ма  Фестилов  и  его  бывшим  союзником
Сайхиром.
     Тот  в  результате  воцарился в  Хелдоре,  прибавив княжество к  своему
исконному Истмарчу.  Сайхир  был достаточно  рассудителен, чтобы  понять-- у
него  никак не  хватит  сил  удержать  приобретенные земли. В  озерном  крае
Рэндалл сопротивление  продолжалось; к дерини этого района, приютившим двоих
Фестилов,  примкнули  остатки  армии  Рорау.  Весь  Рэндалл  фактически  был
неподвластен  Сайхиру. Они с Синилом снова нуждались друг в друге, Фестилы и
их приспешники должны быть окончательно добиты, покуда вновь не объединились
с  Торентом  и не  стали  серьезной  опасностью для  Гвинедда  и смертельной
угрозой  для Сайхира. К  нему  было решено спешно отправить  констебля лорда
Адаута и барона Торквилла с предложениями переговоров.
     И все же  не  Сайхир и не  его авантюра  в  Хелдоре занимали ум Синила.
Нимур  отмалчивался. О  короле  Торента  и событиях в его стране в последнее
время почти  ничего не  было известно. Сотню своих знатных  воинов, взятых в
плен при Йомейре, Нимур выкупил, не торгуясь. Стало быть, нуждался в людях и
золота на это не жалел. Но никто не угрожал Торенту извне, на границах  было
спокойно, некогда мятежные земли  на юге  и востоке пребывали  в покорности.
Для чего  королю-дерини понадобилось  так  срочно выкупать своих рыцарей? Не
могла ли эта  забота  о вассалах быть приметой военных  приготовлений Нимура
против  Гвинедда?  В конце  концов  где-то  в  Торенте под  покровительством
близких ко двору вельмож  жил-поживал  младенец-Фестил.  Он  подрастет и  по
научению родни, весьма  вероятно, заявит права на трон своего отца. А Нимур?
Что удержит его от искушения использовать  мальчишку для славы и могущества?
Сколько  преимуществ  получит  король  Торента,  водворив  на   трон  своего
ставленника?
     И Синил хотел быть готов к любому  повороту событий. Начинать следовало
с серьезных военных  преобразований. У него  должны быть  войска, на которые
можно положиться, выдвинутые к границам Торента и Истмарча.
     Приступить к  военной реформе  немедля оказалось  невозможно--  солдаты
будущих воинских частей были фермерами и крестьянами. Всю осень они собирали
урожай,  молотили, готовили хозяйства к зиме, а с  первым весенним солнышком
должны  были снова  оказаться в поле. Выучкой  рекрутов по-настоящему  можно
было бы заняться только  с  окончанием сева.  Временное отсутствие солдат не
остановило Синила, он озаботился тем, чему не мешала стужа.
     Оружейники принялись ковать клинки, наконечники копий и  клепать шлемы.
Подмастерья  корпели  над кольчугами и  оснащали  кожаные доспехи  стальными
пластинами и кольцами. Владельцы собственной амуниции были обязаны в течение
зимы привести ее в полный порядок и держать в готовности.
     Мастера оперили  тысячи гладких стрел из каленого  дерева,  которые  от
плохой  погоды   не  искривятся  и  не  потрескаются.   В  помещениях  замка
выдерживались  срезанные загодя прутья из тиса и пекана, чтобы, когда придет
срок, превратиться в тугие луки.
     После  осеннего  забоя  скота вовсю трудились кожевенники и шорники. Из
кож шили куртки, нагрудники, шлемы и другие доспехи,  кожей обтягивали щиты,
из внутренностей свивали тетивы луков и канаты катапульт.
     Джебедия  и двое других  членов  Королевского  совета-- графы  Фэнтан и
Таммарон-- приступили к  долгосрочному плану  создания  хорошо вооруженных и
дисциплинированных конных  отрядов.  Джебедия считал,  что прошедшие  выучку
всадники  составят ударную  силу  королевской  армии. Пока графы  из  Совета
продумывали правила набора и программу  обучения рекрутов,  барон Хилдред  и
несколько  других   дворян  совершали   объезды  лучших  коневодческих  ферм
Гвинедда, отбирая  жеребцов и чистокровных кобылиц для намеченной  программы
по  заведению  в армии  племенных  табунов-- Джебедия  мечтал  усадить  свои
отборные войска  на самых  рослых  из  быстрых коней.  В  сражении  вместе с
торентскими рыцарями было захвачено несколько ркасаннских жеребцов, союзники
Ариэллы высоко ценили этих легконогих обитателей пустынь. Джебедия и Хилдред
считали,  что  кровь  благородных  животных  очень  пригодится  для  будущей
непобедимой конницы Гвинедда.
