граблены,  сожжены  и  обращены  в  руины.  В  отдельных  случаях
разрушены  даже фундаменты. Свинец с крыш  и  из  окон снят,  большая  часть
годного в  дело камня  увезена  людьми  Имра  для будущего  использования  в
строительстве  Найфорда.  То, что  осталось  после  солдат,  было  растащено
местными   крестьянами.   Для  восстановления   практически  любой   обители
потребуются новые  материалы.-- Он заглянул в лежавший на краю стола лист.--
Далее,  более  четырех  с половиной тысяч  голов скота, овец и лошадей  были
отняты у  нас  короной или зарезаны  и брошены гнить. Все  посевы вытоптаны,
поля выжжены, запаханы и потом засыпаны солью. Будет чудом, если в ближайшие
пятьдесят лет хотя бы одно из этих полей даст урожай.
     Раздались крики и проклятия, Камбер поднял руку, требуя тишины. Сверкая
глазами, со своего места поднялся Поррик Ланэл, один из значившихся в списке
Джебедия людей.
     --  Отец  Натан,  упомянуты десять  из  двенадцати  наших  вотчин.  Что
случилось с остальными?
     --  С ними  все  более или менее в  порядке,--  произнес  Натан.-- Гаут
Эйриал и Моллингфорд,  подобно  другим, потеряли свинцовые  кровли и оконные
переплеты, их нивы сожжены и  обращены в бесплодные пустоши, но  Реставрация
спасла  обители от  уничтожения. Большая  часть каменных построек  осталась.
Наши каменщики  считают,  что, разобрав  старую кладку, можно  выстроить  по
соседству здания поменьше.  Мое  мнение-- лучше  перенести  обители в другие
места.  Засоленные поля  еще долго  не смогут прокормить  и  очень небольшие
общины.  Они будут полностью  зависимы от  поставок провизии  извне,  и если
кто-то вздумает прервать подвоз, это не составит труда.
     Натан  посмотрел  на настоятеля. Последние слова  и выражение  лица  не
оставляли  сомнения, кого он имел в  виду,  но  Камбер предпочел не заметить
явный  вызов. Как  и другим михайлинцам, Натану было  хорошо  известно,  что
сейчас между  дерини и  королем  установилось  относительное  равновесие,  а
михайлинцы в большинстве были дерини.
     Камбер  устало  подпер голову  рукой  и  закрыл  глаза,  как  это делал
Алистер.
     -- Разделяю твое беспокойство, Натан,-- пробормотал он.
     -- А как насчет крепости?-- крикнул кто-то справа.
     -- Джеб?-- позвал Камбер, не поднимая глаз.
     --  Крепость спасти не  удалось,-- в  голосе Джебедия слышалась горечь,
Камберу не  нужно  было смотреть на неги,  чтобы знать выражение его лица.--
Мясники  Имра  очень постарались, особенно если учесть, что  Челттхэм  стоял
первым из  наших храмов  в  их  списках.  Нет никакой  надежды  восстановить
Челттхэм  в  его прежнем величии,  даже если бы нас было вдвое  больше и  мы
имели в пять раз больше средств.
     Наступила тишина,  и Камбер поднял голову и оглядел михайлинцев.  Глаза
всех  были устремлены  на  него,  все  ждали. Он понимал, что перед тем, как
приступить к тому, ради чего и назначалось сегодняшнее собрание, нельзя было
не подать надежду.
     --  Вы  слышали  сообщения  наших  братьев,  друзья  мои,--  его  голос
возвысился и долетал до самых последних скамей.-- Мне  бы хотелось, чтобы вы
знали все и не  питали  напрасных иллюзий. С  другой стороны,-- продолжал он
более твердо,-- ресурсы  наши не  иссякли. В нашем распоряжении  по-прежнему
находится сотня рыцарей, едва ли не лучших во  всем  христианском мире.-- Он
взглянул на Джебедия, тоскливо глядевшего  в  пол.-- У нас около  трех сотен
прекрасных священников и братьев, несмотря на то,  что сейчас они не вместе,
а во множестве мест.
