрыгнул  на  землю и взял  поводья  обоих лошадей. Дженнсен  соскользнула с
Расти и, утопая в глубоком снегу, подошла к женщине.
     Та  протянула  свой  сверток,  как будто  надеялась,  что  он  сам  все
объяснит.  Казалось,  в отчаянии она  была  готова  принять помощь от самого
Владетеля. Дженнсен отогнула уголок  белого  одеяла  и увидела  мальчика лет
трех-четырех, его  спокойное  личико  было покрыто  красными пятнами,  глаза
закрыты. Он явно горел в лихорадке.
     Девушка взяла сверток из рук женщины. Та была одних с Дженнсен  лет, но
выглядела сильно истощенной, испуганной и обеспокоенной.
     --  Не  знаю,  что с  ним,  --  чуть  не плача сказала женщина. --  Так
внезапно заболел...
     -- Что вы здесь делаете с ним в такую погоду? -- спросил Себастьян.
     --  Два  дня назад  муж ушел  на охоту.  В ближайшие несколько дней  не
вернется. Не могу же я просто так сидеть и ждать.
     -- И что вы собираетесь делать? Куда идете?
     -- К Рауг'Мосс.
     -- Куда-куда? -- переспросил Себастьян.
     -- К целителю,  -- прошептала  Дженнсен. Женщина нежно коснулась  рукой
щеки ребенка.  Глаза неотрывно смотрели на его личико.  Наконец  она подняла
взгляд на путников.
     -- Помогите мне довезти его. Боюсь, ему становится хуже.
     -- Не знаю, сможем ли мы... -- засомневался Себастьян.
     -- Это очень далеко? -- резко оборвала его Дженнсен.
     Женщина показала на дорогу:
     -- Вам по пути, недалеко.
     -- Насколько недалеко? -- спросил Себастьян.
     Женщина не выдержала и разрыдалась:
     -- Не  знаю.  Я  надеялась, дойду  за день, но вижу, что  до темноты не
успею. Боюсь, это дальше, чем я смогу дойти. Пожалуйста, помогите мне!
     Улыбнувшись, Дженнсен взяла на руки спящего мальчика:
     -- Не волнуйтесь, мы обязательно поможем.
     Незнакомка сжала руку девушки:
     -- Извините, что причиняю вам беспокойство.
     -- Перестаньте. На лошади ехать не трудно.
     -- Не можем же мы оставить  вас здесь с больным ребенком, -- согласился
и Себастьян.
     --  Когда  я  заберусь  на  лошадь,  подайте  мне  мальчика, -- сказала
Дженнсен, возвращая ребенка в руки матери.
     Оказавшись   в  седле,  девушка   протянула  руки.  Мать  на  мгновенье
задумалась,  опасаясь  расставаться  с  ребенком,  но  затем  передала  его.
Дженнсен положила спящего мальчика на колени, удостоверилась, что ему удобно
и безопасно. Тем временем Себастьян подал руку матери  и помог ей устроиться
у  себя за спиной. Двинулись в путь. Женщина крепко держалась за Себастьяна,
но глаза ее неотрывно следили за Дженнсен и мальчиком.
     Девушка поехала вперед, чтобы мать смогла видеть незнакомку  и ребенка.
Она  гнала Расти по  глубокому  снегу, переживая,  что ребенок  не  спит,  а
находится без сознания. Лихорадка есть лихорадка...
     Над   дорогой  снова  закружилась  поземка,  приближались  сумерки,   а
путешественники все скакали и  скакали.  Переживания  за  ребенка  и желание
помочь  делали  дорогу  бесконечной. За  каждым холмом, за каждым  поворотом
снова и снова оказывался лес. Дженнсен начала беспокоиться, что  если лошади
продолжат бешеную скачку по глубокому снегу, то непременно падут. Раньше или
позже придется замедлить движение, чтобы дать им отдохнуть.
     Приближалась  развилка.  Сзади  послышался  свист  Себастьяна. Дженнсен
обернулась.
     -- Туда, -- закричала  женщина, показывая  направо,  куда уходила узкая
цепочка следов.
     Дженнсен повернула Расти направо. Дорога пошла вверх по  склону. Здесь,
на  склоне горы, стояли огромные деревья, их  нижние ветви росли высоко  над
головами путников, закрывая свинцовое небо. Впереди лежала снежная целина, и
лишь узкий пунктир следов указывал путникам дорогу через лес, под скалистыми
выступами каменных стен и по облегчавшим путь каменным уступам.
