риблизиться к
нему.
     Дженнсен и Себастьян быстрым шагом покрыли расстояние, отделяющее их от
императора.  Тот  застыл перед  копьем, всаженным концом в землю,  выражение
черных глаз Джеганя  было  такое, будто он увидел призрак Красное  полотнище
хлопало на ветру в абсолютной тишине.
     На копье была насажена человеческая голова.
     Дженнсен  содрогнулась. Голова,  отрубленная  точно  по  середине  шеи,
выглядела  как живая. Темные  глаза под густыми изогнутыми  бровями не мигая
смотрели перед собой. Чуть  набекрень была одета темная  мятая шляпа.  Пряди
волос, вьющихся над  ушами,  чуть  покачивались на  ветру.  Казалось,  будто
тонкие губы в любой момент раздвинутся в угрожающую улыбку  из мира мертвых.
Да  и само выражение  лица  было таково, будто  при жизни  этот  человек сам
олицетворял смерть.
     От  вида пораженного  Джеганя,  не  отрывающего взгляда  от  головы, от
тишины, нависшей над  тысячами людей, сердце  Дженнсен забилось быстрее, чем
при скачке.
     Девушка  осторожно  перевела  взгляд   на  Себастьяна.  Тот   тоже  был
ошеломлен. Пальцы Дженнсен сочувственно потянулись к его руке, ей захотелось
взглянуть в его широко открытые, полные слез глаза.
     Наконец, он нагнулся к ней и прошептал сдавленным голосом:
     -- Брат Нарев.
     Звук  этих чуть  слышных слов громом отозвался в душе Дженнсен. Великий
человек, духовный  лидер всего  Древнего мира,  друг  и  ближайший  советник
императора Джеганя... Себастьян  верил, что он ближе к  Создателю, чем любой
из тех,  кто когда-либо  появлялся на свет... и сейчас этот человек мертв, а
голова его насажена на копье.
     Император шагнул  вперед и вытащил сложенный лист бумаги, приколотый  к
шляпе  брата  Нарева. Дженнсен  наблюдала,  как  Джегань  толстыми  пальцами
осторожно  разворачивает этот  клочок  бумаги, и неожиданно  вспомнила,  как
разворачивала  листок,  который   нашла  у   д'харианского   солдата  в  тот
судьбоносный день, когда встретила Себастьяна. В тот самый день, когда людям
лорда Рала удалось, наконец, выследить ее и убить маму...
     Император Джегань поднес к глазам бумагу  и прочитал. И время, пока  он
молча  смотрел на  нее,  показалось устрашающе долгим.  Наконец, он  опустил
руку. Его  грудь вздымалась  от  жуткой,  всепоглощающей ярости, а он  снова
смотрел  на  голову   брата   Нарева.  Голосом,   в  котором   бушевал  едва
сдерживаемый,  мучительный   огонь  ненависти,  Джегань  повторил  слова  из
записки, достаточно громко, чтобы его смогли услышать все, кто стоял рядом:
     -- Привет от лорда Рала!
     По ветвям деревьев пронесся холодный ветер. Никто не произнес ни звука:
все ждали указаний императора Джеганя.
     Потянуло  вонью,  и  Дженнсен  поморщилась.  Голова,  почти  живая   за
мгновение до  этого, буквально на  глазах стала разлагаться.  Плоть просела,
нижние веки  отогнулись, обнажая  красные  внутренности, щеки  обвисли,  рот
приоткрылся, будто голова собиралась издать вопль.
     Дженнсен, как  и  все, как и Джегань, отступила на  шаг: плоть  на лице
истлевала неожиданно появляющимися язвами, обнажая гноящиеся ткани.
     По мере  того как челюсть опускалась все ниже, язык раздувался. Глазные
яблоки вылезали из глазниц, тогда как последние съеживались.  Дурно пахнущая
плоть распадалась на клочки.
     Процесс,  занимающий  долгие месяцы, произошел  за  секунды,  и вот уже
череп в лохмотьях плоти, в измятой шляпе усмехается людям...
     --  Он оплетен паутиной магии, ваше  превосходительство, --  произнесла
неслышно  приблизившаяся  сестра  Мердинта. Ее  слова  прозвучали ответом на
невысказанный вопрос.  -- Заклинание сохраняло голову в хорошем состоянии до
тех  пор, пока  вы  не вынули  из  шляпы  записку, рассеяв,  таким  образом,
сохранявшую  ее  магию.  Как   только  волшебство  исчезло,  останки   стали
разлагаться, что обычно с ними и происходит.
     Джегань устремил на нее черные глаза.
