оме  улыбки,  ничто  сейчас не  имело  к  исцелению  отношения.  Несколько
следующих  недель граф Дэвин не  будет существовать.  Был  ли он уверен, что
хочет пройти через это?
     Все понимали: его жертвенный порыв был следствием  импульса,  и  потому
мотивы  поступка Дэвина и вероятность  выполнения  им опасной миссии не  раз
тщательно взвешивались. Особенно  возражали против  его участия  в этом деле
отец Алистер и Йорам. Но в конце концов стало ясно, что нет более подходящей
кандидатуры, а дело не терпит отлагательства.
     Успокаивая вздохом свои бурные переживания, Дэвин  криво улыбнулся Рису
и протянул  ему руки.  Рис  сжал их,  и, не говоря ни слова, они  вступили в
четко отработанный за две недели контакт.
     Руки Эвайн лежали на его плечах, и Дэвин знал, что теперь она наблюдала
за ним подобно  тому, как Рис наблюдал в начале работы. Ему сразу же удалось
уйти на достаточную глубину, но  потом  он  забрался еще  глубже,  полностью
полагаясь на Риса, шедшего совершенно другими путями, чем Эвайн.
     Теперь  контроль  Целителя,  не  грубый,  но  неодолимый,  управлял его
организмом.  Последней  мыслью  графа Дэвина в момент  операции блокирования
было то, что он  умирает, но это было уже не важно.  Он был готов провести в
сомнамбулическом  состоянии хоть целую вечность, уступив всего себя  Рису  и
Эвайн. Его жизнь была в их руках.
     В это  время Рис  коснулся критической точки  и  почувствовал  ответный
толчок в мозгу--блокирование было установлено.  Он начал осторожный выход из
контакта.
     Эвайн сняла контроль с организма и просто поддерживала готового рухнуть
на мрамор преображенного Дэвина. Пока она разрушала круг Главного хранителя,
Рис продолжал внедрять в голову лежащего юноши сознание солдата Эйдиярда.
     Когда Рис наконец поднял глаза,  Дэвин-Эйдиярд безмятежно  спал под его
руками. Выйдя из контакта и оглядевшись, он глубоко вздохнул.
     -- Это  все, что я могу сделать,  думаю, он выдержит считывание мыслей.
Если хотите, можете проверить. Вы его не разбудите.
     Последовавшие  приглашению Целителя  согласно  кивали  головами. Только
Камбер и Йорам не участвовали в проверке--Камбер не нуждался в этом, а Йорам
не хотел. Джебедия  тоже уверился  в успехе преображения,  встал и перчаткой
почистил колени своего костюма для верховой езды.
     -- Итак,  все сделано. Я отведу  Дэвина к лошади Эйдиярда и отправлю  к
условленному месту.  Там ждут несколько михайлинцев,  они отвезут настоящего
Эйдиярда обратно в Аргод. Они дерини, так что проблем не возникнет.
     -- По-моему,  отлично,--сказал Рис,--С  сегодняшней  ночи один  из  нас
должен неотлучно находиться наверху в комнате  Совета  и наблюдать  за  ним,
готовый  в случае опасности увезти  Дэвина и известить Джеффрэя. Джеффрэй, с
тобой будут связываться только гонцы. Джеффрэй кивнул.
     -- Ясно.
     -- Если не возражаете, я буду  первым на  очереди,--произнес Камбер.--Я
не  могу позволить  себе  отсутствовать  днем.  Отец  Вилловин  ревностно...
охраняет Грекоту, словно это его собственность. А когда не может найти меня,
начинает прямо-таки беситься.
     --  Отличительная  черта  хорошего  декана,--с натянутой улыбкой сказал
Джеффрэй.--Там ты или  нет, он будет отличным  стражем. Завтра буду дежурить
я.
     Часом позже  все разошлись. А Камбер сидел за большим столом  в комнате
Совета и думал о том, что они сделали этой ночью.
     Еще один обман, сказал Йорам,  сказал без околичностей. Камбер вынужден
был  согласиться,  все  именно  так. Со  времени  подмены  Алистера  они  не
производили на свет такой огромной лжи.
     Теперь это начиналось снова, сейчас внук Камбера был  в опасности, даже
толком не зная, зачем все это нужно.
