о  предоставления  еды  и  жилья.  А  получая  деньги,  ты   сможешь
откладывать их на будущее. Возможно, в один  прекрасный  день  ты  заслужишь
обращение "господин" и тогда сможешь купить себе что-нибудь. Может  быть,  и
меч.
   Несан ошалело молчал, в голове его снова  и  снова  прокручивались  слова
Кэмпбелла. Он никогда и не мечтал получить работу гонца. Даже не задумывался
о возможности получить работу, дающую  больше,  чем  пищу  и  кров,  изредка
выпивать неплохое винцо и перехватывать там-сям чаевые.
   Конечно, он мечтал иметь меч,  уметь  читать,  но  все  это  были  пустые
фантазии, и он отлично это понимал. Несан никогда не отваживался  мечтать  о
чем-то реальном, как, к примеру, получить работу гонца.
   - Ну так что скажешь, Несан? Хочешь стать одним из моих гонцов?  Конечно,
ты тогда не сможешь носить эти... эту одежду.  Тебе  придется  облачиться  в
форму гонца. - Далтон Кэмпбелл перегнулся через стол и оглядел юношу  с  ног
до головы.
   - Это включает в себя и сапоги.  Чтобы  работать  гонцом,  тебе  придется
обуться в сапоги. И переехать в более  подходящее  жилье.  Гонцы  живут  все
вместе. Спят на кроватях, а не на тюфяках.  Кроватях  с  постельным  бельем.
Конечно, тебе придется самому ее застилать и держать в порядке свой шкаф, но
постельное белье и одежду гонцов стирают прачки. Несан сглотнул.
   - А как насчет Морли, мастер Кэмпбелл? Морли тоже сделал все так, как  вы
велели. Он станет гонцом вместе со мной?
   Кожаное сиденье скрипнуло,  когда  Далтон  Кэмпбелл  снова  откинулся  на
стуле,  раскачиваясь  на  задних  ножках.  Поигрывая  ручкой  с   сине-белым
прозрачным корпусом, он смотрел Несану в глаза. Наконец он опустил ручку.
   - Сейчас мне требуется лишь один гонец. Пора тебе начать думать  о  себе,
Несан, о своем будущем. Или ты  желаешь  оставаться  поваренком  всю  жизнь?
Пришло время делать то, что нужно лично тебе, Несан, если ты желаешь  занять
мало-мальски стоящее место в жизни. Сейчас у  тебя  есть  шанс  вырваться  с
кухни.
   Возможно, единственный шанс. Я предлагаю место тебе, а не Морли. Принимай
или отказывайся. Но что тогда с тобой станет?
   Несан облизнул пересохшие губы.
   - Ну, понимаете, я люблю Морли. Он мой друг. Но  вряд  ли  в  жизни  есть
что-то, что мне хотелось бы больше, чем стать у вас гонцом, мастер Кэмпбелл.
Я согласен на эту работу, если вы хотите меня на ней видеть.
   -  Отлично.  Тогда  добро  пожаловать  в  коллектив,  Несан,  -  дружески
улыбнулся Кэмпбелл. - Твоя верность другу заслуживает уважения. Надеюсь,  ты
так же будешь относиться к службе здесь. Пока  что  я  предоставлю  Морли...
временную работу, но подозреваю, что в какой-то момент в  будущем  откроется
вакансия и он присоединится к тебе в коллективе гонцов.
   От этих слов Несан испытал облегчение. Ему  страшно  не  хотелось  терять
друга, но он готов был на что угодно, лишь бы вырваться с ненавистной  кухни
мастера Драммонда и стать гонцом.
   - Вы очень добры, господин. Я уверен, что Морли будет Служить вам верой и
правдой. Я же клянусь, что буду. Далтон Кэмпбелл снова подался вперед, ножки
стула со стуком опустились на пол.
   - Что ж, отлично. - Он двинул через стол сложенный лист бумаги. -  Отнеси
это мастеру Драммонду. Это уведомление, что я взял тебя на должность гонца и
отныне ты больше ему не  подчинен.  Мне  подумалось,  что  ты  захочешь  сам
вручить ему эту бумагу как первое  официальное  поручение.  Несану  хотелось
скакать и вопить от радости, но он  сохранил  невозмутимость,  как,  по  его
мнению, и полагалось гонцу. - Да, господин, будет исполнено.
   Он вдруг поймал себя на том, что стоит более гордо, чем обычно.
   - А сразу после этого один из моих гонцов, Роули, отведет тебя на склад.