     Дженнсен убедилась, что мальчик спит. Вокруг не ощущалось человеческого
присутствия.  После дворца, болота  Алтеи  и Азритских  равнин девушке  было
очень спокойно в  этом лесу. Себастьяну же, наоборот, леса  не нравились.  И
снег он тоже не любил. Дженнсен же всегда очаровывали мир и покой, священная
тишина заснеженной чащи.
     Впереди показался дымок. Похоже, близился конец пути.
     Обернувшись  на мать,  Дженнсен убедилась в правильности вывода.  Когда
путники достигли  гребня горы, они  увидели несколько  деревянных  строений,
расположившихся вдоль поросшего лесом склона.
     На расчищенном  участке,  огороженном плетнем,  стоял сарай.  Рядом,  в
загоне, топталась лошадь. Вдруг она подняла голову  и приветственно заржала.
Расти  и  Пит фыркнули в ответ.  Дженнсен свистнула в  два  пальца, и  Расти
ринулась   через  сугробы  к  небольшой   хижине,   ближайшей  к  вершине  и
единственной, из трубы которой шел дымок.
     Не успели они подъехать ближе, как дверь открылась. Из домика навстречу
путникам вышел мужчина средних  лет в накинутом на плечи  льняном плаще. Его
лица, закрытого от холода капюшоном, Дженнсен разглядеть не удалось.
     Мужчина взял Расти под уздцы.
     -- Мы привезли больного  мальчика, -- сказала Дженнсен. --  Вы случайно
не целитель?
     -- Заносите его в избу, -- кивнул мужчина.
     Мать ребенка уже соскользнула с лошади и стояла около Дженнсен, готовая
принять ребенка на руки.
     -- Спасибо Создателю, вы дома...
     Целитель,  успокаивающе  положив  руку  женщине  на плечо,  проводил до
двери.
     -- Можете поставить лошадей вместе с  моей, а потом заходите  в дом, --
сказал он Себастьяну.
     Тот поблагодарил и повел лошадей в загон. Дженнсен пошла к избушке.
     В свете угасающего дня она так и не разглядела лицо незнакомца.
     Хоть и было глупо надеяться, она знала, что это  Рауг'Мосс, и он мог бы
ответить на ее вопрос.

     Глава 33
     Очаг  занимал в  хижине  почти  всю  стену с правой стороны. На дверях,
ведущих в  соседние  комнаты,  висели грубые холщовые  занавески.  На  полке
стояла лампа.  Глядя на нее, приходилось выбирать объяснение:  то  ли  полка
неровная, то ли лампа перебрала лишнего. В очаге потрескивали дубовые дрова.
Приятно пахло дымком, комнату освещали отблески веселого пламени. Над огнем,
чуть сдвинутый в сторону,  висел черный от сажи чайник. Оказавшись в  теплой
комнате после стольких  дней, проведенных под открытым небом, Дженнсен сразу
почувствовала, что ей жарко.
     Целитель  положил мальчика на один из соломенных тюфяков, лежащих вдоль
стены  напротив   очага.   Мать   присела   неподалеку,  наблюдая,  как   он
разворачивает  одеяло.  Тем  временем  Дженнсен  тщательно  изучала  в  окно
деревеньку -- хотела удостовериться  в отсутствии неожиданностей. Из труб не
шел дым, следов  на ровном  снегу тоже не  было. Однако судить об отсутствии
людей по этим признаком было трудно.
     Дженнсен  прошлась  по комнате, обошла грубо сколоченный стол, стоявший
посередине, протянула руки к очагу. Отсюда были видны две маленькие комнаты.
В  них лежали тюфяки,  на гвоздях висело кое-что из одежды, людей  не  было.
Рядом с дверными проемами стояли сосновые шкафы.
     Мать больного мальчика принялась напевать ему что-то тихое и спокойное.
Целитель быстро прошел к шкафу и достал оттуда несколько глиняных фляг.
     --  Пожалуйста,  принесите огня для лампы, --  попросил  он, расставляя
фляги на столе.
     Дженнсен  отщипнула лучинку от  полена, подержала в огне очага, пока та
не  загорелась. Девушка зажгла лампу и  поставила на  место ламповое стекло.
