его перехватило дыхание. Кто мог отрицать
значение Целителей, особенно  накануне сражения. Без  них после битвы  число
жертв  будет  куда  больше,  десятки жизней прервутся без помощи  Риса и его
коллег.
     Руки  короля в пурпурных  перчатках,  словно  окровавленные, лежали  на
коленях, ему никого и ничего не хотелось видеть; он закрыл глаза и заговорил
едва слышно.
     -- Вы целите  в самое уязвимое место. Знаете,  что  я не стану спорить,
когда  дело  касается  жизни  моих  подданных.  Вы  заставили  меня  принять
ответственность за них. И я не отрекусь от нее.
     --  Откровенно  говоря,  волшебство, которое  так беспокоит вас,  почти
неприменимо в столкновении войск,-- сказал Камбер.-- Все меняется  в схватке
слишком быстро. Даже  от самого сильного заклинания  мало пользы, если тому,
кто его произносил, срубают голову, не дожидаясь, пока магия спасет его.
     -- Значит, в сражении вообще не будет волшебства?
     -- Я этого не говорил,-- ответил Камбер.-- В столкновении  один на один
с Ариэллой любой из нас будет просто вынужден вспомнить сразу обо всех своих
способностях. А  успех сражения решит  вовсе  не  магия.  На стороне Ариэллы
численный  перевес, у нас-- тактическое преимущество и точные сведения о  ее
силах и намерениях. Победа будет взвешена на этих весах.
     Синил  помолчал, склонив  голову на руки,  и  поднял ее на стук  копыт.
Гьюэр  отвел прежнего  коня Синила  в  обоз, с которым двигалась королевская
конюшня.   Оттуда  на  подмену  был  приведен  серый  в   яблоках   жеребец,
исключительно легкий на ногу.
     Он заржал, приветствуя хозяина, и заслужил улыбку.
     -- А,  Лунный Ветер,--  прошептал  Синил  скорее сам  себе.  Он  встал,
покачнулся и ухватился за поясницу. С  каждым шагом  навстречу  коню  каждый
мускул в  нем все  сильнее сопротивлялся приближению новой  пытки, но Синилу
хватило мужества подойти и даже погладить своего скакуна.
     -- Спасибо, Гьюэр. Как я понял, это означает, что мы трогаемся?
     Гьюэр налегал  на  поводья,  осаживая  нетерпеливого жеребца,  и весело
рассмеялся.
     -- Боюсь, что так, Ваше  Величество. Лорд Джебедия хочет разбить лагерь
еще  до  темноты.  Остаток  пути  на Лунном  Ветре будет для  вас легче, чем
путешествие на фростлинге. Вы утомлены  ездой, мы сменой лошади рассчитывали
уменьшить для вас тяготы пути.
     Грумы и слуги подвели  лошадей к остальным, лорды и офицеры  взлетали в
седла  с ловкостью  и  щегольством.  Взяв  ременный  повод Лунного  Ветра  и
набираясь  мужества и  сил,  чтобы  подняться в седло,  как на  плаху, Синил
смотрел, как садятся на лошадей Камбер, Рис и Йорам. Слуга-михайлинец подвел
коня к Каллену, но  викарий,  вместо того,  чтобы  сесть  в седло, подошел к
Синилу, поклонился и предложил свою помощь.
     Синил  с благодарностью  принял  предложение.  Когда  он  взобрался  на
лошадь,  тщетно  отыскивая удобное  положение,  Лунный Ветер затанцевал  под
седоком. Каждый шаг коня отзывался волной боли во всем теле.
     Но  жалеть себя  было некогда. Как  только  Каллен,  вскочив  в  седло,
подъехал,  Джебедия  оказался  с другого  бока  и  подал  сигнал  выступать.
Тронулись  рысью, и  поначалу удивленному  Синилу казалось, что быстрая езда
дается ему легче, Через четверть  часа наступило разочарование-- Синил опять
не чувствовал ничего, кроме боли. Наги налились непомерной тяжестью.
     Наконец Лунный Ветер изъявил желание  сбавить ход, предоставив всаднику
возможность не только страдать, но и думать.
     Синилу были  очень любопытны слова Камбера и остальных  про магию, хотя
им  этого  не следовало  знать.  Он  удивлялся истории про "трудившихся  всю
ночь", гадая  о  месте пребывания этих  "тружеников"--  они идут  с  армией,
остались в Валорете или сидят неведомо где?
