ром саданул  так,  что
затряслась земля. А через миг оглушительным рокотом отозвалось эхо.
     Фридрих не выдержал:
     -- Ты знаешь, кто именно?
     Алтея приподнялась, погладила  его  руку, все  еще лежащую на ее плече,
натянуто улыбнулась, глядя в окно.
     --  Ты  говорил  о  чае.  От этого  дождя  мне стало  холодно. Я  бы  с
удовольствием выпила немного чая.
     Фридрих  перевел взгляд с ее лица  на камни. По какой-то причине она не
собиралась отвечать на его вопрос. По крайней мере -- сейчас. Тогда он задал
другой вопрос:
     -- Почему камни падали так странно, Алтея? Что это может означать?
     Молния  ударила где-то рядом. Удар грома был таким, будто раскололся не
воздух, а огромный камень. Дождь снова злобно застучал по стеклам.
     Наконец,  Алтея отвернулась  от  окна, за которым  бушевал Создатель, и
повернулась  к  доске.  Дотянувшись,  она   коснулась  указательным  пальцем
центрального камня.
     --  Создатель? --  предположил  Фридрих, прежде чем  она успела назвать
имя.
     -- Лорд Рал.
     -- Но звезда представляет собой Создателя, его дар.
     -- На Милосердии -- да. Но не забывай, что это предсказание. Это разные
вещи.  Предсказание  всего лишь использует  Милосердие,  и  камень в  центре
представляет кого-то, обладающего Его даром.
     -- Тогда это может  быть  кто угодно, -- сказал Фридрих. -- Любой,  кто
обладает даром.
     -- Нет. Линии,  идущие от восьми углов звезды представляют  то, как дар
проходит  через  жизнь, через завесу  между мирами и  за  пределами внешнего
круга, в преисподней. Этот дар не спутаешь ни с чем: магия обоих миров, мира
жизни и мира смерти, положительного и отрицательного. Этот  камень в  центре
пересекается с ними обоими.
     Фридрих снова посмотрел на камень в центре Милосердия:
     -- Но почему именно лорд Рал?
     -- Потому  что только он за последние три  тысячи  лет обладает  обоими
аспектами  дара.  До тех  пор, пока он не обрел свой дар полностью, ни  один
камень  никогда не ложился на  это место. Ни один не смог. Два года прошло с
тех пор, как он сменил своего отца. И он  задает вопросы, ответы на  которые
несут в себе только страдания.
     -- Но,  помню, в  прошлом  году ты  говорила мне,  что Даркен Рал  тоже
использовал обе стороны дара.
     Всматриваясь в темные воспоминания, Алтея качнула головой:
     --  Он использовал  отрицательные  силы, но  не по праву  рождения.  Он
предлагал Владетелю преисподней чистые детские  души в обмен на его  помощь.
Даркену  Ралу приходилось зарабатывать  возможность использования этих  сил,
причем весьма и  весьма ограниченно. А этот человек, этот лорд Рал  родился,
обладая обеими сторонами дара. Как те, что жили в древности.
     Фридрих не мог понять,  что за опасность он почувствовал. Он помнил тот
день, когда новый  лорд Рал  пришел  к власти, достаточно отчетливо. Фридрих
находился во  Дворце,  когда  произошло  великое  событие.  Он продавал свои
позолоченные резные поделки, когда увидел нового лорда Рала, Ричарда.
     Такие  моменты  запоминаются на  всю жизнь. Это был третий Рал в  жизни
Фридриха. Фридрих  ясно  помнил, как новый лорд  Рал,  высокий,  сильный, со
взглядом  хищника,   широким  шагом   двигался  по   Дворцу.  Казалось,   он
одновременно и  принадлежал этому миру, и не  принадлежал. В руках он держал
легендарный меч, который не  видели в Д'Харе  со времени, когда Фридрих  был
еще мальчиком.
     Новый  лорд Рал шел по коридорам  Народного  Дворца вместе со  стариком
(люди  говорили,  волшебником) и  высокой  женщиной.  Женщина  с  роскошными
длинными  волосами,  одетая в  белое  атласное платье,  привнесла пышность и
великолепие во Дворец, который в сравнении с нею казался блеклым.
     Ричард  Рал и женщина, похоже, были увлечены друг другом. Фридрих понял
это  по особенному взгляду, каким они смотрели друг на друга.  Преданность и
верность в  серых  глазах мужчины  и зеленых  глазах той  женщины  были  так
глубоки, что ошибиться было невозможно...
     -- А что насчет других камней? -- спросил он.