   Там тебя обеспечат на первое время более или менее подходящей по  размеру
униформой. А потом белошвейки снимут с тебя мерки и сошьют униформу по тебе.
От своих служащих я требую, чтобы все были  аккуратно  одеты  в  пошитые  на
заказ ливреи. И жду от моих гонцов, чтобы  они  не  позорили  своим  внешним
видом мой отдел.  Сие  означает,  что  одежда  должна  быть  чистой,  сапоги
начищены, волосы причесаны. И ты  постоянно  будешь  вести  себя  совершенно
безукоризненно.
   Подробности объяснит Роули. Ты справишься с этим, Несан?
   - Да, господин, конечно, господин. - У Несана дрожали колени.
   Мысль о новой одежде, которую ему предстоит носить, вдруг  заставила  его
устыдиться своих обносков. Еще час назад он  полагал,  что  выглядит  вполне
нормально, но теперь так  не  думал.  Ему  не  терпелось  сбросить  лохмотья
поваренка.
   Интересно, а что подумает о нем Беата, увидев его в красивой новой ливрее
гонца?
   Далтон Кэмпбелл  кинул  на  стол  кожаный  кошель.  Замок  был  запечатан
сургучной печатью с оттиском пшеничного колоса.
   - А когда приведешь себя в порядок и переоденешься, отнеси этот кошель  в
Комитет Культурного Согласия в Ферфилде. Знаешь, где он находится?
   - Да, мастер Кэмпбелл. Я вырос в Ферфилде и почти все там знаю.
   - Так мне и сказали. У нас трудятся гонцы со всего Андерита и в  основном
обслуживают места, которые хорошо знают. Места, откуда они родом.  Поскольку
ты вырос в Ферфилде, то по преимуществу будешь там и работать.
   Далтон Кэмпбелл выудил что-то из кармана и бросил.
   - Это тебе.
   Несан  поймал  и  тупо  уставился  на  серебряный  соверен.   Он   сильно
подозревал, что не каждый богач таскает с собой такую огромную сумму.
   - Но, господин, я еще не проработал месяца!
   - Это не зарплата гонца. Зарплату ты  будешь  получать  в  конце  каждого
месяца. - Далтон Кэмпбелл поднял бровь. - Это  за  проделанную  нынче  ночью
работу.
   Клодина Уинтроп. Вот что он имеет в виду. Это за  то,  что  они  с  Морли
запугали Клодину Уинтроп и вынудили молчать.
   Она называла Несана господином.
   Несан положил соверен на стол.  Нехотя  он  пальцем  подвинул  монетку  к
Далтону Кэмпбеллу.
   - Вы мне ничего за это не должны, мастер Кэмпбелл. Вы ведь ничего мне  за
это не обещали. Я сделал это, потому что хотел помочь вам и  чтобы  защитить
будущего Суверена, а вовсе не ради награды. Я не могу взять деньги,  которые
не заслужил.
   Помощник министра мысленно улыбнулся.
   - Возьми деньги, Несан. Это приказ. Когда отнесешь кошель в  Ферфилд,  на
сегодня у меня больше поручений не  будет.  И  я  хочу,  чтобы  ты  потратил
кое-что из этих денег - или все,  если  захочешь,  -  на  себя.  Развлекись,
получи удовольствие. Купи что-нибудь поесть. Или выпить. Эти деньги -  твои.
Трать их на что пожелаешь.
   Несан сдержал восторг.
   - Да, господин, спасибо вам! Я поступлю так, как вы творите.
   - Вот и хорошо. Только еще одно, - облокотился Кэмпбелл  на  стол.  -  Не
трать их на  городских  шлюх.  Этой  весной  среди  проституток  в  Ферфилде
распространились мерзкие заболевания. А это очень несимпатичная смерть. Если
воспользуешься услугами  заразившейся  шлюхи,  то  не  проживешь  достаточно
долго, чтобы стать опытным гонцом.
   Хотя  мысль  поиметь  женщину  казалась  весьма  заманчивой,   Несан   не
представлял, как сможет набраться храбрости проделать все  это  и  предстать
голым перед кем бы то  ни  было.  Он  любил  смотреть  на  женщин,  как  ему
понравилось  смотреть  на  Клодину  Уинтроп,  Беату,  любил  воображать   их
обнаженными, но никогда не представлял  себя  голым  перед  ними  да  еще  в
возбужденном состоянии.  Ему  достаточно  сложно  скрывать  пред  ними  свое
возбуждение и в одежде. Ему очень хотелось  женщину,  но  он  совершенно  не
представлял, как сможет справиться с неловкостью и не потерять охоты.