     Вдоль колонны взад-вперед скакали  всадники. Когда  они проезжали мимо,
Синил пытался  заглядывать  в их мысли.  Но что толку! Люди  никак не  могли
участвовать  в   нейтрализации  волшебства  Ариэллы,  а  дерини,  во-первых,
тщательно  защищали  свой  мозг,  а во-вторых, думали совсем  не  о  прошлых
делах-- слишком многое ожидало впереди. Синил мог  открыться любому из них и
установить мысленный контакт, но тогда  все  погребенное в его душе стало бы
достоянием чужого  мозга.  Нет,  пусть  уж лучше как  прежде  дремлет  в нем
деринийская магия.
     Ближе к вечеру тучи  в небе рассеялись. Закатное светило явило  себя во
всем великолепии.  Первое  сражение  Ариэлла проиграла. Синила это,  как  ни
странно, обрадовало.
     Ничто не  мешало ему  оставаться наедине со своими мыслями.  Около часу
назад  военачальники  с  Камбером оставили королевский  эскорт  и отъехали в
авангард за свежими донесениями разведчиков.  Каллена король увидел,  только
когда  армия  вступала  на  лагерную стоянку. Пристроившись  рядом,  викарий
михайлинцев  кивнул; в его голубовато-зеленых  глазах не было  коварства или
умысла,  только уважение.  Лучи  заходящего солнца били  в  спину,  и  перед
лошадьми скользили по земле длинные, резкие тени.
     -- Мы станем  лагерем на гребне той горы. Командиры  Вашего  Величества
обследуют  вершину и  местность с другой стороны.  Желаете  присоединиться к
нам?
     Он  указал  на  группу всадников,  отделившуюся  от  колонны.  Над  ней
трепетали  стяги Кулди, Ордена  святого Михаила и знамя  Гвинедда-- штандарт
главнокомандующего  Джебедия.  Синил   устало  вздохнул   и,   подав  своему
знаменосцу знак следовать за собой, направился вслед за Калленом.
     Скакали  легким галопом,  не  отвечая  на приветствия  солдат, и вскоре
оказались  у подножия  хребта,  где их  поджидали.  Синил принял  изъявления
почтения и остановил коня между Камбером и Джебедия.
     Джебедия, прикрывая глаза от солнца, повернулся к королю.
     -- Государь, наш план осуществляется, мы успеем занять позицию. События
развиваются так, как мы  и  предполагали. Взгляните туда, на дальний хребет.
Вы видите?
     Синил, прищурившись, привстал в стременах.
     -- А что я должен увидеть?
     -- В общем-то, солнечные блики на  оружейной  стали.  Мы  полагаем, там
устраивают военный лагерь. Не знаю, заметили нас или еще нет.
     Синил снова  опустился  на  седло, не отводя взгляда  от того, что было
скоплением  мелькающих точек  и множеством  его врагов.  Он  страстно желал,
чтобы все  разрешилось  как можно скорее. С  него довольно ожиданий в ночной
бессоннице и свете  дня, добавившего нетерпения и  страхов. Уж лучше смерть,
чем эта гнетущая неопределенность.
     -- Мы можем  атаковать  немедленно, используя внезапность?-- Неожиданно
для  себя  он спросил  вслух,  заметил, как  они поглядели друг  на друга, и
впервые  пожалел,  что  не  обучен военному  делу.  Следовало устранить этот
пробел и не смешить подданных своими вопросами.
     -- Ваше  Величество, близость противника кажущаяся,-- ответил Джебедия,
не раздумывая.--  До него даже  по равнине  скакать  не менее получаса, а по
холмам на наших уставших конях-- куда дольше. Мы доберемся до них затемно, а
ночная атака не вполне разумна.
     Вздохнув,  Синил  кивнул  и  уставился  на руки в пурпурных  перчатках,
стиснувшие  красные  поводья.   Он  припоминал  слова,  которыми  его  учили
пользоваться  для преодоления мышечных судорог  и сердечных спазмов, а также
против душевного  смятения. Он  поднял  глаза,  совершенно спокойный внешне.
Знал, что этим никогда не обманет  проницательных дерини, но надел маску для
самого себя.
     -- Ты, разумеется,  прав,  Джебедия. Делайте  то,  что считаете нужным.
Видимо, мы разобьем здесь лагерь, полагая, что  наши  враги  тоже  не станут
действовать ночью?
     -- Мы  станем лагерем, но не будем чересчур доверчивы. Вокруг расставим
часовых,  вышлем лазутчиков, как только  стемнеет, и к утру будем совершенно
готовы. Если Ваше  Величество позволит, мы хотели бы  установить наши особые
преграды. Все должны хорошенько выспаться перед битвой, и лучше предупредить
любые вторжения в сознание. Синил слушал, открыв рот.
