й, кроме своих, глупец?--в гневе
прорычал  Манфред,  так  стиснув рукоять  меча, что рука  его  побелела.--Мы
остались без лошадей, темнеет, и, кажется, будет буря, а  вы лепечете что-то
насчет...
     --  Как  только  доберусь  до  аббатства,  пришлю лошадей и  охрану для
вас,--успокоительно   проговорил   Камбер  и   жестом   велел  своим   людям
приблизиться.--А пока  я оставляю  вам  двоих своих людей  и четыре  лошади.
Гатри,  ты  и  Кэлеб  останетесь здесь  до  прибытия людей  аббата,  а потом
присоединитесь к нам,  Торин и Хлью, оставьте лошадей и садитесь позади меня
и Йорама. До Долбана совсем немного.

     * * *
     Когда они приблизились к воротам аббатства, луна только что взошла  над
вершинами покрытых  инеем  деревьев. Факелы  освещали  фигуры одетых  в рясы
стражников на  башне. Головни Сыпали искрами  и шипели, в сгущавшемся тумане
они казались огненными шарами.
     С  тех пор  как  Кверон  Кайневан и рьяный Гьюэр Арлисский купили почти
разрушенную  усадьбу, перестроили ее и  превратили в крепость, Долбан внешне
почти не изменился, хотя  утверждали, что внутри  уже  ничто не напоминало о
былом скромном поместье.
     Ни Камберу, ни Йораму не приходилось бывать в  храме, впрочем, они и не
стремились  к  этому,  зато  Хлью  в  аббатстве  хорошо  знали. Он  от ворот
прокричал совой  и,  получив отзыв с башни, держался  по-свойски. В  темноте
отворились  ворота,  пропуская  двух лошадей и четырех всадников.  Когда они
спешились во дворе, Камбера и  Йорама  тоже узнали. В то время как несколько
братьев  приняли  и  увели лошадей, на  ступенях  храма  стали  скапливаться
облаченные  в серое  мужчины  и женщины.  Камбер плотнее  закутался  в плащ,
размышления о том, верно ли он поступил, приехав сюда, продолжали беспокоить
его. Он не сознавал, что его собственный дом тесно связан с культом Камбера,
и чувствовал себя  не в своей тарелке. Он отпустил своих стражников в храм и
напряженно ждал, когда  маленький худощавый человек в серой рясе  проберется
между застывшими  фигурами  братьев и сестер и  приблизится к ним. Выражение
лица этого человека было бесстрастно, двигался он быстро и изящно. Возможно,
близкие ему и смогли бы угадать  скрытое волнение,  но было очевидно, что ни
епископа Грекотского, ни Йорама, сына святого Камбера, он не боялся.
     --  Епископ  Каллен,   отец  МакРори,   вы  оказали  нам  честь   своим
визитом.--Он преклонил колено,  чтобы  поцеловать  кольцо епископа  на  руке
Камбера, и поклонился Йораму.--  Брат Мика сказал, что вы сидели по двое  на
лошади. Что-нибудь случилось? Что-то с королем?
     Знакомая   косица  стала  длиннее   на  ладонь  за   двенадцать  лет  и
превратилась из  рыже-каштановой  в  седую.  Но  каких-то  других  признаков
старения Кверона Кайневана заметно не было. Лучистые глаза смотрели с тем же
упорством,  что и  тогда  в  Валорете,  когда  Кверон и  его Орден  впервые,
предстали перед Советом епископов со своей петицией.
     -- О нет,  сегодня  утром, когда мы видели  короля в последний раз,  он
чувствовал  себя  прекрасно,   святой   отец,--   ответил  Камбер,  стараясь
поддерживать такой же малозначительный официальный тон, как и у Кверона.--На
дороге  стряслась беда,  в  нее попали мы  сами и люди, которых мы встретили
позже. Я оставил с ними двоих своих охранников и лошадей до тех пор, пока вы
не пришлете  подмогу. Ведь  вы  несете ответственность за дорожные патрули в
этих местах, не так ли?
     --  Да, Ваше  Преосвященство,  днем. Но ночью,  и  особенно  зимой,  за
дорогами никто не смотрит. Что это за беда?
     Одернув пояс, на котором висел меч, Йорам показал за ворота.
     -- Шайка молодых дворян-дерини, сэр, скорее всего это младшие в  семье.
Их десятка полтора, и все ищут приключений. Сначала они приняли нас за людей
и собирались поиздеваться, но потом узнали Его Преосвященство.