     Дженнсен не могла сказать, о чем  он думал,  но его пылающий взгляд еще
больше, чем обычно, походил на ночной кошмар.
     --  Была установлена  очень  мощная  и  хорошо  организованная  защита:
сохранность  обеспечивалась, пока  записку не  вынет нужный человек, -- тихо
добавила сестра  Мердинта. --  Ключом для  снятия заклинания послужило  ваше
прикосновение.
     Все эти ужасающие секунды Дженнсен боялась, что  Джегань выхватит меч и
с диким криком обезглавит женщину.
     Офицер, стоявший чуть  в  стороне,  неожиданно  закричал,  указывая  на
Дворец Исповедниц:
     -- Смотрите! Вот она!
     -- Милостивый Создатель! --  прошептал Себастьян,  повернувшись, как  и
все, и увидев силуэт в окне.
     Остальные мужчины завопили,  что  тоже видят ее.  Дженнсен поднялась на
цыпочки, пытаясь хоть что-то разглядеть между голов заволновавшихся солдат и
офицеров. Вокруг раздавался возбужденный шепот.
     -- Вон,  смотрите, лорд  Рал! -- закричал  офицер  рядом с Джеганем, --
Смотрите! Вон! Это лорд Рал!
     От этих  слов Дженнсен мгновенно похолодела, ее зазнобило. Происходящее
казалось нереальным.  Снова  и снова пронзали  мозг слова офицера. Они  были
настолько шокирующими, что хотелось перепроверить: не пригрезились ли.
     -- Посмотрите! -- закричал другой солдат. -- Вон они уходят! Оба!
     -- Вижу, -- прорычал Джегань, проследив глазами. -- Я бы узнал эту суку
в самом дальнем закутке преисподней. И лорд Рал -- с нею!
     Дженнсен  заметила  лишь  промелькнувшие контуры двух убегающих от окна
людей.
     Император Джегань разрубил мечом воздух:
     -- Окружить дворец, чтобы не  улизнули! -- Он повернулся к офицерам: --
Штурмовая рота -- за мной! И  дюжина  сестер!  Сестра Мердинта!  Остаешься с
остальными сестрами здесь. Не позволяйте никому приближаться к вам!
     Император глазами  поискал Себастьяна  и Дженнсен. Наконец его пылающий
взгляд остановился на Дженнсен:
     -- Если хочешь использовать свой шанс, девочка, -- за мной!
     Двинувшись вслед за императором, девушка обнаружила,  что сжимает нож в
кулаке.

     Глава 48
     Следуя за Джеганем, Дженнсен неслась по широким  мраморным  ступеням  в
тени величественных мраморных  колонн. Подбадривающая рука Себастьяна лежала
у нее на спине. Лица людей, летящих, как и Дженнсен, вверх по лестнице, были
искажены яростью.
     Люди  из  штурмовой роты,  облаченные  в кожаные доспехи,  кольчуги или
плотные шкуры,  держали наготове короткие мечи,  огромные серповидные топоры
или  железные кистени. В другой руке  они несли круглые металлические  щиты,
утыканные шипами: в случае опасности их  вполне можно было использовать  как
оружие. Многие были обмотаны ремнями, усеянными толстыми иглами. Такие ремни
отлично   помогали  в  рукопашной  схватке,  раня   противника.  Дженнсен  и
представить не  могла, что  кто-то может  без  содрогания выйти против таких
свирепых солдат.
     Несясь  по ступеням  бушующей волной,  мускулистые солдаты  рычали, как
звери, круша массивные  двойные двери, будто  они  были сделаны  из картона.
Дженнсен  пришлось даже прикрыть лицо, когда на нее  обрушился душ из щепок.
Никому и в голову не приходило, что двери могут оказаться незапертыми.
     Грохот солдатских сапог эхом отзывался в огромных  залах дворца. Сквозь
высокие окна с бело-голубыми стеклами, на мраморный пол, по которому мчалась
штурмовая рота, падали полосы света. Мужчины хватались огромными ручищами за
перила  и, перепрыгивая через  ступени, устремлялись на верхние этажи, туда,
где они видели Мать-Исповедницу и лорда Рала.
     Дженнсен  не  могла сдержать восхищения при  мысли  о том, что сегодня,
быть может, кошмар в ее жизни закончится. Вся она была сейчас  одним сильным
желанием, жаждой  использовать  для  обретения  свободы  нож. Лишь  ей  было
предназначено выполнить  это. Лишь  она  была  на  это  способна.  Она  была
неуязвима.
