поблизости.  Они-то  и  поведали  об  этой  земле.  Ползли  слухи,  сведения
накапливались. Это место -- аналог ваших Азритских равнин...
     -- Азритских равнин?
     -- Да, там  пустынно, как на Азритских равнинах, но всегда стоит жуткая
жара. По окраинам  этой бесплодной земли пролегает несколько торговых путей.
Без специальной одежды, защищающей от палящего  солнца  и постоянных ветров,
очень быстро изжаришься живьем. И без воды долго не протянешь.
     -- И такая пустыня называется Столпами Творения?
     -- Нет, это  лишь начало пути. Чтобы  попасть туда, нужно пройти сквозь
эту пустыню,  а там,  в ее сердце,  находится широкое ущелье,  в котором еще
жарче, просто смертельно жарко. Как в очаге Владетеля...
     -- Так почему же все-таки ее называют Столпами Творения?
     Носком сапога  Себастьян  отправил  обратно в  пылающее  сердце  костра
выкатившиеся из него угольки.
     -- Говорят, на дне ущелья находятся высоченные каменные столпы. В честь
этих вздымающихся каменных глыб и называется вся эта земля.
     Дженнсен перевернула прутики с соленой свининой:
     -- Тогда название имеет смысл.
     --  Мне доводилось видеть нечто подобное, но в других  местах и гораздо
меньшего размера.  Стоят неровные каменные  башенки. Будто  стопки  монет на
столе... -- Голос Себастьяна чуть дрогнул.  -- Говорят, там  такое ощущение,
словно  весь мир вздыбился  в знак благоговения перед Создателем.  Некоторые
полагают,  что  это  святое  место. Но поскольку там удушающе  жарко, многим
приходит на ум, что оно  сотворено не одним Создателем. Каким-то образом оно
связано и с Владетелем.  Потому и Очаг... Кстати,  помимо жары есть и другие
причины не соваться туда. Говорят, там место потустороннего столкновения.
     -- Созидание и разрушение, жизнь и смерть -- вместе?
     Себастьян смотрел на Дженнсен, в его глазах плясали отблески пламени.
     -- Таковы слухи...
     -- Иначе  говоря, люди  считают,  что  это  смертельное  место пытается
поглотить мир жизни?
     -- Смерть всегда  идет  по  пятам  жизни. Брат  Нарев  учит, что  зло в
человеке  притягивает  тень  Владетеля.  Если  мы вступим на  путь  зла,  то
привнесем его силу в  мир жизни,  и Владетель  получит  возможность  свалить
Столпы Творения, и мир рухнет.
     Холод этих  слов пробрал Дженнсен  до костей,  будто к ней прикоснулась
рука смерти. Будто ведьма наложила на нее тайное злое заклинание... Дженнсен
не раз  слышала от матери,  что ведьмы  никогда не  открывают своих  знаний,
всегда утаивая самое важное.
     Было совершенно непонятно, зачем Алтея  мимоходом назвала ее, Дженнсен,
одним из столпов  Творения. Тем не  менее  девушка была совершенно  уверена:
Алтея  посеяла  в  ее  голове  этот  росток -- Столпы  Творения --  с вполне
определенной целью. Вот только какова эта цель?..
     -- А что случилось с Алтеей? Почему она не смогла помочь тебе?
     Вздрогнув,  девушка  отбросила тягостные  мысли. Перевернула прутики  с
соленой  свининой  -- она оказалась совершенно  готовой, --  прикинула,  как
точнее ответить на поставленный вопрос.
     --  Алтея сказала,  что  однажды,  когда  я  была  маленькой,  она  уже
попыталась  мне  помочь. Даркен Рал узнал об этом и отомстил ей. Он лишил ее
дара.  Теперь, даже захоти она, у нее нет возможности помочь  мне, используя
магию.
     -- Похоже, сам того не понимая, Даркен Рал выполнил работу Создателя.
     От удивления Дженнсен отпрянула:
     -- Что ты имеешь в виду?
     --  Имперский Орден стремится убрать из мира магию. Брат Нарев говорит,
что мы выполняем работу Создателя, ведь магия -- это зло.
     -- А ты как думаешь? Неужели ты тоже полагаешь, что дар Создателя может
обернуться злом?
     -- Весь  вопрос в том,  как магия используется! --  Бесстрастный взгляд
Себастьяна остановился на Дженнсен, но за бесстрастием скрывалась ярость. --
Разве магия используется для помощи людям?  Разве помогает детям Создателя в
преодолении трудностей? Нет! Ею  пользуются исключительно в корыстных целях.