     Алтея  жестом  указала на внешний  круг  Милосердия,  куда осмеливались
попадать  только  лучи  от  Дара Создателя,  на два  камня, лежащих  в  мире
мертвых.
     -- Это те, кто слышит голоса, -- сказала она.
     Фридрих  кивнул  головой,  убедившись,  что  его  подозрения  оказались
обоснованными. Во всем, что было связано с  магией, ему не  часто  удавалось
угадать правду, за исключением тех случаев, когда она была очевидной.
     -- А остальные?
     Голос Алтеи был похож на дождь:
     -- Это защитники.
     -- Они защищают лорда Рала?
     -- Они защищают всех нас.
     И Фридрих увидел, как слезы покатились по ее обветренным щекам.
     -- Умоляю,  --  прошептала  она,  --  чтобы  у них  хватило  сил, иначе
Владетель заберет всех нас.
     -- Ты хочешь сказать, что только эти четверо смогут защитить нас?
     -- Есть еще и другие,  но эти четверо имеют  определяющее значение. Без
них все будет потеряно.
     Фридрих облизал  губы, чувствуя страх  за судьбу этих  четырех стражей,
идущих против Владетеля мертвых.
     -- Алтея, а ты не знаешь, кто они?
     Она повернулась и  обвила его руками, прижавшись лицом к его груди. Это
детское движение всю жизнь трогало сердце Фридриха,  и оно таяло от  любви к
ней. Мягко и нежно  он обнял ее, будто защищая  и успокаивая.  Хотя на самом
деле он ничего не мог сделать, чтобы защитить жену от надвигающихся событий.
     -- Ты не отнесешь меня на кресло, Фридрих?
     Он кивнул,  поднимая  ее на  руки. Ее сухие,  бесполезные  ноги  слегка
покачивались.
     Женщина,  обладающая  силой, способной  вызвать  жару или дождь посреди
зимы, нуждалась в его немудреной помощи -- отнести ее на кресло.
     Она любила его, Фридриха, простого человека, не обладающего даром.
     Мужчину, который любил ее.
     -- Ты не ответила на мой вопрос, Алтея!
     Ее руки еще крепче сжали его шею.
     -- Один из четырех камней-защитников, -- прошептала она, -- это я.
     Фридрих повернулся и, широко раскрыв глаза, посмотрел на доску, где все
еще лежали камни. И рот его широко раскрылся: он увидел, как один из четырех
раскрошился в порошок.
     Алтее и смотреть было не нужно.
     -- В числе четырех  была  моя сестра, -- сказала она. Фридрих убаюкивал
ее на руках, а она плакала от горя.
     -- А теперь нас осталось трое.

Глава 15
     Дженнсен выбралась  из  людского  потока,  текущего  по  южной  дороге.
Прижавшись к Себастьяну, она пряталась за его широкой спиной от ветра. Часто
ей хотелось  просто  свернуться  калачиком на замерзшей  обочине  и заснуть.
Живот  сводило  от  голода.  Когда  Расти  начинала  волноваться,  Дженнсен,
овладевая ситуацией,  перехватывала поводья ближе  к удилам. Бетти держалась
поближе  к  бедру  Дженнсен,  ища  поддержки. Коза стерла  копыта, и  иногда
движущаяся мимо толпа начинала ее злить. Тогда Дженнсен  поглаживала толстый
бочок козы, и  Бетти тотчас  принималась помахивать хвостиком. Она  смотрела
снизу  вверх на  Дженнсен,  высовывала  язык, чтобы  быстро  лизнуть в морду
Расти, а затем приседала, пытаясь прилечь на ногах Дженнсен.
     Рука Себастьяна, будто  защищая, лежала на плече девушки. Он смотрел на
фургоны,  телеги  и  людей,  движущихся  по  направлению к Народному Дворцу.
Грохот проезжающих фургонов, людской  говор  и смех, шарканье подошв  и стук
лошадиных копыт  -- все смешивалось  в однородный  гул,  иногда  прорезаемый
звяканьем металла и  ритмичным скрипом колес. Все  это тонуло в облаке пыли,
запах еды  смешивался с потом людей и животных,  оставляя на  языке Дженнсен
мерзкий привкус.
     -- О чем вы думаете? -- тихим голосом спросил Себастьян.
     Далеко впереди холодный рассвет заливал отвесные скалы  огромного плато
пылающим розовым  светом.  Казалось, скалы поднимаются  на  тысячи футов над
Азритскими равнинами, но человек заставил их подняться еще выше.