     В суете государственных дел у  Камбера  почти не оставалось времени. За
несколько недель, он  сумел приспособиться, ежевечерне выкраивая около часа.
на собственные  исследования.  С благословения  Кревана  Эллина,  при полном
одобрении короля Йорам  был  назначен личным секретарем Камбера и поселен  в
комнаты  по соседству с покоями прелата-канцлера  в  архиепископском дворце.
Для Камбера и Йорама все решилось наилучшим образом.
     Рис  и  Эвайн  тоже  объявились  в  столице, но вовсе не  в  результате
отцовских интриг, а благодаря хлопотам королевы и профессиональной репутации
Риса.  Меган   несколько  месяцев  убеждала  Эвайн  стать   ее  фрейлиной  и
предпочитала Риса другим придворным  Целителям,  хотя  среди них были  самые
искушенные и многоопытные.
     Когда Эвайн приняла предложение, королеву  целую неделю было не узнать,
весь  двор  удивлялся  оживлению  обычно незаметной, как  мышка, Меган. Даже
Синил заметил  радостную, перемену и  благодарил  Эвайн. Вскоре они  с Рисом
получили апартаменты в королевской  башне, оба находились теперь  поблизости
от комнат Меган и от  королевской  детской. Эвайн бывала  около королевы или
просиживала  у себя  над переводом древних  рукописей,  привезенных отцом из
Грекоты.
     Йорам опасался  попусту,  Эвайн не пыталась  нарушить  запрет Камбера и
проверять на  опыте  то, что  удавалось прочесть. С тем,  что  заключалось в
манускриптах,  не  стоило  шутить.  Они об этом почти не  говорили, но порой
после очередного  рассказа Эвайн,  который  выслушивали  трое мужчин, Камбер
засиживался до утра за  неубранным столом. Выкладывал из кубиков преград все
новые фигуры между пустыми кубками и остатками еды и раздумывал.
     Так наступило  и  миновало  Рождество, потом  Крещение.  Им открывалось
новое знание, вокруг складывалась новая жизнь. Камбер и его семья все меньше
и меньше вспоминали о своем прошлом.
     Элинор, регулярно извещавшая Эвайн о детях, оставшихся в Кэррори, между
прочим сообщила, что  холода остудили энтузиазм паломников к могиле Камбера.
Остались несколько  наиболее  ретивых  со  своими  молитвами и  приношениями
записок. Все это было так далеко от столицы, от многообразия дел в Валорете.
Ну разве стоила внимания пустая могила в далекой провинции?
     Вопрос, тем  не  менее, оставался и  вновь  напомнил о  себе  в  начале
февраля,  незадолго до отъезда Камбера в Грекоту, где он намеревался пробыть
месяц,  до дня святого  Пирана. За  это время можно было проверить положение
дел в епархии, дать  указания на весну и  начало лета и лично исполнить  то,
что  не  могло быть  препоручено  другим.  В  марте он должен был вернуться.
Король планировал заседание Весеннего Совета раньше обычного, так как Сайхир
Истмарчский  выразил намерение  лично провести переговоры. Для этого  королю
нужен был его канцлер, безразлично, епископ он или нет.
     Но морозным февральским  утром епископ  Грекотский  все еще находился в
своих  апартаментах  в архиепископском дворце. Комнаты  эти  были куда более
просторными,  чем   те,   что  занимал,  когда  жил  здесь  еще  настоятелем
михайлинцев.  Он  сидел  перед большим,  но  довольно  бестолковым  камином,
развалясь на стуле и закрыв глаза. Голова была откинута назад, плечи накрыты
мохнатым полотенцем. Гьюэр закончил намыливать  его лицо и теперь  осторожно
водил бритвой по щекам, обросшим за ночь,-- эту обязанность он  взял на себя
после посвящения Камбера.
     Рядом  с камином  Йорам  читал распорядок дня Камбера, опираясь рукой о
теплую каминную полку.  Он распахнул свой меховой  плащ,  однако  снимать не
стал, зная, что этот  камин  греет только на расстоянии вытянутой  руки. Ему
вовсе не улыбалось застудить спину, не покидая дворца.
     --  Итак,  после  мессы  и  завтрака  с Энскомом у  вас  встреча с  Его
Величеством и лордом  Джебедия, примерно до полудня,--  объяснял Йорам.--  Я
переписал  ваши  вчерашние заметки,  а  Гьюэр сделал  необходимые пометки на
карте, все подготовлено, если не пожелаете внести дополнений.
