-  И
пусть Твоя милость опустится на Твоих слуг,  и  присутствующих,  и  тех,
которые еще грядут.
   Затем он перекрестил чашу с фимиамом перед тем, как бросить несколько
крупинок в глиняную миску, где горел пергамент, и в кадило.
   - Пусть тебя благословит Тот, в чью честь тебя сжигаем, - сказал  он,
затем взял кадило за цепочку и стал медленно покачивать.  -  Пусть  наши
молитвы поднимутся к Тебе, Господи, как аромат фимиама.
   Когда мы поднимем наши  руки,  пусть  это  будет  принято,  как  наша
вечерняя жертва.
   Запах горящих пергамента и крови быстро заглушился  сладким  ароматом
фимиама. Дункан повернулся на восток и поклонился,  раскачивая  кадилом,
затем, как и Арилан, обозначил второй защитный круг.
   А когда Дункан  добрался  до  южной  четверти,  Морган  повернул  меч
Халдейнов в своих руках, чтобы отсалютовать Востоку, затем стал нарезать
в воздухе третий круг.  Кончик  клинка,  казалось,  порождает  блестящую
ленту сочного оранжевого цвета на уровне груди, где он  проходил.  Когда
третий круг был завершен, Морган повернулся в центр, чтобы посмотреть на
Дункана и Арилана, стоявших с двух сторон Конала.
   - И вот мы встретились, - тихо сказал Арилан, когда Морган  остановил
меч горизонтально к груди,  удерживая  лезвие  на  левой  ладони.  Затем
Морган поднял меч до уровня плеч между собой и тремя другими участниками
церемонии, откинул голову назад и призвал магические силы, чтобы  начали
действовать заговоры. Вокруг них вверх взметнулся огонь,  окружив  их  и
создав огненный купол над головами. Тогда Морган опустил  меч  в  правой
руке.
   Кончик его коснулся пола у ног, обе руки остались  на  поперечине,  а
огонь, идущий по кругу, опустился до уровня пола. Заговор сработал.
   - Теперь мы едины со Светом, - продолжал Арилан, склонив голову. - Мы
чтим древние пути. Но мы не ступим на них вновь.
   - Augeatur in nobis, quaesumus, Domine, - продолжал Дункан на латыни,
- tua virtutis operatic. Да возрастет сила Твоя, Господи, в душах наших.
   - Да будет так. Аминь, -  ответил  Морган.  Арилан  поднял  руки  для
последнего благословения, и все они сотворили крестное знамение.
   - Et mentis nostri tenebras, gratia tuae visitationis, illustra,  Qui
vivus. Amen. Своим милостивым приходом освети темноту нашего разума.  Ты
Кто Есть Сущий.
   Аминь.
   Конал выглядел настороженным, но не испуганным, когда  Морган  бросил
на него взгляд, и Морган не был уверен, нравится это ему или нет.
   - Прекрасно, теперь мы полностью защищены  заговорами.  У  тебя  есть
вопросы перед тем, как мы продолжим?
   Конал осторожно покачал головой; казалось,  он,  вообще,  не  склонен
открывать рот. Получив знак от Моргана, принц последовал за  Ариланом  к
другой стороне принесенного из алтаря  стола,  Дункан  достал  небольшой
табурет, который был скрыт под столом, и Арилан сел на  него,  спиной  к
столу. Пока Арилан разворачивал у себя на  коленях  полотняную  ткань  -
потому что следующим этапом планировалось миропомазание Конала, так  как
он пока фактически не являлся  королем  -  Дункан  развязал  завязки  на
рубашке принца, обнажив его грудь,  затем  жестом  показал,  что  принцу
следует преклонить колена у ног Арилана. Морган встал  прямо  за  спиной
Конала, поставив ступни у  его  икр,  а  меч  между  ног,  чтобы  клинок
прикасался к спине Конала. Принц склонил голову и сложил руки на коленях
у Арилана.
   Дункан взял сосуд со  священным  миром  и  также  склонился  рядом  с
Ариланом, справа, чтобы держать его для него.
   - Садок, первосвященник, и Нафан, пророк,  миропомазали  Соломона  на
царствие, - сказал Арилан,  цитируя  Священное  Писание  -  Принц  Конал
-Блейн Клеим Утир Халдейн, пока ты не коронован и не миропомазан; тем не
менее  признание  правителя  Халдейна  обычно  включает   миропомазание.