     Разумеется,  на  то  были  свои  веские  причины.  Но   факт  оставался
фактом--события сегодняшней ночи  возникли из того,  что случилось много лет
назад, были тесно  связаны  с  обманом Камбера, принявшего  облик  Алистера,
чтобы сохранить влияние на королевскую династию, которую они сами вернули на
трон.
     Если  во времена правления Синила  положение было шатким--только слепой
мог  этого  не  видеть,--то  каким  оно  было  теперь,  когда на троне сидел
ребенок, а  алчные регенты  контролировали каждый  его  шаг  и стерегли  его
братьев?
     Не  то,  чтобы дети  полностью  находились  под  влиянием  регентов,  в
последние недели Джаван показал удивительное мужество. Его  поддержка Тависа
О'Нейлла,  совершенно  неожиданная  для  человека,  выходила за рамки просто
сострадания.
     Никто не мог подобраться к Джавану настолько близко,  чтобы разузнать о
происшествии. Но  и  короткого контакта  Камбера и  Риса с  Джаваном в  ночь
нападения хватило, чтобы понять--в  мальчике что-то изменилось, Камберу было
неизвестно, было это  следствием событий  в ночь смерти  Синила или  общения
мальчика  с Тависом.  Если  это  произошло из-за  того,  что  они  сделали с
принцем, их и надо винить. Человек, обладающий защитами, поистине опасен.
     Еще нужно было наблюдать за Дэвином, а теперь, когда Камбер возвращался
в Грекоту, его и там ждала уйма дел.
     Интересно, где теперь Дэвин? Ах, да,  там, где  Джебедия его только что
оставил,  на лошади. Внутреннее  содержание Дэвина осталось прежним,  но оно
было  так  глубоко  спрятано, что Камберу постоянно  приходилось  напоминать
себе, за кем он следил.
     В голове Дэвина,  направлявшего  лошадь  по главной  дороге  в Валорет,
роились только мысли солдата. Ему нравилось его новое положение, он страстно
желал служить королю и был польщен тем, что командование сочло его достойным
новой должности.
     Этого одинокого всадника посещали и другие похожие мысли, но он не знал
о  краткости своего  пребывания  в  оболочке  Эйдиярда и  не  находил ничего
необычного в том, что размышляет как простой служака.
     А  Камбер,  частью  своего   мозга  лениво  следивший  за   Дэвином,  с
наступлением рассвета  позволил себе погрузиться в размышления о  совершенно
иных материях.

        ГЛАВА 17

     Преданный  друг--что  хорошая защита,  и тот,  кто найдет такого друга,
найдет сокровище.
     Книга Екклесиаста или Проповедника 6:14

     Сменялись  дни и недели,  наступило и прошло летнее солнцестояние. Весь
первый месяц после коронации Валорет был погружен в атмосферу  подозрений  и
вражды. Нападение на  Тависа объявили попыткой дерини отнять жизни двух юных
принцев.
     То необычно жаркое лето принесло с собой  изнуряющую холеру, которая по
какой-то  причине  поражала  людей значительно чаще,  чем дерини,  и это еще
более ухудшало  положение. Из обеих рас  умерли  совсем  немногие, не считая
стариков  и  младенцев, но  жертвы  болезни из людей  по месяцу проводили  в
постели,  мучимые  тяжелыми  приступами  рвоты  и  поносом,   нередко  после
выздоровления  кожа  у  них  была усеяна  рубцами--следами  множества  белых
гнойников, высыпавших на коже больного. Дерини же  либо не заражались вовсе,
либо выздоравливали через две недели, безо всяких видимых последствий.
     Появились слухи, что  к распространению напасти приложили  руку дерини,
иначе  какое  еще  объяснение можно найти тому, что  дерини страдают  меньше
людей? Кое-где даже утверждали, будто деринийские Целители вовсе не лечат, а
только  разносят болезнь,  и  будто  для  свержения нового режима используют
волшебство. Хуберт произнес гневную  проповедь, показывавшую  все  опасности
черной  магии, перед  лицом которой  он,  священник, неустанно  молящийся  о
здоровье короля, должен был теперь молить об избавлении от волшебства.