Взгляни хотя бы на  Дом  Рала. Разве он существует для блага  людей? Или для
пыток и смерти?
     Последний вопрос  прозвучал скорее как утверждение, которое Дженнсен не
смогла бы опровергнуть, даже если бы пожелала от всей души.
     -- Похоже,  Даркен  Рал выполнил работу Создателя, милосердно освободив
Алтею от магии, -- повторил Себастьян.
     Дженнсен  положила голову  на  колени, слушая,  как  шипит  поджаренная
свинина. Алтея вовсе  ни  считала,  что расправа над ней  была  милосердием.
Наоборот, ей было мучительно больно остаться с одним лишь даром пророчества.
     Мать  Дженнсен  научила дочь рисовать Милосердие  и  говорила,  что дар
дается Создателем. В верных руках Милосердие тоже было магией. Даже несмотря
на отсутствие дара  у Дженнсен, этот волшебный символ несколько  раз защитил
ее.  Конечно,  люди могут  совершать злые  поступки,  но девушке  совсем  не
нравилась мысль, будто дар -- это зло. Дар -- это чудо!..
     Она мягко попыталась высказать свое мнение:
     -- Ты рассказывал,  что императору Джеганю  помогают колдуньи -- сестры
Света, живущие при его дворе.  Они ведь используют магию. Если магия -- зло,
то как же...
     -- Они используют магию  в наших целях, -- резко сказал Себастьян. -- И
однажды она будет уничтожена во всем мире.
     --  Но  какой  смысл?  Если  вы верите, что  магия --  зло,  то  почему
позволяете себе пользоваться ею?
     Себастьян проверил готовность свинины  на ближайшем прутике, снял кусок
кончиком ножа.
     -- Люди убивают друг друга мечами  и ножами. Пожелай мы уничтожить мечи
и  ножи, чтобы остановить убийства, вряд ли бы мы добились поставленной цели
одними словами. Отобрать ножи и  мечи  можно только  силой, встав на  защиту
добра,   остановив   сумасшествие   насилия.   Зло  прилипчиво.  Мы   должны
использовать мечи и  ножи в  борьбе  с  этим злом. Только так восторжествует
мир. Если  не  станет  убийств,  страсти людей  остынут,  и Владетель  будет
вынужден покинуть их сердца.
     Дженнсен отрезала кусочек шипящего мяса и подула на него:
     -- Ив этих же целях вы используете магию?
     -- Именно! --  Себастьян прожевал  свинину и, застонав  от наслаждения,
проглотил. --  Мы  хотим  очистить мир  от  магии, но в  борьбе  за это  нам
приходится использовать ее, в противном случае мы попросту проиграем.
     Дженнсен тоже откусила сочный кусок и мычанием выразила свое согласие с
мнением спутника о вкусе мяса. А проглотив, сказала:
     -- Брат Нарев и император Джегань тоже считают, что ножи и мечи -- зло?
     -- Конечно, ведь предназначение этих предметов --  калечить и  убивать.
Естественно,  речь  идет  не  о  ножах  для  резки  хлеба,  а  об  оружии и,
следовательно,  орудиях  зла.  В  конечном  счете люди освободятся  от  бед,
связанных с насилием, и тогда убийство и смерть останутся в прошлом.
     -- Ты хочешь сказать, что оружия не будет даже у солдат?
     -- Нет, солдаты должны быть всегда вооружены  -- для защиты свободных и
миролюбивых людей.
     -- А разве люди не могут защитить себя сами?
     -- От чего? Смертоносное оружие будет только у солдат.
     Дженнсен недоверчиво наклонила голову:
     -- Солдаты запросто убили мою маму. Могли убить и меня.
     --  Это  были солдаты  зла.  Наши солдаты сражаются  только  за  добро,
защищая  людей, но  не  порабощая  их.  Когда мы  разгромим  войска  Д'Хары,
наступит мир. И тогда... -- Себастьян  нагнулся к Дженнсен. --  Разве ты  не
понимаешь?  В  конечном счете, когда  исчезнет  магия, то  и  оружие  уже не
понадобится.  К  убийствам  и  преступлениям  приводят  страсти развращенных
людей, имеющих доступ к оружию.
     -- У солдат тоже имеются страсти. Он рубанул рукой воздух:
     -- Только не у тех, кто хорошо обучен и находится под командой толковых
офицеров.
     Дженнсен посмотрела на мерцающие звезды.