Поэтому, как старший  из  присутствующих  здесь  в  качестве  свидетелей
священников, я настоящим  осуществляю  предварительное  миропомазание  и
благословляю тебя, предзнаменуя тем самым благословение и миропомазание,
которые будут осуществлены, когда ты станешь королем.
   Епископ обмакнул большой и указательный пальцы правой руки  в  масло,
которое держал Дункан, и помазал ладони, которые Конал  раскрыл  на  его
покрытых полотняной тканью коленях, ведя от правого большого  пальца  до
мизинца левой, а затем от большого пальца левой к мизинцу правой,  потом
нарисовал кресты на правой и левой ладонях.
   - Пусть твои руки будут в священном масле, чтобы  ты  мог  достигнуть
славы.
   Арилан снова обмакнул пальцы в миро и нарисовал  крест  у  Конала  на
груди.
   - Пусть твоя грудь будет в священном масле, и в твоем  сердце  всегда
будут доблесть и отвага.
   И наконец на макушке склоненной головы Конала.
   - Пусть твоя голова будет в священном масле;  как  были  миропомазаны
короли, священники и пророки, чтобы ты мог обрести мудрость.
   Затем Арилан закрыл руки Конала, перевязав их  куском  материи  перед
тем, как тщательно вытереть свои собственные пальцы. Миро, в самом деле,
было священным, но оно также включало вещество, снижающее  сопротивление
и вызывающее легкое расслабление. Оно не оказывало заметного влияния  на
Арилана, который лишь слегка и ненадолго  обмакивал  руку  в  масло,  но
Конал продолжал  впитывать  его  через  руки,  грудь,  голову  и  слегка
качался, стоя на коленях. Дункан заменил сосуд с маслом на чашу с пеплом
от сгоревшего документа, а Морган поднял Конала, положив правую руку ему
на плечо, в то  время  как  его  левая  рука  продолжала  прижимать  меч
Халдейнов к спине принца.
   Морган почувствовал, как  ослабевают  ранее  твердые  защиты  Конала,
когда Дункан, обмакнув большой палец в пепел, пометил принца между глаз,
и успел ощутить мягкое тепло и слабое смятение у него в сознании.
   - Конал Блейн Клеим Утир, - сказал Дункан, - я объявляю тебя  старшим
Халдейном, и подтверждаю, что ты - наследник.
   Пока Дункан брал щепотку пепла между большим и указательным пальцами,
Морган провел правой рукой вокруг челюсти Конала.  Это  была  подсказка,
что нужно открыть рот. Конал подчинился без сопротивления.
   - Вкус пепла смешанной крови Халдейнов, -  прошептал  Дункан,  бросая
пепел на язык Конала, - твоей собственной  и  твоего  отца,  непрерывная
линия наследования. Кровью ты  освящаешься  на  наследство  Халдейнов  и
признаешься старшим в роду  Халдейнов.  Сила  придет  к  тебе  в  полном
размере.
   Но фактический прилив силы не придет из пепла.  Не  придет  он  и  из
Кольца Огня, которое Арилан вставил Коналу в левую руку после того,  как
развязал руки принца и вытер их от  масла.  Как  и  в  ритуале  Келсона,
проведенном четыре года назад, Морган и Дункан установили катализатор на
запуск могущества в физический  предмет,  соединенный  раньше  с  магией
Халдейнов - тяжелую, размером  с  кулак  брошь,  которую  Дункан  достал
из-под полотняной материи.
   Брошь в последний раз видели во время процедуры посвящения Келсона  в
рыцари - золотой лев Халдейнов на пурпурном эмалевом фоне.
   Сзади была застежка, которой обычно пристегивалась брошь, - три дюйма
блестящего золота, очень острая, которой Коналу, как  до  него  Келсону,
придется проколоть свою левую  руку.  В  золотой  полости  также  имелся
сильный наркотик, который снизит возможное сопротивление силам,  которые
должны соединиться и сконцентрироваться в Конале.
   Арилан стоял справа от Конала, когда Дункан вложил открытую  брошь  в
правую руку принца, а Морган приготовился отступить назад -  потому  что
ни один  из  них  не  должен  дотрагиваться  до  Конала  в  этот  момент
испытания. По очереди каждый из епископов вознес  мотиву  за  здравие  и
процветание последнего наследника Халдейнов, в  соответствующие  моменты
Морган вместе с Коналом произносили "Аминь". Морган подсказывал  Коналу,
когда это нужно делать, потому что глаза принца теперь расширились, и он
все глубже и глубже подвергался воздействию наркотика.