     Лето заканчивалось.  Элрой и Джаван  закончили  годовой курс обучения в
начале июля,  и сразу  же  королевский двор начал  готовиться  к переезду  в
Ремут. Реконструкция древней  столицы,  затеянная в последние годы правления
Синила, после его смерти пошла еще быстрее. В середине  июля, когда король и
двор прибыли  в  город, архитекторы и старшины каменщиков  объявили, что  по
крайней мере центральная часть замка и  дом у ворот вполне приспособлены для
жизни в них. Они пообещали, что еще до первого снега весь старый замок будет
полностью  восстановлен.  Регенты  были  уверены,  что  переезд  в старинную
крепость  Халдейнов со всеми его  ассоциациями со старым режимом значительно
укрепит новое правление, Таким образом, прогресс во всем был впечатляющим.
     Массивная восьмиугольная центральная башня, сердце замка,  превратилась
в  надежное  укрытие  от  непогоды  еще  до  прибытия  короля  из  Валорета;
коническую  крышу покрыли новыми листами  свинца, а на  двух  верхних этажах
окна  были застеклены  прекрасным  гризайлевым стеклом.  Однако  в башне,  в
отличие   от  апартаментов  в   Валорете,  постоянно   гуляли  сквозняки  от
бесчисленных дымоходов и  вытяжных труб туалетов. Специфические неприятности
последних  не ощущались,  покуда ими не пользовались,  и можно было  наглухо
закрыть эти комнаты, но чтобы выгнать из башни сырость,,  постоянно топились
восстановленные  к  приезду  короля  камины.  Толстые   гобелены  и   ковры,
привезенные из Валорета, делали комнаты более гостеприимными.
     Графы Таммарон  и  Мердок с женами занимали верхний этаж  с  отдельными
спальнями и общей гостиной. Через гостиную открывался  доступ на галерею под
крышей, опоясывавшую  верх башни и соединенную с комнатами  постельничего на
южной стороне  здания. Галерея соединяла  и  с. пока необитаемыми покоями  в
западной  части башни. Первым проектом, за который  строители взялись  самым
рьяным  образом,  как  только  Синил  приказал  начать  реконструкцию,  было
обновление надвратной  башни,  заброшенной во времена Фестилов. Надвратная и
центральная башни сами по себе, даже  без стен и  системы  вторичной защиты,
представляли собой почти неприступную крепость.
     Король  и   его  братья  разместились  этажом  ниже  регентов,  занимая
отдельные спальни,  но,  как и  прежде,  пользуясь  общей  дневной комнатой.
Комнаты Тависа, слуг и отца Альфреда, духовника мальчиков, находились на том
же этаже, соединенные с апартаментами каждого принца, однако годились только
для сна и хранения небольшого количества личных вещей. Под комнатами принцев
располагался бывший холл в два  этажа,  но теперь его  отдали в распоряжение
поваров и  телохранителей.  Самый  нижний  этаж  занимали  всяческие  писцы,
следившие за деловыми  бумагами нового короля. Три подземных  этажа занимали
колодец, арсенал и погреба с  зерном,  мукой,  винами  и  другой  провизией,
достаточной на целую зиму.
     Среди  новых построек выделялся возведенный  у северной  стены и крытый
черепицей огромный  холл,  соединенный переходом с  центральной  башней, для
приемов  и всевозможных торжеств. Во дворе  были конюшни, меньший по размеру
холл  с комнатами для слуг и кладовыми на втором этаже, который соединялся с
кухней.  Замковая  часовня, мастерская и кузница были почти готовы. Во дворе
располагалась  тренировочная  площадка для  конных  и пеших воинов. В Ремуте
было не так просторно, как в Валорете, но старый замок понемногу обживался.
     Пожалуй,   лучшие   помещения   в  Ремуте   были  в   распоряжении  его
архиепископа,  того  самого Роберта Орисса, который  был  настоятелем короля
Синила   в  Ordo  Verbi  Dei.  За  тринадцать   лет,  прошедших  со  времени
восстановления  архиепископства, резиденция  отстроилась и  была  безупречно
отделана. Из ее окон духовенство наблюдало, как по приказу Синила начинается
восстановление  древней  столицы.  Собор  святого  Георгия,  выстроенный  на
фундаменте старинной Церкви и приютивший  в своей усыпальнице  останки почти
всех  королей династии  Халдейнов, стал первым из  множества  величественных
зданий, задуманных для обогащения  и  прославления бывшей столицы Халдейнов.
Резиденция   архиепископа   была   отличным   дополнением   этой   жемчужины
архитектурного искусства.