     -- Она может проникнуть в чужие сновидения?
     --  Она может вмешиваться в них.  Я предпочитаю не искушать судьбу.  На
рассвете каждый солдат должен встать в строй в самом лучшем виде.
     Скрывая зашевелившийся внутри страх, Синил  поспешно  кивнул, поворотил
Лунного Ветра и поехал вниз. Он был бы рад не думать об опасениях  Джебедия,
но тому никто  не возразил, стало быть, речь шла  о вполне реальной  угрозе.
Внизу, у подножия холма, копошились сотни людей,  оборудующих лагерь.  Среди
них он не без труда отыскал глазами Сорла и  своего духовника отца Альфреда.
Они приглядывали за тем, как под крышей деревьев ставится королевский шатер.
Синил пустил коня туда.
     Его страх  оставался  с  ним. Не  принесла  успокоения беседа  с  отцом
Альфредом. Они провели  вместе около часа, прежде чем Синил отчаялся найти в
общении  с молодым  священником душевный покой, отпустил его и побрел в свой
шатер.
     Под ногами хлюпала жижа, в которую превратили вымокшую землю тысячи ног
и лошадиных копыт. Меланхолически кивнув стражникам, он прошел внутрь. Сорл,
ожидавший у входа, помог снять шлем и предупредил, отодвигая занавесь.
     -- У вас гости, мой Государь.
     Шатер освещали свечи;  в центре, возле походной жаровни, сидели Йорам и
Каллен. Спущенные  кольчужные  наголовники  обнажали  золото и серебро волос
двух михайлинских  вождей, шлемы и перчатки лежали  на толстом ковре рядом с
ними.  Оба были в полном вооружении; поношенные кольчуги поблескивали, мечи,
висевшие поверх голубых одежд Ордена, были на виду.
     Они  поднялись  навстречу. Каллен  продолжал  греть  руки над жаровней.
Возле  нее Йорам поставил  еще один  складной  стул  и  с поклоном предложил
королю занять его.
     -- Лагерь почти безопасен, Ваше  Величество. Поразмыслив,  мы поставили
не  защитные преграды,  а сигнальные.  В  них  куда  меньше  волшебства,  и,
преодолевая их,  многие попросту ничего не заметят. Тем не менее нашим людям
разрешено   перемещаться   только   в   пределах  лагеря,   благодаря   этой
предосторожности все останется в секрете.
     Синил опустился на стул,  расстегнул пояс, и его  меч беззвучно упал на
ковер.  Он потянулся, усталость  накатывала почти осязаемой волной, валила с
ног, заглушала речь Йорама.
     --  Вы  пошли  на это, вняв моим сомнениям?-- Вопрос прозвучал так, что
ответа не требовалось.  Синил стянул перчатки и в  сердцах  хлопнул  ими  по
колену, вздрогнув от удара. Каллен вздохнул и заговорил:
     --  Синил, я знаю ваше мнение, но мне  казалось,  что вы поняли, почему
это необходимо. Нам отнюдь не повредит проснуться завтра бодрыми и в здравом
уме. А  этого нельзя  гарантировать под угрозой тайных враждебных действий в
течение ночи. Сигнальные преграды будут стеречь нас во сне.
     Синил поднял глаза.
     -- Понимание и  одобрение не  всегда совпадают, отец  Каллен. Я понимаю
причины, но не просите у меня одобрения.
     -- Но вы и не запрещаете?-- спросил Йорам.
     -- Нет. Вы этого хотели от меня, не так ли? Я, как и всякий другой,  не
тороплюсь умирать. Однако предпочитаю более ничего не знать о  ваших методах
и действиях.
     -- Так и  будет, Ваше Величество.  Не смею больше беспокоить вас  своим
присутствием.
     Йорам  подобрал  с ковра  свою амуницию и вышел. Синил смотрел в пол, а
Каллен, помолчав, спросил:
     -- Можете уделить мне несколько минут?
     -- Как будет угодно.
     -- Не очень любезное согласие, но я благодарен и за такое.
     Он  придвинул стул и сел,  хорошо смазанная кольчуга тихонько звякнула.
Король досадовал,  что  его  никак не оставят в покое,  и гадал о  причинах,
заставивших его гостя задержаться, а Каллен молчал и чего-то выжидал.
     Синил  стянул  кольчугу с головы,  пригладил  тронутые  сединой  волосы
дрожавшей от усталости рукой и спрятал лицо в ладонях.