     Да-а,  мир,  который  нарисовал  Себастьян,  манил  к себе. Но если его
утверждения истинны, а магия в руках Ордена используется в благих целях, то,
значит, сама по себе она ни плоха ни хороша. И принесет ли она вред или нет,
зависит исключительно от намерений. Однако спросила Дженнсен о другом.
     -- И что же это будет за мир -- без магии?
     На лице Себастьяна заиграла мечтательная улыбка.
     -- Все будут равны. Ни у кого не будет нечестно полученных преимуществ.
-- Кончиком ножа он снял  с прутика новый кусок мяса. -- Все станут работать
вместе, потому  что будут  поставлены  в равные условия. Никто не  будет при
помощи  магии  пользоваться  плодами чужих трудов.  К  примеру,  ты получишь
возможность жить, не прячась от магии лорда Рала.
     Алтея утверждала, что Ричард Рал  родился с  даром такой силы, какой за
последние тысячи  лет ни у кого  не было. И он подобрался к Дженнсен гораздо
ближе, чем это удалось Даркену. И он подослал людей, убивших ее мать...
     -- Ты  не  освободишься  от  Ричарда  Рала, пока не  уничтожишь его, --
заключил Себастьян тихим голосом.
     Взгляд Дженнсен остановился на нем.
     -- А почему я? Почему сражаются против  него  все, а уничтожить  должна
именно я?
     Но прежде чем девушка задала вопрос, перед нею уже был ужасный ответ.
     --  Да ладно, -- сказал Себастьян, вновь наклоняясь к ней.  -- Я имел в
виду, что ты не освободишься от лорда Рала до тех пор, пока он жив.
     Он  отвернулся и взялся за бурдюк  с  водой. Пока  он пил,  Дженнсен не
сводила с него глаз, а потом решила сменить тему.
     -- Капитан Лернер сказал, будто лорд Рал женился.
     -- На Исповеднице, -- заметил Себастьян. -- Если Ричард Рал хотел найти
подругу по злым делам, то он ее нашел.
     -- А что ты о ней знаешь?
     • -- Немного. Лишь то, что  слышал от императора. Могу рассказать,
если хочешь.
     Дженнсен кивнула  и сняла  с прутика очередной кусок свинины.  Она ела,
наблюдая, как  пляшут  в глазах спутника  отсветы пламени, а Себастьян начал
рассказ.
     --  Между  Древним  миром,  на  юге,  и  Новым, на  севере,  тысячи лет
существовал  барьер,  покуда  лорд Рал не  разрушил его и не  захватил наших
людей. Судя по всему, незадолго до рождения твоей  матери Новый мир распался
на  три государства. На западе  лежала  Вестландия, на  востоке -- Д'Хара, а
между ними Срединные Земли. После убийства  отца и захвата власти Ричард Рал
разрушил границы,  разделяющие страны Нового мира. Срединные Земли -- жуткое
государство,  в котором огромное влияние имеет магия. Там живут Исповедницы.
Управляет  страной Мать-Исповедница. Император Джегань  рассказывал,  что  в
юности она была столь прекрасна, сколь и беспощадна.
     По спине Дженнсен пробежали мурашки.
     -- А ты знаешь,  кто  такие  эти  Исповедницы? -- спросила  она. -- Что
означает само слово?
     Придерживая одной рукой бурдюк, Себастьян упер другую в колено.
     -- Не знаю ничего,  за исключением того, что Исповедница обладает даром
пугающей  силы. Одно  ее легкое прикосновение  сжигает разум человека, и тот
превращается в нерассуждающего раба.
     Дженнсен слушала страшный рассказ, затаив дыхание.
     -- И  люди всегда делают то,  что она говорит? Просто потому,  что  она
прикасается к ним?
     Себастьян передал ей бурдюк:
     -- Исповедница касается их  злой магией. Император Джегань рассказывал,
что ее магия столь сильна, что прикажи она порабощенному человеку умереть на
месте, он так и поступит.
     -- Он что... убьет себя прямо у нее на глазах?
     --  Нет. Просто упадет замертво, потому что она так  сказала. Например,
сердце остановится или что-нибудь еще в этом роде.
     Дженнсен была  настолько  потрясена услышанным,  что отложила  бурдюк и
поплотнее  завернулась в попону. Все  новости  о  лорде Рале нагоняли на нее
тоску и  страх. Хотя ни одна новость теперь не  может  быть  ужасней давнего
знания о  том, что сводный брат, убив собственного отца, продолжил фамильное
занятие -- охоту на сестру.