     Это  был  город,  лежащий  на  плато,  --  тысячи   крыш,   огороженных
внушительными стенами,  объединенные в огромный  конгломерат.  Возвышающиеся
над городом мраморные сооружения уже освещало низко стоящее зимнее солнце.
     Мать увезла  Дженнсен  отсюда, когда  та была  еще  маленькой. И память
детства,  жившая  в ней,  не подготовила  ее  взрослое восприятие  к роскоши
Дворца.  Сердце  Д'Хары  стояло над бесплодной равниной гордо, благородно  и
торжествующе.  На  ее величие  ложилось  тенью только  одно: это был родовой
замок лорда Рала.
     Дженнсен провела  рукой по  лицу, на  мгновение закрыв  глаза и пытаясь
отогнать стучащую в виски боль -- признак близости лорда Рала.
     Путешествие    получилось   трудным   и   изматывающим.    Когда    они
останавливались вечером на  ночлег, Себастьян под  покровом темноты ходил на
разведку,  а  Дженнсен  начинала  разбивать  лагерь. Несколько  раз  спутник
приносил пугающие новости: преследователи находились  очень близко. Несмотря
на  усталость и  слезы  разочарования,  приходилось  собирать вещи  и  вновь
пускаться в путь...
     -- У нас была причина прийти сюда, -- сказала  Дженнсен. -- И теперь не
стоит терять мужество.
     -- Это последняя возможность его потерять, -- заметил Себастьян.
     Дженнсен вглядывалась в его внимательные голубые глаза, в которых и без
слов читался  ответ: снова броситься в  движущийся  по дороге людской поток.
Бетти  вскочила  на  ноги, внимательно  наблюдая  за толпой  и  все  сильнее
прижимаясь к левой ноге Дженнсен. Себастьян встал с другой стороны.
     Пожилая женщина, сидящая в телеге, спросила Дженнсен:
     -- Помочь продать козу, дорогая?
     Дженнсен держала  в  одной руке  и веревку,  к  которой была  привязана
Бетти,  и  повод Расти, а  другой придерживала  капюшон плаща,  защищаясь от
порывов холодного ветра. Улыбнувшись,  она  отрицательно  покачала  головой.
Женщина улыбнулась  в ответ и  поехала дальше.  И тут  Дженнсен  увидела  на
телеге объявление: "Продажа колбасы".
     -- Госпожа! А сейчас вы колбасу продаете?
     Женщина остановила лошадь, повернулась, сняла крышку с кастрюли, плотно
завернутой в тряпки и одеяла, и вынула из нее кольцо жирной колбасы.
     -- Свежая, только сегодня сваренная. Будете покупать? Пенни серебром, и
мы разойдемся.
     Дженнсен  решительно  кивнула  головой,   и  Себастьян  вручил  женщине
требуемую  сумму.  Та  разрезала  кольцо  надвое и дала  половину  Дженнсен.
Колбаса   была   чудесно-теплой.  Девушка"   проглотила  несколько   кусков,
практически не  жуя.  Наконец-то  появилась  возможность утолить этот жуткий
голод. И только теперь она смогла оценить вкус колбасы.
     --  Восхитительно! --  заявила она торговке. Та  улыбнулась,  казалось,
даже не удивившись комплименту. И тогда Дженнсен спросила:
     -- Вы, случайно, не знаете женщину по имени Алтея?
     Себастьян  украдкой бросил  взгляд на  людей, шагающих рядом. Торговка,
совсем не удивленная вопросом, наклонилась к Дженнсен:
     -- Вам требуется предсказание?
     Недолго  мучаясь   сомнениями,   Дженнсен  решила,   что   будет  лучше
подтвердить предположение собеседницы.
     -- Да, именно так... Вы не знаете, где ее можно найти?
     -- Дорогая, саму  Алтею  я не знаю, но знакома с ее мужем, позолотчиком
Фридрихом. Он приезжает во Дворец продавать свои поделки.
     Похоже,  что  большинство людей,  поднимающихся  по  дороге, собирались
продавать свои товары. Дженнсен  смутно помнила, что  Дворец  и в ее детские
годы был оживленным  торговым центром: каждый день толпы людей продавали там
все, что угодно -- от еды до ювелирных изделий. В большинстве городов, возле
которых Дженнсен  жила  в последующие годы,  был специальный  рыночный день.
Однако в Народном Дворце торговля  шла каждодневно.  Как-то мать  брала  ее,
собираясь купить съестное, а однажды они ходили за материалом на платье.
     -- Не могли бы вы нам подсказать, как найти дом этого Фридриха?