     Тот факт, что она  собиралась убить человека, не имел для нее значения.
Мчась по ступеням,  она  думала  лишь  о  том кошмаре,  в  который лорд  Рал
превратил ее жизнь  и жизнь других людей. Праведный  гнев, бушевавший в ней,
переполнял душу, и Дженнсен была готова покончить с этим раз и навсегда.
     Себастьян, бежавший с нею плечом к плечу, обнажил свой меч.
     Впереди  неслась  дюжина  громил  под  непосредственным   командованием
Джеганя.  Позади  были  десятки  свирепых  воинов  штурмовой  роты,  готовые
безжалостно  и   жестоко  покарать  врага.  Между  девушкой  и  разъяренными
солдатами бежали сестры  Света -- безоружные  в  физическом смысле, они были
вооружены даром.
     На верху  лестницы все были вынуждены  остановиться, сбившись в кучу на
скользком дубовом полу. Император Джегань оглядывал очередной зал.
     Одна из сестер, задыхаясь, протиснулась мимо солдат:
     -- Ваше превосходительство! Здесь что-то не так!
     Ответом ей был свирепый взгляд.
     Переводя дыхание, Джегань глазами искал свою жертву.
     -- Ваше превосходительство, -- настаивала сестра, -- с какой стати  эти
двое останутся в такой  момент одни во дворце?  Даже без  стражи у дверей!..
Здесь какая-то странность. Не может быть, чтобы они были одни.
     Дженнсен, как ни  хотелось ей вонзить  нож в грудь лорда Рала, не могла
не согласиться с этим выводом.
     -- А кто сказал,  что они  одни? --  спросил  Джегань. --  Разве вы  не
чувствуете здесь колдовства?
     Конечно же, он был прав. За любой дверью они могли обнаружить сюрприз в
виде тысяч  мечей.  Хотя  вряд  ли! Если дверь защищена  волшебной силой, то
логичнее было бы впустить всех вовнутрь, а потом не выпустить.
     -- Я не ощущаю здесь  магии, -- ответила сестра. -- Но  это ни о чем не
говорит.   Волшебство   может   быть  применено   в   любой   момент.   Ваше
превосходительство,  вы   без  нужды  подвергаете   себя  опасности.  Опасно
преследовать  таких  людей,   когда  вокруг  столько  неясностей...  --  Она
замолкла, чуть было не назвав поведение императора глупостью.
     Джегань, который, казалось,  совсем не обращал внимания на речи сестры,
дал  сигнал  своим  людям.  Двенадцать  групп  сразу  отправились  по разным
направлениям,  исследуя   зал.  Щелчок  пальцев  --  и   к   каждой   группе
присоединилось по сестре.
     --  Ты  рассуждаешь,  как  новичок,  --  перебил  Джегань  вещающую  об
опасностях женщину.  -- Мать-Исповедница  в  десять  раз  изобретательнее  и
коварнее,  чем  тебе  кажется. Она  гораздо  умнее,  чтобы рассуждать  столь
просто. Ты  уже видела примеры реализации ее замыслов. Но на сей раз ей  это
не удастся.
     -- А какой смысл тогда ей и  лорду Ралу оставаться здесь в одиночестве?
--  видя, что  сестра опасается продолжать разговор,  спросила  Дженнсен. --
Зачем ввергать себя в такую опасность?
     -- А где лучше всего спрятаться в пустом городе? -- спросил  Джегань. И
сам же ответил: -- Да в пустом дворце! Наличие стражи только выдаст место их
пребывания.
     -- А почему же из всех дворцов они должны выбрать именно этот?
     -- Потому, что они знают, что придется отвечать за содеянное. Они трусы
и не хотят, чтобы их поймали.
     Когда люди в панике и отчаянии,  они обычно пытаются укрыться или дома,
или в хорошо  знакомом месте. -- Джегань засунул большой палец за ремень. --
Это их дом. В  конце концов, они  пытаются сберечь собственные  шкуры, а  не
своих подданных.
     Дженнсен не могла удержаться, несмотря на то, что Себастьян  тащил ее в
сторону, пытаясь  заставить замолчать.  Девушка  протянула руку к раскрытому
окну:
     -- А зачем  тогда  они  показались  нам на  глаза?  Если  они  пытались
спрятаться, как вы утверждаете,  то зачем они дали  нам возможность заметить
их?
     -- Потому что они подлые  твари! -- Император смотрел на Дженнсен своим
кошмарным  взглядом.  -- Им хотелось  понаблюдать за  мной,  когда  я  увижу
останки брата Нарева. Они хотели посмотреть  на меня, когда я  обнаружу, как
гнусно  они надругались над великим человеком.  Они не могли отказать себе в
таком мерзопакостном наслаждении.
