дстояло почувствовать  это  на
сей раз. Он поглядел на Моргана и Дункана, которые однажды испытали холодное
дыхание отлучения даже больше чем он сам, и уловил отзвук того же  ощущения,
но это должно было быть сделано. Отлучение от церкви было действием, которое
Лорис сможет понять, несмотря на то, что оно могло вывести его из себя.
   "Согласен,"  -  спокойно  сказал   Кардиель.   -   ?Нас   слишком   долго
провоцировали на принятие таких мер. Милорд, вы советуете издать Интердикт в
отношении всей Меары?"
   Когда остальные шумно вздохнули, ибо Интердикт  означал  отлучение  всех,
даже невинных, в Меаре от причастия и любых таинств Церкви - Брейден покачал
головой.
   "Я бы пока не хотел возлагать такое бремя на всех меарцев, но  это  может
оказаться необходимым в будущем, если отлучение не поможет их  руководителям
вернуться на землю. Нет, пока я думаю ограничиться тем, о чем я уже  сказал,
если только у Вас, Сир, не будет возражений."
   Келсон склонил голову. - ?Я не думаю, что могу  диктовать  епископам  что
они должны  делать,  Ваше  Преосвященство,"  -  прошептал  он.  -  ?Если  Вы
считаете, что так надо сделать, то пусть так и будет."
   "Тогда мы должны сделать это побыстрее,"  -  решительно  сказал  Брейден.
- ?Я думаю, сегодня вечером, после вечерни, чтобы мы могли ответить Лорису и
леди Кайтрине вместе с Его Величеством."
   Кардиель кивнул.  -  ?К  вечеру  все  необходимые  документы  могут  быть
подготовлены. Мои монахи помогут. Сир, мы были бы весьма признательны,  если
бы Вы и остальные лорды поддержали нас своим присутствием."
   "Мы присоединимся к вам," - ответил Келсон.
   Брейден облегченно кивнул. - ?Спасибо, Сир.  Но  я  хотел  бы,  чтобы  Вы
поддержали нас еще и  более  приятном  деле.  У  меня  не  было  возможности
посоветоваться  с  Кардиелем,  но  я  уверен,  что  он  согласится  с   моим
предложением."
   Когда он, улыбнувшись,  посмотрел  на  сидевшего  напротив  Дункана,  его
намерения стали очевидными.
   "Отец Мак-Лейн, Вы знаете, что я полностью согласился  с  Вашим  желанием
отложить Ваше посвящение до весны, чтобы  Вы  могли  лучше  подготовиться  к
увеличению Ваших обязанностей, но обстоятельства изменились  таким  образом,
что Вы нужны нам сейчас. Подтверждение вашего ранга также подчеркнет  власть
епископов, избравших Вас,  и  поможет  упрочить  нашу  позицию  в  отношении
претензий Лориса на власть. Вы  согласитесь,  если  мы  посвятим  Вас  прямо
сейчас? Или как только представится удобный момент?"
   Когда  Кардиель  кивнул  в  знак  согласия,  а  Арилан  и  Хью   обратили
выжидательные взоры на Дункана, Келсон позволил себе  немного  расслабиться.
Он был согласен с этим без малейшего сомнения. Он почувствовал,  что  Морган
также поддерживает решение, когда посмотрел  на  Дункана.  Священник-Дерини,
прежде чем посмотреть на своих начальников, сложил руки на столе и медленно,
шумно выдохнул.
   "Я согласен, Ваше Преосвященство, но я попросил бы Вас об одной  милости:
я бы хотел, чтобы мне вручили кольцо епископа  Истелина."  -  Он  беспомощно
посмотрел вокруг. - ?Для меня это многое значит. Мы, может быть,  не  сможем
спасти его тело, но я хочу отметить храбрость и надежность его души."
   "Хорошо  сказано,"  -  пробормотал  Келсон,  когда  Брейден  и   Кардиель
обменялись одобрительными взглядами.
   "Мы сделаем так, как Вы попросили," - сказал Брейден.  -  ?Мы  организуем
Ваше посвящение в течение трех следующих дней.  А  сейчас,  Сир,  мы  просим
разрешения  удалиться,  чтобы   подготовить   наш   ответ   Лорису   и   его
приспешникам."

***

   Ответ епископов  был  воплощен  тем  же  вечером.  Келсону  не  нравилось
участвовать в этом, но он пришел, как и обещал. Стоя  на  коленях  на  южных
хорах, в окружении Дугала и Моргана по бокам  от  него  и  остальных  членов
Совета, стоявших чуть позади, он  слушал  как  Брейден  произносит  молитву,
подхваченную окружавшими его монахами,  священниками  и  епископами.  Дункан
стоял среди них.