     Женщина указала прямо на Дворец:
     -- У  Фридриха небольшая палатка на рынке. На самом  верху. Думаю,  вам
потребуется приглашение, чтобы встретиться  с Алтеей.  Советую  поговорить с
Фридрихом.
     Себастьян положил  руку на плечо Дженнсен и спросил, перегнувшись через
нее:
     -- Наверху?
     Женщина кивнула:
     -- Наверху, во Дворце. Сама я туда не пойду.
     -- А где же вы продаете колбасу? -- спросил он.
     --  Я езжу вдоль дороги,  продавая ее  путникам, спешащим во Дворец или
возвращающимся оттуда. Если вы собираетесь встретиться с мужем Алтеи, имейте
в  виду,  что вам не  разрешат проехать туда верхом.  И козу нельзя будет  с
собой  взять. Там  есть привязи для  лошадей,  на  которых  ездят  солдаты и
государственные служащие, однако фургоны  с  товарами  и путники имеют право
въезжать  только  по  восточной дороге с другой стороны скалы.  Здесь же вам
проехать наверх не разрешат. Тут разрешено только солдатам.
     --  Хорошо,  --  сказала  Дженнсен.  -- Нам  надо поставить животных  в
стойло, раз уж мы собираемся искать мужа Алтеи.
     --  Фридрих  не часто там появляется. Если  вы его встретите, считайте,
вам повезло. Большой удачей будет просто поговорить с ним.
     Дженнсен проглотила еще один кусок колбасы:
     -- А вы не можете точно сказать, будет ли он сегодня? По каким дням  он
приходит торговать?
     -- К сожалению, дорогуша, не знаю. --  Женщина завязала под подбородком
развязавшийся красный платок. -- Я его вижу то тут, то там. Больше ничего не
могу  вам сказать. Несколько раз я продавала  ему колбасу:  он  брал ее  для
жены.
     Дженнсен смотрела на вырисовывающийся в дымке Народный Дворец.
     -- Думаю, нам лучше пойти взглянуть.
     У нее бешено заколотилось сердце. Она  заметила, как пальцы  Себастьяна
забегали  по  плащу,  нащупывая  рукоять  меча.  Со  своей  стороны,  и  она
непроизвольно провела  рукой  по бедру,  удостоверившись в том, что  нож  на
месте. Дженнсен надеялась, что они задержатся во дворце  ненадолго.  Узнают,
где живет Алтея, и  продолжат свой путь. Чем скорее, тем лучше... Интересно,
здесь сейчас лорд Рал или воюет на родине Себастьяна?..
     Дженнсен  сочувствовала  людям,  оказавшимся  под властью лорда Рала --
человека, у которого нет ни капли милосердия.
     Во время путешествия она попросила  Себастьяна рассказать о его родине.
Он  поделился  с  нею  убеждениями  и  чаяниями  людей  Древнего  мира,   их
искренностью  и  честностью,  их  страстным стремлением  к Свету  Создателя.
Себастьян  с волнением в голосе рассказывал о  возлюбленном духовном  лидере
Древнего мира, брате Нареве. Брат Нарев учит тому, что забота о благополучии
окружающих не только  обязанность,  но и священный долг всех  людей.  Раньше
Дженнсен  и  представить не  могла,  что существуют  места, где живут  столь
сострадательные люди.
     Себастьян  рассказывал,  что  Имперский  Орден  героически  выдерживает
натиск  захватчиков,  во главе  которых  стоит лорд Рал. Дженнсен как  никто
другой  понимала, что  значит бояться  этого  человека.  Именно  из-за этого
страха она опасалась оказаться во  Дворце. Если лорд Рал там, его силы будет
вполне достаточно, чтобы обнаружить ее близкое присутствие...
     Ровная колонна  солдат в кольчугах и темных кожаных доспехах, выехав из
Дворца, двинулась в противоположном  направлении. Их оружие -- мечи, топоры,
пики  -- грозно сверкали в лучах утреннего солнца. Дженнсен опустила глаза и
старалась не смотреть  на проезжавших  мимо  солдат. Она  опасалась,  что ее
выделят из толпы по взгляду, будто так они могли  распознать только им одним
видимый знак. Натянув капюшон плаща, она прикрыла рыжие волосы, чтобы они не
привлекали нежелательного внимания.
     Ближе к  большим воротам,  ведущим на плато, толпа стала гуще. К югу от
скал   все   вокруг  было   заполнено  торговцами,  сидящими   в   палатках,
образовывавших временные улицы. Новоприбывшие останавливались там, где могли
найти жилье.  Несмотря  на  холод,  казалось,  все  находятся  в  прекрасном
настроении -- шла бойкая торговля.