     Кверон прищелкнул языком и задумчиво покачал головой.
     --  Печальная  история.  Приношу  извинения,   святой  отец.  И  вам  в
особенности, Ваше Преосвященство. А  что  это  за другие люди  о которых  вы
упомянули?
     -- Барон Манфред, брат епископа МакИнниса, его жена, капеллан и человек
десять-двенадцать слуг,--ответил  Камбер.--Они озлоблены, но  большого вреда
им  не причинили, их  лошади  в суматохе  убежали. Я сказал, что вы пришлете
свежих  лошадей и  охрану,  чтобы  проводить  их  до  места  назначения.--Он
вздохнул.--Думаю,  вас вряд ли стоит предупреждать  о реакции  МакИнниса  на
случившееся.
     -- Конечно. Простите, я на минуту.
     Камбер кивнул. Кверон повернулся к монахам и отдал короткие приказания.
Несколько  братьев тотчас  же  побежали  к  конюшням. Сделав  еще  несколько
распоряжений, Кверон вернулся к Камберу и поклонился. Вторая  группа монахов
встречала первую, вернувшуюся с лошадьми и оружием.
     --  Ваше Преосвященство, за бароном и его  людьми  немедленно  двинется
спасательная партия,  а другие  братья  займутся  шайкой,  если она  все еще
бродит по окрестностям.  Мне сообщили, что такого  рода инциденты происходят
слишком часто на дорогах вокруг столицы. Мне жаль, что нашу расу вынуждают к
таким поступкам.
     -- Мне тоже, отец Кверон.
     -- И  тем  не  менее  этим  займутся, можете быть  уверены.  А пока  вы
останетесь, чтобы осмотреть наш, храм, не  так ли?--Он испытующе смотрел  то
на Камбера, то  на Йорама.-- Отец  МакРори, я хорошо понимаю  ваше нежелание
приезжать сюда, но наш  храм--это храм святого причастия, равно как и вашего
отца--святого. К тому же ваши  люди вернутся с дороги  нескоро. Вы,  конечно
же, не покинете нас так быстро.
     Камбер какое-то мгновение колебался, но услышал покорный вздох Йорама и
понял, что он сам сознает невозможность отказа--жестокой обиды для Кверона и
многочисленных  братьев  и  сестер,  терпеливо  ожидающих  на заднем  дворе.
Епископ Грекоты был  не вправе  отказываться от  посещения храма, кроме  тех
случаев,  когда  на  это  имелись очень веские  причины. Алистеру Каллену не
могла прийти в голову мысль о таком презрении долга.
     --  Хорошо,  отец  Кверон,--спокойно  ответил  Камбер.--  Мы  не  можем
остаться надолго, так как очень спешим к королю, но свое почтение обители мы
засвидетельствуем. И только ради Йорама я прошу об одолжении. Можем ли мы не
ходить в храм, а молиться уединенно?
     --  Разумеется,  Ваше  Преосвященство,--с  поклоном  ответил Кверон  и,
развернувшись,  рукой   подал  знак   одному   из  монахов,   затем   долгим
сочувственным  взглядом  посмотрел  на  младшего из двоих  клириков.--Бедный
Йорам,--пробормотал  он,--после стольких лет вы так и не смогли признать его
святым, верно?
     Йорам  с трудом проглотил слюну, пряча глаза от проницательного взгляда
Кверона-Целителя,  а Камбер вспомнил,  как его заставили отвечать на вопросы
Кверона, но  это  было в  другом месте  и в  другие времена, тогда легенда о
святом Камбере была еще устным преданием.
     -- Очень трудно быть  сыном  святого, отец Кверон.  Если  бы  вы только
знали, как трудно. -- Но...
     --Пожалуйста, отец Кверон,--вмешался Камбер, почувствовав, что, если он
не остановит их, разговор затянется.  Он обнял Йорама за плечи и  подтолкнул
его к  двери.--Когда мы выйдем, я  встречусь с  вашими людьми и  благословлю
их,-- это произнесла та его часть, что теперь была Алистером.--А теперь, сын
мой, зайдем  сюда,--сказал он, направляя  Йорама  к плоской, обитой металлом
двери.
     Очень скоро они остались одни в тишине, стоя  с  тыльной  стороны нефа,
спиной к дверям, их  ноздри наполнял знакомый запах ладана.  Камбер услышал,
как  в Дальнем конце церкви  хлопнула дверь,  и  решил,  что  это  ушли  его
стражники.
