мертном одре.
     Эти слова ошеломили Дженнсен.
     -- Тогда...  мы  можем  поймать его, -- прошептала она. --  Мы  возьмем
Ричарда Рала. И кошмарный сон кончится. И наша победа будет не за горами.
     Откинувшись  на спинку кресла, Джегань забарабанил  пальцами  по столу,
поглядывая на собеседников.
     --  Хотя мне и с трудом верится, что Ричард Рал в городе, судя по тому,
что о нем известно, он  скорее окажется  с нею и потерпит поражение,  нежели
останется в живых и будет со стороны наблюдать за ее гибелью.
     Представив, как эти  двое  плечом  к  плечу встречают  смерть, Дженнсен
неожиданно для самой себя  почувствовала внезапную боль.  То, что она сейчас
узнала, полностью выходило за пределы ее представлений о лорде Рале. Неужели
он способен заботиться о женщине,  подставляя ей плечо именно  тогда,  когда
она может  проиграть  битву за родину и  вообще потерять свою  жизнь?  Он же
должен думать о защите собственной земли и жизни...
     Мысль о возможной  близости лорда Рала  перебила  все эти  сомнения.  У
Дженнсен заколотилось сердце.
     -- Если он  рядом, то мне  уже  не понадобится помощь  сестер Света.  И
заклинание не  потребуется. Нужно просто подобраться к нему поближе. Я поеду
в город вместе с вами.
     На лице Джеганя снова заиграла задорная улыбка.
     -- Поедешь со  мной. Я  доставлю тебя прямо во Дворец Исповедниц. -- Он
снова сжал побелевшими пальцами рукоять ножа. -- Я жажду  смерти их обоих. И
особенно  Матери-Исповедницы. Дарую тебе разрешение стать одной  из тех, кто
вонзит нож в Ричарда Рала.
     В душу Дженнсен хлынул поток эмоций: от головокружительной  эйфории  --
цель на расстоянии вытянутой руки  -- до леденящего душу ужаса. На мгновение
ее  обуяли  сомнения:  сможет ли она  на самом деле принять  участие в столь
ужасном, хладнокровном убийстве.
     "Дженнсен".
     Но  тут  она вспомнила  мать, лежащую  на  полу и истекающую кровью  от
страшных ран,  вспомнила лежащую отдельно руку, вспомнила дом, полный убийц,
подосланных  лордом  Ралом,  вспомнила  взгляд  матери,  когда  та  умирала,
вспомнила  свою беспомощность...  И как никогда почувствовала ужас того дня.
Ярость  забушевала  в ней,  раскаленная до белого каления. У нее сейчас было
единственное, страстное желание -- вонзить нож в грудь ублюдка брата.
     Сквозь туман иссушающей злобы, сквозь видение своего ножа в груди лорда
Рала, откуда-то издалека до нее донесся голос Джеганя:
     -- А зачем тебе убивать своего брата? Какие у тебя причины?
     -- "Грушдева", -- почти прошипела Дженнсен.
     И услышала, как за ее спиной упала  на пол ваза. Звук бьющегося  стекла
вернул ее к реальности.
     Император неодобрительно глянул на стоявшую  в полутьме женщину. Карими
глазами та неотрывно смотрела на Дженнсен.
     --  Приношу  извинения  за  неловкость  сестры  Мердинты,  --  произнес
Джегань.
     -- Простите  меня, ваше превосходительство, --  женщина  в  темно-сером
платье отступила за портьеры.
     Теперь хмурый взгляд императора был устремлен на Дженнсен.
     -- Что ты сказала?
     У Дженнсен не  было ни малейшего  представления. Она лишь помнила,  что
была  сказана какая-то фраза, но  какая именно... Скорее всего, горе сковало
ей язык как раз в тот момент, когда она решилась ответить. Вернулась печаль,
огромной беспощадной тяжестью легла на ее плечи.
     -- Понимаете, ваше превосходительство, -- Дженнсен не поднимала глаз от
недоеденного обеда,  --  всю жизнь мой отец, Даркен Рал, пытался убить меня,
потому что я была отпрыском, не обладающим даром. Когда Ричард Рал прикончил
его,  узурпировав власть над Д'Харой,  он взял  на себя и  обязанности отца,
частью которых  было  убийство его бездарных потомков. И за дело он взялся с
большей  жестокостью, чем отец. -- Дженнсен подняла полные  слез глаза. -- В
тот  день, когда мы встретились с  Себастьяном,  люди  брата  нашли нас. Они
убили мою мать.  Если бы не Себастьян, то и моя жизнь закончилась бы там же.