     -- Итак, святой отец, что еще? Я устал, зол  и, честно говоря, напуган.
У меня нет сил пускаться в споры или исследования тайных струн души.
     Каллен переменил позу.
     -- У меня тоже. Нам  обоим нужен  отдых. Но вас  что-то тревожит, нечто
большее,  чем обычное раздражение на еще одно  проявление деринийской магии.
Может быть, страх смерти завтрашнем бою.  Я видел, как  вы говорили с  отцом
Альфредом,  видел,  что  вы  не  удовлетворены беседой. Думаю, что не  юноша
поможет вам облегчить душу, а человек более зрелый. Кажется, мы с вами почти
одного возраста.
     Синил понял, куда клонит викарий, но не решался принять предложение.
     -- Мне нравится мой духовник отец Альфред.
     -- Не спорю. Он  прекрасный, добродетельный  молодой священник. Если бы
он не состоял при вас, я  с радостью уговорил бы его перейти ко мне, когда я
стану  епископом. Но  он  юн и в сыновья вам годится, Синил. Он  никогда  не
сталкивался с  теми силами,  управлять которыми вы и  я вынуждены учиться. Я
предлагаю себя не как  духовника, я предлагаю  дружбу. Во  многом  мы  очень
схожи. Неужели эта близость не поможет забыть о различиях между нами?
     Синил   слушал,   не  отваживаясь   поднять   глаза.  Каллен   повторял
предложение, сделанное несколько дней  назад. Тогда они толковали о том, что
могли бы  делить радости и печали королевской и  епископской  жизни. Как  не
хватало как раз такого друга. Кто, как не Каллен, был достоин им стать... Но
что-то отталкивало в нем и во всех дерини.
     Завтра по их воле будут разбужены и приведены в движение таинственные и
страшные силы, которым обычным людям не дано противостоять.
     В голову закрадывались чудовищные вопросы. Кому они служат? Кто владеет
их душами? Может,  могущество  дерини от  Лукавого?  Будь  проклят враг рода
человеческого вместе со своими прислужниками. Тогда все происходящее с ним--
бесовское искушение, его морочат, внушая веру в полезность магии. Он кое-что
слышал  о зверствах, богохульстве  и иных  мерзостях, которыми было отмечено
правление Имра. Его кровосмесительный  брак с родной сестрой Ариэллой был не
последним в этом устрашающем перечне. А Синилу,  затворившемуся от  мира  за
монастырскими стенами, становилось известным далеко не все.
     Он вздрогнул, вспомнив,  что сейчас не один. Каллен выжидающе глядел на
него,   ледяные   глаза   до   самых   глубин   светились    ясным    светом
доброжелательности, надежды  и еще чего-то,  чего Синил  никогда  прежде  не
замечал на морщинистом лице.
     Еще секунда, и  Синил  поддался  бы искушению  довериться, открыться  и
вручить  свои мысли другому, поделиться горестями,  страхами и опасениями за
свою судьбу и будущее того мира, в который он был ввергнут против воли.
     Но прошло  еще мгновение.  И он уже  не мог сделать  этого--  только не
сейчас и не здесь, в окружении Камбера и  его сообщников, всех этих  дерини.
Не стоит. Пока...
     Вздохнув, он покачал головой  и бросил  перчатки  на пол рядом с мечом.
Когда он наконец  посмотрел  на  Каллена, его  глаза  покраснели  и  едва не
наполнились слезами.
     -- Благодарю, отец Каллен, но уже поздно, к тому же у меня ноет  каждая
косточка.  Пока  будет довольно  и  того,  что  вы станете извещать  меня  о
малейшем изменении планов. Сейчас мне хотелось бы отойти ко сну.
     --  Как  прикажете,  Ваше Величество. Потупив взор,  настоятель  поднял
шлем,  перчатки  и  встал,  наконец-то  взглянув  на  короля.  Он  собирался
заговорить,  но  потом поклонился и вышел, не  оглядываясь.  Синил оставался
недвижим.
     Даже после ужина он не пришел в себя. Принял ванну, помолился и лег, но
сон не  шел к нему.  Он  ворочался,  дремал,  погружался в кошмары  и  снова
страдал от бессонницы; казалось, этому не будет конца.
     Однажды  он даже  поднялся, зажег свечу,  бездумно глядел  на огонек  и
старался обрести ясность в мыслях.