     На  долю секунды  все здесь  показалось  обманчиво знакомым. Камбер  не
представлял себе точно, что он  здесь  увидит, но определенно не был готов к
тому, что видел сейчас. Не было чрезмерной пышности убранства, столь обычной
для   главных   храмов   какого-нибудь   святого,   помпезной   крикливости,
многочисленных свечей, статуй и всей атмосферы нарочитой религиозности.
     Для начала, церковь выглядела несколько необычно, возможно, потому, что
была перестроена из обычного здания.  Обычная  базилика, узкая  и длинная, с
непременной  двойной  колоннадой и боковым приделом,  за  исключением южного
трансепта. Южная  стена была когда-то наружной стеной  здания,  она не имела
окон и по большей части пустовала. Только красно-золотистые мозаичные панно,
изображавшие четырнадцать остановок на крестном пути, оживляли глухую стену.
     Зато   северная   стена   представляла  полную   противоположность.  За
колоннадой размещался придел с алтарем и молельнями, был  частично  виден  и
поперечный неф-трансепт. Камбер  и  Йорам  прошли по боковому проходу  между
скамьями, миновали  круглый  мозаичный  батистерий, изображавший  голубей  и
тростник, часовню богоматери  и расположенный  в  трансепте  алтарь  четырех
великих Архангелов. В их честь перед алтарем горели лампады четырех цветов.
     В  самом  конце нефа,  в святилище,  находился алтарь святого  Камбера.
Неясно  освещенная  статуя  святого  была  поставлена  левее  простого,   но
обширного  алтаря  и жертвенника  из розового  мрамора.  Статуя  покровителя
обители, куда больше человеческого  роста,  была  высечена из  бледно-серого
камня, отливавшего серебром в мерцании толстой свечи у ее  ног. В протянутых
руках  святого  покоилась  точная  копия  короны  Гвиннедда  с   узором   из
переплетенных крестов и листьев. Холодные  тона составляли резкий контраст с
чудесным  нежно-розовым цветом  самого алтаря. Более светлый розовый мрамор,
вделанный в дымчатые стены, ограждал  алтарь.  Мрамор казался  еще теплее  в
свете лампы Присутствия,  помещавшейся  под красным абажуром. Дароносица  на
алтаре под Крестом Распятия, омываемая розовым светом, сияла, точно солнце.
     Когда они подошли, Камбер тихо вздохнул, сейчас он хотел заставить себя
позабыть обо всем и ничего не видеть, кроме этой дароносицы. Он опустился на
колени  и  машинально  перекрестился.  Придерживаясь  канонического  порядка
молитв в  священном присутствии, он закрыл глаза, чтобы не видеть статуи. Он
страстно желал, чтобы излившаяся на него  благодать хоть частично передалась
сыну, стоявшему на коленях слева от него.
     Но  когда молитва была  закончена,  не оставалось ничего  другого,  как
открыть  глаза  и взглянуть на фигуру,  которую  весь мир  знал  под  именем
святого  Камбера.  И  снова  вернулось  раздражение от  нелепой  идеализации
представлений о нем и огромного моря лжи, в котором он жил.
     Какое непомерное  самомнение может позволить всему этому  продолжаться!
Его до сих пор не ударило молнией, не поразил небесный гнев, но он не верил,
что существует в мире цена, которой можно искупить все то, что он совершил.
     Да,  его намерения  всегда  были чисты, и борьба еще  не была окончена.
Камберу  и его детям удалось  сохранить идеалы, за которые они  боролись,  и
помог в этом возведенный ими на престол Синил.
     Конечно, были  и неудачи, не последней в их списке  стала  безвременная
кончина  Алистера в поединке с Ариэллой. Дворяне  из расы людей, наводнившие
дворец в предвкушении реставрации  Синила,  получили слишком большое влияние
при дворе, на что ни Камбер, ни его друзья не рассчитывали.
     Но  доверительные  отношения  Синила  и  Камбера  сохранялись  вот  уже
пятнадцать лет и  компенсировали это, хотя Синил и не подозревал, что именно
с  Камбером, а  не с Алистером  он был так тесно связан последние двенадцать
лет. Если подвести черту, то влияние на короля стоило цены, которую заплатил
Камбер.
