нсе, подал руку Катану.
     Это произошло  как раз  вовремя--солдат уже хотел забрать его, но после
секундного  колебания   он  схватил  сына  управляющего.  Мальчик   забился,
заплакал,  начал отбиваться  ногами,  но все  было тщетно. Его  выволокли из
камеры,  и наручники  стиснули  его  запястья. Дрожащий  Реван,  всхлипывая,
опустился  на  колени у ног  Катана.  Рука мальчика  судорожно сжимала  руку
своего господина.
     Молдред с недоумением наблюдал за всем этим.
     -- Ну что же, раз ты выбрал, выводи его отсюда,--наконец сказал граф.
     Он  направился  к  выходу  из камеры. Наверху все  еще  слышались крики
приговоренных к смерти.
     Когда Молдред вышел,  забрав с  собой  факел, Катан  поднял мальчика  и
прижал  его  к себе.  Мальчик  рыдал,  и Катан терпеливо  ждал, когда  слезы
облегчат его страдания. Он погладил Ревана по голове, вводя успокоение в его
разум. Через некоторое время всхлипывания  прекратились, и  юноша уже твердо
держался на  ногах.  Вздохнув, Катан обнял его за  плечи и повел к выходу из
камеры.
     Охранник задвинул тяжелый засов, а Катан снова обернулся к несчастным.
     -- Прощайте,  друзья  мои,--сказал он  спокойно.--Я  не  надеюсь  снова
встретить  вас  в этом  мире.  Он  опустил глаза.--Так пусть  там вы найдете
больше справедливости. Мои молитвы будут с вами.
     Он  повернулся, чтобы  идти,  а в камере послышался слабый шум--это все
узники опустились на колени.
     -- Бог с тобой, молодой господин,--сказал Эдульф.
     -- Храни мальчика,--добавил другой.
     -- Мы все благодарим тебя.

        ГЛАВА 6
     О, кто даст голове моей воду и  глазам моим--источник слез! Я плакал бы
день и ночь о пораженных дщери народа моего.
     Книга Пророка Иеремии. 9:1
     Позже Катан не мог  вспомнить, как вышел из тюрьмы. Каким-то образом он
отвел мальчика  к  себе  домой  и поручил  слугам, чтобы они его накормили и
уложили  в  постель. Он начал сознавать  реальность  только с  того момента,
когда кончил письмо к отцу, в котором описывал свою неудачу в этом деле. Это
письмо, как только Катан подписал его и запечатал, немедленно отправилось  в
путь с посыльным.
     Затем он снова отключился и ничего не помнил с того самого момента, как
положил руки на стол и опустил на них голову, желая дать отдых глазам.
     Очнулся  Катан  от  легкого  прикосновения  к  плечу  и  услышал  голос
управляющего Вульфера, который спокойно  сказал ему, что скоро рассвет и что
ванна для него готова.
     Все  тело  его  протестовало,  когда  он  шел  принимать  ванну,  и  он
раздраженно  оттолкнул  слугу,  который хотел  побрить  его.  Желудок Катана
решительно  воспротивился  утреннему  элю,  принесенному  Вульфером.   После
завтрака, дав управляющему инструкции на время своего отсутствия и  еще  раз
взглянув на спящего Ревана, Катан неохотно стал спускаться  во двор, где его
ждал слуга Кринан с двумя лошадьми.
     Через полчаса Катан уже ехал ко  двору королевской часовни. Его голова,
но не  сердце,  немного  просветлела от  этой  поездки.  Катан не смотрел ни
направо, ни  налево, когда ехал по двору. Он поднял меховой воротник плаща и
не желал никаких встреч, никаких разговоров и бесед о вчерашних событиях.
     Но  ему  не  удалось  остаться  незамеченным.  На пути он  встретился с
родственником жены--Колем Ховеллом.
     Коль, очевидно, подстерег  тот момент, когда  Катан и Кринан  въедут во
двор.  Тонкие губы Коля изобразили  улыбку, в которой было  больше яда,  чем
доброжелательности.
     -- Доброе утро!
     Коль подошел  совсем близко,  так  что  у  Катана  не  было возможности
объехать его.
     -- Хорошо ли ты спал, брат мой? Ты выглядишь очень утомленным.
     Катан мысленно выругался, но постарался скрыть свои эмоции.