   "In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti...."
   "Amen"
   Собор был темен за исключением свечей в руках собравшегося духовенства  и
красного свечения лампады над алтарем.  По  нефу  и  хорам  гулял  сквозняк,
заставляя пламя свечей колебаться, отбрасывая причудливые  тени  на  одеянии
священников, занавесах хоров и сиденьях. Брейден и Кардиель, одетые в черные
ризы и митры, стояли на нижней ступени алтарной лестницы, держа по свече.  В
другой руке Брейден держал длинный пергамент с подвешенными к нему  тяжелыми
печатями.
   "Мои господа и братья, к своему сожалению, я  должен  огласить  следующее
решение, под  которым  вы  все  подписались,"  -  сказал  он.  -  ?Да  будет
засвидетельствовано, здесь, перед  алтарем  Господа  нашего  и  перед  лицом
ангелов небесных, что мы действуем без дурных намерений и желая добра  душам
тех, кого касается наше решение, в надежде, что они осознают свои  ошибки  и
раскаются, вернувшись в лоно любящей Матери Церкви."
   Нервно прокашлявшись,  он  передал  свечу  Кардиелю  и  поднес  к  глазам
пергамент, начав читать голосом, который был слышен и на хорах, и  по  всему
нефу.
   "Поскольку  Эдмунд  Лорис,  священник  и  бывший  архиепископ,  бежал  от
справедливой епитимьи, наложенной на него должным образом собранного  синода
равных ему и, таким образом, отверг власть стоящих  выше  его;  и  поскольку
упомянутый Эдмунд Лорис вступил в связь с заговорщиками против его законного
господина и короля, и, нарушив тем самым свои священные клятвы,  призывал  к
мятежу; и, принимая во внимание, что упомянутый Эдмунд Лорис  присвоил  себе
полномочия, которыми более не обладает, и использовал  их,  чтобы  посвятить
епископа, который не был ни избран должным синодом, ни одобрен  королем;  и,
принимая  во  внимание,  что  упомянутый  Эдмунд  Лорис   лишил   полномочий
брата-епископа в его собственной епархии  и  вынудил  его  свидетельствовать
незаконные дела свои, и причинил ему тяжелые увечья, и  угрожал  его  жизни,
стремясь совратить других к измене.
   "Посему мы, Брейден, милостию Божьей архиепископ Валорета и Примас  всего
Гвинедда, объявляем упомянутого Эдмунда Лориса лишенным его ранга епископа и
лишаем его священного сана. Мы также отлучаем упомянутого Эдмунда Лориса  от
Церкви, а также приостанавливаем власть и отлучаем от Церкви всех епископов,
присягнувших  ему  на  преданность,  в  частности,  Креоду  Кэрберийского  и
Джудаеля Меарского. Мы также отлучаем Кайтрину Меарскую, Сикарда Мак-Ардри и
Итела Меарского и лишаем их утешения Матери-Церкви.  Да  не  будет  ни  один
божий храм открыт им, и да будет каждый  храм  и  каждое  прибежище  закрыто
передними?"
   Внутренне дрожа, Келсон наблюдал как идет обряд, опершись подбородком  на
свои сложенные руки и стараясь не вспоминать  его  собственное  отлучение  и
слепой ужас, вызванный им. Он ощущал,  что  Моргану,  стоявшему  на  коленях
справа от него, тоже не по себе, но внешне лорд-Дерини казался спокойным как
обычно. Келсон не решился попробовать прочитать мысли Дугала. Он  чувствовал
присутствие позади Найджела и Коналла,  тихого  и  испуганного,  Джодрелл  и
Сайер Трейхем, стоявшие слева от них,  были  под  не  меньшим  впечатлением,
поскольку никогда прежде не сталкивались  с  этой  стороной  власти  Церкви.
Позади всех находился Эван, который  слегка  дремал;  он  никогда  не  любил
официальные церемонии. Находившийся вне  хоров  Дункан,  казалось,  старался
сдержать свои чувства, но Келсон не сомневался, что он тоже помнил  недавнее
время, когда они, а не Лорис были преданы анафеме.
   "?И не подадим мы им дружеской руки, и не станем вкушать с ними за  одним
столом, и тем более не допустим к святым таинствам тех, кто  принял  сторону
Эдмунда Лориса?"
