и Синила. Они простились. Этот визит был самым грустным.
     Приближение смерти короля тревожило и волновало многих,  а  его  самого
нисколько  не  страшило.  Прежде  он  цепенел,  когда  недуг  овладевал  его
существом, с ужасом представляя победу болезни над собой.
     Теперь знал,  что  окончит свой  жизненный  путь сегодня  ночью  в этих
стенах...  И был спокоен. О, если бы только удалось завершить свое последнее
земное  дело!  Умереть,  вдохнув все силы  в своих сыновей, было  лучше, чем
продолжать  жить,  слабея день  ото  дня,  лежать  в  постели,  не имея  сил
подняться,  и чувствовать,  как  с  каждым  вздохом нарастает боль и  уходит
жизнь.
     Так  он сказал Алистеру утром, на своей  последней  исповеди, и получил
отпущение  грехов.  Затем  с  помощью  Алистера  отслужил  последнюю  мессу,
благоговейно  облачившись в столь любимую им старую ризу. Месса  совершалась
тайно--Синил  лишился  сана  священника в  тот  день,  когда  давно  умерший
архиепископ  объявил  его  принцем.  То,  что  Синилу  возвращен  сан  и  он
продолжает служение Богу,  было  секретом,  о  котором знал  только Алистер,
тайной, которую они унесут с  собой в  могилу. Потом Синил принял причастие;
совершенные обряды придавали  ему силы  весь  оставшийся день. Позже, в свое
время, Алистер  совершит над ним Последнее причастие, а  дальше будет покой.
Он  с радостью встретит успокоение  от этой  жизни,  которую  его  вынуждали
вести.
     Вздохнув,  он  оглядел  часовню.  Темноту  разгоняли  только  лампада и
единственная  тонкая  восковая свеча на  маленьком  столике посреди комнаты.
Когда  слуги закончили генеральную  уборку,  Эвайн и  Рис убрали все,  кроме
тяжелого  алтаря у  восточной  стены  и толстого келдишского ковра,  который
прикрывал плиты перед  алтарем. Ковер они сдвинули в центр комнаты, принесли
еще  один,  меньшего  размера,  и положили В северо-восточном  углу часовни.
Затем Йорам скрылся в  проеме слева от алтаря, спустя  мгновение отверстие в
стене исчезло. Эвайн, Алистер и Джебедия продолжали приготовления.
     Теперь в самых важных точках комнаты стояли свечи под золотым, красным,
голубым и зеленым  абажурами,  похожие на те,  что горели  во время  ритуала
посвящения Синила.
     Покровы на алтаре  были заменены новыми,  свечи тоже. Все совершалось в
едином размеренном  ритме.  От  женщины,  епископа  и рыцаря  Ордена святого
Михаила как  будто  исходила  благодать,  и Синил, наблюдавший из-за дверей,
почувствовал, как она коснулась его.
     Мимо   прошел  Джебедия,  и  король  отметил  перемены  в  его  облике:
начищенная  кольчуга  позвякивала при каждом  шаге, белый пояс  рыцаря четко
выделялся на темно-синем фоне мантии Ордена, надетой поверх доспехов. Старый
воин нес  меч Синила,  вокруг  драгоценных  ножен был свернут парадный пояс,
тоже сверкавший дорогими камнями.
     Джебедия почтительно поклонился королю, но не замедлил шага. Он пересек
часовню, поклонился  перед алтарем, затем, преклонив колено,  передал меч  в
протянутые руки Алистера. Алистер поклонился с мечом, положил его на алтарь,
зажег  от  лампады тонкую  восковую свечку, а от нее зажег свечи  на алтаре.
Затем опустился на колени  на ступеньках  алтаря  и  склонил седую  голову в
молитве.
     Джебедия  еще  раз  поклонился,  поднявшись  с колен, и  затем  покинул
часовню  так  же стремительно, как и  вошел в нее.  Когда  рыцарь скрылся за
дверью,  Синил  остро ощутил горечь утраты. Он  знал,  что больше никогда не
увидит Джебедия.
     Послышались  тихие звуки--звяканье металла по стеклу. В центре  комнаты
Эвайн  раскладывала  на  столе   ритуальные  предметы:   кадильницу,  тонкий
серебряный  кинжал, который Синил,  кажется, видел несколько  раз  у  нее на
поясе. Пламя свечи отражалось в лезвии яркими бликами.
     Под  столом, скрытые от  Синила белой скатертью, спускавшейся до самого
пола,  лежали  лекарская  сумка  Риса,  две  серьги  из  скрученной  золотой
проволоки, не подходящие в пару, и три небольших листа пергамента.