Целитель насыпал  в  белую  чашку  порошок из глиняных фляг -- по щепотке из
каждой.
     -- Как мальчик? -- шепотом спросила Дженнсен.
     -- Плох, -- ответил он. Дженнсен поправила фитиль:
     -- Могу я чем-то помочь? Целитель закупоривал очередную флягу.
     -- Если  не трудно, принесите  мне ступку и пестик. Они лежат в буфете,
по центру.
     Дженнсен достала массивную каменную ступку  и пестик, поставила на стол
перед лампой. Целитель добавил в чашку порошок горчичного цвета.  Он был так
увлечен своей работой, что забыл скинуть плащ. Но теперь капюшон был снят, и
Дженнсен смогла хорошенько рассмотреть его.
     Лицо целителя, в отличие от волшебника Рала, не притягивало  взгляд. Не
было  ничего странного ни в его круглых  глазах, ни  в прямых  бровях,  ни в
приятной линии  рта,  почему-то  показавшегося Дженнсен  знакомым.  Целитель
показал на бутылку из рифленого зеленого стекла.
     -- Вы не могли бы растереть кое-что?
     Он пошел куда-то в угол и достал с полки  коричневую глиняную кастрюлю.
Дженнсен  раскрутила проволоку, державшую крышку, и  со скрежетом откупорила
бутылку.  Внутри  находились  мелкие  кружочки.   Впрочем,  нет,  не  совсем
кружочки... нечто  темное  и плоское,  странное, будто высушенное. При свете
лампы  их  удалось  разглядеть  получше,  и...  Пораженная  Дженнсен  слегка
потрясла бутылку: казалось, ее наполнили маленькими Милосердиями.
     Как  и на  магическом  символе,  на  них  были два  круга, вписанный  и
описанный,  и квадрат. Однако удивительное  сходство было неполным: кружочки
напоминали звезду, отличавшуюся от тех, что обычно рисовали на Милосердии.
     -- Что это? -- спросила Дженнсен.
     Целитель снял плащ и засучил рукава простой рубашки.
     -- Высушенные сердцевинки горной  розы. Ее  еще зовут розой  лихорадки.
Правда, симпатичные крошки? Уверен, вам доводилось их видеть -- самых разных
цветов,  в  зависимости  от  местности,  в  которой  растут.   Однако  самые
распространенные  -- красные,  цвета румянца.  Неужели  ваш  муж никогда  не
приносил вам букетик горных роз?
     Дженнсен почувствовала, как вспыхнуло лицо.
     -- Он мне не муж, мы просто путешествуем вместе. Друзья, не более того.
     --  Да,  --  просто  сказал  знахарь,  не  выказав ни  любопытства,  ни
удивления. -- Смотрите: вот здесь, здесь и здесь должны  быть лепестки. Если
у розы удалить лепестки и тычинки, а серединку высушить,  то в  конце концов
она станет как раз такой.
     Дженнсен улыбнулась:
     -- Похоже на маленькое Милосердие.
     Улыбнувшись в ответ, целитель кивнул:
     -- И, как Милосердие, она может исцелить, но может и принести смерть.
     -- Как такое возможно?
     -- Если  добавить мальчику в питье одну перемолотую  сердцевинку, то он
сможет справиться с болезнью. А от нескольких можно заболеть лихорадкой.
     -- Неужели? -- Дженнсен наклонилась над столом.
     Целитель поднял кверху палец:
     --  Если  взять две дюжины  или, для пущей уверенности, три десятка, то
это окажется уже  не лекарство. Исход болезни  будет смертельным.  Именно по
этой причине этот цветок называется  розой лихорадки, -- он хитро улыбнулся.
-- Подходящее имя для цветка, связанного с любовью.
     Девушка раздумывала над его словами.
     --  А  что будет,  если  съесть  больше  одной, но меньше  двух  дюжин?
Возможен ли смертельный исход?
     --  Если размелете  и  добавите в  чай  десять или  двенадцать штук, то
свалитесь в лихорадке.
     -- И потом умрешь?
     Озадаченное лицо Дженнсен вызвало у целителя улыбку.
     -- Нет, в этом случае лихорадка не будет столь сильной.  Через день-два
все пройдет.
     Девушка  внимательно  посмотрела на бутылку,  наполненную смертоносными
маленькими Милосердиями, и отставила ее.