     Д'харианские солдаты,  похоже, были  вездесущи. Все  как  на подбор  --
высокие, широкоплечие, в  одинаковых  кожаных доспехах, кольчугах, шерстяной
одежде. Все  вооружены,  по  меньшей  мере, мечом, но у  многих  есть  еще и
топоры, булавы с шипами или ножи. Солдаты были бдительны, но без  причины не
обращали на торговцев никакого внимания.
     Торговка колбасой, прощаясь с Дженнсен и Себастьяном, пожелала им всего
наилучшего, свернула с дороги  и поставила телегу  рядом  с тремя мужчинами,
стоявшими возле винных бочонков и маленького столика. По всей видимости, это
были братья -- с одинаковыми крупными скулами, широкоплечие, с взъерошенными
светлыми волосами.
     --   Найдите  человека,   у  которого  сможете  оставить  лошадей,   --
напутствовала колбасница Дженнсен и Себастьяна.
     У  многих  из  тех,  кто  встал  здесь  лагерем, имелись  животные,  и,
казалось,  было  легче   договориться  здесь,  чем  подниматься  ко  дворцу.
Некоторые с громкими криками  продирались сквозь толпу. Возможно, торговля у
них  шла лучше, чем у тех, кто стоял на месте.  Многие,  похоже, и  вовсе не
собирались  заходить  внутрь  Дворца. Наверное, их  привлекало сюда  меньшее
количество стражников и представителей власти.
     Себастьян  незаметно оценивал ситуацию. По его взгляду Дженнсен поняла,
что он подсчитывает количество  солдат. Другим  могло бы  показаться, что он
просто разглядывает  публику, приценивается к  товарам,  но Дженнсен видела,
что  его  внимание приковано  к  огромным  воротам между  высокими каменными
колоннами.
     --  Что будем делать  с животными? -- спросила  она.  Себастьян  жестом
указал на один из загонов с лошадьми:
     -- Можно оставить их там.
     В  дополнение к опасности, которой девушке  грозила близость  человека,
пытающегося ее убить, Дженнсен совершенно не нравилась  здешняя толпа.  Одно
дело -- пристроить Бетти в  городе, и  совершенно другое --  оставить  друга
детства в таком месте.
     Кивком  головы  она  указала на людей,  сторожащих  загон  для скота. В
потрепанного вида одежде они очень азартно играли в кости.
     --  Разве  можно  доверить  животных таким людям?  Они  запросто  могут
оказаться ворами, мы же не знаем. Может, вы останетесь с лошадьми, а я поищу
мужа Алтеи?
     Себастьян оторвался от наблюдения за солдатами:
     -- Джен, по мне, так совсем  не нужно  разделяться в  такой ситуации. Я
совсем не хочу, чтобы вы шли туда одна. Она увидела решимость в его глазах.
     -- А если  мы попадем в беду? Вы действительно  думаете, что мы  сможем
пробить себе дорогу обратно?
     -- Нет. Думайте головой и  не теряйте чувство юмора. Раз  я завел вас в
такую даль, то не позволю вам идти туда одной.
     -- А если они попытаются схватить нас?
     --  Если  дело  дойдет до этого,  то силой мы оттуда  не выберемся. Тут
важно уметь напугать, чтобы люди дважды подумали о том, насколько ты опасна.
И тогда дело не дойдет до драки. Нужно блефовать.
     -- Но я совсем не умею это делать.
     Он чуть улыбнулся:
     --  У  вас все  прекрасно получается.  Вы  прекрасно блефовали в первую
ночь, с Оберегом Милосердия.
     -- Но  это получилось потому, что там  были  только  вы  и моя мать.  В
городе, где такое скопление народа, совсем другое дело.
     --  А что  вы  сделали  в таверне,  когда показали  хозяйке свои  рыжие
волосы?
     Дженнсен  никогда  не думала о своем тогдашнем поведении с  такой точки
зрения. Ей казалось, что  все  было скорее жестом отчаяния, чем сознательным
обманом.
     Почувствовав, что Бетти  почесалась макушкой о ее ногу, Дженнсен слегка
шлепнула ее по уху.
     В  это время мужчины бросили игру в  кости,  чтобы  принять  лошадей от
приезжих. Девушке не понравилось, как мужчины управлялись с лошадьми  --  не
твердой рукой, а хлыстом.
     Дженнсен  вглядывалась  в  толпу, пока  не высмотрела  знакомый красный
платок.  Она намотала  покрепче веревку