. Дугал, ты был там. Но, я  полагаю,  ты  забыл  об  этом,
поскольку я сам не мог достать мерашу. Но необходимость не исчезла из-за
отсрочки. Жизненно важно, чтобы вы знали, с чем можете столкнуться и как
с этим бороться.
   - А почему такая срочность?
   - Потому что ты больше не ребенок, мой принц, - излишне резко  сказал
Морган. - Потому что через три дня ты будешь посвящен в рыцари.
   Это официальное признание твоего совершеннолетия. И поэтому  те,  кто
раньше не трогал тебя, так как ты был еще юношей, теперь  могут  строить
против тебя козни, тем  более,  по  мере  того,  как  о  твоих  талантах
становится широко известно. Когда ты  отправишься  в  путешествие  и,  в
особенности,  когда  ты  в  Кардосе   встретишь   послов   Торента,   ты
подвергнешься особой опасности.
   - Ты намекаешь, что я не рисковал последние четыре года?
   - Тебе везло. Нельзя быть уверенным, что  тебе  и  дальше  будет  так
везти. Если бы Брион знал, что сейчас узнаешь ты, он мог бы  остаться  в
живых. Это моя вина. Я понимал, каким злом может быть мераша, по крайней
мере, в теории. Мне следовало также донести это и до него.
   - Не льсти себе, Аларик, - сказал Арилан.  -  Это  не  помогло  бы  в
случае Бриона. Брион всегда с подозрением  относился  к  этому  наследию
Халдейнов и не научился использовать силу так, как мог бы.
   Это не твоя вина: ты сам был только наполовину подготовлен. Что-то  в
самом Брионе сдерживало его, что-то не позволяло использовать данные ему
силы.
   Мне кажется, я догадываюсь, что именно, но  я  не  могу  говорить  об
этом. Если помните, я был его духовником последние шесть лет.
   - Он говорил с тобой об этих вещах? - спросил Келсон.
   - Только вскользь и очень редко. Но как ты думаешь, почему он никогда
не учил тебя тому, чем владеют Халдейны? Подумай. Вспомни. Только Аларик
и Дункан пытались научить тебя магии и эзотерической философии.
   Келсон сглотнул, поерзал на стуле и с опаской одним  кончиком  пальца
дотронулся до кожаной фляги.
   - Если.., если бы мой отец знал, как  свести  к  минимуму  эффект  от
мераши, это спасло бы его?
   Все глаза вопросительно повернулись к Арилану.
   Епископ медленно покачал головой.
   - Я не могу ответить, Келсон. Могло бы. Если бы он знал.., если бы он
боролся, когда я понял, что происходит - возможно. Но он ничего не знал,
и у него определенно не было ни единого шанса. Это я могу  утверждать  с
полной уверенностью.
   - Понятно.
   Келсон взял в руки флягу и наклонил ее вначале в одну сторону,  потом
в другую. В ответ остающаяся внутри жидкость булькнула.
   - Хорошо. Здесь достаточно зелья, чтобы сделать  нужную  работу,  или
оно испортилось за эти годы?
   Нигель побледнел, Морган с Дунканом обменялись удивленными взглядами,
но Арилан только слегка улыбнулся.
   - Боюсь, вино прокисло, а мераша потеряла свою силу за это время,  но
мне кажется,  я  понимаю,  что  ты  на  самом  деле  имеешь  в  виду.  Я
намеревался начать с нового вина, но если хочешь, мы  можем  попробовать
оставшееся во фляге.
   - А это  не  опасно?  -  спросил  Морган,  прежде  чем  Келсон  успел
ответить.
   Арилан кивнул.
   -  Настолько  безопасно,  насколько  мерашу  вообще   может   считать
безопасной. Во фляге осталось слишком мало зелья, поэтому мне все  равно
придется добавить того, что я принес, - он кивнул на зеленый пузырек.  -
Я хотел дать большую дозу. Даже  пока  изначальное  снадобье  оставалось
свежим,  оно  было  слишком  слабым  для  наших  целей.  Однако,  как  я
догадываюсь, его величество считает этот эксперимент частично памятью об
отце. Ради этого я готов пожертвовать абсолютной точностью дозы. Я также
принес снотворное, на потом, чтобы снять напряжение.