     За  несколько  недель  до сражения  король  Синил  подарил  мне  весьма
обширный земельный надел.-- Он поднял руку,  требуя  тишины, так как реакция
на его  слова грозила вообще прервать  его речь.--  И  еще, у нас прекрасный
выбор места для будущей  крепости и военной  базы.-- Кьюэлтейн и Аргод будут
переданы Ордену королевским  указом  после  вступления  в  должность  нового
настоятеля.
     Итак, мы подошли к основной цели нашего собрания.

     ГЛАВА 13
     Ибо,  хотя  я и отсутствую телом, но духом нахожусь  с  вами, радуясь и
видя ваше благоустройство и твердость веры вашей во Христа.
     Послание к Колоссянам 2:5

     Когда  Камбер  наконец-то  покинул здание капитула,  солнце уже село  и
колокола  на соборе звонили к вечерне. Весь день  он выслушивал дискуссию, в
которой  участвовали и  кандидаты, и их сторонники,  высказывающие множество
мнений  и  опасений.  К тому времени, когда Камбер  поблагодарил и  отпустил
собравшихся, он уже выяснил мнение Ордена  и понимал сложность своей задачи,
ожидавшей решения  в ближайшие  несколько дней. Список  возможных кандидатов
сократился до трех персон. В своем окончательном решении он будет полагаться
на впечатления от личных бесед с каждым.
     Несколько братьев не удовлетворились долгим обсуждением и задержались в
здании   капитула  с   намерением  продолжить  дискуссию.  Камбер  не   внял
неутомимым, и  они были вынуждены удалиться  вслед за  остальными.  Джебедия
тоже ушел, даже не  пытаясь восстановить дружеский тон в общении с викарием.
Правда, его ждали  дела в богадельне, где  отхаживали одного  из его  людей.
Среди  первых покинул здание капитула  и  Йорам, спешивший  присоединиться к
Эвайн и Рису и подготовиться к отъезду в Кэррори.
     Отослав от себя всех своих  помощников, в  поисках  так необходимой ему
тишины  Камбер  проскользнул  в  монастырский сад.  Прислонившись  к  стволу
дерева,  он устремил невидящий взгляд  в ночное небо.  Когда растаяли  вдали
голоса михайлинцев, Камбер выбрался из-под кроны и снова ступил на тропинку.
Он направился к южному боковому входу в собор.
     Камбер вошел внутрь, его встретило невнятное бормотание.  Из-за колонны
видны были  несколько фигур в главном нефе и в конце его на возвышение хоров
немногие монахи;  собор  был  почти пуст.  Прямо напротив, в  северном конце
поперечного нефа, за резными ширмами, отгораживавшими одну из  часовен, ярко
горели свечи. Там, наверное, стоял гроб Каллена.
     Камбер  не мог не проститься  с другом.  Он  двинулся по темному  нефу,
почти беззвучно ступая  по плиткам пола.  Он  миновал  открытое пространство
главного нефа и  перевел дух-- до него никому не было дела. Замедляя шаг, он
приблизился  к  дверям часовни, стараясь сделаться еще более  незаметным,  и
заглянул за деревянную ширму.
     По  крайней мере, больше  не придется видеть это лицо. После  церемонии
монахи перенесли тело  в большой дубовый гроб, который обернули в  свинцовые
листы. Покров со  знаками МакРори лежал  теперь на крышке,  а меч  и  корона
графа Кулдского помещались в изголовье. По углам гроба горели четыре толстые
свечи в рост человека в массивных бронзовых  шандалах. У самого входа стояли
два  королевских  стражника  не  знакомые  Камберу.  Своими  алебардами  они
охраняли  и  вечный покой, и  бренные ценности--  корона и меч МакРори  были
настоящим  сокровищем. Ограбить мертвого графа  было не большим грехом,  чем
обобрать простого смертного.  Он получил  благословение церкви на  переход в
мир иной, так пусть и отправляется с Богом.