     Поняв, что житье в Ремутском замке было, в сущности, самым примитивным,
Хуберт, не теряя времени, обратился к архиепископу как  одно духовное лицо к
другому   за  одолжением.  И   вскоре  обрел  кров  в  роскошных  и  удобных
апартаментах Орисса,  польщенного  и  немного робевшего оттого, что  один из
регентов почтит своим августейшим присутствием его дом.
     В то  лето граф Эван стал герцогом Эваном--его отец, герцог Сайхир, был
из тех  самых старцев, которых сразила  холера.  Вскоре  после того как двор
перебрался в Ремут,  он и Рун, чтобы следить за армией, вернулись в Валорет,
где Эван привыкал к обязанностям главнокомандующего, а Рун помогал ему.
     Регентский совет  распался надвое, и это ослабило  влияние на короля  и
его братьев, зато помогло Эвану и Руну войти в близкие отношения с офицерами
и солдатами  Гвинеддской армии. В  середине августа Совет Камбера узнал, что
Эван набрал огромную партию рекрутов и разделил армию, состоявшую теперь  по
большей части из  людей, на  две части.  Меньшая направлялась  в  Ремут  под
непосредственное   командование  Мердока,  Таммарона   и   непосредственного
исполнителя   их   приказов  брата   Хуберта--Манфреда,   а   другая   часть
расположилась лагерем и вела военные учения на равнине к западу от Валорета.
     Никто не знал,  зачем их собрали  и  какого  противника  они  готовятся
победить, совершая маневры и  оттачивая  боевые навыки, но некоторые  дерини
кое-что  подозревали.  Эван на  деле  оказался  лишь  бездумным исполнителем
политики Регентского совета,  членом которого был и сам. А  Рун Безжалостный
мог стать только силой дальнейшего разрушения мира и справедливости.
     Однако большинство дерини игнорировали  знаки беды  и  утверждали,  что
ничего не случится.
     Единственным   источником  информации  для  Элроя   и  его  братьев  об
окружавшем Ремут мире были отчеты Эвана и Руна, которые поступали все реже и
реже.  Состояние  здоровья Элроя  никогда  не было так хорошо, как в  мягком
климате равнин, и больная ступня Джавана беспокоила  меньше обычного. Следуя
королевским  традициям, несколько раз в  неделю трое  мальчиков  выезжали на
равнину Кандор Ри, чтобы поохотиться, порыбачить или просто вместе с  ветром
поноситься на прекрасных  чистокровных  лошадях.  Иногда  они брали с  собой
соколов,  но   чаще  всего  компанию   им   составляли   красноухие  гончие,
преподнесенные  в  подарок  графом  Мердоком. Они  доставляли  много  хлопот
королевскому портному, который  не успевал подгонять по росту их одежду,--за
лето  917 года мальчики подросли на несколько  дюймов. А  близнецы,  которым
пошел тринадцатый  год, стали  приобретать черты сложения  юных  мужчин.  Во
многих отношениях это было самое счастливое лето в жизни братьев.
     Тела  мальчиков стали  много  сильнее  в то  лето,  но  они не  слишком
повзрослели умом. Король и его братья вывозились на всевозможные торжества и
церемонии,  регенты  регулярно   приносили   кипы  документов,   требовавших
королевской подписи,  но они  отговаривали его от участия в таких собраниях,
где действительно принимались важные решения, кроме тех случаев, когда  были
уверены в нужном для них исходе. Элрой был  на самом деле королем, но он был
и   двенадцатилетним   мальчиком,   напоминали   они   ему,  и   большинство
государственных дел слишком сложнее для  его понимания. Когда он вырастет, у
него  появится  предостаточно времени,  чтобы ломать  голову  над  подобными
вещами. Мердок и Таммарон были душою всех этих увещеваний.
     Достаточно  наслушавшись, Элрой понемногу поверил  в них. Ему всегда не
доставало силы  воли,  и  неукротимый  дух, вспыхнувший во  время коронации,
быстро  сменился  скукой. Лекарство для  регулярного питья,  прописанное ему
послушным дворцовым  лекарем под видом тонизирующего, делало  его еще  более
вялым. К  концу  лета  Элрой превратился  в тихого,  покорного принца, мечту
всякого  регента.  Рис Майкл  тоже оказался податливым,  послушным ребенком,
сохранившим, однако, веселость и беззаботность, которые всегда его отличали.