   Он протянул  небольшой  пергаментный  пакетик  недовольному  Дункану,
который тут же отправился за  чашей  воды.  Тем  временем,  пока  другие
удивленно  наблюдали,  оставаясь   в   постоянном   напряжении,   Арилан
по-деловому  открыл  затычку  кожаной  фляги,   понюхал   содержимое   и
сморщился. Затем, взяв два кубка из стопки посуды, отодвинутой в сторону
после  трапезы,  он  наполнил  один  из  них,  добавил   большую   часть
содержимого зеленого пузырька, а затем несколько раз переливал смесь  из
одного кубка в другой и обратно.  В  конце  концов,  в  каждом  осталось
одинаковое количество жидкости. Без каких-либо церемоний он поставил  их
на стол перед королем  и  Дугалом.  Рядом  с  Ариланом  сел  вернувшийся
Дункан, помешивая чашу с водой небольшой костяной ложечкой.
   - Это снотворное? - спросил Морган.
   Дункан кивнул.
   - Доза большая, и оно им понадобится. Дугал, мне кажется, ты  знаешь,
что это такое.
   Дугал проходил подготовку как военно-полевой хирург. Он понюхал чашу,
которую протягивал ему Дункан, нахмурился, затем осторожно опустил палец
в жидкость, лизнул и сморщился.
   - Да, я знаю, что это. Мы не проснемся до утра.
   Если не считать способностей  Дерини,  это  лучшее  средство  усыпить
больного, чтобы его прооперировать.  Они  тогда  практически  ничего  не
чувствуют.
   - И вы не почувствуете, - сказал Арилан, забирая  чашу  у  Дункана  и
ставя ее в центре стола.
   Он посмотрел на Келсона, затем  на  Моргана  и  Дункана,  наконец  на
Нигеля, которому также улыбнулся. Нигель состроил в  ответ  гримасу.  На
его лице была  написана  тревога.  Одной  рукой  он  нервно  тер  другое
предплечье.
   - Ну что же, господа, когда будете готовы, можем приступать,  -  тихо
сказал Арилан. - На самом  деле,  почему  бы  тебе  не  начать  первому,
Келсон, чтобы нам не требовалось наблюдать за вами обоими сразу? Я знаю,
сейчас ты мне не очень  доверяешь,  поэтому  за  тобой  может  наблюдать
Аларик. Рекомендую вначале взять в рот совсем  немного,  чтобы  ты  смог
прочувствовать первые ощущения, а затем выпьешь остаток залпом. С  такой
концентрацией у тебя во рту останется очень неприятный  привкус.  О  нем
тебе может рассказать Дункан. Подозреваю, что по силе смесь подобна той,
которую ему дали Лорис с Горони.
   Если Арилан хотел, чтобы его слова  прозвучали  успокаивающе,  то  он
добился прямо противоположного эффекта, поскольку что Келсон видел конец
испытаний Дункана - и своего отца. По собственной воле поднять  кубок  с
мерашей - это было одной из самых трудных задач в его жизни.
   "Именно это убило твоего отца! - кричал ему  его  страх,  хотя  он  и
знал, что это не так. - Ты снова прочувствуешь его смерть!"
   Его рука дрожала, когда он поднес  кубок  к  губам,  и  ему  пришлось
придерживать ее другой рукой.
   Несмотря на то, что он пытался это предотвратить, образы предсмертных
мук отца снова всплыли в его памяти - любимое лицо, искаженное  болью  и
отчаянием, рот, хватающий воздух.  Иногда  он  видел  собственное  лицо.
Келсон твердо сказал себе; он - не отец, но страх продолжал  маячить  на
грани сознания, тот страх, который всегда остается в  человеке,  который
есть у каждого и часто не подвержен доводам разума.
   Но молодой король чувствовал поддержку вокруг, помогающую  справиться
с этим страхом: магическую поддержку, которой никогда не знал его отец -
быстрые легкие движения разума Дугала,  за  которыми  следовали  касания
Дункана, более сильные поддерживающие волны  Моргана,  дающие  смелость,
когда герцог положил руку на затылок  Келсона.  Он  только  отчасти  мог
чувствовать   разум   Арилана,   хотя   долетавшие   импульсы   казались
исполненными благожелательности. Даже  Нигель,  еще  не  имеющий  нужной
силы, а только потенциал, представляя собой опору - и еще один  источник
поддержки.
   Осмелев, Келсон дотронулся кончиком языка до жидкости в кубке,  чтобы
испробовать временную смерть разума. В отличие от отца, он на самом деле
не умрет. Несомненно, он в  состоянии  выдержать  это  испытание,  чтобы
смерть его отца не была напрасной.