     Камбер одобрительно хмыкнул, но не шелохнулся, опасаясь бритвы Гьюэра.
     -- Сегодня  же  двор  приглашен бароном  Мердоком  на  оленью  охоту,--
продолжал Йорам.-- По-моему,  вчера барон выследил  в  лесу белого  оленя  и
хочет добыть  его. И как раз, по совершенно случайному  совпадению,  жена  и
сыновья подарили Мердоку пять пар гончих.
     Последнее  заявление Йорам  произнес  так  же  ровно и бесстрастно,  но
что-то  заставило  Камбера  открыть глаза и взглянуть  на  сына.  Как  он  и
подозревал, лицо Йорама выражало нескрываемое презрение.
     Мердок  никогда  не  нравился Йораму.  Откровенно говоря, Камберу тоже.
Мердок  Картанский,  отпрыск  семьи  людей  из  тех,  что  когда-то  правили
Гвинеддом и лишились  владений более века  назад,  когда первый из  династии
Фестилов  захватил  трон.  Предки  Мердока  использовали  все  средства  для
восстановления своего влияния под властью дерини.
     Мердок следовал фамильной традиции, а теперь перед ним открывались куда
более широкие  перспективы. Почти три месяца назад он предстал перед Синилом
с  петицией  о  возврате  семейных владений, что король не замедлил сделать,
хотя пока  не  вернул  ему титул графа, дающий наследственные права  на  эти
земли.  Синил считал  Мердока честным  и  преданным,  сочувствовал невзгодам
барона,  который  однажды  даже едва  не  стал членом  того  же религиозного
Ордена, что и Синил, по крайней мере так говорил сам Мердок.
     --  Барон  Мердок?-- пробурчал  Камбер.-- Он и его  компания,  кажется,
всегда оказываются в гуще событий, не правда ли?
     --  По-моему,  не  секрет,  что  Мердок  добивается  весьма  важного  и
незаслуженного  места при дворе,-- ответил  Йорам.  приподнимая  бровь.--  И
может получить его. Боюсь, наш король слишком легко поверил сказке о прежней
несправедливости и личине набожности.
     С возмущенным  фырканьем  в адрес придворных  льстецов вообще и  барона
Мердока в  частности Камбер дернулся, собираясь возразить, и заставил Гьюэра
поспешно  отдернуть  руку  с бритвой. Он  пожал  плечами,  извинился,  снова
откинулся головой на спинку и вздохнул; молчаливый Гьюэр  снова  приступил к
делу. Камбер размышлял о карьеристе-бароне и о возможности завести с Синилом
разговор о нем,  как вдруг нанял, что нынче утром  Гьюэр необычайно замкнут.
Он  складывал  бритву  и  принялся  вытирать   лицо  хозяина  с   совершенно
несвойственной резкостью.
     Гьюэр начал причесывать его,  Камбер  сел  повыше,  стараясь  незаметно
понаблюдать за  юношей  и проверить,  не привиделась ли ему эта нервозность.
Должно быть, лицо выдало любопытство  Камбера, потому  что Гьюэр вдруг отвел
глаза  и  с  еще большей  неловкостью  возился с  его  густыми  медно-серыми
волосами.  Закончив,  он  освободил плечи  Камбера от  полотенца  и  смахнул
воображаемые волоски  с  сутаны  хозяина. Казалось,  он  намеренно  избегает
взгляда Камбера.
     -- Что-то случилось, Гьюэр? Сегодня ты какой-то расстроенный.
     Гьюэр  поспешно  отвернулся,   чтобы  взять  лиловую  шелковую  шапочку
епископа. Когда он опустил ее на седины, по его лицу уже  ничего нельзя было
прочесть.
     -- Ничего не случилось, ваша милость. А что?
     -- Да так.
     Камбер рассеянно повернулся,  чтобы  просунуть руки  в рукава пурпурной
накидки, которую  подавал Йорам. Глаза Гьюэра  он снова  увидел, принимая из
рук  юноши  нагрудный  крест  на  золотой  цепи.  В  них  был  испуг,  почти
затравленное выражение.  Камбер  старался казаться  как можно  более мягким,
Гьюэр смотрел под ноги.
     -- Ваша милость, вы правы, кое-что случилось...-- начал он робко.
     --  Я так и думал,-- ласково произнес Камбер, садясь и приглашая Гьюэра
занять кресло справа  от себя. Йорам отошел, вернулся к письменному  столу и
начал перебирать  манускрипты,  чувствовалось,  что  и он  следит за юношей.