     -- Если дотронетесь до нее, вреда не будет, -- заметил целитель в ответ
на ее  нерешительность. -- Действие цветка проявится, если съесть  его. И  в
нашем  случае  один  из  них вместе  с  другими снадобьями  поможет мальчику
победить лихорадку.
     Дженнсен  позабавило собственное  замешательство.  Двумя  пальцами  она
достала  цветок,  положила на  дно  ступки, где  его сходство  с Милосердием
заметно поубавилось.
     --  Для бодрствующего взрослого я просто разминаю цветок между пальцев,
-- говорил целитель, наливая в чашку  мед. -- Но мальчуган мал  и к тому  же
спит. Нужно, чтобы ему было как можно легче пить, поэтому разотрите цветок в
пыль.
     Дженнсен  быстро растерла маленькое  Милосердие,  и  целитель добавил в
чашку получившийся темный порошок.
     Было  интересно, что бы Себастьян сказал о подобном явлении. Не захочет
ли брат Нарев искоренить эти розы, потому что они тоже могут нести смерть?
     Пока  Дженнсен возвращала  на  место ступку  и  пестик, целитель  понес
мальчику  медовое  питье.  Вместе с  матерью они принялись  осторожно  поить
больного.  Разбудить его  не было  возможности, и им  приходилось  понемногу
вливать лекарство в  рот, ждать,  пока  ребенок, не просыпаясь, проглотит, а
потом наливать еще.
     Тут  в хижину  ввалился Себастьян.  В распахнувшуюся дверь  были  видны
звезды. Потянуло  сквозняком, отчего у  Дженнсен пробежали по спине мурашки.
Когда затихает ветер, а  небо очищается от облаков, чаще всего это означает,
что ночью будет пронизывающий холод.
     Замерзший Себастьян сразу сунулся к очагу. Дженнсен подбросила полешко,
чуть подвинула его кочергой, чтобы  огонь занялся получше. Рука целителя все
еще  лежала  на  плече  матери  мальчика. Предоставив ей возможность допоить
ребенка  и  повесив плащ на  крючок  у двери, хозяин  подсел  к  Дженнсен  и
Себастьяну.
     -- Женщина с ребенком -- ваши родственники? -- спросил он.
     -- Нет,  -- ответила Дженнсен. Согревшись у огня, она тоже сняла плащ и
положила его на скамейку у стола. -- Мы встретились на дороге, она попросила
о помощи. Мы просто подвезли ее.
     -- Ну  что  ж, -- сказал целитель. -- Сегодня мать и мальчик переночуют
здесь.  Ночью мне нужно будет понаблюдать за ним. -- Он пристально посмотрел
на  нож, висящий  на плясе Дженнсен. -- Пожалуйста,  поухаживайте  за  собой
сами.  У  нас  всегда  в  запасе  тушеное  мясо  на  случай,  если  забредет
какой-нибудь  путник. Сейчас уже поздно пускаться  в путь. Располагайтесь на
ночь в соседних хижинах. Они свободны, так что вы можете ночевать раздельно.
     -- Вот это подарок! -- воскликнул Себастьян.
     -- Спасибо! -- Дженнсен уже была готова сказать, что им подойдет и одна
комната, но спохватилась: ведь сама недавно рассказала целителю, что  они  с
Себастьяном не женаты.
     Представив,  как  это будет  выглядеть теперь,  она  решила  ничего  не
менять. Ведь спать  рядом с Себастьяном на открытом воздухе было естественно
и непорочно, а в одной комнате  это бы выглядело уже совсем по-другому.  Да,
несколько раз во время путешествия в Народный Дворец они ночевали в тавернах
вместе. Но это было до того, как он ее поцеловал.
     --  Эта местность  принадлежит Рауг'Мосс?  --  Дженнсен  сделала  рукой
обводящий жест.
     Целитель улыбнулся, будто в этом  вопросе  было что-то забавное, однако
ответил серьезно.
     -- Несомненно. Это одна из нескольких небольших застав, или станций, на
которых могут передохнуть путешественники, нуждающиеся в наших услугах.
     -- Мальчику повезло, что вы оказались дома, -- заметил Себастьян.
     Рауг'Мосс внимательно посмотрел ему в глаза:
     -- Если  он  выживет, я  буду очень рад,  что смог помочь ему.  На этой
станции всегда есть кто-нибудь.