     Король написал их собственноручно сегодня днем, это была его  последняя
воля,  обращенная к  наследникам. Слов было немного. Кроме самой  жизни, ему
нечего было оставить сыновьям. И все же, кровь от крови его и плоть от плоти
его, они получат в наследство и нечто большее.
     Движение слева от него, в  тени, привлекло Синила,  он  снова удивился,
обнаружив  в  стене проем, которого не было  секунду назад.  Риса  и  Йорама
осветило сияние бледного огненного с зеленым отливом  шара, который медленно
плыл над головой Риса. Они прошли в часовню, и Йорам мягко  опустил на ковер
маленький, завернутый в меха комочек.
     Изуродованная нога, выглядывавшая наружу, указывала, что это Джаван.
     Спящего Элроя  Рис  уложил  возле маленького  стола,  развернул меховое
покрывало, в которое был закутан ребенок, и отдал Йораму. Тот снова исчез  в
стене, однако на этот раз проем не закрылся за ним. Рис возложил руки на лоб
Элроя и закрыл глаза, а Эвайн достала из-под стола лекарскую сумку.
     Теперь Синил  должен был подойти.  Пересекая  комнату и расстегивая  на
ходу застежку, удерживавшую в ухе  серьгу с огромным  рубином, он  неотрывно
следил, как Целитель натирает  мочку правого уха наследника чем-то  с резким
запахом.  Он  чихнул,  опускаясь  на  колени  рядом  с  сыном.  Король,  как
зачарованный,  смотрел на  блестящую  иглу, пронзившую  бледную  мочку  уха.
Никакой  реакции на  происходящее не отразилось на  лице мальчика.  Целитель
вынул иглу  и вытер  выступившие капельки  крови. Затем Рис протянул руку за
камнем.
     Когда много лет назад  Рис  и  Камбер вручили рубин Синилу, они назвали
его  Глазом  цыгана.  Он  был отсечен  от  камня,  упавшего  с  небес в день
Рождества.  Как говорила легенда,  волхвы-мудрецы с востока, которые  знали,
что это камень царей, принесли его младенцу Иисусу.
     Еще одна утрата, подумал Синил, снимая рубин, он никогда не расставался
с  ним  все  эти годы. Это был  один  из ключей к могуществу, которым дерини
наделили его той ночью много лет назад. Глядя на то, как Рис надевает серьгу
сыну,  Синил верил, что камень будет  защищать мальчика  так же, как защищал
его.
     Он моргнул  и  осознал,  что  Рис уже стоит  на  коленях  возле спящего
Джавана,  игла  снова  сверкнула в свете  принесенной Эвайн  свечи. Король с
трудом поднялся на ноги,  но когда  он подошел,  Рис уже  вставил скрученную
золотую проволоку, которая станет оправой Глаза цыгана, если Элрой умрет, не
оставив наследников.
     Появился Йорам со спящим Рисом Майклом на руках, и таинственный проем с
едва слышным шорохом закрылся. Когда священник положил младшего принца подле
его брата Джавана, Рис склонился над  своим тезкой, а  Йорам знаком попросил
короля присоединиться  к нему.  Вздохнув, Синил медленно  пересек  комнату и
вместе со священником подошел к столу.
     -- Думаю, мы почти готовы, сир,--тихи сказал Йорам, опускаясь на колени
рядом с Элроем.--Пока мы не начали, у вас есть просьбы?
     Синил посмотрел на Алистера, все еще стоявшего, у алтаря.
     -- Нет, мне ничего не нужно. Но Алистер? Он справится?
     На мгновение привлекательное лицо Йорама озарилось мягкой улыбкой.
     --  Вам  не нужно,  бояться за  отца Алистера,--произнес  он.--Он умный
человек  и к  тому же работал с нами прежде; нам понравилось. Он знает,  что
надо делать, и примирился  со своим  участием больше, чем  кажется на первый
взгляд. Все будет хорошо.
     -- Да я  и  не сомневался,--пробормотал  Синил,  кладя руку  Йораму  на
плечо.--Алистер,--позвал он, немного повысив голос,--не подойдешь ли к нам?
     Он видел, как приподнялась седая голова, видел, как руки  с шишковатыми
пальцами скользнули по бедрам, прикрытым сутаной. Епископ встал и повернулся
к нему,  его  лицо  в глубоких морщинах было умиротворенно, на  нем не  было
беспокойства.
     -- Я готов, друг  мой.--Епископ, прежде чем подойти  к ним, повернулся,
чтобы взять с алтаря меч.--Ты спокоен, Синил?