   Этим вечером перед алтарем стояло двадцать шесть человек, одетые в черное
архиепископы  казались  двумя  статуями,  окруженными   одетыми   в   темное
епископами, священниками и  монахами.  Дункан  казался  расплывчатым  пятном
между  Ариланом  и  Хью  де  Берри,   более   заметным   своим   психическим
присутствием, нежели физическим. Голос Брейдена стал громче, слова проклятия
срывались с его языка, и,  по  мере  того  как  обряд  приближался  к  своей
кульминации, нарастало напряжение церковного волшебства.
   "?И если не переменят они быстро свое мнение к лучшему, и не удовлетворят
предъявленных им требований, мы  навечно  проклянем  их  и  предадим  вечной
анафеме. Будут они прокляты и в доме, и в поле,  прокляты  будут  их  еда  и
питье, и все, чем они владеют. Мы  объявляем  их  отлученными  от  Церкви  и
числим среди трижды проклятых. Да пребудут они с Датаном  и  Абирамом,  коих
поглотил ад, с Пилатом и Иудой, предавшим Господа. И вычеркиваем мы их имена
из Книги Жизни. И да погаснет их свет в вечной тьме. Да будет так!"
   Когда он произнес заключительные слова, и остальные  ответили  "Да  будет
так!" - Брейден снова взял свою свечу и, вместе с  Кардиелем,  спустился  со
ступени алтаря и вошел в центр круга, проход сразу же закрыли священники.  В
тишине два архиепископа на несколько мгновений высоко  подняли  свой  свечи,
затем перевернули их огнем вниз и загасили их об пол. За ними последовали  и
остальные, глухой стук падающих свечей отразился эхом на темных хорах.
   Когда все стихло, собор погрузился во тьму, за исключением только лампады
над алтарем. Ни слова не было произнесено, когда участники и  присутствующие
медленно покидали тяжелую тьму.

Глава 15

   А теперь дошло до тебя, и ты изнемог, коснулось тебя, и ты упал духом.
   Иов 4:5

   В  последующие  дни  ухудшающаяся  политическая   ситуация,   требовавшая
дополнительных затрат времени и сил от  всех,  присутствовавших  при  дворе,
заставила Келсона отодвинуть его беспокойство о Дугале на  второй  план.  Он
все еще беспокоился о нем, но решение вопросов,  вызванных  его  королевским
положением,  не  оставляло  ему  возможности  посоветоваться  с  Морганом  и
Дунканом, как он поступил бы в менее занятые  времена  -  и  это,  казалось,
вполне устраивало Дугала. Юный лорд из Приграничья тщательно  избегал  любых
упоминаний о том, что случилось в соборе, и его поведение  ясно  показывало,
что он не готов рискнуть на повторение своего опыта.  Келсон  несколько  раз
пытался  заговорить  об  этом,  говоря,  что  помощь  Дерини  может   помочь
выздоровлению Дугала, но Дугал всякий раз  уходил  от  этой  темы,  даже  не
затрагивая этот вопрос напрямую.
   Это было, пожалуй, к лучшему, поскольку  и  Келсон,  и  Морган  проводили
почти все свое  время  на  разных  советах,  сначала  обсуждая  формулировки
королевского ответа Кайтрине и  Лорису,  а  затем  уединясь  с  Найджелом  и
другими военачальниками, готовя приказ о сборе войск,  который  должен  быть
разослан всем вассалам Келсона в случае, если Меару не  удастся  склонить  к
подчинению  мирными  средствами.  Дункан,  как  и   ожидалось,   был   занят
приготовлениями к своему  посвящению,  внезапно  ставшему  неизбежным.  Даже
Морган почти не видел его в течение двух дней.
   Однако, утром третьего военные приготовления были временно приостановлены
в связи с посвящением Дункана, которое должно было состояться в полдень.  По
этому поводу архиепископ Кардиель объявил о приостановлении  Рождественского
поста, на что Келсон ответил назначением на вечер  того  же  дня  торжества.
Возможность расслабиться после напряжения последних дней создала  при  дворе
атмосферу праздника, на которую отреагировал даже Морган, сменив  практичную
но простую одежду из кожи и грубой материи, которую  он  носил  в  последние
дни, на богатую придворную одежду и плащ из тонкой шерсти сапфирового цвета.
Он не ожидал приглашения встретиться с Дунканом  до  посвящения  и  поэтому,
когда за ним пришел слуга, чтобы позвать к Дункану, он в удивлении  поспешил
к жилищу своего кузена.
   "Дункан?" - позвал он, отпустив дьякона, который выпустил его, и  оглядел
комнату.
   "Я здесь," - пришел глухой ответ.