   Может, если бы была девушка, которую  он  хорошо  знал,  которая  ему  бы
нравилась, за которой он какое-то время  бы  ухаживал,  целовался  с  ней  и
обнимался, он придумал бы, как справиться с этим. Но Несан и  вообразить  не
мог, как это кто-то может набраться смелости пойти к женщине, которой прежде
отродясь не видел, и раздеться перед ней догола.
   Разве что все это происходит в темноте. Наверное, так оно и есть.
   Наверное, в комнатах у шлюх темно, и люди друг друга не видят. Но он  все
равно...
   - Несан? Несан закашлялся.
   - Клянусь, что не пойду ни к каким шлюхам в Ферфилде. Нет,  господин,  не
пойду.

Глава 24

   Выпроводив юношу, Далтон зевнул. Он встал задолго до рассвета и с тех пор
был  весь  в  делах,  разбираясь  со   служащими,   выслушивая   проверенных
помощников,  доложивших  обо  всех   мало-мальски   заслуживающих   внимания
разговорах на пиру, затем  проверял,  готовы  ли  нужные  бумаги  и  письма.
Сотрудники, в чьи обязанности, помимо всего прочего, входило  копирование  и
подготовка писем, занимали шесть комнат дальше по  коридору,  но  для  того,
чтобы выполнить поручение в столь короткие сроки,  им  пришлось  занять  еще
несколько помещений.
   Обычно Далтон с первыми лучами света рассылал своих гонцов во  все  концы
Андерита. Позже, когда министр просыпался и расставался с той, что на данный
момент оказывалась в его постели, Далтон сообщал ему  необходимые  сведения,
чтобы министра не застали врасплох,  поскольку  официально  документы  якобы
исходили от Бертрана.
   Глашатаи зачитывали послания в залах заседаний, в  гильдиях,  в  торговых
залах, залах городских советов, трактирах, корчмах, на каждом военном посту,
в каждом университете, в каждой мастерской, тюрьме, на мельницах и фабриках,
рыночных площадях, повсюду, где имелись большие скопления людей, - от одного
конца Андерита до другого. Буквально в течение нескольких дней  послание,  в
точности, как его написал Далтон, оказывалось на слуху у всех.
   Глашатаи,  не  передающие  дословно  текст  послания,  рано  или   поздно
попадались,  и  их  заменяли  другими  людьми,  больше  заинтересованными  в
дополнительном доходе. Помимо рассылки документов глашатаям, Далтон рассылал
копии бумаг людям, которые за небольшую мзду слушали глашатаев  и  сообщали,
если те хоть немного искажали текст. Это тоже было частью его паутины.
   Очень немногие понимали,  как  Далтон,  важность  того,  чтобы  тщательно
продуманный, гладко звучащий текст слышали  все  и  каждый.  Очень  немногие
понимали, какой властью обладает человек,  контролирующий  поток  информации
для народных  масс.  Люди  верят  тому,  что  им  говорят,  если  информацию
правильно подать. Верят независимо от того, что это за информация. Буквально
единицы понимали, каким мощным оружием является поданная под нужным соусом и
тщательно препарированная информация.
   Теперь в стране появился новый закон. Закон, запрещающий  ограничения  по
найму  на  строительных  работах  и  приказывающий  нанимать  всех  желающих
поработать на данном поприще. Еще  вчера  подобная  акция  против  одной  из
могущественнейших  профессиональных  гильдий  была   совершенно   немыслима.
Документ,   составленный   и   разосланный    Далтоном,    призывал    народ
руководствоваться высшими идеалами андерской  культуры  и  не  предпринимать
никаких  враждебных  действий  в  отношении   каменщиков   за   их   прошлую
отвратительную политику, способствовавшую голоданию детей.  Вместо  этого  в
документе предлагалось следовать  новым,  более  высоким  стандартам  Закона
Уинтропа о дискриминации. Так что  застигнутым  врасплох  каменщикам  теперь
вместо нападок  на  новый  закон  придется  неустанно  и  отчаянно  пытаться
доказать, что они вовсе не намеренно вынуждали голодать соседских ребятишек.
   И довольно скоро каменщики по всей стране  не  только  подчинятся,  но  и
радостно примут новый закон, будто  самолично  всячески  пропихивали  его  в
жизнь.
   У них нет выбора. Иначе их забросает камнями разъяренная толпа.