     -- Спокоен,--он посмотрел, как его друг опустил меч на пол, и подавил в
себе вновь появившееся дурное предчувствие.--Да, я спокоен,--выдохнул он.
     На этих  словах Эвайн и Рис  вернулись в центр  круга  и опустились  на
колени рядом с Элроем. Синил видел,  как Рис закрыл глаза и глубоко вдохнул,
концентрируясь, потом Рис положил руку на лоб Элроя и стал чего-то выжидать.
В этот же момент Йорам глубоко вдохнул и погрузился в транс, Синил знал, что
они устанавливают связь, которая  позволит держать  Элроя под  контролем все
время, что уйдет на их манипуляции. Подожженный Эвайн древесный уголь тлел в
кадильнице  за их спинами,  а сама Эвайн шла  со  своей  свечкой  к той, что
стояла у  ступеней алтаря,  прикрытая  янтарным стеклом. Когда  под абажуром
зажегся огонек, она  обратилась с  молитвой к  Архангелу Рафаилу--охранителю
восточной четверти.
     Синил  заметил, что Алистер внимательно следит за  ней, когда она пошла
на юг  к свече Архангела Михаила под  стеклянным  колпаком рубинового цвета.
Видимо, Алистер был рад, что  обряд  наконец-то  начинается. Пламя вспыхнуло
над свечой;  сначала  почти белое,  оно  менялось  от золотистого  до  цвета
старого вина.  Эвайн уже зажигала свечу Архангела Гавриила, и стекло абажура
превращало огонь в лазурный свет.
     Рис и  Йорам уже оставили Элроя, и мальчик медленно открыл глаза, глядя
на  незнакомую обстановку, которую не вспомнит утром и вообще не вспомнит до
тех  пор, пока не придет пора  передавать дар своему сыну. Широко  раскрытые
глаза  заволокла легкая  пелена.  Сейчас бодрствовал  только очень  глубокий
уровень сознания. Мальчик не ведал страха и не мог принимать решения, как во
всякое другое  время. Когда он сел с помощью Йорама и Риса, Синил понял, что
Элрой знает о его присутствии. Но когда мальчика поставили у стола, он понял
и то, что отцу в мыслях сына отведено совсем немного места.
     Теперь  Эвайн зажгла последнюю свечу, прикрытую зеленым колпаком, свечу
Ариэля--Темного Архангела. Она оставалась у северной свечи до  тех пор, пока
Рис не проверил контроль Йорама за его подопечным и не перешел к двум другим
мальчикам. Когда он вышел за ворота, прежде слегка коснувшись губами ее губ,
Эвайн пошла на восток, Круг замкнулся.
     Йорам поджидал ее в восточной четверти. С курившимся в руках ладаном он
пошел по определившемуся  сестрой кругу, читая псалом пастуха, Эхо  его слов
отражалось от границы  круга, и  дымок ладана стлался по ней, делая видимой.
Как  и  в тот  единственный  раз, когда Синил  видел их  работу, сейчас  ему
показалось, что в этот миг границы круга стали слабо поблескивать.
     Йорам  прошел  между  Синилом  и  наблюдавшим  снаружи  Рисом,  и Синил
почувствовал,  он  был уверен  в  этом, как  между  ними возникло нечто. Это
чувство сохранилось, когда  Йорам завершил  круг и вернулся  в центр,  чтобы
окурить  благовониями стоящих  в  круге:  самого Синила, хотя  он и  не  был
Целителем,  стоявшего в  восточной части,  Эвайн, так же,  как  и  много лет
назад, стоящую на западе, неумолимого Алистера--на севере, там, где когда-то
стоял  Камбер. Элроя тоже окурили благовониями. Синилу  было очень интересно
узнать, чувствует ли мальчик хоть что-нибудь из  того, что чувствовал он сам
в ту ночь много лет назад.
     Йорам подошел к  Алистеру,  поклонился и  отдал  кадильницу,  чтобы тот
окурил его  самого. Когда  Алистер с  привычной ловкостью помахивал кадилом,
Йорам стоял, склонив голову, а потом с поклоном принял кадильницу и поставил
на стол.
     Сделав это, Йорам опустился на колени и протянул меч Синила, наполовину
выдвинув его из  украшенных  драгоценными камнями  ножен, и рукоятью  вперед
протянул Синилу, преклонив голову.