   Вино оказалось жгучим и терпким. Арилан  был  прав,  решив,  что  оно
скисло. Оно еще не превратилось в уксус, но уже близко подошло  к  нему.
Однако четыре года назад оно, вероятно, было  высшего  качества.  Келсон
знал, что отцу это вино нравилось.
   Потом король задумался, почему оно так невкусно теперь.
   Возможно, все дело в мераше, решил  он,  проведя  кончиком  языка  по
губам. Возможно, мераша изменила его, и оно потеряло свою силу. Странно,
но кончик его языка слегка онемел. А после того, как он  сделал  глоток,
на небе появился резковато-горьковатый привкус. Но он ожидал  его  после
того, что сказал Арилан. Келсон снова сделал глоток и почувствовал,  как
в горле началось  нечто,  похожее  на  слабое  гудения,  которое  быстро
переместилось на затылок.
   - А теперь выпей все, - скомандовал  Морган,  внезапно  оказавшись  у
него за спиной и опустив обе ладони на плечи. - Надо избежать медленного
перехода. Лучше побыстрее, поверь мне.
   Келсон мог бы поспорить  с  Ариланом,  хотя  бы  потому  что  ему  не
нравилось, как архиепископ командует ими всеми, но только не с Морганом.
Он уже чувствовал неприятное покалывание,  постепенно  охватывающее  все
тело. Король снова поднял кубок руками, теряющими всякие ощущения.
   - Все, одним большим глотком, - подбодрил Морган, когда Келсон поднес
кубок к губам.
   Келсону удалось выпить его в  два  глотка,  и  практически  сразу  же
пришлось бороться  с  приступом  рвоты  -  когда  кислое  вино  достигло
желудка. Но не  вино  было  причиной  его  желания  опорожнить  желудок.
Холодный страх охватил его внутренности, разбуженный вернувшимся образом
умирающего отца, и это не поддавалось никаким доводам разума о том,  что
он сам находится в безопасности,  среди  друзей.  Морган  поймал  пустой
кубок, когда Келсон выпустил его из рук, затем  все  его  чувства  стали
исчезать, и король остался один - более одиноким, чем  когда-либо,  даже
до того, как он получил свою силу.
   Его  зрение  затуманилось,  теряясь  в  туннеле,  подобно  тому,  что
происходило, когда он впадал в транс. Только вместо того, чтобы дать ему
сфокусироваться внутри себя, туннель продолжал закрываться, отрезая  его
от внешних и внутренних ощущений, пока он не ослеп.
   И Келсон был слеп не только глазами, он и не видел  ничего  из  того,
что позволяли ему охватить его способности. Он  попытался  открыть  рот,
чтобы спросить, остался ли кто-то рядом  с  ним,  но  даже  эта  попытка
заставила что-то сжаться в животе - хотя, к сожалению,  не  так  сильно,
чтобы вызвать рвоту и освободиться от  того,  что  теперь  казалось  ему
грудой угля, посылающей горячие языки пламени во все уголки его тела.
   - Келсон, ты меня слышишь? - спросил голос,  прямо  в  ухо.  Для  его
натянутых нервов звук казался подобным скрежету ржавого металла.
   Ему удалось кивнуть, но пришлось" для этого закрыть глаза  -  что  не
имело значения, так как он все равно ничего не видел.  Смутная,  далекая
часть разума  знала:  он  сжимает  края  стола,  таким  образом  пытаясь
цепляться за жизнь. Это было его единственным якорем в мире, теперь  для
него недоступном.
   То, что касалось его лица, сжимая голову по бокам, могло быть языками
огня, если бы он каким-то образом не понял: это - руки Моргана.
   - Не  открывай  глаза,  сделай  глубокий  вдох,  а  потом  выдохни  и
попытайся сконцентрироваться только на моем голосе, - приказал Морган. -
Твои щиты практически исчезли. Попытайся не сопротивляться тому,  что  я
сейчас сделаю. Это не будет приятным ни для тебя,  ни  для  меня,  но  я
покажу тебе, что происходит и как обратить это себе на пользу.
   Келсон не мог бы не подчиниться,  даже  если  бы  от  этого  зависело
спасение его души. Прикосновение разума Моргана оказалось  гораздо  хуже
прикосновения его рук. Все, что король помнил о следующем часе или  двух
- это крик, хотя, как в дальнейшем сказали ему друзья, он  не  издал  ни
звука.