     Они доели, проверили  лошадей,  и девушка,  не снимая плаща, свернулась
калачиком в  спальном мешке.  Ей очень  хотелось заснуть,  чтобы  обнаружить
утром, что  все  происходящее  было  всего  лишь дурным  сном. Или вообще не
просыпаться...
     Поскольку  сегодня  рядом горел костер,  Себастьян  больше не  согревал
спутницу своей  спиной, и  Дженнсен обнаружила,  что ей  не хватает  _этого_
тепла. Себастьян  сразу  заснул,  а девушка  глядела  на  огонь.  Ее  мучили
тревожные мысли.
     Она вспоминала погибшую мать. Мамы нет, и дома  больше  нет. Дом всегда
был около  мамы,  куда  бы  ни заносила  их  судьба. Наверное,  мама  сейчас
наблюдает за нею из мира мертвых вместе с другими добрыми духами. Наконец-то
она обрела покой и счастье...
     При  мысли об Алтее  Дженнсен почувствовала глухую  боль. Ну  почему на
долю всех, кто оказался связан с девочкой, появившейся на  свет двадцать лет
назад,  выпали одни страдания!  Мать  погибла  из-за того,  что  родила  ее,
совершив  тем самым преступление. Латею убили безжалостные квады неведомо за
что. Алтею навеки изувечили  за одну лишь попытку защитить  малышку. Фридрих
стал почти пленником, и его жизнь лишена многих радостей...
     Дженнсен вспомнила наслаждение от  поцелуя Себастьяна. Алтея  и Фридрих
потеряли саму возможность наслаждаться  друг  другом.  А будет ли еще  такая
возможность у нее, Дженнсен? Не запер ли ее лорд Рал в своего рода тюрьму, в
лабиринт бесконечного бегства?
     Она размышляла о  том, что сказал Себастьян:  не будет  у  нее свободы,
пока не исчезнет Ричард.
     Дженнсен посмотрела на спящего Себастьяна, так неожиданно  ворвавшегося
в ее жизнь. При первой встрече, да и потом тоже, ей и в голову не приходило,
что все это может закончиться поцелуем.
     Растрепанные светлые волосы  в свете костра приобрели  золотой оттенок,
лицо казалось таким родным и близким.
     Но какое будущее их ждет?
     На этот вопрос Дженнсен ответа найти не могла.  Она не знала, значил ли
что-нибудь  поцелуй и куда все это может привести  их. Она  не была уверена,
что сама хочет продолжения.  Ибо не была уверена в Себастьяне и боялась, что
не захочет он.

     Глава 32
     Остались позади  земли,  лежащие  на границе Азритских равнин. Началось
тяжелое  путешествие  по  глубокому  снегу  и  сколькому камню,  постепенно,
неуклонно, вверх, в страну гор.
     Себастьян   согласился   сопровождать   Дженнсен  в  Древний  мир.  Без
Себастьяна мечте  оказаться  в  безопасности  и  на свободе  вряд ли удастся
осуществиться.
     Он рассказал Дженнсен, что за цепью гор, покрытых непроходимыми лесами,
простирается  западная  окраина  Д'Хары. По  этой  земле  и проходит путь  в
Древний мир.  Они  пойдут, затерянные среди гор,  на  юг, по  направлению  к
далекой свободе.
     В горах царила суровая  непогода. Пришлось несколько  дней идти пешком,
чтобы не замучить лошадей. Расти и Пит были давно не кормлены, а под толстым
слоем  снега  было слишком трудно  добыть хоть какую-нибудь траву. Их густая
по-зимнему  шерсть свисала клочьями. Но, по крайней мере, они были живы.  То
же самое можно было сказать и про самих путешественников.
     В один  из дней чистое небо после  полудня затянуло зловещими тучами, и
посыпался  снег. К  счастью, путники  очень скоро вышли к небольшой деревне.
Там  и  переночевали,  поставив  лошадей  в  стойло,  где   бедные  животные
наконец-то получили долгожданный овес и отдых. В деревне не было таверны. За
несколько медных пенни Себастьян и Дженнсен обрели ночлег на сеновале. После
долгих  дней,  проведенных  на открытом воздухе,  сеновал показался Дженнсен
дворцом.
     Утро  принесло  бурю  с  ветром  и  снегопадом.  К  тому  же, снег  шел
вперемешку  с  дождем. В таких  условиях пускаться в  путь  было  не  только
страшно,  но  и попросту  опасно. Девушка  была рада, что лошади смогут  еще
постоять в стойле и подкормиться. Так и получилось. Лошади действительно ели
и отдыхали, а Дженнсен и Себастьян рассказывали друг другу истории из своего
детства.