     Синил  знал,  что  ему следует  делать.  Он весь напрягся, когда пальцы
сомкнулись  на  знакомой  рукояти,  он ровным  уверенным  движением  обнажил
клинок. Прошлой ночью они с Алистером освятили его, и  их слова добавились к
словам  благословения,  произнесенного  в  день  коронации Синила. Когда  он
поднял меч к глазам  и величаво двинулся к восточной свече,  ему почудилось:
воздух  сгустился и колеблется от каждого  шага. Теперь не  осталось и  тени
сомнения--меч стал средоточием волшебства.
     Свеча в  восточной четверти разливала ровный золотистый свет. Он поднял
меч,  приветствуя  приход  того,  кому  была  зажжена  лампада  на   алтаре.
Неизъяснимый  свет  разлился по  его телу,  наполняя мозг.  Синил  на  одном
дыхании прочел  короткую  молитву,  чтобы придать  себе решимости. В  минуту
потрясения он  выронил  меч, и  тот вонзился в пол рядом с восточной свечой.
Выдернув застрявшее оружие, король начал обход  магического круга в третий и
последний раз.
     Он  не знал,  что  нужно говорить, да  и не хотел знать.  Слова  шли из
тайников  сердца. Те, к кому он  обращался,  поймут  его намерения.  Синил с
удивлением  чувствовал, как  уверенно  и крепко сжимает меч  его рука, каким
твердым и решительным стал его голос.
     --  Святой  Рафаил,  Целитель, Повелитель  ветра и  бури, да  будем  мы
хранимы, исцелены душой и телом в эту ночь.
     Он приблизился  к красной  свече  на  юге и  преклонил  голову  в  знак
покорности, когда острие оружия проплывало перед ней.
     -- Святой Михаил, Защитник, Хранитель Эдема, защити нас в час нужды.
     Синил продолжал  путь,  чувствуя  плотное  силовое  поле,  и радовался,
потому что  он тоже  был  источником  этой энергии.  Теперь  он  оказался на
западе, синяя свеча горела здесь--цвета одеяний Богородицы. И снова наклонил
он  голову, снова  шевельнулись губы, взывая к Западному  Стражу,  а его меч
продолжал скользить вдоль границы священного круга.
     -- О, святой Гавриил,  Небесный вестник, донеси  слова нашей молитвы до
Пресвятой Богородицы.
     На севере зеленое пламя свечи зловещим блеском отразилось от его меча.
     -- Святой Ариэль, Темный ангел, если должен, приди с миром, и пусть все
наши страхи умрут здесь.
     Еще полдюжины  шагов,  и все было  кончено.  Синил  вернулся к востоку,
последним  ударом  замкнул  круг  и  во  второй  раз поднял  клинок  в  знак
приветствия. Опустив  внезапно потяжелевший меч, он обернулся,  посмотрев на
остальных, отошел влево и положил меч у  северо-восточной арки круга.  Затем
машинально вернулся поближе к сыну и обернулся к алтарю, приводя в порядок и
успокаивая возбужденные мысли.
     Он сделал это! Начало было положено.
     Мгновение  спустя  раздался  глубокий вздох  Эвайн,  и  он  стал  жадно
впитывать слова заклинания, которое она уже произносила много лет назад.
     --  Мы  стоим  вне земли, время не касается нас. Мы слиты воедино,  как
наши предки  завещали нам. Именем благоверных апостолов твоих Матфея, Марка,
Луки и  Иоанна, с помощью Сил Света и Тьмы,  мы призываем тебя, о Всевышний,
охрани нас и избави от всех напастей. Так было и есть Да пребудет вовеки.
     -- Аминь,--прошептал Синил, чувствуя свою нерасторжимую  связь  с ними,
хотя в течение стольких лет он избегал думать об этом.
     Он  осенил себя крестным знамением и закрыл глаза в безмолвной молитве.
Но  даже  замкнувшись  в себе,  Синил слышал мягкий  шорох  риз--его  друзья
продолжали  обряд. До короля  донесся запах  благовоний--Эвайн  оказалась по
правую руку от него с кадильницей в руке. Он тут же почувствовал присутствие
Алистера и Йорама слева от себя и повернулся к ним.
     Пламя свечи блеснуло перед его глазами, отраженное  от  лезвия кинжала,
которым  Алистер проводил  по краю глиняной  чаши,  покрытой белой глазурью.
Синил нервно схватил сына за плечи и повернул, чтобы тот не видел ножа, хотя
отлично  знал:  Элрой ничего не вспомнит. Едва осознавая, что делает, король
стянул  с левой руки  тяжелое  золотое кольцо с  гранатами.  Крупный средний
камень   был  окружен  мелкими,  ловившими  своими  гранями  огни  свечей  и
превращавшими их в сотни ярких  светящихся точек, которые весело плясали  на
темном одеянии Синила. Передавая кольцо  Йораму, он поймал удивленный взгляд
сына Камбера.