     В конце концов он встал за несколько часов до рассвета,  , надел костюм
для  верховой  езды--  мягкая кожа  почти  не стесняла  движений.  Натягивая
сапоги,  он  вздрогнул от  боли, сразу  вспомнив  все  прелести  путешествия
верхом,  и  замахал  руками на Сорла,  разбуженного возней и заглянувшего  к
нему. Синил прицепил к поясу кинжал, решив, что в военном  лагере  королю не
пристало появляться без оружия, набросил на плечи черный плащ,  завязав  его
под  горлом,  и  надвинул отделанный  мехом капюшон. Считая,  что экипирован
полностью, он выскользнул наружу,  ходьбой будоража кровь и прогоняя вялость
мышц.
     Никто  не останавливал Синила,  не  заговаривал  с  ним,  но  инкогнито
сохранить не удалось. Очевидно, стража у  его шатра передала другим часовым,
что король без свиты обходит лагерь и не желает провожатых. Он чувствовал на
себе взгляды солдат-- весть о приближении короля каким-то неведомым способом
опережала его без всякой деринийской магии.
     Когда  он  направился  к  холмам,  чтобы посмотреть  на огни  вражеских
аванпостов,  один  из  часовых  пошел  следом,  соблюдая дистанцию. Синил не
замечал его, укрывшись в тени дерева, он осматривал равнину перед собой. Его
беспокоила тишина. Даже обычные ночные шорохи и звуки, казалось, приглушены.
Синил стал вслушиваться в звуки спящего мира. Позади него пофыркивали лошади
и  тихо  били  копытами о  землю,  чуть  ближе  вышагивали  часовые,  бряцая
доспехами при каждом шаге.
     Где-то далеко мычали  запертые  в загонах коровы, и это напомнило ему о
том, что он стоит в самом  сердце своей  страны, и о  том, почему  он здесь.
Серебристый лунный свет играл в  каплях росы на еще зеленой пшенице и нежной
траве.  Что-то  будет  завтра на  этом поле.  Он  задрожал.  Никогда люди не
убивали друг друга на его глазах, стенка на стенку, армия на армию.
     Синил поплотнее  завернулся  в  плащ и  пошел  обратно. Обходя стороной
постовые  костры, он оказался  среди стреноженных  лошадей,  в  конце концов
наткнулся  на   Лунного  Ветра   и   Фростлинга.   Жеребцы,  подняв  головы,
приветственно заржали, а Лунный Ветер  с  грубой лаской толкнул его в  грудь
бархатным носом. Синил прижался к шее коня. Позабыв о своих переживаниях, он
наслаждался запахом лошадиного нота и  теплом шелковистой шеи Лунного Ветра.
Фростлинга он почесывал за ухом.
     Это было подарком судьбы. Но вскоре ноги привели его  в центр лагеря, к
рядам палаток и пирамидам оружия. Двигаясь  наугад, король  очутился у шатра
михайлинцев, данного Алистеру Каллену. Синил подумал о том, как нынче спится
викарию, и было бы сейчас спокойнее ему, прими он дружескую руку Каллена.
     Вдруг он услышал голоса в шатре.
     Синил взглянул вверх. Чернота неба  свидетельствовала, что  до рассвета
осталось несколько часов, а звезды указывали время-- шел четвертый час.
     Он  отступил  в  тень  и прислушался;  доносившиеся из  палатки  голоса
принадлежали участникам  далеко не праздного разговора. Иногда  все говорили
разом со странной горячностью, от которой мурашки бежали по телу. Потом спор
затихал, и речь держал  один. Среди всех выделялся голос Каллена, других  он
не узнавал.
     Он закрыл глаза, тщетно пытаясь разобрать  слова.  Его волю и  ум снова
парализовали недавние страшные сомнения.
     Что они  делали? Кто там был? Могли ли они тайно исполнять какой-нибудь
деринийский ритуал, который он заведомо  не одобрял? Может быть, поэтому они
собрались ночью, когда весь лагерь спал? Надеялись скрыть от него?
     Синил должен был все выяснить. Внимательно оглядевшись, он не обнаружил
поблизости часовых и никаких признаков  того, что  его присутствие замечено.
Проверил внутренним зрением-- никто вокруг не думал о короле.
     Оглядевшись  еще  раз,  Синил  двинулся  вперед,  проскользнул  полосу,
освещенную луной, и  замер в темноте у шатра. Его  сердце бешено колотилось,
он  слышал только его  удары, отдававшиеся в висках  оглушительными толчками
крови.
     С глубоким вздохом он приказал себе расслабиться.  Выждал  мгновение  и
набрался смелости, чуть-чуть раздвинув полотно, заглянуть внутрь.
     В шатре было темно. После лунного света  Синил, пока не привыкли