     Они пустились в путь по дорогам -- в такую погоду путешественников было
мало. Себастьян,  всегда  бывший  осторожным и осмотрительным, посчитал, что
так  безопаснее.  Дженнсен,  которой уверенность придавал нож на поясе, тоже
считала,  что  лучше  проехать  по  дороге,   чем  двигаться  по  незнакомой
местности,  покрытой  толстым  снежным  одеялом.  Пересечь  эту страну  было
трудным делом,  иногда даже опасным,  а преодолеть горный хребет, окружавший
ее -- практически невозможным.
     В один из вечеров, когда Дженнсен начала строить шалаш, сплетая молодые
деревца  и  покрывая  их  ветками бальзамина, Себастьян  вернулся в  лагерь,
задыхаясь от усталости и с руками, залитыми кровью.
     -- Солдат, -- с трудом переводя дыхание, пояснил он.
     Дженнсен понимала, что может означать появление поблизости солдата.
     -- Но как им удалось напасть на наш след? Как?..
     Себастьян отвернулся в ответ на ее неистовое, яростное возмущение.
     -- Нас преследует одаренный, -- он тяжело вздохнул. -- Тогда  во дворце
тебя видел волшебник Натан Рал.
     Но ведь  это не  имело  никакого значения!.. Для имеющего дар  Дженнсен
была дырой в мире. Как же тогда он мог ее преследовать?
     --  По  снегу  нас   выследить  не  трудно,  --  ответил  Себастьян  на
невысказанный вопрос.
     Ах  да,  снег,  ну,  конечно!..  Дженнсен  смиренно  кивнула  -- ярость
превратилась в страх.
     -- Один из квада?
     -- Я не уверен. Но солдат  д'харианский. Он появился неизвестно откуда.
Мне  пришлось вступить  в схватку. Я  убил  его. Теперь  нам  надо  спешить,
неподалеку могут оказаться и другие.
     Дженнсен  была  слишком  напугана, чтобы  спорить.  Придется  спасаться
бегством. Думая о  человеке, появившемся из темноты,  она принялась помогать
Себастьяну  оседлать  лошадей.  Вскочив  на  коней,   они  понеслись  вперед
настолько быстро, насколько позволяла опускающаяся ночь.
     Через  некоторое  время  пришлось  дать  лошадям  отдых и  пойти дальше
пешком. Себастьян был уверен, что им удастся оторваться  от преследователей.
Снег  делал ночь светлой, несмотря на облака, то и дело заслонявшие месяц, и
с дороги было сбиться трудно.
     К следующему  вечеру  они  были настолько  истощены,  что,  несмотря на
опасность ареста,  были вынуждены остановиться.  Спали  сидя,  рядом  друг с
другом у небольшого костра, прислонившись спинами к упавшему дереву.
     День  следовал за днем, а преследователи так и  не появлялись. Дженнсен
стало немного спокойнее. Она поняла, что так просто их не поймаешь.
     Наступили солнечные дни,  двигаться стало легче. Однако именно  хорошая
погода и доставляла  Дженнсен массу  волнений: следы  на снегу  могли помочь
преследователям догнать беглецов.
     Они задерживались на проезжих  дорогах, которые приходилось пересекать,
-- чтобы сбить с толку и запутать солдат.
     А потом снова пошли снежные  бури. Путники с  трудом  двигались вперед,
стараясь не обращать внимания  на снег и  ветер.  Пока  они  различали перед
собой  дорогу  и  могли переставлять  ноги,  ничто  не  могло  заставить  их
остановиться,  -- ведь снег, их  союзник,  быстро заметал следы.  Опыт  всей
жизни  подсказывал  Дженнсен,  что  по  такой  непогоде  выследить их просто
невозможно. И  вновь у беглецов появилась надежда,  что удастся выскользнуть
из аркана, уже почти обвившего их шеи.
     Они выбирали  дороги  и тропинки  случайным образом.  Дженнсен радостно
встречала каждую развилку, потому что она предоставляла преследователям  еще
одну  возможность  ошибиться.  А  когда  беглецы  проходили  по  бездорожью,
падающий снег заметал следы, и никто уже не смог бы узнать, куда они  держат
путь.
     Дженнсен очень ослабла, но, несмотря на это, дышалось ей гораздо легче,
чем несколько дней назад.
     Путешествие было изнуряющим, и, казалось, давно скрывшая следы беглецов
погода  никогда  не  смилостивится  над  ними, однако  это произошло.  После
полудня ветер, наконец,  приутих,