Но Себастьян спас меня. Я должна убить Ричарда, потому что пока он жив,  мне
не  быть  в  безопасности. Себастьян  не только спас  мне жизнь, но  и помог
понять  это. А кроме  того,  что  еще более  важно, я  должна  отомстить  за
убийство моей матери, иначе я не смогу жить в мире сама с собой.
     -- Твой рассказ огорчил меня. Наша цель -- благоденствие наших братьев.
Причина случившегося  с тобой  -- одно из проявлений магии.  Вот потому мы и
стремимся  искоренить  ее  пагубные  всходы. -- Император  поднял взгляд  на
Себастьяна. -- Я горжусь тобой за то, что ты помог этой прекрасной девушке.
     Себастьяну сразу  стало  неловко. Дженнсен знала, насколько неудобно он
себя чувствовал под грузом похвалы. Ей так хотелось, чтобы он смог, наконец,
гордиться хорошим воспитанием, чувством собственного достоинства, положением
при дворе императора...
     Себастьян положил нож на тарелку с остатками еды:
     -- Это моя работа, ваше превосходительство.
     -- Хорошо, --  Джегань  ободряюще улыбнулся.  -- Я рад, что ты вернулся
вовремя. Увидишь кульминацию собственной стратегии.
     Себастьян обхватил ладонями кружку эля:
     --  А  вы  не  хотите  дождаться  брата  Нарева?  Не  послужит  ли  его
присутствие доказательством того, что все идет к концу?
     Джегань  в  задумчивости катал  оливку  по столу,  подталкивая  толстым
пальцем и  заставляя описывать  новые  и  новые круги. Наконец, не  поднимая
глаз, он сказал:
     -- Я не получал сведений о брате Нареве с момента падения Алтур-Ранга.
     От неожиданности Себастьян даже вскочил:
     -- Что? Алтур-Ранг сдался? Что вы хотите этим сказать? Как? Когда?
     Дженнсен знала, что Алтур-Ранг был родиной императора, там он родился и
вырос.  Себастьян рассказывал  ей, что там находились и Братство  Ордена,  и
брат Нарев. Это  был великий  блистающий город,  надежда человечества. В нем
должны были  построить  дворец  в знак  благоговения  перед  Создателем, как
символ прочности Древнего мира.
     --  Не  так давно я  получил донесения, что  город  наводнен вражескими
войсками. Алтур-Ранг очень  далеко, и потому его удалось отрезать. Возможно,
из-за  зимы  донесения  шли  очень долго.  Я  жду  новостей,  но  при  таком
неблагоприятном  повороте судьбы вряд  ли стоит надеяться  на то,  что  брат
Нарев  приедет  сюда.  Ему  придется  отражать   атаки   захватчиков.   Если
Мать-Исповедница и Ричард Рал в  Эйдиндриле, мы должны нанести ответный удар
сокрушительной силы.
     Дженнсен сочувственно положила руку Себастьяну на плечо:
     --  Наверное,  именно  об  этом  ты мне  и  рассказывал.  Должно  быть,
вторгшись на твою родину, лорд Рал двинулся дальше -- на Алтур-Ранг.
     Пристальный взгляд Себастьяна не отрывался от ее лица.
     -- Получается, Джен, что  его может и не быть в Эйдиндриле. Получается,
что он мог двинуться далеко на юг в Древнем мире. Нужно  иметь это в виду. Я
не хочу обнадеживать тебя. Чтобы потом не рухнули все твои надежды.
     -- Надеюсь, он там, и наконец-то все закончится, --  сказала  Дженнсен.
-- Судя  по  тому, что его превосходительство говорит об Эйдиндриле,  мы все
равно ничего не теряем. Ну а если Ричарда и нет в Эйдиндриле, то я смогу вам
помочь позже.
     -- А чем ты можешь помочь? -- спросил Джегань.
     --  Я  рассказал  ей, что сестры могут  наложить  на нее заклинание, --
ответил  за Дженнсен Себастьян. -- С его помощью  она  может  подобраться  к
лорду Ралу достаточно близко, чтобы нанести удар.
     -- Если он  в Эйдиндриле, мы возьмем его. --  Джегань  отщипнул оливку,
покрутил  ее между пальцами и положил в рот. -- А если  нет,  то ведьмы -- в
вашем распоряжении.  Вы получите от  сестер  все,  в чем  нуждаетесь.  Нужно
только попросить -- и они сделают для вас все. Даю слово.
     Его иссиня-черные глаза были неподвижны.