   Далтон любил предусматривать  все  возможные  последствия  и  предпочитал
подстилать соломку заранее. К тому времени, когда Роули переоденет Несана  в
ливрею гонца и парень отправится в город с пакетом, для Комитета Культурного
Согласия, если вдруг одиннадцать Директоров  по  какой-то  причине  изменили
свое мнение, будет  уже  слишком  поздно  что-либо  предпринимать.  К  этому
моменту глашатаи уже станут зачитывать новый  закон  по  всему  Ферфилду,  и
вскоре о нем узнают везде и всюду. Теперь ни один из одиннадцати  Директоров
не сможет переиграть результат открытого голосования на пиру. Несан  отлично
впишется в коллектив  гонцов  Далтона.  Всех  их  он  тщательно  отбирал  на
протяжении десяти лет, молодых людей из злачных мест, которые иначе были  бы
пожизненно обречены на тяжелый труд, не имели бы практически никакого выбора
и никакой надежды. Все они были грязью  под  ногами  андерской  культуры.  А
теперь, передавая  послания  глашатаям,  они  помогали  эту  самую  культуру
кристаллизовать и контролировать.
   Гонцы делали гораздо больше, чем просто доставляли документы. В некотором
смысле они были чем-то вроде личной армии, оплачиваемой налогоплательщиками,
и одним из  средств,  с  помощью  которых  Далтон  достиг  своего  нынешнего
положения.
   Все его гонцы были непоколебимо  верны  одному  лишь  Далтону,  и  никому
более.
   Большинство из них охотно пожертвовали бы жизнью, буде он того возжелает.
И иногда такая необходимость возникала.
   Далтон улыбнулся, обратившись мыслями к более приятным вещам.  Терезе,  в
частности. Она  чуть  ли  не  парила  от  восторга,  что  была  представлена
Суверену.
   Когда они после пира вернулись к себе и легли спать, она, как и  обещала,
весьма громогласно показала ему, какой хорошей может быть.  А  Тереза  могла
быть потрясающе хороша.
   Она была настолько возбуждена встречей с Сувереном, что все утро  провела
в молитвах. Далтон сомневался, что ее тронуло бы сильней знакомство с  самим
Создателем. Он был рад, что смог доставить Терезе такую радость.
   Во всяком случае, она хотя бы не хлопнулась в обморок, как это  произошло
с некоторыми женщинами и даже одним мужчиной, когда их представили Суверену.
   Хотя такая реакция была вполне обычной, эти люди чувствовали  себя  потом
весьма неловко. Впрочем, все отлично поняли и охотно приняли их  реакцию.  В
некотором  роде  это  было  знаком  отличия,  символом  веры,   доказывающим
преданность  Создателю.  Никто  и  не  расценил  такую  реакцию  иначе,  как
проявление искренней веры.
   Далтон, однако, считал  Суверена  самым  обычным  человеком.  Безусловно,
занимающим высокий пост, но всего лишь человеком. Однако для многих  Суверен
был чем-то гораздо выше. Когда Бертран Шанбор, человек, которого и  так  уже
сильно  уважают  и  которым  восхищаются  как  самым  потрясающим  министром
культуры всех времен, станет Сувереном, он тоже будет объектом безрассудного
поклонения.
   Впрочем, Далтон подозревал, что большинство этих истеричных баб предпочли
бы упасть под Суверена, а не перед ним.  Для  большинства  это  было  бы  не
банальным совокуплением, а религиозным актом. Даже  мужья  чувствовали  себя
облагодетельствованными, если их  жены  благочестиво  соглашались  разделить
ложе с Сувереном.
   Раздался стук в дверь. Далтон  собрался  было  произнести  "войдите",  но
женщина уже вошла. Франка Ховенлок.
   - А, Франка! - Далтон встал. -  Рад  тебя  видеть!  Тебе  понравилось  на
пиру?
   По  какой-то  причине   женщина   выглядела   мрачной.   Темноволосая   и
темноглазая, обычно держащая себя так, что казалось,  будто  она  все  время
находится в тени, даже когда стояла  на  ярком  солнце.  Все  это  создавало
воистину мрачный эффект.
   Рядом с Франкой даже воздух казался застывшим и холодным.
   Она на ходу схватила стул, подтащила к столу, плюхнулась напротив Далтона
и скрестила руки на груди. Несколько ошарашенный Далтон опустился на стул.
   Вокруг ее прищуренных глаз собрались морщинки.
   - Не нравится мне этот тип из Имперского Ордена, Стейн.  Ни  капельки  не
нравится.
   Далтон расслабился. Франка носила свои  черные,  почти  до  плеч,  волосы
распущенными,  но  при  этом  они  никогда  не  падали  ей  на  лицо,  будто
замороженные ледяным ветром. Висков чуть коснулась  седина,  что  отнюдь  не
старило ее и придавало лишь более серьезный вид.