     А цена эта была уже  совершенно другой  историей. Мир принимал его  под
именем Алистера Каллена, епископа Грекоты и канцлера Гвинедда, он-то отлично
знал,  что  эта  часть  его  жизни   была  откровенно  фальшива.  Он  достиг
епископства  законным  путем--прежде чем  принять  от  прежнего архиепископа
Энскома  епископство,  Камбер  принял духовный сан. Он никогда  не преступал
букву закона  церкви, хотя  иногда был вынужден обходить его, но сколько раз
был нарушен сам дух закона, сосчитать было невозможно.
     И в довершение всего, как не гнал он  от себя эту удручающую мысль, он,
живой Камбер,  был  вынужден  играть  жалкую  бессловесную  роль в  комедии,
которую  делали из его собственной канонизации,  и не мог сопротивляться. Он
сразу бы потерял все, за что боролся сам, за что боролись его друзья.
     А  что будет с теми, кто уверовал в святого Камбера?  В каком-то смысле
чувства верующих беспокоили  его  больше,  чем  сам  факт признания в  своем
перевоплощении в Алистера,  его  он  рано  или поздно сделает.  Но и люди, и
дерини, верящие в святого Камбера и приписывавшие его заступничеству чудеса,
воплощают  его облик во  множестве храмов  и часовен по всей стране, чтобы и
дальше покровитель с небес оберегал их.
     В сотый  раз  он  задавался одним и тем  же вопросом: могут  ли  чудеса
состоять из одной только веры.  Он, дерини, отлично знал, как важна вера для
эффекта исцеления,  для того,  чтобы повернуть  ход  событий в нужное русло.
Многим вера в святого Камбера  давала  силу и  покой.  А  если она приносила
плоды, то как  некто по имени Камбер мог  осмелиться  утверждать, что  такая
вера не нужна?
     Подавив вздох, Камбер оглянулся на Йорама и очень удивился, увидев, как
восторженно  его  сын  смотрит на статую.  С самого  начала Йорам был против
перевоплощения,  но  когда  не оставалось  выбора,  он  неохотно  согласился
помочь, и в облике Алистера он видел своего отца и все  эти годы был рядом с
ним, защищая и епископа Грекоты, и имя отца ото всех нападок.
     Камбер удивился тому, как  посещение храма взволновало Йорама,--статуя,
само здание, понимание  того, что он  значил  для  стольких  людей.  В то же
мгновение Йорам обернулся и открыто взглянул, нисколько не противясь попытке
отца   войти  в  его  сознание.  Когда  были   преодолены  границы  обычного
восприятия, они  узнали  самые сокровенные  мысли друг друга о Камбере и его
канонизации, но откровение только упрочило связь отца и сына.
     Теперь в Йораме не осталось ничего от былой горечи, которая, соединяя в
себе  страх  и гнев,  мешала  достичь  внутреннего равновесия. Йорам  принял
неизбежную  необходимость  существующего положения  и вынужденную  твердость
человека, стоящего сейчас на коленях рядом с ним.
     Словно тяжелый камень упал с души Камбера, он понял, что не расстанется
с  чувством  вины, неопределенностью и страхом. Вместе  они делали все,  что
было в их силах, чтобы не дать Тьме затушить Свет,--более чем достаточно для
смертных.
     Улыбнувшись,  Камбер коснулся  руки  сына и позволил  ему  помочь  себя
поднять. Прежде  чем уехать  в столицу  к Синилу, они рука об руку вернулись
обратно для встречи с Квероном и его камберианцами.
     Больше никогда ни одна статуя не встанет между отцом и сыном.

        ГЛАВА 5

     Ибо  видение относится еще к определенному времени и говорит о конце  и
не обманет; и хотя бы  и  замедлило,  жди  его, ибо  непременно сбудется, не
отменится.
     Книга Пророка Аввакума 2:3

     Когда  они вступили на  освещенный факелами  двор,  у Кверона Кайневана
было куда  более оживленное  лицо.  Оставив  гостей в уединении,  он  собрал
обитателей аббатства, и когда епископ появился на портике, все опустились на
колени.
     Теперь,  стоя  среди  монахов,  Камбер уже  не  волновался.  Приветливо
поговорив с несколькими братьями и сестрами, он благословил их дом и работу.
Затем, с явной  неохотой, попросил подать лошадей  и позвать Гатри и Кэлеба.
Кверон выразил признательность и сам поддержал стремя, когда епископ садился
в седло.
     Скоро Камбер и его  сын  вновь, оказались на дороге  к  Валорету.  Путь
освещался  факелами  и  лунным  светом,  а  число  путников  увеличилось  на
полдюжину   монахов,   взятых  по  настоянию  Кверона,  всячески   желавшего
обезопасить  поездку высоких  гостей.  Кавалькада вступила в  Валорет вскоре
после вечернего богослужения.