     -- Когда меня  не станет и он наденет это кольцо, его могущество станет
полным.  Но  он  не  должен знать  о нем до тех пор, пока  действительно  не
появится необходимость. Даже убедившись в существовании этого могущества, он
должен  понимать,  что обрел его только благодаря  своему  священному праву,
потому что он--король.
     -- Веское обоснование,--кивнул Йорам. Он  показал на чашу и пергамент в
руках Алистера.--Мы выбрали  для  обряда воду, а не вино. Для  вас вино было
эффективно, но теперь мы сочли, что для  детей лучше  использовать воду. Она
вполне годится, если вы не предпочитаете вино.
     Синил  отрицательно  покачал  головой--он  помнил  то  вино:  темное  и
горькое,  дрожащее  от  заключенных  в нем  сил.  С тяжким вздохом  он  взял
послушные руки сына в свои и заглянул в затуманенные глаза.
     --  Прости  мне, сын, то,  что  я  собираюсь  с тобой  сделать,--  тихо
произнес он.--То, что я должен сделать, я делаю для твоего блага и для блага
твоего  народа. Знаю, что ты не  можешь понять этого сейчас,  как  не можешь
понять, что с тобой происходит, но я хочу, чтобы ты знал  хотя  бы в глубине
души: я очень тебя люблю и никогда не допущу, чтобы тебе было плохо.
     Синил  нежно  погладил   большими  пальцами  две  маленькие  руки,  так
доверчиво лежавшие в его ладонях, затем  поднес правую к  губам и поцеловал.
Когда он взглянул  на лист пергамента, который держал Йорам, в  глазах стоял
туман, но ему не было нужды читать написанное.
     --   Я   объявляю   мою   волю,--без   запинки   произнес   он    слова
псалтири.--Господь сказал мне, сын мой, в этот день я породил тебя. Попроси,
и я дам тебе язычество в наследство и самые далекие земли во владение.
     Он  снова  заглянул  в  глаза мальчика,  воображая, что  найдет  в  них
проблески  сознания,  затем  выпустил левую руку  ребенка, взял  у  Алистера
кинжал и проверил его острие большим пальцем.
     --  Элрой Бэрэнд  Брион Халдейн, наследный принц Гвинедда, посвяти свою
жизнь служению народу  своему,--произнес он, сжав большой  палец правой руки
Элроя.
     Двумя быстрыми движениями он проткнул острием палец мальчика и повернул
лезвие к себе. Элрой не вздрогнул, а только глядел сонным взглядом,  как его
кровоточащий палец, а затем и палец отца прижимали, к пергаменту и к кольцу.
Алистер вытер обе  раны  льняной лентой и повесил  ее на  левую руку.  Йорам
положил бумагу на угли.
     Синил  смотрел,  как  дымок  горящего  пергамента  клубится  у  границы
магического  круга.  Только когда пергамент  превратился в  кучку пепла,  он
шевельнулся, размял  большим и указательным пальцами щепотку пепла и высыпал
на поверхность воды в чаше Алистера.
     --  Воздай правосудие  королю,  о Господи, и справедливость  Твою  сыну
короля,--сказал он.
     Синил  взял у  Йорама помеченное кровью  кольцо и опустил его в воду, к
удивлению  остальных,  он  совершил  обряд  крови,  но  на  этом  не  должен
останавливаться. Синил знал:
     необходимо  суметь сделать  все, что он  собирался. Решимость придавала
ему сил.
     Когда  вновь стали рядом Йорам  по левую руку, а  Алистер по правую, он
бестрепетно  принял  чашу из рук  Алистера  и, обернувшись  к алтарю, слегка
приподнял ее, приветствуя присутствие Высших Сил.
     -- О,  Господи, святы деяния  Твои. С  дрожью и смирением предстаем  мы
пред Тобой с  нашими мольбами. Благослови  и защити нас в том, что должны мы
совершить этой ночью.
     Он повернулся к сыну, опустил чашу и накрыл ее рукой.
     -- Пошли своего  Архангела Рафаила, о  Господи,  чтобы  дыханием  своим
освятил эту воду, дабы пьющие ее могли по праву владеть Воздухом. Аминь.
     Стук  его сердца раздавался  в тишине  магического  круга.  Дрожа  всем
телом, он поддерживал чашу двумя руками и почувствовал, как на белой глазури
дна шевельнулось и задрожало кольцо.
     Легкий ток воздуха  всколыхнул складки одежды Синила, поиграл волосами,
п