От  такого  человека  следует  ждать
сплошных неприятностей.
   Далтон наконец извлек из шкафа рубашку и показал Терезе. Та  одобрительно
кивнула. Он разделся до пояса и натянул свежую, приятно пахнущую рубашку.
   -  Стейн  привез  от  императора  Джегана  предложение  Андериту   занять
достойное место в его новом мировом порядке. Послушаем, что он скажет.
   Если Стейн является показателем, то Имперский Орден отлично понимает  все
нюансы власти. В отличие от  Эйдиндрила  Орден  охотно  согласился  обсудить
некоторые моменты, важные для Далтона и министра.
   - А Директора? Каково их мнение? Далтон недовольно хмыкнул.
   - Число Директоров, придерживающиеся  старых  традиций,  приверженцы  так
называемой  свободы  народов  Срединных  Земель,  все   время   уменьшается.
Директоров, настаивающих на том, чтобы мы оставались с остальными Срединными
Землями - то есть присоединились к Магистру Ралу,  -  единицы.  Народ  устал
слушать их устаревшие нотации и тоскливые нравоучения.
   Тереза отложила щетку для волос и озабоченно нахмурилась:
   - Будет война, Далтон? И на чьей стороне выступим мы? Нас тоже" втянут  в
войну?
   - Война будет долгой и кровавой. И  я  совершенно  не  намерен  оказаться
втянутым в нее или втянуть в нее наш народ. -  Далтон  успокаивающе  положил
руку ей на плечо. - И сделаю все необходимое, чтобы защитить Андерит.
   Многое зависело от того, на  чьей  стороне  перевес.  Совершенно  незачем
присоединяться к проигрывающей стороне.
   - В случае необходимости мы всегда можем запустить Домини Диртх. Ни  одна
армия - ни Магистра Рала, ни Имперского Ордена - не  сможет  устоять  против
такого оружия. Но гораздо лучше для всех нас присоединиться к  той  стороне,
которая предложит лучшие условия и перспективы.
   - Но Магистр Рал - чародей! - Тереза схватила  его  за  руку.  -  Ты  сам
говорил, что  он  обладает  волшебным  даром.  Никто  не  знает,  что  может
сотворить волшебник.
   -  Это  вполне  может  оказаться  одной  из  причин,  по  которым   стоит
присоединиться к Д'Харе. Но Имперский Орден поклялся уничтожить магию.
   Возможно, у них есть способы противостоять волшебству Магистра Рала.
   - Да, но если Магистр  Рал  -  волшебник,  то  наверняка  может  устроить
какое-нибудь жуткое волшебство - вроде  нашего  Домини  Диртх,  Он  способен
бросить свою силу против нас, если мы откажемся сдаться ему.
   Далтон потрепал жену по плечу и продолжил одеваться.
   - Не бойся, Тэсс! Я не позволю, чтобы Андерит обратился в пепел. И, как я
уже говорил, Орден заявил, что покончит с  магией.  Если  это  действительно
так, ни один волшебник не сможет ничего предпринять против нас. Просто  надо
послушать, что скажет Стейн.
   Далтон не представлял, каким образом Имперский Орден  может  покончить  с
магией. В конце концов, магия существует столько же, сколько существует мир.
   Возможно,  имперцы  просто  намерены  ликвидировать  всех,  кто  обладает
волшебным даром? Ну, так эта мысль не нова, и едва  ли  они  имеют  шанс  на
успех.
   В мире давно уже есть люди, требующие отправить всех колдунов на  костер.
В Андерите сидят в заключении несколько лидеров этого движения, и среди  них
Серин Раяк.  Харизматический,  фанатичный,  неистовый  Серин  Раяк.  Человек
неуправляемый и опасный. Если он, конечно, еще жив, поскольку сидит в тюрьме
уже много месяцев.
   Раяк считает, что "ведьмы", как он называет тех, кто наделен даром,  суть
зло. У него есть последователи, которых он, прежде чем его арестовали, сумел
превратить в дикую разъяренную толпу.
   Такие люди опасны. Однако Далтон выступил против его казни -  потому  что
такие люди могут быть и полезны.
   - Ой, ты просто не поверишь! -  говорила  между  тем  Тереза.  Она  снова
пересказывала сплетни. Размышляя о Серине Раяке, Далтон слушал вполуха. - Та
женщина, о которой я говорила, ну, что слишком высоко о себе  мнит,  Клодина
Уинтроп, так вот она заявила нам, что министр ее принудил.