     При  виде Камбера  стражники не шелохнулись,  но когда он  поравнялся с
ними, один прошептал:
     -- Святой отец?
     Камбер кивнул.
     -- Святой отец, у гроба молится  один человек. Мы не хотели мешать ему,
но он  там  уже несколько часов. Может быть,  вы проверите, не случилось  ли
чего?
     Отведя  взгляд, Камбер  кивнул и  вошел в часовню. Молящийся  стоял  на
коленях у изголовья,  скрытый от случайных взглядов. Закутанные в плащ плечи
вздрагивали  в беззвучном плаче,  голова в капюшоне  поникла.  Дрожащие руки
приподняли  бархатный покров и тронули свинцовую фольгу.  Пламя свечей  было
недостаточно ярким, чтобы рассмотреть что-то еще.
     Задумчиво пожевав  губами, Камбер  подошел ближе и опустился на  колени
рядом  с мужчиной. По тому, как молящийся  вздрогнул от  его  прикосновения,
Камбер понял, что его приближение осталось незамеченным.
     -- Успокойтесь, сын мой,--  Камбер старался, чтобы его шепот звучал как
можно более ободряюще.-- Вы уже ничего не можете для него  сделать. Нам всем
будет не доставать его, но со временем горе пройдет.
     Бледное, опухшее лицо повернулось к Камберу, и голубые глаза безнадежно
посмотрели на Него. Камбер едва не отшатнулся, узнав в человеке Гьюэра.
     -- Разве  я  могу быть спокоен,  когда нет  его?--  прошептал  Гьюэр.--
Милорд Камбер основал то, что сейчас  делается от  имени короля. Без него не
было бы короля Халдейна. Теперь без него...
     Юноша плакал, а Камбер разглядывал бархатный покров, золотую  бахрому и
графскую корону. Как, не открывая всей правды, объяснить  Гьюэру, что Камбер
достиг своей цели и теперь служит им несколько иначе?
     Бесполезно. Этого не объяснишь. Оставалось надеяться, что можно утешить
молодого человека.
     -- Знаю,  сын мой,-- произнес он.-- Нам нужно попытаться продолжить его
начинания. Разве не в этом смысл? Разве не этого он хотел?
     Гьюэр глотал слезы.
     --  Я любил его, отец  настоятель. Для  меня он был... особенным,  я не
могу объяснить этого. Я бы умер за него... с радостью... а теперь...
     -- Тогда вы  должны  жить ради него,--  мягко  сказал Камбер,  стараясь
голосом не выдать своих чувств.-- Вы сможете и знаете это.
     --  Я  могу?-- Гьюэр  невесело  засмеялся,  потом  поднялся  на ноги.--
Возможно, вы  правы,  отец настоятель. Но  пока не могу примириться  с этим.
Чувствую только пустоту и утрату смысла жизни. Почему умер он, а не я?
     В отчаянии он снова разрыдался. Камбер тоже поднялся, с нежностью обнял
юношу за  плечи и  повел  прочь.  Когда  они  вышли  из  часовни,  стражники
уважительно расступились, но  настоятеля  это не удовлетворило, и  пола  его
мантии скрыла лицо Гьюэра от нескромности гвардейцев.
     Тишина летней ночи  и прогулка на свежем воздухе не  облегчили душевных
мук молодого лорда, он весь  был во власти  горя. Было бы чересчур  жестоким
оставить Гьюэра наедине с  его страданиями. Держать  его всю ночь возле себя
Камбер тоже не мог-- после такого дня он заслужил и отдых, и одиночество.
     Войдя в свои покои,  он подвел  Гьюэра к двери Йоханнеса. Камердинер не
удивлялся странным просьбам своего хозяина.