     Снаружи  загрохотал  гром,  и  тут  же  полил дождь. Засверкали молнии,
освещая палатку сверхъестественным светом. После каждой вспышки, несмотря на
горящие свечи, в палатке, казалось, наступала темнота.
     --  Сестрам  всего  лишь  следует помочь  мне  заклинанием,  и я  смогу
подобраться к Ричарду Ралу  вплотную, -- произнесла Дженнсен после того, как
замолк очередной раскат  грома. Она вынула  нож из ножен и повертела  его  в
руках,  разглядывая вензель "Р"  на  серебряной  рукояти. -- И тогда я смогу
пронзить  этим ножом  его злобное  сердце. Этот  нож  --  его нож. Себастьян
объяснил, насколько важно  использовать средства, имеющие отношение к врагу,
чтобы нанести ему ответный удар.
     -- Себастьян сказал мудрое слово. Это наш путь,  и при помощи Создателя
мы победим. Помолимся, чтобы они оказались  там вместе, и  мы смогли наконец
покончить  с этим  злом.  И  тогда развеется  туман  магии,  и человечество,
наконец, сможет жить в мире по замыслу Создателя.
     Дженнсен и Себастьян согласно кивнули.
     -- Если  мы возьмем их  в  Эйдиндриле,  -- произнес Джегань, заглядывая
Дженнсен прямо в глаза, -- я обещаю тебе, что ты пронзишь его сердце, и твоя
мать сможет почить с миром.
     -- Спасибо, -- прошептала Дженнсен.
     Джегань не стал спрашивать, как она собирается совершить это. Возможно,
убежденность, прозвучавшая в ее голосе, подсказала ему, что у нее в арсенале
есть нечто, о чем  она  не сказала,  -- нечто, позволяющее  ей выполнить это
страшное дело.
     И это нечто было. О нем не знали ни Джегань, ни Себастьян.
     Дженнсен долго размышляла обо  всем  происходящем,  совмещая разные его
элементы, -- этому  была посвящена вся ее жизнь. Просто раньше, до встречи с
Себастьяном  и  смерти  матери, пищи для ума  было мало.  Потом  же  события
понеслись  со  все увеличивающейся  скоростью, и каждое  из них добавляло по
кусочку  к  картине, которая складывалась  в  ее  голове. Начали  появляться
ответы на вопросы, и теперь, при взгляде  назад, они казались Дженнсен очень
простыми. И она практически была уверена, что наверняка раскроет все тайны.
     Очень многое девушка узнала от Алтеи -- как оказалось, даже больше, чем
хотела открыть ей сама колдунья. Столь  сильная колдунья не стала бы все эти
годы сидеть в болоте,  если бы там на самом  деле  не жили опасные волшебные
твари.
     Эти твари  держали  Алтею как в тюрьме.  И  никто, даже Фридрих, не мог
пробраться через болото окольным путем. Не было ни одного человека, которому
удалось пойти через болото и вернуться оттуда. За одним исключением.
     Дженнсен прошла  туда  и обратно без  каких-либо затруднений,  никто не
причинил ей зла. Она не видела ни одного волшебного чудища -- змея оказалась
обычной  змеей. В то время  ее удачное  путешествие не укладывалось в  общую
картину. Теперь все срослось...
     Были  и  другие знаки. В Народном Дворце, например, Дженнсен взялась за
эйджил Ниды, и оружие не причинило ей никакого вреда. Нида была потрясена до
глубины души.  Она  сказала, что  даже у  лорда  Рала нет  иммунитета против
эйджила. А у Дженнсен такой иммунитет был.
     К тому же ей удалось подавить волю Ниды, и та помогала беглецам, вместо
того  чтобы остановить  странную  незнакомку, вокруг  которой  было  столько
неясностей и  вопросов,  требующих безотлагательных  ответов.  Даже когда на
пути встал  волшебник Натан,  Дженнсен удалось  убедить  Ниду  пойти  против
обладающего  даром  Рала.  Девушке стало очевидно,  что там  был  не  просто
отлично разыгранный блеф.  Да, в основе всего лежал блеф,  но слишком многое
на него наслоилось.
     И  эти события, и последовавшее  затем  долгое и трудное, наперегонки с
преследователями,  путешествие  к  Эйдиндрилу  пришли,  наконец,   к  своему
завершению, и Дженнсен начала понимать свое уникальное положение и  причину,
по  которой  она  оказалась  среди избранных, тех, кому предназначено  убить
Ричарда Рала.  Дженнсен осознала, что  только ей,  рожденной  для этой цели,
удастся исполнить  предначертанное, потому что  в главной  сфере, решающей и
все определяющей, она была неуязвима.