     -- Но...
     -- За мной! -- скомандовал Джегань солдатам.
     Не последовав за бушующим от ярости императором, взволнованная Дженнсен
потащила Себастьяна в сторону.
     --  Неужели тебе тоже  кажется, что  такое  возможно?  Ты ведь стратег.
Неужели ты тоже считаешь, что все это имеет смысл?
     Себастьян посмотрел, куда двинулся император, и  повернулся к  девушке,
испепеляя ее взглядом:
     -- Дженнсен, тебе был нужен лорд Рал, и это, возможно, твой шанс...
     -- Но я не понимаю, почему...
     -- Не  спорь  со мной!  Кто ты такая, что считаешь, будто знаешь законы
войны лучше меня!
     -- Себастьян, я...
     -- И слышать ничего не хочу! Ты знаешь, зачем мы здесь!
     Дженнсен, почувствовав комок в горле, судорожно глотнула:
     --  Я просто беспокоюсь за  тебя и за  императора Джеганя.  Я не  хочу,
Себастьян, чтобы ваши головы закончили свой путь на острие копья.
     -- На войне иногда  приходится действовать не  по заранее  продуманному
плану, а исходя из складывающейся обстановки. На войне люди иногда совершают
глупые или просто  безрассудные поступки. Возможно, Мать-Исповедница  и лорд
Рал  попросту  ошиблись.  Но  ошибки  врагов  должны  превращаться   в  наши
преимущества. На войне часто побеждает тот,  кто атакует  сходу, не  думая о
последствиях, и достигает при этом явного преимущества. Не всегда есть время
просчитывать ситуацию.
     Дженнсен  не  оставалось  ничего, как посмотреть ему прямо в глаза. Кто
она такая, ничтожество лесное, чтобы объяснять стратегу императора, как надо
действовать при захвате вражеского города?
     -- Себастьян, я только хотела...
     Он  взял  ее  за  плечи  и  встряхнул. Красное лицо его  было  искажено
яростью.
     --  Неужели ты не  намерена отомстить за убийство матери? А если Ричард
Рал на самом деле окажется здесь? Что если он тут, а ты стоишь и споришь?
     Дженнсен была ошеломлена. Возможно ли,  чтобы он оказался прав? А  если
действительно прав?..
     -- Вот они!  --  раздался крик  из  соседнего  зала. Голос  принадлежал
Джеганю. Император, окруженный  толпой  солдат,  показал  мечом,  и  солдаты
дружно взвыли.
     -- Взять их!!!
     Себастьян схватил Дженнсен за руку и потащил  по  залу. Девушка мчалась
за  ним  в  каком-то  диком  отречении. Ей было стыдно:  ведь она  спорила с
профессионалами  в вопросах, о которых  не имела ни малейшего представления.
Что  она  себе  вообразила?  Кто она  такая?  Да  абсолютное  ничтожество!..
Дженнсен чувствовала себя полной дурой.
     Когда  они пробегали  мимо высоких  окон -- тех  самых, в которых всего
несколько мгновений назад видели Мать-Исповедницу  и лорда  Рала,  -- что-то
привлекло внимание девушки.  Дженнсен,  скользя  и  вытянув  руки,  пыталась
остановиться сама и остановить Себастьяна.
     -- Смотри!
     Себастьян  беспокойно  глянул вслед удаляющимся  солдатам,  но все-таки
подошел к окну, на которое указывала Дженнсен, неистово кивая головой.
     Десятки тысяч кавалеристов выстроились по ту сторону дворцовых  лужаек.
Это был фронт, протянувшийся до самого подножия холма  и намеревающийся дать
отпор врагу. Будто слившись в единое целое,  солдаты  устрашающе размахивали
топорами и пиками и выкрикивали леденящие кровь боевые кличи.
     Дженнсен   ошеломленно  наблюдала   за  ними:  перед  фронтом  не  было
противника.  Тем  не менее воины с оглушительными воплями понеслись  вперед.
Девушка ожидала,  что они рванутся  навстречу противнику, расположенному  за
стенами  дворца. Возможно, они заметили приближение врага, которого Дженнсен
просто не видела.
     Однако  на  середине  лужайки  воины  с  чем-то  столкнулись.  Раздался
оглушительный грохот,  как будто перед ними стояла стена невидимых вражеских
солдат.
     Дженнсен  не  верила своим глазам. Она  пыталась собраться с мыслями  и
осознать происходящее, однако не могла найти для ужасающей картины ни одного
объяснения.