Камбер не мог понять, почему Йораму тоже не по себе.
     -- Хорошо,-- Камбер старался помочь Гьюэру.--  Ты хочешь рассказать мне
об этом?
     -- Я...  да, ваша  милость,-- Гьюэр с  трудом  глотнул. Во рту  у  него
пересохло,  а взгляд,  обычно  прямой  и открытый, блуждал  в  поисках  чего
угодно, лишь бы не останавливаться на ледяных глазах. Он не находил слов.
     Камбер терпеливо ожидал, сцепив пальцы у груди,-- этого жеста  Алистера
он уже не замечал, Каллен делался частью его самого.
     Гьюэр глубоко вздохнул и поднял голову, решившись наконец-то посмотреть
в глаза благодетеля.
     --  Ваша  милость, я... я  хотел только добра,-- пробормотал он, первые
слова прозвучали, и юноша поддался порыву откровенности.-- Строго говоря, вы
сами не  можете его дать.-- Он замолчал, чтобы восстановить дыхание.-- Но  я
надеюсь,  что вы  поможете. Его  святейшество  архиепископ  очень ценит ваше
мнение.
     --  Его  святейшество  имеет  собственное мнение,--  осторожно произнес
Камбер,  не  догадываясь, куда  клонит Гьюэр,--  хотя  действительно  иногда
спрашивает моего совета. Должен напомнить тебе, если  ты попросил о чем-то и
получил отказ, то я и не смогу, и не должен вмешиваться.
     -- О нет,  ваша милость. Я еще не  просил  его. Я... по правде  говоря,
боюсь подступиться к нему. Поэтому я пришел к вам. Если он посмеется...
     -- Посмеется? Почему  он должен смеяться  над  высказанной  от  чистого
сердца  просьбой? Это касается веры.?  Если  так,  могу  сказать  тебе,  что
преподобный знает о твоем духовном развитии. Я рассказывал.
     Гьюэр опустил глаза.
     -- Ваша милость  не знает всего. Боюсь, моя вера  развивалась не совсем
так,  как  вы полагали, и не совсем  могли бы меня одобрить. Одним словом, я
желал бы принять духовный сан, ваша милость.
     -- И ты думал, что  я не одобрю это?-- Камбер покачал головой.-- Гьюэр,
ты, верно, не понял  смысла моих прежних  слов. Я  просто советовал тебе  не
спешить давать  обеты, навсегда  меняющие  твою жизнь.  Если  ты обрел  свою
дорогу и тверд в выборе, я счастлив.
     -- Правда?
     -- Конечно. Рассказывай. Какой Орден ты выбрал?
     -- Это...  это только  еще  образующийся Орден,  ваша  милость,-- Гьюэр
боязливо  поднял глаза.--  Прошу, не требуйте от меня многого.  Я  дал  обет
сохранить тайну. Обещайте мне не настаивать.
     -- Даю слово,-- согласился Камбер.-- Расскажи, что можешь.
     Гьюэр глубоко вздохнул.
     --  Мы  хотим посвятить  себя новому  святому, ваша милость.  Мы думаем
получить разрешение устроить его главный  храм здесь,  в соборе  Валорета, а
собор  епископов  просить  о  его   скорой  канонизации.   Существуют  явные
свидетельства его чудес.
     -- Новый святой?-- Камбер лишь поднял бровь, но мысленно содрогнулся.--
О каком святом ты  говоришь? Мне неизвестно ни  о каких чудесах,  явленных в
последнее время.
     Гьюэр  склонил голову. Теперь, когда пришло  время раскрыть карты, язык
не повиновался ему.
     -- Ну,  давай же. Не  стесняйся,-- настаивал Камбер, все еще надеясь.--
Кто это?
     -- Это... лорд Камбер, ваша милость.

     ГЛАВА 20
     Рабу  же Господа  не  должно ссориться, но быть  приветливым  ко  всем,
учительным, незлобивым.
     С  кротостью  наставлять  противников, не  даст  ли им  Бог покаяния  к
познанию истины.
     2 послание к Тимофею 2:24-25

     Внутри  все  оборвалось.  Йорам  за спиной  Гьюэра  не  скрывал  своего
потрясения, почти ужаса.
     Боже! Ему это не послышалось? Камбер? Гьюэр  не  мог иметь в виду  его,
Камбера!
     --  Ваша  милость  не может  так изумляться,-- продолжал Гьюэр,  приняв
оторопь  Камбера за удивление.-- Вы, конечно, слышали о поклонении его праху
в  Кэррори.  С  началом  зимы паломничество  уменьшилось, но каждый  день  с
момента его  смерти пилигримы идут к нему на могилу в поисках заступничества
и  благословения. Мы откроем там первый  храм,  если  семья не воспротивится
признанию его святости. Прошу прощения, отец Йорам.