   Он предполагал, что в конце концов они дали ему  снотворное  Арилана,
так как когда он  наконец  проснулся,  настало  уже  следующее  утро,  и
Джатам, старший оруженосец, будил его для воскресной мессы.  Его  голова
болела сильнее, чем с самого сильного похмелья, которое он мог вспомнить
из личного опыта или о котором когда-либо слышал.
   - Боже, как Дункан вообще мог что-то делать? -  прошептал  Келсон,  с
трудом поднимая голову, пока он ждал, как Джатам сходит за  Морганом.  -
Выдержать испытание мерашей после всего, что они с  ним  сделали!  -  Он
прикрыл глаза рукой, заслоняя свет. - А мой отец! Навряд ли он  понимал,
что с ним происходит.
   Дугал пошевелился на кровати, поставленной в  ногах  широкой  постели
короля, застонал, и ему удалось приподняться,  чтобы  ухватиться  обеими
руками за одну из колонн, держащих балдахин, и  уставиться  затуманенным
взором на Келсона.
   - Не надо об этом думать, - сказал он. - Не позволяй себе. Как  и  я,
ты не должен думать о том, как страдал твой отец. Это не приведет  ни  к
чему хорошему. Главное: мы узнали, что можно сделать, если нам  придется
когда-либо снова испробовать мерашу.
   Боже упаси!
   Хотя они оба и намеревались не думать о прошлых страданиях отцов, эти
мысли не покидали их, пока появление Моргана не переключило внимание  на
более практические заботы.
   - Мы должны отправиться на мессу сегодня  утром,  Аларик,  -  ответил
Келсон, когда Морган заметил, что денек в кровати пойдет  обоим  молодым
людям на пользу гораздо больше, чем присутствие на каком-либо ритуале. -
Кардиель  будет  зачитывать  решение  трибунала.  Дугалу   следует   там
появиться.
   Моргану нечего было возразить на этот аргумент, хотя он и предупредил
их  обоих,  что  любое  немедленное  облегчение,  которое  он  может  им
предложить, является  временной  мерой,  и  только  хороший  ночной  сон
окончательно завершит выздоровление.
   После применения лечебных процедур - какие он мог им дать - он  снова
подчеркнул необходимость как можно больше спать.
   Объявление Кардиеля было встречено с радостью.
   Несколько десятков доброжелателей собрались вокруг  Дугала  и  короля
после  мессы,  чтобы  принести  свои  поздравления.  Молодого  лорда  из
приграничья полюбили при дворе за последний год. Теперь, после того, как
был снят вопрос с его незаконным  рождением,  его  полюбят  еще  больше.
Масса приграничных жителей из владений Дугала  прибыли  в  Ремут,  чтобы
через два дня присутствовать на процедуре посвящения его в  рыцари.  Они
приветствовали Дугала и короля, когда те вышли из собора. Кьярд  О'Руан,
престарелый слуга Дугала,  быстро  заметил  -  и  весело  сообщил  своим
соплеменникам  -  что  и   их   молодой   вождь,   и   король   очевидно
перепраздновали прошлой ночью, судя по их затуманенным взорам и  потому,
как они морщатся, когда смотрят на свет или слышат громкие звуки.
   Конечно, ни Дугал, ни Келсон не стали убеждать их в  обратном.  Слава
Богу, и без того ожидалось, что сегодня будущие рыцари отправятся  спать
пораньше, но похмелье  давало  им  оправдание  удалиться  в  свои  покои
немедленно. Впереди их ждали два дня сплошных церемоний и празднеств.
   К тому времени, как они пересекли двор замка и поднялись по  ступеням
к дверям тронного зала, с  ними  остался  только  Джатам.  Представители
клана и молодые воины, толпившиеся вокруг друзей после окончания мессы и
следовавшие за ними до замка, теперь разбрелись по своим  делам.  Джатам
тоже был кандидатом на посвящение в рыцари через два дня, а  на  сегодня
получил особые инструкции от Моргана, хотя и не знал их истинных причин.
   Никакая  торжественная  встреча  не  ждала  ни  короля,  ни  лорда  с
приграничных земель, когда они вошли в тронный зал, хотя те, кто заметил
проходящего  мимо  короля,  отдали  ему  почести,  правда,  без  обычной
официальности. Джатам быстро провел их вдоль  левой  стены,  намереваясь
далее следовать по одной из черных лестниц, чтобы избежать огибающую сад
галерею.  Вчерашняя  гроза  сменилась   великолепным   солнечным   днем,
нетипичным для марта, и  большая  часть  придворных  собрались  в  саду,
наслаждаясь внезапным теплом.