   Далтон по-прежнему не вслушивался. Он знал, что это вовсе не  сплетня,  а
так оно и было. Клодина Уинтроп и  была  той  самой  "взволнованной  дамой",
упомянутой в секретном послании, лежащем в  потайном  ящике  секретера,  той
самой, для которой ему  предстояло  найти  пряник.  Она  же  была  той,  что
направила письмо Директору Линскотту. Письмо, так и не попавшее адресату.
   Клодина Уинтроп крутилась подле министра всякий раз,  как  представлялась
возможность, флиртовала с ним, улыбалась и строила глазки. Интересно, на что
она рассчитывала? Она получила то, чего просила. Чем она теперь недовольна?
   - И поэтому она так зла из-за грубого поведения министра, что после  пира
намерена сообщить госпоже Шанбор и всем гостям, что министр  самым  жестоким
образом принудил ее.
   Далтон немедленно навострил уши.
   - Изнасиловал, как она говорит. И именно на  изнасилование  она  намерена
пожаловаться жене министра. - Тереза повернулась и  взмахнула  кисточкой  из
беличьего меха. - А заодно и Директорам из  Комитета  Культурного  Согласия,
ежели таковые будут присутствовать. И, Далтон, если Суверен будет  на  пиру,
все это может приобрести довольно неприятный оборот. Суверен вполне способен
поднять руку, требуя тишины, чтобы дать ей возможность высказаться.
   Далтон  превратился  в  одно  сплошное  ухо.  На  пиру  будут  двенадцать
Директоров. Теперь он знал, о чем "собирается говорить Клодина Уинтроп.
   - Она так и заявила, да? Ты собственными ушами это слышала?
   - Да, - уперла Тереза руку в бок. - Ну разве не здорово? Ей бы  следовало
знать, что такое министр Шанбор. Что он переспал  с  доброй  половиной  всех
женщин поместья. И теперь она намерена раздуть из этого целую  историю?  Вот
переполоху-то будет! Далтон, я тебе точно говорю, она что-то затевает.
   Тереза стала рассказывать о чем-то еще, но Далтон перебил:
   - Что говорят о ней другие женщины? О намерениях Клодины?
   Тереза положила кисточку на трюмо.
   - Ну, все мы думаем, что это просто  ужасно.  То  есть  я  хочу  сказать:
министр Шанбор - человек значительный. Да  он  же  в  один  прекрасный  день
вполне может стать Сувереном! Ведь наш Суверен уже далеко не молод. Министра
могут призвать на Трон Суверена в любой момент. Это жуткая  ответственность.
- Глядя в зеркало, она  достала  заколку  для  волос,  затем  повернулась  и
потрясла ею у мужа перед носом. - Министр  ужасно  загружен  и  очень  много
работает. И имеет полное право  на  безобидные  развлечения.  И  женщины  не
возражают. Никого это не касается. Это их личная жизнь,  которую  совершенно
незачем выставлять на всеобщее обозрение. К тому  же  маленькая  дрянь  сама
напросилась.
   С этим Далтон поспорить не мог. За всю свою  жизнь  он  так  и  не  сумел
понять, как женщины, будь то  благородные  андерки  или  простушки  хакенки,
могут строить мужчине глазки, а потом удивляться тому, то  тот  поднимается,
фигурально выражаясь, в атаку.
   Конечно, та девушка, Беата, слишком юна и неопытна, чтобы разбираться  во
взрослых играх. Не предвидела она, как Далтон предполагал, и участия  Стейна
в этой истории. Далтону было даже немного жаль девушку, хоть она и  хакенка.
Нет, она  не  заметила  притаившегося  Стейна,  когда  восхищенно  улыбалась
министру.
   Но прочие живущие в поместье и взрослые женщины, приезжающие из города на
пиры и приемы, - те прекрасно знали, что такое министр,  и  у  них  не  было
оснований возмущаться.
   Далтон знал, что некоторые лишь  немного  обижались,  когда  не  получали
какого-нибудь вознаграждения. Короче, пряника. И тогда это улаживал Далтон.
   Находил подходящий пряник и старался наилучшим образом  убедить  их,  что
пряник придется им  по  вкусу..  Некоторые  мудро  принимали  щедрый  дар  -
большинство именно этого и хотели в первую очередь.
   Далтон  нисколько  не  сомневался,  что  женщины  поместья  всполошились,
прознав о намерениях Клодины. Многие из них  побывали  в  постели  министра,
соблазненные ореолом власти. И у Далтона имелись все основания полагать, что
те, которые еще не побывали там, к этому стремятся. А Бертран  либо  еще  не
добрался до них, либо не пожелал. Как и предыдущий министр, он  имел  обычай
назначать сотрудников поместья лишь после знакомства с  их  женами.  Далтону
уже пришлось отказать от места одному человеку потому лишь, что Бертран счел
его жену слишком плоской.