   А затем, когда Морган отступил назад  и  встал  на  колени  сразу  за
Коналом,  держа  между  ними  меч  Халдейнов,  подобно  кресту,   Арилан
преклонил колени справа от принца, а Дункан, остававшийся стоять,  легко
опустил обе руки на  голову  Конала,  проявляя  осторожность,  чтобы  не
коснуться кожи, поблескивавшей от масла.
   - Конал Блейн Клеим Утир Халдейн, хотя тебя и обвивают  путы  другого
мира, хотя огненные языки смерти взметаются ввысь  вокруг  тебя,  ты  не
должен бояться зла. Господь охранит тебя и под Его  покровительством  ты
обретешь спасение. - Дункан поднял руки и перекрестил склоненную  голову
Конала. - In Nomine Patis et Fils et Spiritus Sancti, Amen.
   А затем, встав на колени слева от Конала, Дункан поднял руки,  взывая
к Господу в последний раз, точно так же, как поднимал он их для Келсона,
казалось, целую вечность тому  назад,  -  Domine,  fiat  voluntas  tuas.
Господи, да будет воля Твоя.
   Один раз вдохнув воздух,  собираясь  с  силами  перед  тем,  что  ему
предстояло сделать, Конал слегка изменил  положение  броши  со  львом  в
правой руке, чтобы взяться за нее покрепче,  направил  острие  к  центру
левой ладони, а затем проткнул ее.

Глава двадцать первая

Сипа моя иссохла как черепок (Псалмы 22:16)

   Конал не ожидал, что это будет настолько мучительно. Булавка, которой
он проткнул руку  между  костей,  обожгла  его,  подобно  расплавленному
металлу. У него перехватило дыхание от боли, он согнулся пополам, словно
получил удар в солнечное сплетение. Он не мог ни вдохнуть, ни тем  более
вскрикнуть.
   И тем не менее, он ощущал что-то еще, помимо боли - хотя его сознание
и было слегка затуманено зельями. И это была  сила,  уже  принадлежавшая
ему.
   Через жжение, сконцентрировавшееся у него в  руке,  Конал  чувствовал
ее, как жужжание пойманного в ловушку насекомого,  бьющего  крыльями,  в
попытках освободиться. Вначале она только слегка отвлекала, затем  стала
раздражать, поскольку он никак не  мог  на  ней  сосредоточиться.  Принц
стиснул зубы от боли, а здоровой рукой еще крепче сжал гладкую  холодную
брошь, словно пытаясь, надавив на нее посильнее, поймать на острие нечто
еще, находившееся у  него  в  руках,  и  проткнуть  так  же,  как  брошь
проткнула руку.
   Второе зелье, попавшее ему в организм, тоже возымело действие.  Конал
почувствовал, как новое снадобье усиливает первое, но они оба  были  ему
известны со  времен  общения  с  Тирцелем  -  и  принц  знал:  он  может
справиться с их действием. Они не вынудят  его  выдать  себя,  а  только
помогут  и  закрепят  те  знания  и  способности,  что  все  настойчивее
требовали выхода изнутри.
   Нечто поднималось подобно волне  у  него  в  сознании,  не  то  чтобы
угрожающе - хотя и нельзя сказать, что  он  чувствовал  себя  комфортно.
Сила была там - огромная и могучая - и  этот  новый  и  непривычный  вид
власти  предназначался  ему  и  только  ему.   Этой   силе   не   сможет
противостоять никакой другой живой человек. Брошь жгла его руку,  словно
сам металл разогревался, но он знал: это просто реакция плоти. Сила была
чем-то иным, непонятным и неведомым, но в то же время известной и теперь
полностью контролируемой. Конал чувствовал, что с каждым  ударом  сердца
она начинает пульсировать все сильнее, заполняя пустоты,  принося  новые
знания  бытия  и  придавая  новую  форму  старому,   только   наполовину
понимаемому знанию, четко  фокусируя  его,  так  что  даже  разрозненный
материал, полученный им от Тирцеля, становился теперь доступен  во  всей
полноте.
   Конал наслаждался ею. Он в экстазе плыл на волне  знания  и  позволил
себе соединиться с ним - хотя и не ослабил давления на брошь, чтобы боль
в руке задержала его в своем теле. Принц испытывал  искушение  полностью
сдаться силе, свернувшейся в нем кольцом, но вовремя забеспокоился: ведь
если он слишком сильно откроется, его защиты могут упасть, и посторонние
прочитают скрытое у него в  сознании  и  узнают,  что  он  не  тот,  кем
кажется.