   Руки Дункана дрожали,  когда  Дункан  появился  из-за  тяжелой  портьеры,
отгораживающей  молельню,  как,  впрочем,  и  голос.  Свежеподстриженный   и
выбритый, он был одет в стихарь, амофор, пурпурную сутану пересекал орарь, и
ему оставалось одеть только белую ризу, ожидавшую его на вешалке, чтобы быть
полностью одетым к церемонии, до которой оставалось меньше часа; но лицо его
выражало все что угодно, только не безмятежность и спокойствие,  как  должно
было бы быть в ожидании его посвящения в епископы.  Приоткрыв  портьеру,  он
отвел взгляд и вздрогнул, когда Морган задел его, проходя внутрь.
   "Что случилось?" - прошептал ошеломленный Морган.
   Дункан покачал головой, его ответ был еле различимым.
   "Извини, что побеспокоил тебя, Аларик. Я? боюсь, что взял на себя слишком
много. Я думал, что смогу сам справиться с этим, но ошибся. Я? не могу  даже
молиться."
   "Что ты такое говоришь?" - спросил  Морган.  Он  положил  руки  на  плечи
Дункана и попытался заставить его поднять глаза. - ?Посмотри на меня!  Разве
не этого ты хотел? Ты  вот-вот  станешь  епископом,  первым  епископом,  про
которого известно, что - Дерини, за последние - сколько? - двести  лет?  Что
случилось?"
   Дункан не поднимал головы и полуотвернулся.  -  ?Я  не  думаю,  что  могу
платить такую цену, Аларик," - прошептал он. - ?Именно то,  что  я  -Дерини,
все и осложняет, разве ты не понимаешь?  Когда  мне  наденут  на  палец  это
кольцо, разве я смогу равняться ему?"
   Только когда он, не глядя, показал в сторону алтаря  у  него  за  спиной,
Морган заметил маленькую деревянную коробочку, лежащую у подножия  распятия.
Внезапно Морган понял, что ужасало Дункана.
   "Боже, только не говори мне, что у тебя до сих  пор  палец  Истелина!"  -
бормотал он, поднимаясь по  нескольким  невысоким  ступенькам,  чтобы  взять
коробочку, прежде чем Дункан смог остановить его. - ?Что за глупости? Он  бы
хорошенько отлупил тебя, если бы узнал, что ты так поведешь себя."
   "Если он еще жив." - Дункан скрестил руки на груди и угрюмо  рассматривал
пальцы своих ног, обутых в сандалии.  -  ?Может,  я  не  должен  становиться
епископом, Аларик. Теперь, каждый раз, когда ко  двору  прибывает  гонец,  я
задаюсь вопросом что Лорис пошлет нам в следующий раз. Руку? Глаз?  А  может
быть, голову."
   "А твой отказ от посвящения оставит его в живых?" -  возразил  Морган.  -
?Ты же знаешь, что это не так. Что же касается гонцов, то я боюсь, что я  бы
хотел, чтобы нам привезли голову."
   "Что?"
   "По крайней мере, это означало бы, что Лорис больше не сможет мучить его.
Ты в самом деле думаешь, что Лорис  оставит  его  в  живых?  Нет,  он  зашел
слишком далеко."
   Дункан закусил губу и тяжело вздохнул. - ?Ты прав. Я знаю, что  ты  прав.
Мне кажется, что именно это заставило меня просить кольцо Истелина. Я  знал,
что он никогда не сможет надеть его снова. Но это было целых три дня  назад.
А сейчас принятие кольца с руки мученика  кажется  мне?  ну?  мягко  говоря,
бесцеремонностью."
   "Это не бесцеремонность. Это дань уважения храброму человеку, который  не
поддался врагу."
   Когда Дункан  не  ответил,  Морган  открыл  коробочку  и  извлек  кольцо,
тщательно избегая контакта со ссохшимся  пальцем  Истелина.  Когда  он  сжал
кольцо в своей ладони, золото, казалось, затрепетало.  Это  подтвердило  его
догадку о том, чего опасался Дункан  -  и  с  этими  опасениями  нужно  было
справиться прежде, чем Дункан отправится в собор. Поджав губы, Морган закрыл
коробочку и осторожно положил ее обратно на алтарь.
   "Я знаю что беспокоит тебя." - сказал он после небольшой паузы.
   "Нет, не знаешь."
   "Дункан, я не могу не знать, как и ты. Мы - Дерини. Мне  было  достаточно
только подержать его, чтобы почувствовать, что это - не просто кольцо."
   "Конечно нет. Это - кольцо епископа."