   Жаждущим  лечь  под  министра  не  было  конца,   а   министр   отличался
ненасытностью. Впрочем, у него имелись определенные требования.  Как  многие
мужчины в возрасте, он предпочитал юных.
   И в отличие от многих мужчин в возрасте  имел  возможность  удовлетворять
свое пристрастие, не посещая городских проституток. Бертран  Шанбор  избегал
шлюх, как чумы, опасаясь подцепить какую-нибудь заразу.
   Бертран  Шанбор  имел  постоянный  источник  здоровых  молодых  женщин  с
ограниченным опытом и определенной внешности. Они добровольно  слетались  на
огонек практически неограниченной власти.
   Далтон ласково погладил Терезу по щеке.  Ему  посчастливилось  заполучить
женщину, не только разделявшую его честолюбивые планы, но  и  в  отличие  от
многих разборчивую в способах их воплощения. - Я люблю тебя, Тэсс.
   Удивленная неожиданной лаской, она  взяла  его  ладонь  обеими  руками  и
осыпала поцелуями.
   Далтон не знал, чем заслужил ее. В нем не было ничего, что могло привлечь
такую славную женщину, как Тереза. Она - единственное, что он  заполучил  не
одним  лишь  усилием  воли,  сметая  всякое  сопротивление  и   убирая   все
препятствия со своего пути. В нее он был безумно влюблен.
   Когда  добрые  духи  сочли  возможным  забыть  все  ошибки,   совершенные
Далтоном, и наградить его этим пряником, Далтон, не  размышляя,  вцепился  в
дар мертвой хваткой.
   В страстные мечты, которым он предавался, гладя в полные  обожания  глаза
Терезы, вмешалась действительность.
   Клодиной придется заняться вплотную. Ей просто необходимо заткнуть рот.
   Далтон перебрал в уме все, что можно предложить в обмен на  молчание.  По
сути,  абсолютно  всем  безразличны  похождения  министра,  но  обвинение  в
изнасиловании, выдвинутое благородной дамой, может повлечь за собой  крупные
неприятности.
   Среди Директоров есть и такие, что придерживаются воздержания.  Директора
Комитета Культурного Согласия очень пристально следят  за  теми,  кто  может
стать  Сувереном.  Некоторые  хотят  видеть  следующим  Сувереном  человека,
отличающегося более строгими правилами. И они имеют  право  отклонить  любую
кандидатуру.
   После того, как Бертран Шанбор займет кресло  Суверена,  то,  что  думают
Директора, не будет иметь ровно никакого значения. Но до  того,  безусловно,
их мнение очень важно.
   Клодину необходимо заткнуть.
   - Далтон, ты куда?
   - Мне нужно лишь написать и  отправить  записку,  -  ответил  он  уже  от
дверей.
   - Я скоро.

Глава 18

   Нора со стоном потянулась, решив,  что  уже  рассвело.  Мысли  ворочались
медленно. Больше всего на свете хотелось спать. Соломенный  матрас  промялся
так уютно. Вечно он принимает уютную форму, когда пора вставать.
   Сейчас муж шлепнет ее по бедру. Джулиан  всегда  будит  ее  незадолго  до
рассвета. Нужно работать. Может, если  полежать  тихонько,  он  позволит  ей
понежиться еще несколько минут, несколько сладких мгновений.
   Сейчас Нора просто ненавидела мужа за  то,  что  он  вечно  будит  ее  до
рассвета, шлепает по бедру, говорит, что пора вставать и браться за  работу.
А потом тут  же  принимается  насвистывать,  когда  она  сама  еще  пытается
предаваться напоследок сладостной дремоте.
   Нора перевернулась на спину и с трудом открыла глаза. Джулиана  рядом  не
было.
   Ее мгновенно прошиб холодный пот. Сна не осталось ни в одном  глазу.  Она
села. Почему-то отсутствие мужа вызывало в ней острое беспокойство.
   Неужели уже утро? И скоро рассветет? Или еще ночь? Мысли  метались.  Нора
пыталась сообразить, что происходит.
   Она поглядела на угли, которые положила в очаг перед тем, как лечь спать.
   Горели лишь самые верхние,  значит,  времени  прошло  совсем  немного.  В
слабом свете Нора увидела, что со своего матраса на нее смотрит Брюс.
   - Мама? Что случилось? - поинтересовалась старшая дочка, Бетани.
   - Что это вы оба не спите?
   - Мама, мы ведь только легли, - захныкал Брюс.  Ну  конечно,  так  оно  и
есть.