   Солнечный день также побудил  супругу  Нигеля  Мерауд  спуститься  из
покоев,  отведенных  для  дам,  чтобы  пошить   и   почитать   с   двумя
компаньонками при свете дня. Маленькая дочь Мерауд Эйриан спокойно спала
в  корзине  рядом  с  матерью.  Принцесса  Джаннивер  время  от  времени
посматривала на ребенка - та самая Джаннивер, к которой Келсон со своими
людьми прибыли  слишком  поздно,  чтобы  спасти  от  бесчестья  в  руках
захвативших ее меарских повстанцев прошлым  летом.  Теперь  ее  отвергли
отец и жених, и у нее не осталось убежища, кроме двора Гвиннеда.  Из-под
копны золотистых кудрей смотрели грустные и мечтательные глаза. А другая
девушка...
   Келсон резко втянул в себя воздух и сказал себе,  что  другая  в  еще
меньшей степени предназначена ему, чем Джаннивер. Росане  из  Нур-Халлая
было только семнадцать, и  от  ее  красоты  у  Келсона  дрожали  ноги  в
коленях, если он слишком долго о ней думал.
   С безупречной родословной, она являлась  принцессой  и  родственницей
Форсинна и Риченды через брак,  но  Росана  также  состояла  послушницей
Ордена святой Бригитты, правда пока еще не приняла монашеский постриг.
   Она обладала силой Дерини, возможно, такой же, как  Риченда,  правда,
была менее подготовленной, и отличалась  недюжинной  силой  воли  -  что
делало ее вдвойне очаровательной для короля. Теперь он уже  больше  года
оставался вдовцом после так  и  не  завершенного  брака.  Его  постоянно
донимали и семья, и советники, убеждая снова жениться.
   По крайней мере, Келсону удалось на время оттянуть  неизбежное,  хотя
бы из уважения к погибшей невесте. Но  отговорки,  что  он  до  сих  пор
оплакивает потерянную Сидану, звучали все менее и  менее  убедительно  с
течением времени. Он продолжал носить кольцо, которое подарил ей - узкое
золотое со львом Халдейнов, с глазами-рубинами, но это скорее стало  уже
привычкой, а не убеждением, спустя год после смерти Сиданы. Он также  не
носил траур по ней с тех пор, как  прошлым  летом  вернулся  с  Меарской
кампании, и только поминал ее в день смерти, в январе.
   Во время той кампании он встретил Росану, разыскивая  в  приграничных
землях Меары старшего брата-повстанца своей погибшей  невесты.  Впервые.
он увидел Росану в оскверненных руинах  монастыря,  когда  она  пыталась
успокоить плачущую Джаннивер. Ее голубая ряса была  испачкана  сажей,  а
иссиня-черные  волосы  выбились  из  толстой  косы.  Хотя  сама   Росана
физически не пострадала от налетчиков, особая чувствительность, присущая
всем Дерини, заставляла ее сильнее ощутить страх и унижения окружающих.
   Но Келсон  не  представлял,  как  происшедшее  повлияло  на  духовное
состояние Росаны. В  тот  момент  его  больше  всего  интересовало,  кто
организовал  атаку.  Ночью,  выставив  стражу,  он  вернулся  в  церковь
аббатства, где оставшиеся сестры организовали госпиталь и  ухаживали  за
ранеными. Он хотел прочитать мысли  Джаннивер,  чтобы  восстановить  ход
событий и, возможно, опознать насильника. Но Росана считала недопустимым
для мужчины совершить  нечто  подобное  с  подвергшейся  надругательству
принцессой и запретила это - хотя согласилась сама прочитать ее память и
передать Келсону информацию, которая ему требовалась.
   Она все выяснила и передала ему ощущения Джаннивер,  со  всей  болью,
унижением и отчаянием.
   Это не было  приятно.  Сам  Келсон  еще  оставался  девственником,  и
теперь, после той ночи,  иногда  сомневался,  не  повлияет  ли  на  него
сильнейший психологический шок от переживания испытаний Джаннивер, когда
придет  время   первого   плотского   контакта.   Ему   объясняли,   что
изнасилование и истинная любовь отличаются, как день и ночь, но пока  он
не убедился в этом на личном опыте, воображение иногда  вселяло  в  него
большую тревогу и лишало уверенности.
   То, что именно Росана зародила эту тревогу, делало Келсона еще  более
острожным в том, что ее касалось. Кроме всего прочего, именно ее лицо  и
тело иногда вто