     А теперь она поняла, что была такой всегда.

     Глава 46
     Дженнсен сидела верхом на Расти, и холодный, прерывистый ветер играл ее
волосами.  Взгляд девушки  был обращен  к  великолепному Дворцу  Исповедниц,
венчающему  холм  неподалеку.  Себастьян  успокаивал  нервно играющего Пита.
Рядом,  на  огромном сером  в яблоках жеребце,  нетерпеливо бьющем копытами,
возвышался  император  Джегань, неподалеку  от  которого  отдельной  группой
стояли  четверо  офицеров и советников. Взгляд  Джеганя,  угрожающе-хмурый и
неподвижный, не отрывался от дворца. Темные,  подобные надвигающемуся шторму
тени блуждали по поверхности его глаз.
     Поход в Эйдиндрил принял неожиданный характер,  и  это  держало всех  в
состоянии острого напряжения.
     Позади  в  боевом  порядке  располагался  отряд  сестер Света,  готовых
реагировать на случаи использования магии.  Никто  из  них не  был  знаком с
Дженнсен,  но сестры имели о девушке достаточное представление и, оказавшись
поблизости,  не спускали с нее глаз. Часть из них сопровождала кавалерийские
отряды  Имперского  Ордена,  которыми командовал сам Джегань. Подобно  серым
потокам воды, затопляющим фермы, дороги и холмы, окружая здания и сараи, эти
отряды двигались согласно полученным приказам, выходя  на ближайшие подступы
к Эйдиндрилу.
     Великий город распростерся перед ними, тихий и спокойный.
     Прошлой ночью Себастьян спал урывками. Дженнсен  это прекрасно понимала
-- накануне такого исключительно важного сражения ей самой было не  заснуть.
Окончательно она проснулась от  мысли,  что наконец-то сможет  пустить в ход
висящий на поясе нож.
     За  отрядом  сестер стоял  наготове отряд элитной кавалерии  Имперского
Ордена,  состоящий  из сорока  тысяч  всадников,  вооруженных  кто  пиками и
копьями, а кто мечами  и  топорами. У каждого  из них  в  правую ноздрю было
вдето  кольцо. Многие  были бородаты,  многие потряхивали  длинными немытыми
патлами, в которые  были вплетены счастливые амулеты. Были и бритоголовые --
так они выражали верность императору  Джеганю. Напоминавшая сжатую  пружину,
эта орда разрушителей была готова ринуться на штурм города.
     Большинство  окружающих императора людей, кроме Дженнсен  и Себастьяна,
отличало  одно  важное свойство: они знали  в лицо  Мать-Исповедницу. По тем
кратким  сведениям,  которые  девушке  удалось  собрать,  выходило,  что  та
руководила  налетом на лагерь Ордена и присутствовала при многих  сражениях,
где большинство людей,  включая  и  сестер,  видели ее. Все, кому предстояло
идти вместе с императором на Эйдиндрил, должны были знать Мать-Исповедницу в
лицо. Джеганю  совершенно не хотелось,  чтобы она выскользнула  из  ловушки,
смешавшись с толпой или переодевшись простой женщиной.
     Дженнсен дрожала  не  столько от  порывов холодного  ветра, сколько  от
жажды битвы, от страсти, пылавшей в глазах  солдат. Чтобы остановить дрожь в
руках, девушке пришлось крепко схватиться за луку седла.
     "Дженнсен".
     В сотый  раз за  утро  она удостоверилась  в том,  что  нож находится в
ножнах.  Успокоившись,  вернула его  на  место,  с  удовлетворением  услышав
металлический  щелчок. Она находилась здесь, потому  что была  неотделима от
ситуации.
     "Сдавайся".
     Девушка  думала  об  иронии случая: именно  тот нож,  который лорд  Рал
вложил в руки человеку, посланному убить ее, находился  теперь тут, и именно
им она собиралась привести в исполнение приговор.
     И, наконец, она была не дичью, но охотником.
     Когда  Дженнсен чувствовала, что  теряет мужество, она заставляла  себя
думать о маме, Алтее и Фридрихе, о сестре Алтеи Латее  и даже о  неизвестном
Дженнсен сводном  брате Дрефане, Рауг'Мосс. Сколько жизней  было разрушено и
исковеркано  Домом  Рала, сначала  отцом  Даркеном Ралом,  а  теперь  братом
Ричардом.
     "Откажись от своей воли, Дженнсен. Откажись от своей плоти".