   Она так устала, так смертельно устала, убирая весь день с поля камни, что
провалилась в сон, едва коснувшись головой  подушки.  Они  вернулись  домой,
когда стало слишком темно, чтобы продолжать работу, поужинали и сразу  легли
спать.
   Нора все еще чувствовала во рту привкус  мяса  и  молодой  редиски.  Брюс
прав. Они только что легли. Нору пробрала дрожь.
   - Где ваш па?
   - Пошел в туалет, наверное, - махнула  рукой  Бетани.  -  Что  стряслось,
мама?
   - Мама? - пискнул Брюс.
   - Ну-ка, цыц! Ничего не случилось. Ложитесь оба!  Дети  смотрели  на  нее
круглыми глазами. Нора не смогла совладать с охватившей ее тревогой, и  дети
прочли беспокойство на ее лице. Она поняла это,  но,  как  ни  пыталась,  не
могла справиться с собой.
   Нора не знала, что происходит, но была уверена: что что-то случилось.
   Нутром чувствовала.
   Зло.
   Зло витало  в  воздухе,  как  дымок  над  костром,  проникало  в  ноздри,
наполняло легкие. Зло. Где-то в ночи поблизости рыскало зло.
   Нора снова посмотрела на пустое место подле  себя  на  кровати.  Пошел  в
уборную. Джулиан в уборной. Должен там быть.
   Хотя... Он ведь ходил в туалет сразу после ужина,  перед  тем,  как  лечь
спать. Впрочем, он запросто мог пойти туда еще раз.
   Ее вдруг охватил ужас, как перед самим Владетелем.
   - Благой Создатель, спаси и сохрани, - прошептала она,  -  охрани  нас  и
этот дом твоих покорных слуг. Отгони зло. Пожалуйста, добрые  духи,  храните
нас, оберегайте нас.
   Закончив молитву, она раскрыла глаза. Дети по-прежнему не сводили  с  нее
глаз. Должно быть, Бетани  тоже  это  чувствует.  Она  вечно  задает  всякие
вопросы.
   Нора даже прозвала ее "почемучкой". А Брюс просто дрожит.
   Нора отбросила шерстяное одеяло. Куры  в  углу  переполошились  я  забили
крыльями, удивленно кудахча.
   - Ложитесь спать, дети.
   Детишки послушно улеглись, продолжая наблюдать, как она быстро натягивает
платье прямо на ночную рубашку. Неизвестно  почему  трясясь  мелкой  дрожью.
Нора присела перед очагом и кинула туда несколько березовых  поленьев.  Было
не так уж холодно - она думала, что угля хватит до утра - но ей вдруг  остро
потребовались утешительное тепло и свет огня.
   Она взяла единственную керосиновую лампу.  С  помощью'  березовой  лучины
быстро зажгла  фитиль  и  водрузила  колпачок  на  место.  Дети  по-прежнему
наблюдали за ней.
   Нора наклонилась и поцеловала  крошку  Брюса  в  щечку.  Затем  погладила
Бетани по головке и поцеловала в лоб. От  девочки  пахло  мокрой  землей,  в
которой она возилась весь день, помогая убрать камни с поля, прежде чем  его
вспашут и засеют. Девочка могла носить лишь небольшие камешки, но все  равно
какая-никакая, а помощь.
   - Спите, детки, - ласково прошептала Нора. - Па просто пошел в туалет.  Я
только отнесу ему лампу, чтобы он не споткнулся в темноте. Вы  ведь  знаете,
как па ночью отбивает себе пальцы, а потом ругает  за  это  нас.  Давайте-ка
спать, Все хорошо. Я просто отнесу вашему па лампу.
   Нора сунула ноги в  холодные,  мокрые,  грязные  сапоги,  стоявшие  возле
двери.
   Ей вовсе не хотелось отшибить себе пальцы, а  после  работать  в  поле  с
больной ногой. Она завернулась в шаль, укутавшись поплотнее. Почему-то  Нора
боялась открыть дверь. Едва не плакала от страха. Там - ночь. Там  -  темно.
Там поджидает зло. Она знала. Чувствовала.
   - Чтоб тебя, Джулиан,  -  пробормотала  она  сквозь  зубы.  -  Чтоб  тебе
лопнуть, зачем ты вынуждаешь меня выйти на улицу?
   Интересно, если она найдет Джулиана в уборной, обругает он ее за  женскую
дурь? Иногда он ругался на нее. Говорил, что она попусту  беспокоится  из-за
всякой ерунды. Говорил, что от ее беспокойства все равно никакого толку, так
чего зря нервничать? Уж во всяком случае  она  беспокоилась  не  ради  того,
чтобы он обругал, это уж точно.