     Ответ на легкий стук последовал незамедлительно.
     -- Отец настоятель?
     Камбер  ввел  Гьюэра  в  комнату и усадил  в кресло рядом  с  небольшим
камином.
     -- Йоханнес,  это Гьюэр, слуга лорда Камбера,-- представил он, погладив
гостя по голове.-- Не можешь ли оставить его у себя на ночь?
     -- Разумеется, отец настоятель. Не  нужно  ли чего  еще?  Что скажите о
бокале вина?
     -- Я возьму у себя,-- ответил Камбер, освобождая ладонь из рук Гьюэра и
знаком приглашая Йоханнеса.-- Посиди с ним, пока я не вернусь.
     В  комнатах,  разыскивая  вино  и  кубки,  он   думал   о  Гьюэре.  Его
привязанность и прежде, чувствовалась, во всяком случае, в ней можно было не
сомневаться.  Мальчиками  они  с Катаном  были  очень дружны,  правда, после
смерти сына Камбера Гьюэр пропал из виду, они больше не встречались.
     А  юный  рыцарь   сохранил   свои  детские  впечатления.  Привязанность
вернулась  к повзрослевшему  Гьюэру, выросла и окрепла за  месяцы,  что  они
вместе  с Синилом провели  у михайлинцев. Теперь  его  любовь и  преданность
Камберу  прошли  испытания  смертью  и вырвались  наружу истерикой.  Что  же
делать?
     Он нашел бокалы,  которые  искал,  в  изголовье  кровати взял небольшую
шкатулку  и принялся искать снотворное. Главным сейчас был сон.  Если только
он не ошибается в своих выводах, горе Гьюэра ослабеет не  скоро-- он слишком
подавлен и не видит  цели в жизни. Его  чувства,  разумеется, после хорошего
отдыха,  стоило употребить  на  что-нибудь  полезное. И пусть он  услышит от
своего героя слова надежды. Пусть сам Камбер напутствует его...
     Камбер  задумчиво  сидел  на   постели,  вертя  в  пальцах  пакетик  из
пергамента, прикидывая, как лучше проделать это, и в конце  концов пришел  к
выводу,  что риск и трудности не особенно велики. Спустя мгновение  он снова
порылся в своей  аптечке  и  извлек еще один пакетик. Содержимое первого  он
высыпал  в бутыль  с  вином,  потому  что  сон потребуется  в равной  мере и
Йоханнесу,  и  Гьюэру, а  второй спрятал  за  пояс, взял бутыль  и  кубки  и
направился в комнату камердинера.
     Йоханнес,  поправлявший  поленья  в камине,  озабоченно поднял  голову.
Гьюэр сидел неподвижно там, где Камбер оставил его, уставив невидящий взгляд
на  каменный  пол под  ногами. На застывшем лице танцевали  красные отблески
огня, но не оживляли его. Если бы  Гьюэр был  изваян  в  камне,  то явил  бы
шедевр  изображения  тоски  и  отчаяния,  но  он  был человеком,  и  вызывал
сострадание.
     -- Вот и вино для нас,--  сказал Камбер.-- Я подумал,  что после такого
тяжелого дня оно кстати.
     Он  поставил на камин три  бокала,  наполнил  их,  достал  из-за  пояса
пакетик  и всыпал  его  содержимое в  один  из кубков. Его действий не видел
Гьюэр,  но  Йоханнес наверняка  за хозяином подглядывал и, конечно, заметил,
как гостю подмешали снотворное.
     -- Когда поспишь,  тебе полегчает, Гьюэр,-- сказал Камбер,  оглядываясь
через плечо.-- Тебе подогреть?
     Ответа не стал дожидаться, он и не рассчитывал  получить его.  Взболтав
содержимое, Камбер вытащил из камина раскаленную кочергу.  Когда он  опустил
пышущий жаром металл в вино, вслед за шипением вокруг распространился пряный
аромат. Направляясь с  бокалом к Гьюэру,  он заметил, что Йоханнес, не долго
думая, взял один из двух  оставшихся и осушил его.  Вкладывая теплый кубок в
руки Гьюэра, Камбер улыбнулся.