     -- Почему? -- спросила Дженнсен.
     -- Такие  заставы,  как эта,  приносят Рауг'Мосс доход  от обслуживания
людей, не имеющих возможности пойти к другим целителям.
     -- Доход? Я думала,  Рауг'Мосс помогают людям бескорыстно, а не с целью
заработать.
     -- Мясо, тепло и крыша над головой не появляются по  волшебству, только
из-за того, что в них есть нужда. Мы рассчитываем, что люди, приходящие сюда
за  знаниями, на которые было потрачено достаточное время, внесут свой вклад
в обмен на нашу помощь. А кроме  всего  прочего, если мы  будем голодать, то
как сможем помогать  другим? Знаете ли, благотворительность по выбору -- это
благотворительность,  но благотворительность  по принуждению  -- всего  лишь
вежливое название рабства.
     Естественно, целитель не имел в виду Дженнсен, однако эти  слова больно
ужалили девушку.  Она всегда ожидала,  что люди помогут ей, чувствовала, что
имеет право  на их  помощь  только  потому, что в  ней  нуждается.  Будто ее
желание о помощи должно иметь для людей большее значение, чем их собственные
интересы...
     Себастьян, порывшись в кармане, вынул серебряную
     монету и протянул хозяину:
     -- Мы бы хотели внести свой вклад в обмен на вашу помощь.
     Взглянув на нож Дженнсен, целитель ответил:
     -- В вашем случае в этом нет необходимости.
     --  Мы настаиваем,  --  сказала  Дженнсен,  ощущая  жуткий  дискомфорт,
поскольку деньги,  которыми  она расплачивалась  за  еду,  кров  и заботу  о
лошадях, были взяты у мертвеца.
     Кивнув, хозяин принял плату.
     -- Миски  на  полке  справа. Позаботьтесь  о  себе сами,  а  мне  нужно
вернуться к мальчику.
     Дженнсен  и Себастьян сели на скамейку около грубо сколоченного стола и
принялись за  еду,  наложив из  большого  котла по миске  нежнейшей  тушеной
ягнятины. После  пирогов  с  мясом, заботливо приготовленных  Томом,  ничего
более вкусного они не ели.
     -- Временное неудобство превратилось в удачу, -- тихо сказал Себастьян.
     Дженнсен,  бросив  взгляд  на  противоположную   сторону  комнаты,  где
целитель и мать опять склонились над ребенком, пододвинулась к спутнику:
     -- О чем ты?
     Он перевел на нее взгляд голубых глаз:
     --  Лошади  хорошо  поедят  и  отдохнут, да  и мы  тоже.  Это  даст нам
преимущество перед преследователями.
     -- Ты  думаешь, они догадались,  куда мы направляемся? И  снова идут по
следу?
     Себастьян с набитым ртом смог только пожать плечами.
     Прежде чем ответить, он огляделся.
     --  Не  знаю,  каким образом  это у них  получается,  но  они  и раньше
удивляли нас, верно?
     Дженнсен пришлось согласиться, и она, кивнув, молча принялась за еду.
     -- Как бы то  ни было, и мы, и лошади получили так необходимые нам всем
еду  и  сон. Теперь мы сможем еще больше  оторваться от них.  Я рад, что  ты
напомнила мне о том, как Создатель помогает страждущим.
     Тепло его улыбки согрело Дженнсен.
     -- Надеюсь, это поможет бедному мальчику.
     -- И я тоже, -- сказал Себастьян.
     -- Нужно прибраться  и  узнать,  не нужна  ли  им  помощь. --  Дженнсен
положила в его ложку последний кусок ягнятины.
     Когда он отставил пустую миску, Дженнсен накрыла его руку своей:
     -- Приятных снов!
     Он кивнул и улыбнулся:
     -- Ложись в  ближней  хижине, а я  -- в следующей. Пойду разведу огонь,
пока ты здесь прибираешься.
     От улыбки Себастьяна девушке стало легко на душе. Убирая  со стола, она
посматривала,  как он перешептывается  с целителем. По тому, как тот закивал
головой, ей стало ясно:  Себастьян пожелал доброй ночи. Мать, сидевшая около
ребенка, явно поблагодарила Себастьяна за помощь.
     Дженнсен принесла  ей миску  с  ды