   Открывая дверь. Нора поняла, что  больше  всего  ей  хочется,  чтобы  муж
оказался в уборной  и  обругал  ее,  а  потом  обнял  и  сказал,  чтобы  она
прекратила плакать и возвращалась вместе с ним в  постель.  Она  цыкнула  на
кур, возмутившихся тем, что дверь открылась.
   Луны не было. Небо над головой - черное, как тень Владетеля.
   Нора быстро двинулась по утоптанной тропинке к уборной и трясущейся рукой
постучала в дверь.
   - Джулиан?  Джулиан,  ты  здесь?  Пожалуйста,  Джулиан,  если  ты  здесь,
отзовись. Джулиан, умоляю тебя, не разыгрывай меня сегодня!
   Тишина звенела в ушах. Ни жужжания жуков, ни стрекотания  кузнечиков,  ни
кваканья лягушек, ни пения  птиц.  Лишь  мертвая  тишина,  будто  освещенный
крошечный огоньком лампы пятачок земли под ногами -  все,  что  осталось  от
мира, а за пределами этого маленького  светлого  круга  простирается  ничто.
Казалось, если она оставит лампу и ступит за этот круг, то  будет  падать  в
темную бездну, пока не станет старухой,  а.  потом  упадет  еще  ниже.  Нора
понимала, что это глупо, но ничего не могла с собой поделать.
   Нора нерешительно толкнула дверь. Раздался скрип. Нора уже ни на  что  не
надеялась. Она знала: Джулиана там нет. Еще не выходя  из  дома,  знала.  Не
понимала откуда - но знала.
   И была права.
   Обычно предчувствия не обманывали ее. Джулиан говорил, что  она  спятила,
если считает, что способна предвидеть события. Как та старуха, что  живет  в
горах и иногда спускается вниз, чтобы о чем-то предупредить людей.
   Но все же иногда Нора умела предвидеть. Она предвидела,  что  Джулиана  в
уборной не окажется.
   Более того - она точно знала где он.
   Не знала, откуда это знает, но знала, и от этого дрожала еще сильней. Она
заглянула в уборную лишь потому, что  надеялась  ошибиться.  Она  не  хотела
искать там, где он сейчас был.
   Но теперь - придется искать там.
   Нора подняла лампу повыше. Шагая вперед, она оглянулась на дом и  увидела
окно. Огонь в очаге горел хорошо. Березовые поленья уже занялись вовсю.
   Казалось, какой-то ужас ухмыляется ей из тьмы. Вцепившись  в  шаль.  Нора
снова осветила тропинку. Ей страшно не хотелось оставлять  детей  одних.  Но
что-то толкало ее вперед.
   - Пожалуйста,  добрые  духи,  пусть  я  буду  дурой  с  глупыми  женскими
выходками. Пожалуйста, добрые духи, пусть с Джулианом все будет  хорошо.  Он
нам нужен. Добрые духи, он так нам всем нужен!
   Всхлипывая, она шла вниз по холму. Она боялась  того,  что  поджидает  ее
впереди. Рука, державшая лампу, дрожала.
   Наконец Нора услышала журчание  ручья  и  обрадовалась:  теперь  ночь  не
казалась такой тихой и ужасающе  пустой.  Услышав  знакомый  шум  воды,  она
почувствовала себя лучше. Хоть что-то родное нарушило мертвую тишину ужасной
ночи. Какая же она дура, если решила, будто  весь  мир  исчез  за  пределами
светового круга, очерченного лампой. Значит, она может  ошибаться  и  насчет
остального. Джулиан закатит глаза, как  он  всегда  это  делает,  когда  она
расскажет ему, как испугалась, решив, будто мир исчез.
   Чтобы  придать  себе  уверенности,  Нора  попыталась  насвистывать,   как
насвистывал Джулиан, но губы пересохли, словно пережаренный хлеб. Жаль,  что
она не может свистнуть так, чтобы  Джулиан  ее  услышал.  Она  могла  просто
окликнуть мужа, но боялась. Боялась не  получить  ответа.  Лучше,  если  она
подойдет и найдет его там, а потом получит порцию ругани. За то,  что  глупо
ревет из-за ерунды.
   Ласковый  ветерок  волновал  воды  озера,  волны  бились  о  берег.  Нора
надеялась увидеть Джулиана, сидящим на любимом пне  с  леской  в  руках.  Он
увидит ее и обругает за то, что она распугала всех рыб.
   На пне никого не было. Леска провисла.
   Трясясь,