     -- Выпей, сын мой. Это поможет тебе забыться.
     Гьюэр подчинился. Каждый  вымученный глоток был слышен в комнате. Когда
бокал опустел, Камбер помог гостю подняться. Пока Камбер и Йоханнес вели его
к  импровизированной  постели,  отяжелевшие  веки Гьюэра уже смежились. Не в
силах  держаться на  ногах, он повалился на  ковер. Камбер положил  ему  под
голову подушку и укрыл снятой с кровати шкурой.
     Йоханнес зевнул и  погрузился  в кресло,  где только что горевал Гьюэр.
Глаза камердинера осоловели.
     -- Спи, сынок,-- бормотал  Камбер, убирая волосы с помутившихся глаз.--
Хорошо поспав, ты почувствуешь себя куда лучше. А теперь спи.
     До сих пор Камбер не решался притронуться к мозгу Гьюэра, он проделывал
это несколько раз в своем прежнем облике, и  Гьюэр мог узнать прикосновение.
Сейчас  этого  можно  было не опасаться,  а воспоминания  об  этом  контакте
сохранятся только нужные. Камбер позаботится об этом.
     Вино делало  свое  дело,  дыхание  становилось  глубже  и  ровнее,  тем
временем снадобье  повышало  восприимчивость  Гьюэра.  Камбер  подождал  еще
несколько минут. Позади он слышал  тихое сопение Йоханнеса и знал, его слуга
нынче не будет страдать бессонницей.
     Он  улыбнулся, прикосновением  ко лбу  проверил Гьюэра, потом поднялся,
посмотрел на Йоханнеса, на всякий  случай заглубил  его  сон и  на  цыпочках
вышел  из  комнаты.  Немного  погодя,  когда  введенные  в  организм  Гьюэра
наркотики полностью  окажут  свое  действие, он  вернется и  постарается все
исполнить безупречно. Не зря его зовут Камбером МакРори.
     Гьюэр стонал и ворочался,  но спал-- глаза  были закрыты. Потом  понял,
что  бодрствует:  ощущалось приятное  тепло наброшенных  шкур;  сквозь  веки
проникали  отблески  каких-то  огней; ноздри  щекотал слабый запах  горящего
дерева и тонкий аромат вина и пряностей.
     Он  вспомнил вкус вина  и почувствовал разливавшуюся  в желудке  и теле
теплоту. Воспоминания о событиях дня медленно возвращались. Как ни  странно,
они больше не вызывали страданий.
     Осталось чувство утраты, в  носу и горле першило от слез и рыданий-- он
проплакал много дней напролет.  А теперь  было спокойно.  А  может быть, это
отец  Каллен,  настоятель михайлинцев,  который угощал  его  вином... Взял и
подсыпал ему чего-то... Над этим стоило призадуматься,  а  мысли, как назло,
еле-еле шевелятся  в голове. И этот сквозняк откуда-то. Или в комнату кто-то
вошел?
     Гьюэр  повернулся на  другой бок и  открыл глаза,  ожидая увидеть брата
Йоханнеса или отца  Каллена, но  Йоханнес  мирно посапывал в кресле  рядом с
камином. Оборачиваясь на дверь, он почему-то знал-- там не Каллен.
     Это был не испуг. Страшно было то, что он предвидел.
     Гьюэр часто заморгал, возможно, глаза сыграли с  ним злую шутку, потом,
потрясенный,  посмотрел на залитую светом фигуру. Легкое  серебристое облако
окружало приближающегося пришельца. Серый плащ до пят подчеркивал рост, лицо
скрывал низко надвинутый капюшон.