   Поэтому Конал на всякий случай согнулся еще ниже над  своими  сжатыми
руками. Его дыхание все еще оставалось неровным,  как  реакция  на  жар,
сконцентрировавшийся  в  левой  руке,  и  он  направил  свой  разум   на
поглощение всего, что было принесено на разные уровни сознания и все еще
поднималось на поверхность.
   Не все это оказалось приятно. Был короткий щекотливый  момент,  когда
призраки содеянного им поднялись и угрожали ему - вначале лицо  Тирцеля,
застывшее от ужаса и непонимания, когда наставник  летел  спиной  вперед
вниз  по  лестнице,  забравшей  его  жизнь;  затем  отец,   бессмысленно
поднимающий руки, защищаясь от гнева Конала, разбуженного чувством  вины
и усиленного запрещенной магией. Он видел,  как  эта  сила  окутала  еще
живого отца смертью и оставила только медленно умирающую оболочку.
   Последнее чуть не заставило Конала расплакаться, потому что он  самом
деле не желал причинить зло собственному отцу. Все это случилось само по
себе, и он до сих пор не был уверен, как и почему. Дрожа,  он  попытался
вернуть равновесие, но новые зарождающиеся в нем силы, бурлящие  внутри,
еще не успокоились.
   Любой из троих помощников, стоявших на коленях вокруг него, понял бы,
что случилось потом, но не сам Конал. Когда он  изгнал  обвиняющее  лицо
отца из своих воспоминаний, медленно начало возникать другое. И оно  ему
тоже мало нравилось.
   Третьим после  Тирцеля  и  Нигеля  появилось  бледное  круглое  лицо,
обрамленное седыми волосами, с чувственными губами, сурово  поджатыми  в
раздумье и сосредоточении. Выделялись  серые  глаза,  такие  же,  как  у
Халдейнов, за которыми, казалось, ничего нет. Капюшон темно-серого цвета
слегка спал с головы. Глаза поймали взгляд Конала и не отпускали,  и  он
чувствовал, что они вытягивают его душу из тела.
   Он всхлипнул и еще сильнее сжался в комок, когда  руки  потянулись  к
нему.
   Но затем Конал стал откуда-то черпать силу, чтобы сопротивляться этим
рукам, он смог установить барьер  из  пурпурного  света  между  собой  и
другой сущностью, наконец уйдя от всяческого контакта.
   Это было нелегко, но все-таки удалось ему.
   Какое-то время после этого он отдыхал, постепенно обретая равновесие,
и наконец нормализовалось даже его дыхание - когда  он  сумел  подчинить
себе боль в руке при помощи энергии, хозяином которой  он  стал.  Память
Тирцеля тоже,  казалось,  стала  стабильной,  а  все  полученные  знания
сделались полностью доступны.
   Он несколько минут потратил на то,  чтобы  проверить  и  убедиться  в
этом, сознавая, что зелья, попавшие в его тело,  достигли  максимального
эффекта, а он, несмотря на это, все еще может  использовать  свою  волю.
Затем он сделал глубокий вдох и медленно  выпрямился,  сев  на  пятки  и
придерживая то, что теперь казалось просто брошью у него в руке.
   - Конал? - услышал он едва различимый шепот Моргана.
   Хотя он и пытался держаться, Конал издал неприятный  резкий  звук  от
новой боли, остро почувствовав булавку у себя в  руке.  Но  к  нему  уже
пододвинулся Дункан, Морган отводил его здоровую правую руку,  а  Дункан
развел пальцы левой,  чтобы  вынуть  острие.  Хотя  она  и  была  гладко
отполирована, булавка с трудом выходила из руки. Конал не скрывал  боли,
поскольку до него дошло: он, возможно, реагирует не совсем адекватно  на
то, что, предположительно, должно было случиться. Его отец  рассказывал,
как потерял сознание даже  после  того,  как  ему  передали  лишь  часть
могущества, и у Конала создалось впечатление, что Келсон тоже отключался
на какое-то время, когда принимал силу Халдейнов.  Может,  Коналу  стоит
притвориться, что он потерял сознание.
   Но перед ним на коленях стоял Арилан и с большим  интересом  наблюдал
за ним, очевидно, весьма  довольный  его  реакцией.  А  Дункан,  хотя  и
промывал раны на руке Конала чем-то ужасно  жгучим,  вскоре  снял  боль,
используя свои целительские способности. И в результате  исчезли  и  оба
разреза, сверху и снизу, и все  неприятные  ощущения.  Судя  по  реакции
Дункана, в поведении Конала не было ничего необычного. Конал в удивлении
посмотрел на руку после того, как ее выпустил Дункан:  там  не  осталось
даже  капли  крови,  свидетельствующей  об  испытании,  хотя  кровь  еще
оставалась на булавке броши, которую держал Морган.