   Простое платье цвета охры было  наглухо  застегнуто  до  шеи.  Чуть  выше
ворота виднелась черная бархатная лента. Лента, как  правило,  была  черного
бархата, но не всегда. Однако она всегда была в два пальца  шириной.  Именно
потому,  что  Франка  вечно  носила  на  горле  эту  ленту,  Далтона   очень
интересовало, почему она ее  носит,  а  в  первую  очередь  -  что  под  ней
скрывается. Но, поскольку Франка есть Франка, он никогда не спрашивал.
   Далтон знал Франку Ховенлок вот уже почти пятнадцать лет и половину этого
срока прибегал к услугам ее дара. Иногда ему приходила странная мысль,  что,
возможно, ей когда-то отрубили голову, а она потом пришила ее себе обратно.
   - Мне очень жаль, Франка. Он  что-то  тебе  сделал?  Оскорбил?  Попытался
лапать тебя, да? Если это так, то я с ним разберусь, даю слово.
   Франка знала, что слову Далтона можно верить. Она сложила длинные изящные
пальцы домиком.
   - Тут с избытком баб, жаждущих его общества. Я ему для этого не нужна.
   Далтон, совершенно растерянный, но все  равно  сохраняющий  осторожность,
развел руками.
   - Тогда в чем же дело?
   Франка облокотилась на стол и положила голову на руки.
   - Он что-то сделал с моим даром, - понизив голос, сообщила она.  -  Украл
его или... не знаю...
   Далтон моргнул, мгновенно оценив серьезность сообщения.
   - Ты хочешь сказать, что, по твоему мнению, этот человек владеет магией?
   Что он наложил заклятие или что-то такое?
   - Не знаю! - рявкнула Франка. - Но что-то он сотворил.
   - Откуда ты знаешь?
   - На пиру я пыталась, как обычно, слушать разговоры. Говорю тебе, Далтон,
не знай я, что у меня есть дар, можно было бы подумать, что у меня его вовсе
никогда не было. Ничего. Ничегошеньки я ни у кого не вытянула. Вообще.
   Далтон сделался не менее мрачен, чем она.
   - Ты хочешь сказать, что твой дар не помог тебе услышать вообще ничего?
   - Ты что, оглох? Я тебе об этом и твержу! Далтон побарабанил пальцами  по
столу. Повернулся, уставился в окно.  Поднялся,  открыл  раму  и  впустил  в
комнату легкий ветерок. Потом жестом попросил Франку подойти.
   Он указал на двоих мужчин, беседующих под деревом на лужайке.
   - Вон те двое.  Расскажи,  о  чем  они  говорят.  Франка  облокотилась  о
подоконник и чуть высунулась, глядя на мужчин.  Осветившее  ее  лицо  солнце
открыло, насколько время неласково обошлось с  той,  которую  Далтон  всегда
считал самой красивой, если не самой  таинственной  из  всех  известных  ему
женщин. Но даже сейчас, несмотря на  неотвратимое  воздействие  времени,  ее
красота поражала.
   Далтон следил, как мужчины жестикулируют, но не слышал ни  слова.  Франка
же благодаря своему дару должна была услышать их без труда.
   Лицо Франки застыло. Она вся замерла и казалась  восковой  фигурой  -  из
тех, что показывают на передвижной выставке, приезжающей в Ферфилд два  раза
в год.
   Далтон даже не мог понять, дышит ли она.
   Наконец она раздраженно вздохнула.
   - Не слышу ни слова. Они слишком далеко, чтобы  можно  было  прочесть  по
губам, так что от этого умения мне толку тоже никакого, но,  главное,  я  не
слышу ничегошеньки, а должна.
   Далтон поглядел вниз, вдоль здания, тремя этажами ниже.
   - А эти двое?
   Франка выглянула. Далтон сам их почти что слышал. Смех, какой-то возглас.
   Франка снова застыла.
   На сей раз ее вздох просто полыхал яростью - Ничего, а я их  почти  слышу
без всякого волшебства. Далтон закрыл окно.
   По лицу Франки пробежало гневное выражение,  и  Далтон  увидел  то,  чего
никогда у нее не замечал: страх.
   - Далтон, ты должен избавиться от этого типа. Должно быть, он чародей.  У
меня от него мороз по коже. - С чего  ты  взяла,  что  это  он?  Она  дважды
моргнула.
   - Ну... А что это еще может быть? Он заявляет,  что  способен  уничтожить
магию. Он здесь всего несколько дней, а  у  меня  эта  б