     Он оглянулся на Йорама, бледного  и потрясенного, стоявшего ухватившись
руками за стол, потом снова обратился к Камберу.
     -- Но даже они не в  силах отрицать его чудес, ваша милость,-- заключил
Гьюэр шепотом, но с вызовом.
     Камбер проглотил дерзость,  озабоченный  следующим  вопросом к  Гьюэру,
который не  мог  не задать. Он не  рискнул искать поддержку в  глазах сына--
смятение, завладевшее им, могло вырваться из-под маски Алистера.
     -- Ты сказал... чудес? Гьюэр торжественно кивнул.
     -- Разве вы не помните, как  я  попал к вам в ночь его отпевания, после
того  как вы нашли меня скорбящим возле гроба и привели к брату Йоханнесу? Я
говорил  вам  о  моем  сне...  как он  появился  и попросил  забыть  печаль,
вернуться к жизни.
     Это он прозвучало с такой силой, что мурашки побежали по спине Камбера.
Он взялся  за голову, припоминая, что именно рассказывал Гьюэр в ту ночь. За
делами  последних месяцев  он совершенно  позабыл о том случае и верил,  что
юноша уж точно забыл-- с тех пор они между собой о вещем сне не вспоминали.
     Называется  утешил страдальца... И что теперь делать?  --  Разве вы  не
помните, ваша  милость?  Нерешительный  голос  Гьюэра  прервал оцепенение, и
Камбер  взглянул в это  честное  юное  лицо, взяв  себя в руки. Он  подавлял
искушение немедленно проникнуть в мозг Гьюэра, узнать все  имена  участников
этого кощунственного кошмара, прочесть правду.
     И  вес  же   необходимости  не  было,  потому  что  Гьюэр  не  лгал,  а
Камбер-Алистер Каллен решил без крайней  нужды  таким способом не добираться
до истины.  Да и  юноша, уловив вторжение в мозг,  мог встревожиться и стать
подозрительным, что ни Камберу, ни Алистеру было никак не с руки.
     Если  в  безумной  затее участвовали  дерини  (тут  Камбер  вспомнил  о
странной встрече  Гьюэра с Квероном Кайневаном),  то  напрашивался  вывод  о
контактах между единомышленниками на уровне  сознания.  Если в таком общении
доводилось участвовать и его слуге, особенно с умелыми дерини вроде Кверона,
юноша  наверняка  стал  очень  чувствителен  к  таким  прикосновениям.  Даже
допустив,  что  контакт удастся скрыть  от Гьюэра,  нельзя обмануть  дерини,
которые после обнаружат следы пребывания Камбера в мозгу у юноши.
     Но что он мог сделать? Гьюэр перед ним. Если  не  решиться использовать
свои деринийские способности для  изменения сознания Гьюэра, может ли логика
убедить бедного простака  а том, что его чудо--  всего лишь сон? Такой успех
не  решит проблемы, не положит конец зарождению Ордена "святого Камбера", но
по крайней мере станет первой победой здравого смысла.
     Гьюэр,  разумеется,  умолчал о  подробны  планах  Ордена.  Энскома  это
обеспокоит. Архиепископу известно, что Камбер-- вовсе не почивший святой. Он
постарается не допустить официального признания культа Камбера.
     Решившись, как действовать, Камбер призвал на помощь свой дар убеждения
и  снова  взглянул  на  Гьюэра,  послав  Йораму  просьбу  не  вмешиваться  и
предоставить ему действовать самостоятельно.
     Камбер нервно откашлялся.
     -- Конечно, я помню, сын мой,-- наконец  удалось пробормотать ему.-- Но
ты в  самом деле веришь  в то, что  Камбер приходил  к тебе той ночью? Ты же
называл это сном, ведь так?
     Гьюэр смотрел мимо, глаза его блуждали по пламени в камине.
     -- Я понимаю, что это было как  бы  во сне,-- медленно ответил  он,-- и
все  же  было  во всем  реально,  как происходящее  наяву.  Я  понимаю,  что
проснулся перед его  приходом и что четко различал все вокруг: спящего брата
Йоханесса (я слышал, как он всхрапывает во сне), тепло огня, мерцание света,
запахи и мягкость постели. Его приход был реален, как и все это.
     -- Иногда сны бывают похожими на явь,-- осторожно заметил Камбер.
     -- Но я не верю,