   - Как ты себя чувствуешь? -  спросил  Морган,  всматриваясь  в  серые
глаза принца.
   Проявляя осторожность, Конал покачал головой,  притворяясь,  будто  с
трудом соображает и еще не вполне пришел в себя.
   - В порядке, наверное. Но...
   Он сглотнул и опять  покачал  головой.  Он,  в  самом  деле,  не  мог
выразить словами случившееся с ним, даже если бы и посмел - с  тем,  что
давило ему на совесть. И ему не хотелось упоминать то  незнакомое  лицо,
которое увидел.
   - Я очень устал, - прошептал он, инстинктивно  зная,  что  это  будет
самый безопасный ответ.
   - Удивительно, что ты не потерял  сознание,  -  тихо  сказал  Арилан,
вытирая остатки миро с груди и макушки Конала. - На самом деле, как  мне
кажется, ты вообще не лишался чувств, не так ли?
   Конал сразу же решил,  что  слегка  приукрашенная  правда  безопаснее
прямой лжи.
   - Ну.., мне кажется, все-таки я словно куда-то уплывал,  -  прошептал
он. - Все  было  так..,  словно  я  уходил  от  действительности,  потом
возвращался и снова уходил. И я почти ничего не помню.
   - Ну, это обычно, - заметил Дункан. - Мне кажется, Келсон  так  и  не
смог  рассказать  нам  о  пережитом,  хотя  и  отметил,  что,  как   ему
показалось, он видел своего отца.
   Арилан хмыкнул.
   - Этого навряд ли следовало ожидать в данном случае, раз  Нигель  еще
жив. Однако, определенно, что-то  случилось.  Конал,  как  насчет  пробы
своих новых сил? Может, что-нибудь продемонстрируешь, раз ты в  неплохой
форме?
   Коналу стало не по себе, когда он прикидывал, что бы такое безобидное
сделать. Ему следовало выбрать действие, которое не покажется слишком уж
необычным спустя лишь несколько минут после обретения силы, в исполнении
совершенно неподготовленного человека.  Затем,  притворяясь,  будто  изо
всех сил концентрируется, он вытянул вперед  правую  руку  и  сложил  ее
чашечкой, призывая магический огонь. Конал изобразил благоговение, когда
огонь появился, поблескивая малиновым светом у него в  руке,  но  Арилан
только улыбнулся, затем  улыбнулся  Дункан,  а  Морган  только  медленно
кивнул.
   - Магический огонь, - сказал Арилан. - Да, это начало.  -  Он  бросил
взгляд на двух других Дерини. - Вам потребуется моя  помощь,  чтобы  тут
все убрать, или я могу отвести Конала в его покои?
   - Мы справимся, - ответил Дункан, когда Морган медленно  поднялся  на
ноги с мечом Халдейнов.
   Позднее, когда они уже сняли все заговоры, а Арилан ушел с Коналом  и
Морган с Дунканом собрали все предметы, использовавшиеся в ритуале  этой
ночью, Морган тяжело вздохнул, а затем опустился на  пол,  прислонившись
спиной к боковине кровати Нигеля и беспокойно потирая рукоять  убранного
в ножны меча.
   - Наверное.., мы должны принять, что Келсон мертв,  -  прошептал  он,
когда Дункан присел рядом. - Мне не хотелось верить в это раньше, но...
   Его голос резко оборвался, он склонил голову, прикрыв лицо  рукой  от
горя, сдерживаемого столько дней.
   Но теперь случившееся нельзя было отрицать. Он предавался скорби  еще
несколько мгновений, стараясь найти успокоение  в  объятиях  Дункана,  а
также  в  нежных  прикосновениях  сознания   друга,   которое   посылало
умиротворяющие  импульсы,  хотя  горе  Дункана  было   не   меньше   его
собственного, ведь тот потерял не только  короля,  а  еще  и  сына.  Но,
странно, отчаяние и горе довольно  быстро  прошли,  постепенно  сменяясь
растущей убежденностью: они каким-то образом должны подтвердить для себя
самих, что Келсон и Дугал на самом деле мертвы.
   469 - Ты имеешь в виду: отправиться туда,  где  произошел  несчастный
случай и искать тела? - спросил Дункан вслух, когда они оба внов