     Вспомнив  свои  детские  фантазии,  юноша  подумал,  что  это  призрак,
привстал на локте и обмер, наконец разглядев лицо.
     --  Камбер!--  прошептал  он,  и  ничего,  кроме  священного ужаса,  не
осталось в душе.
     Пришелец остановился, серый капюшон упал со знакомой серебристо-золотой
головы. Лицо было безмятежно, а бледные глаза сверкали так ярко, как никогда
при жизни.
     -- Не  бойся,--  сказал призрак до странного по-житейски.-- Я  вернулся
только на  несколько  минут, чтобы умерить твою печаль и  сообщить,  что мне
покойно в моей новой обители.
     Гьюэр кивнул и не нашел в себе мужества ответить.
     -- Я видел,  как  ты страдал эти  дни,-- продолжал призрак,--  и мне...
грустно, что ты так печалишься обо мне.
     -- Но...  мне не хватает вас, милорд. Так много дел... а теперь все они
останутся незавершенными.
     Призрак улыбнулся, и Гьюэру показалось, будто солнце заглянуло в темную
комнату.
     -- Другие сделают их. И ты, Гьюэр, если пожелаешь.
     -- Я?
     Гьюэр сел и недоверчиво посмотрел на таинственного гостя.
     -- Но как это может  быть, милорд? Я только человек. У меня не достанет
ни сил, ни таланта. Вы были сердцем идеи Реставрации. Теперь, когда вас нет,
действия короля станут неподконтрольны. Я боюсь его, милорд.
     --  Пожалей  его,  Гьюэр.  Не  бойся.  И  помоги  тем,  кто  продолжает
начатое,-- Йораму,  Рису  и моей дочери  Эвайн,  и моим  внукам,  когда  они
подрастут.  А  Алистер  Каллен,  который привел  тебя сюда. Он  больше  всех
остальных нуждается в твоей помощи.
     --  Отец  Алистер?  Но он  такой черствый и самоуверенный. Чем  я  могу
помочь ему?
     --  Он  не  такой независимый, каким  умеет казаться  другим,-- ответил
призрак  со  знакомой улыбкой.-- Да, он бывает резок и иногда слишком упрям,
но ему  более других недостает дружеской  поддержки. Ты поможешь ему, Гьюэр?
Будешь служить ему так же преданно, как служил мне?
     Гьюэру вдруг захотелось узнать, опирается ли его гость о земную твердь?
Но плащ полностью  скрывал ноги пришельца,  и  он снова несмело взглянул  на
сияющее лицо.
     -- Я в самом деле могу помочь ему?
     -- Да.
     -- Служить ему так же, как служил вам?
     -- Он  больше чем  достоин этого,  Гьюэр, и слишком горд, чтобы просить
помощи. Гьюэр проглотил слюну.
     --  Хорошо, милорд.  Я  сделаю так.  И  не дам  умереть  памяти о  вас.
Клянусь! Призрак улыбнулся.
     -- Память обо  мне  не так  важна.  Другое дело--  наша работа.  Помоги
Алистеру. Помоги королю.  И помни, я  всегда с тобой,  даже  тогда, когда ты
меньше всего этого ожидаешь.
     -- Хорошо, милорд.
     Пришелец развернулся,  чтобы уйти, и Гьюэр перепугался не  меньше,  чем
поначалу.
     --   Нет,   милорд!  Подождите!  Не  оставляйте  меня  сейчас!  Призрак
остановился и с любовью посмотрел на него.
     --  Я  не  могу  остаться, сын  мой, и не смогу больше  посещать  тебя.
Оставайся с миром.
     Гьюэр  был в отчаянии, он  расшвырял шкуры,  встал на  колени и простер
руки вверх.
     -- Тогда благословите меня, милорд. Пожалуйста! Не отказывайте в этом!
     Лицо сделалось серьезным,  а  потом  руки легко взлетели над  складками
плаща. Гьюэр склонил голову.
     -- Благодать Божья да пребудет с