   "И это -  кольцо  Истелина,  которое  у  него  забрали  самым  варварским
способом," - возразил Морган. - ?Часть из происшедшего осталась  на  нем.  И
тебе придется столкнуться с этим, если не сейчас, то позже, перед народом  в
соборе, когда ты будешь куда более уязвим чем сейчас."
   "Я буду держать свои экраны закрытыми," - прошептал Дункан.
   "Ты хочешь пройти так через посвящение в епископы?"  -  спокойно  спросил
Морган. - ?Вспомни свое рукоположение в сан - видит Бог, я никогда не забуду
это. Дункан, ты на самом деле хочешь спрятаться от этого вида магии?"
   Он заметил, как голова  священника  дернулась,  и  покрытые  белым  плечи
напряглись, но Дункан не обернулся.
   "Ты должен это сделать, и ты это знаешь," - продолжал Морган. - ?И  я  не
думаю, что ты на самом деле этого хочешь. Дай мне руку, и давай  покончим  с
этим."
   Медленно, неуклюже, Дункан обернулся, его лицо, почти такое же белое  как
его одежды, не выражало никаких эмоций, кроме светло-голубых глаз, в которых
боролись страх и разум. Когда разум, наконец,  одержал  верх,  Дункан  шумно
перевел дух. Внезапно, глаза, глядящие  на  Моргана,  стали  зеркалом  души,
которую Дункан распахнул перед человеком, который был для  него  ближе,  чем
любое живое существо.
   "Ты прав," - прошептал он. - ?Если я не пройду через это, то я не епископ
и не настоящий Дерини. Но я бы хотел, чтобы ты остался со мной."
   "Я думаю, что тебе не придется просить меня об  этом,"  -  мягко  ответил
Морган, улыбаясь.
   Взяв ослабшую правую руку Дункана в свою, он  поднес  кольцо  Истелина  к
кончику безымянного пальца Дункана, не убрав руки, когда  Дункан,  не  желая
больше медлить, одним толчком вогнал  свой  палец  внутрь  кольца.  По  телу
Дункана прошла дрожь, когда холодный металл скользнул по коже,  но,  услышав
вопросительный возглас Моргана, он только покачал головой  и  закрыл  глаза,
поднося сжатый кулак к губам, чтобы коснуться ими холодного аметиста в  знак
подтверждения своей решимости. Когда он снова задрожал, Морган опять положил
руки ему на плечи и  вошел  в  транс,  устанавливая  связь  с  Дунканом.  Он
присоединился к Дункану в тот же самый момент, когда металл и камень на руке
Дункана запульсировали, передавая ему то, что они помнили.
   Огонь и огонь, золото и фиолет  -  воспоминания  о  кузнице,  где  кольцу
придали форму и установили камень в знак его священного предназначения.  Оно
было сделано  специально  для  Истелина  и  никто  не  носил  его  до  него.
Воспоминания о его освящении водой и молитвами в момент посвящения  Истелина
- слова благословения, произнесенные  над  кольцом,  лежащим  на  серебряном
подносе; священный ритуал, обязывающий кольцо служить слуге слуг,  а  самого
слугу служить Господу.
   И за все годы, пока слуга носил кольцо на  своей  руке,  он  не  опозорил
кольца. Губы знатных и простых касались кольца в приветствии, большинство из
них - в искреннем уважении, некоторые - небрежно, двусмысленно, но человек и
его действия продолжали служить Господу. Только в конце пришло  воспоминание
о чем-то, помимо уважения, проявленного к слуге слуг.
   Искренний человеческий страх, смирение - а затем эхо острой, жгучей боли,
когда острое лезвие сверкнуло, отделяя кольцо от его владельца. Несмотря  на
то, что Морган был готов  к  этому,  он  шокированно  ахнул,  изо  всех  сил
стараясь поддержать Дункана,  когда  новый  обладатель  кольца  задрожал  от
свежих переживаний, и даже слегка вскрикнул от передавшейся ему боли.
   Но затем, Дункан, дрожа, провалился в транс глубже, следуя  зову  кольца,
Морган нерешительно  последовал  за  ним,  воспринимая  образы,  воспринятые
золотом до того, как  из  него  сковали  кольцо.  Прежде  чем  кольцо  стало
кольцом, оно было чем-то еще, что было сделано непосредственно  из  золотого
самородка, очищенного огнем, об этом недвусмысленно говорили воспоминания  о
неземном сиянии и теплоте, которая  не  имела  ничего  общего  с  физическим
теплом. Освященные руки подняли это - две пары  рук,  одна  -  принадлежащая
простому священнику, во  второй  было  что-то  еще.  На  мгновение