     -- Оставь меня в покое,  -- огрызнулась  Дженнсен, раздосадованная тем,
что  голос   вновь  и  вновь  твердит   свое  именно  тогда,  когда  следует
поразмыслить над столькими важными вещами.
     Себастьян неодобрительно взглянул на нее:
     -- Что?
     Раздосадованная непроизвольно вырвавшимися словами,  Дженнсен кивнула в
ответ. Себастьян вернулся к собственным мыслям, глядя на распростертый перед
ними город, изучая  впечатляющее  переплетение  здании, улиц  и  аллей.  Там
недоставало  лишь  одного, и  это  приводило всех  в состояние  напряжения и
беспокойства.
     Краем глаза Дженнсен видела, как сестры перешептываются друг  с другом.
Все они, за исключением Мердинты, были одеты  в темно-серые платья, и у всех
волосы  цвета  соли с  перцем были собраны в  хвост.  Когда  они встретились
глазами, на  лице  Мердинты заиграла  самодовольная  улыбка, в  которой были
знание  и  удовлетворение  и  которая,  казалось,  проникала  прямо  в  душу
Дженнсен. Дженнсен совершенно  не понимала этого  взгляда,  но чуть склонила
голову в знак признательности и улыбнулась лучшей своей улыбкой.
     А потом вновь принялась рассматривать с высоты холма лежащий перед ними
город.  На него было трудно не  смотреть -- город  стоял,  окруженный серыми
стенами гор, как пятно нерастаявшего снега на черепичной крыше. Высокие окна
на  фасадах  домов располагались  между  величественными  белыми  мраморными
колоннами,  венчаемыми  золотыми  капителями.  В  центре  возвышался  купол,
обрамленный  поясом окон, стоящий  высоко  над  мощными стенами.  Дженнсен с
трудом связывала в своем сознании великолепие этих зданий с порочной натурой
Матери-Исповедницы.
     Зловещий вид Хранилища Волшебника, расположенного высоко в горах позади
дворца,  казалось,  гораздо  больше  подходил  Матери-Исповеднице.  Дженнсен
отметила,  что  все  старались не смотреть на это  мрачное  место,  случайно
брошенный туда взгляд сразу же возвращался к более спокойным картинам.
     Хранилище  было величайшим созданием  рук человеческих,  какие Дженнсен
видела за свою жизнь, включая Народный Дворец. Рваные серые облака плыли  по
небу рядом с  темно-серыми величественными  стенами, казалось,  парящими  на
поразительной  высоте.  Само  Хранилище,  скрытое  за  стенами,  представало
нагромождением высоких зубчатых  стен,  крепостных валов, стен с пробитыми в
них бойницами, башен, шпилей, соединительных мостов и переходов.  Дженнсен и
представить  не могла, что нечто, сложенное из камня, могло иметь  вид столь
живой угрозы.
     Кругом царила тишина. Девушка посмотрела на Себастьяна, ища утешения  в
понимающих глазах. Его мужественный облик придавал Дженнсен уверенности даже
тогда, когда он не  смотрел в ее сторону. Какая бы женщина не сочла за честь
стать возлюбленной такого человека? Какая бы не уступила ему?..
     Себастьян  чуть  расстегнул  плащ,  проверил  свое  оружие  и  вновь  с
поразительным спокойствием принялся изучать  город. Если бы и она, Дженнсен,
могла  быть такой!  Неожиданно она  перепугалась,  представив,  как он будет
орудовать своим арсеналом в схватке за собственную жизнь.
     -- О чем ты думаешь? -- склонившись к нему, прошептала она.  -- Что все
это может значить?
     Себастьян ответил  ей быстрым кивком и резким взглядом. Он не собирался
что-либо обсуждать. И она поняла, что ей тоже лучше  помолчать.  Разумеется,
по безмолвию  десятков тысяч  мужчин позади  и  так  было  ясно, что  нельзя
нарушать тишину,  но  растущее  в  душе  беспокойство, казалось,  скручивало
Дженнсен в узел.  Ей всего лишь хотелось услышать слово, придающее чуть-чуть
уверенности.  Он же  просто  обрезал  ее,  снова заставив почувствовать себя
никчемной.
     Она знала, что  Себастьян сосредоточен на  очень важном, но  его грубая
отстраненность жгла, как пощечина, особенно после того, как прошлой ночью он
хотел  ее так  отчаянно,  так неистово, как никогда прежде. Дженнсен поняла,
что  совершила ошибку.  Она не должна была отталкивать его, несмотря на ужас
того, что  они  были  не одни, что снаружи стояла стража,  которая м