     Король еще  не ложился. Как только отец и сын вошли в огромный холл, их
встретил старший паж. Путешественники даже не успели освободиться от тяжелых
дорожных  плащей.  Синил  ждал  их  в  личной  часовне,  соединенной  с  его
апартаментами. Одетый в тяжелый  пунцовый  ночной халат и отороченную  мехом
шапочку, скрывающую уши, он  стоял на коленях у складного алтаря.  Когда паж
вышел и закрыл за собой дверь, он поднял голову и полуобернулся.
     -- Алистер! Как раз вовремя! Грегори...
     -- С ним все в  порядке, сир,--заверил Камбер.--Через несколько дней он
сможет  сесть  на лошадь. Я  передал  ему ваше послание. Но  не он виноват в
нашей задержке.
     -- Неужели?
     Камбер позволил Йораму снять с себя влажный плащ и принялся стягивать с
одеревеневших на морозе пальцев пристывшие перчатки.
     -- К  несчастью, нет.  На обратной  дороге, неподалеку  от  Долбана, мы
повстречали брата епископа Хуберта и его  сноху. Кажется, его зовут Манфред.
Сдается мне, что вы услышите о нем гораздо раньше, чем того желаете.
     -- Почему?
     --   Очевидно,  на   него  и  его  жену  напала  шайка...  гм...   юных
лордов-дерини,--кратко  ответил Камбер. Немногим раньше  нам с Йорамом  тоже
пришлось столкнуться с ними, но они сбежали, узнав, кто мы такие.
     Синил пристукнул кулаком по перилам алтаря и произнес:
     -- Слепцы! Как  могу я  сдерживать возмущение против  дерини, если  они
сами поднимают  переполох, Господь  видит, мы не хотим  повторения истории с
Найфордом. Ты хочешь,  чтобы  один  из храмов Ордена святого Михаила сожгли?
Или Грекоту? Или святого Неота? А может, и сам Валорет?
     Камбер вздохнул и сел на указанный Синилом  стул.  Королю не нужно было
ничего больше говорить о  Найфорде. Прошлым летом  взбунтовавшиеся крестьяне
под  предводительством  горстки  разъяренных  юношей-дворян  из  расы  людей
полностью  разрушили  город  Найфорд, а большинство  его жителей безжалостно
убили.  Толчком  к мятежу послужил один из многих  инцидентов на  долбанской
дороге, случившийся по чьей-то безответственности.
     Найфорд лежал в месте слияния Эйрианы и Лендоры, там, где двадцать  лет
назад Имр  Фестил заложил свою  злосчастную столицу. Недостроенный  дворец и
окружавшие   его   административные  здания  после   падения  Фестилов  были
заброшены. Эту землю заселил совсем другой народ--люди и дерини, составившие
со временем единую процветающую нацию. Сюда же переселилась школа Целителя и
несколько других деринийских  общин, включая и ту, что  основала  церковь  и
начальную школу святого Камбера.
     Развивалась   морская   торговля,   это   было   предопределено   самой
природой--Найфорд  имел  обширную,  отлично защищенную  гавань в самом устье
Эйрианы. Монахи из  Ордена  святого Михаила организовали обслуживание судов,
нанимаясь  в  качестве лоцманов на  корабли, плывущие на север  в  Ремут, на
запад--в Хланнедд, на восток--в Мурин и в воды их родного моря.
     Ловкие  деринийские предприниматели возвели процветающий речной порт на
руинах  предыдущей, куда менее удачной затеи  дерини.  Менее изобретательные
соседи из  расы  людей чувствовали  досаду  и  зависть, переходящую в слепую
ненависть и  все более жестокие  гонения на дерини со стороны  священников и
высокопоставленных дворян.  Симптомы  неприятия  дерини  были  заметны  и  в
Гвинедде, но нигде, кроме Найфорда, оно не было так явно. Рознь между людьми
и дерини углублялась,  упрочивалась вспышками самодовольства дерини, которые
и  так   куда  больше  преуспевали   в  торговых  и   финансовых  операциях.
Недовольство людей  росло.  Поселить  столько  дерини  на таком ограниченном
пространстве было большой ошибкой. В тот год выдалось особенно жаркое  лето,
воздух становился все горячее, духота все нестерпимее, а  многие умы бурлили
от негодования... Огонь насилия полыхнул от случайной искры.
     Найфорд  го