     То,  что  она  видела,  было  невероятным.  На  телах людей  и  лошадей
появлялись раны. Лошади  ржали и падали,  ломая ноги. Человеческие головы  и
руки кувыркались в воздухе, как будто их отрубили топором или мечом. Повсюду
хлестала кровь. Люди валились от ударов,  наносимых неведомо кем. Резня была
столь страшна, что зеленая трава на склоне холма скоро стала красной.
     И  там,  где  только  что  звучали  боевые  кличи,  теперь  были слышны
пронзительные стоны страха, страдания и боли:  люди,  почти  расчлененные на
куски, с  отрубленными  конечностями, смертельно раненные, пытались отползти
туда, где безопасно. Но на всем поле битвы такого места не было, а были лишь
ужас, смятение и смерть.
     Дженнсен в ужасе глянула в растерянное лицо Себастьяна.
     И  тут  дворец  содрогнулся,  будто в него  ударила  молния.  Вслед  за
отзвуками  громоподобного  гула,  зал  наполнился  клубами  дыма.  А за  ним
появились языки пламени. Себастьян схватил девушку за руку и потащил  в нишу
возле окна.
     По залу, подхватывая деревянные обломки и поджигая драпировки, пронесся
ураган. Обломки стекла и металла, цепляясь за стены, звенели и скрежетали.
     Едва волна дыма и пламени прокатилась, Дженнсен и  Себастьян,  вынув из
ножен оружие, помчались туда, куда ушел император Джегань.
     Вопросы и возражения, волновавшие Дженнсен, были забыты -- они попросту
стали неуместны.
     Теперь  было  важно лишь одно: Ричард  Рал почему-то оказался  здесь, и
Дженнсен  должна  остановить его.  Голос  подгонял  ее  ежесекундно.  Она не
пыталась заставить его замолчать -- пусть разжигает огонь страстного желания
мести, пусть переполняет ее непреодолимой жаждой убийства.
     Они  мчались  мимо высоких  дверей  и светлых окон.  Около каждого окна
стоял  стул. Стены  были облицованы деревянными панелями.  На  каждой панели
красовались элегантные серебряные  зеркальные лампы, но Дженнсен не замечала
их: в первую очередь в глаза бросались размазанные красные пятна на  стенах,
забрызганный кровью полированный пол да валяющиеся повсюду неподвижные тела.
     На полу очередного  зала лежали  по  меньшей мере  пятьдесят солдат  из
штурмовой роты. Практически все были обожжены и изувечены осколками стекла и
обломками  дерева. Многие лица  были изуродованы  до  неузнаваемости.  Концы
переломанных  костей  торчали  из  пропитанных  кровью  кольчуг или  кожаных
доспехов. На полу в беспорядке валялось оружие, повсюду были лужи запекшейся
крови с обрывками кишок, будто кто-то рассыпал корзины окровавленных мертвых
угрей.
     Среди  мертвых была и женщина  -- одна из  сестер. Ее  почти  разорвало
пополам, а на лице застыло удивленное выражение.
     Дженнсен  тошнило от тяжелого запаха, она с трудом  переводила дыхание,
перепрыгивая с одного чистого пятачка на другой  и пытаясь не поскользнуться
на человеческих внутренностях. Ужас от увиденного  был настолько велик,  что
она  даже  не  осознавала  происходящего.  Эмоции,  казалось,  тоже  умерли.
Дженнсен просто действовала, как во сне.
     Миновав  тела,  они  пошли  по  кровавому следу,  ведущему в  очередной
лабиринт коридоров и залов. Издалека неслись человеческие крики. Дженнсен  с
облегчением услышала голос императора. Все это походило на лай своры борзых,
идущих по следу лисицы и не собирающихся упускать добычу.
     -- Господин!  -- послышался  откуда-то сбоку крик одного из  солдат. --
Туда!
     Себастьян   остановился,   сориентировался   и   потащил   Дженнсен   в
великолепную   комнату.  На   полу   лежал  изысканный   ковер  с  вытканным
ржаво-коричневым  ромбовидным  орнаментом, окна были  задрапированы  пышными
зелеными портьерами. Вдоль стен  выстроились диваны, каких  Дженнсен никогда
не  видела, ножки  столов  и стульев были причудливо искривлены.  По изящной
обстановке можно было предположить, что комната предназначалась для интимных
встреч. Солдат стоял в дверном проеме, ведущем в следующий зал.
     -- Это она! Скорей! Это она! -- взывал он к Себастьяну. -- Я только что
видел