И  только Джаван,  единственный  из троих,  пытался смотреть  вглубь, сквозь
благочестивые  оболочки регентов, и  очень тщательно  скрывал  то,  что  ему
удавалось разглядеть.
     Разумеется,  первой  заботой  Джавана  после  суматохи  коронации  было
выздоровление  Тависа.  Хотя   его  физическое  состояние  улучшалось  самым
чудесным образом, теперь, когда никакой опасности  для  жизни  не  было,  он
погрузился в  глубокую  депрессию,  замкнувшись в  темнице  горя собственной
души. Часто он вообще не вставал с постели и  лежал, уставясь на стены или в
потолок своей крохотной спаленки. В такие минуты его царственный друг ужасно
волновался, принимался  читать вслух  или без  умолку говорил,  получая лишь
односложные  ответы.  Когда  Тавис  полностью выздоровел,  монологи  Джавана
наконец-то перешли в дискуссии и совместные прогулки по замку.
     Однако  Тавис никогда не вспоминал  о  своем ремесле, и  только когда в
единоборстве с одним  из сыновей  Мердока  Джаван сильно  подвернул  больную
ногу,  Целитель-калека  попытался  воспользоваться своими  способностями. Он
считал  холодный компресс,  предписанный  королевскими лекарями,  никудышным
средством  против  опухоли.  Джаван  со  слезами молил хотя  бы  попробовать
облегчить боль, Любовь к юному  подопечному наконец  пересилила  ненависть к
собственной участи, Тавис согласился.
     Это и принесло настоящее выздоровление.  Он почти сразу обнаружил,  что
отсутствие ладони не мешает установить контакт,  и он не менее чувствителен,
чем прежде. Энергетический баланс был другим, и  все манипуляции приходилось
выполнять только  правой  рукой,  но  он знал, как это  компенсировать.  Это
открытие представило  его будущее совершенно в ином  свете  и возвратило его
дружбе с Джаваном прежнюю доверительность.
     Теперь  Тавису оставалось  лишь  привыкнуть  к  реакции  окружающих  на
увечье, Поначалу  он старался скрывать свою покалеченную  руку  под одеждой.
Но,  возобновив исцеления, он  отказался  от этого  и  спокойно появлялся на
людях  с  пустым  рукавом.  Однако  большая  часть его  пациентов  брезгливо
относилась  к виду  и  прикосновению  покалеченной руки,  а  епископ  Хуберт
сварливо ворчал, что пустой  рукав неэстетичен.  Чтобы не раздражать Хуберта
еще  больше,  Тавис  попытался  носить  крюк,   который  клялся  никогда  не
использовать, но обнаружил, что железка мешает ему как Целителю. После этого
он  спокойно  вернулся  к  пустому  рукаву,  овладев  несколькими  приемами,
делавшими  увечье  менее  заметным.  В  те  дни  Джаван  стал  ему  огромной
поддержкой, настояв,  чтобы Целитель вернулся к своим обязанностям как можно
скорее и поделился знаниями с другими королевскими лекарями.
     Ко  времени  выздоровления Тависа Дэвин  уже служил в замковой  охране.
Дэвина-Эйдиярда  направили  в  непосредственное  распоряжение  сэра  Пидура,
который  теперь  возглавлял личную  охрану  принцев.  После соответствующего
обучения  и экзаменов ему позволили  приступить к  выполнению  обязанностей,
которые удерживали  его  около  принцев большую часть  времени. Дэвин  сразу
показал  себя превосходным наездником, воином и наставником, так что  вскоре
он стал лучшим другом мальчиков, и в особенности Риса Майкла.
     К  сожалению,  близость к  принцам  удерживала  Дэвина и  возле Тависа,
который был и  главной причиной его присутствия в  замке, и реальной угрозой
разоблачения. Чтобы  уменьшить ее, Рис  наделил  лже-Эйдиярда недоверием  к,
Целителям,  надеясь,  что это будет  удерживать  его подальше от  Тависа.  К
несчастью, обследование  Тависом мозга Эйдиярда было неизбежно, но случилось
это  спустя  всего несколько  недель  после вступления  нового  стражника  в
должность, когда деринийские способности Дэвина  были все еще блокированы, а
Тавис еще не освоился в роли Целителя.
     Объезжая нового жеребца Джавана,  Дэвин подпустил его слишком близко, и
животное  сильно  лягнуло  его в  колено. Боль была ужасной. Тавис и Джаван,
наблюдавш