     -- Хорошо. Благодарю. А ты?
     --  Я обычно  плохо  сплю,--пожаловался Коль. Он  осторожно  следил  за
выражением лица Катана.--Но у меня нет причин для беспокойства.
     Он посмотрел на солнце, играя своим кнутом, и перевел взгляд на Катана.
     -- Я слышал, у тебя появился новый паж,--сказал он как бы между прочим.
     -- Новый паж?
     -- Да, тот, кого ты выбрал среди заключенных.  Катан почувствовал,  что
все мышцы его напряглись. Он  удивился, что Колю уже  все  известно.  Должно
быть, Молдред рассказал о случившемся в тюрьме всему двору.
     -- Это  правда,--наконец  сказал  он,--я  каждый  год посылал несколько
юношей для обучения. Почему ты спрашиваешь?
     Коль пожал плечами.
     --  Просто  так. Я любопытен. Думаю, ты догадываешься,  что  стал темой
разговоров при дворе, когда вернулся Молдред.
     --  Очень  рад,  что  доставил  развлечение  всему двору  даже  в  свое
отсутствие,--сказал Катан самым безразличным тоном, каким только мог.--Ну  а
теперь извини меня, у меня дела. Да и у тебя тоже.
     Он хотел пройти мимо Коля в часовню, но тот, положив ему руку на плечо,
задержал его.
     -- Его Величество сегодня в хорошем  Настроении, Катан,--сказал он.--Он
просил меня ехать рядом с ним на охоту.
     -- Ты ждешь от меня поздравлений?
     -- Это дело твое. Однако если ты хочешь что-то сказать или сделать, что
приведет  его в дурное расположение духа  и сделает  злым и раздражительным,
каким он иногда бывает, то я не посмотрю, что ты мой родственник.
     --  Об  этом  ты  можешь  не беспокоиться,--сказал  Катан  без  всякого
выражения.--Я не намереваюсь говорить  с Его Величеством, если,  конечно, он
сам не потребует  этого. Ну, а теперь, если ты позволишь мне наконец пройти,
я хочу помолиться один перед общей молитвой. Ведь сегодня принесены в жертву
двое невиновных.
     -- Невиновных?
     Коль скептически поднял бровь, когда Катан проходил мимо.
     -- Катан, я очень удивлен, я не думаю, что  эти крестьяне невиновны. Но
вы, МакРори, очень странные люди.
     Когда кончилась месса, Катан смог выйти из церкви и сесть на лошадь, не
говоря  ни  с кем. Умный  Кринан выбрал место для них сзади  всей охотничьей
кавалькады, подальше от тех, с  кем  его  господин  был бы обязан  говорить.
Самый ужасный момент был тогда,  когда мимо  проехала принцесса  в окружении
придворных  дам.  Она  послала  кончиками  пальцев воздушный  поцелуй, но, к
счастью, не остановилась, за что Катан был ей  очень благодарен. Он  не  был
уверен, что смог бы смотреть ей в лицо.
     Кринан устроил так, что они выехали из городских ворот позже  всех. Уже
охотники  трубили  в рога  и  хлестали  кнутами своих собак,  чтобы  они  не
сбивались в кучу, а на  городской стене в  петлях  покачивались  два  трупа,
причем один из них--труп ребенка.
     У Катана на глаза навернулись слезы, и он долго ехал молча, с опущенной
головой. Одна рука была прижата к ноющей груди. Он старался не думать о тех,
кто болтался на виселице, и о тех, кто вскоре  разделит их участь, но не мог
избавиться  от чувства  вины перед ними. Оно разъедало  его сердце и  разум.
Наверное, он мог бы их спасти, если бы постарался.
     Теперь он не мог найти успокоения, и ему еще долго не найти его.
     Прошел  почти весь октябрь,  а с ним и казни заложников. Верный  своему
слову,  Имр  не  отменил  казни  и  не  возобновил  репрессии  против  убийц
Раннульфа.  Крестьяне оплакивали  своих земляков,  но по крайней мере  новых
смертей не последовало.
     Казненных оплакивали не только родственники. Больше всех страдал Катан,
который  в течение двадцати  пяти дней мучился с  каждым восходом солнца,  с
каждым рассветом,  предвещающим  смерть  еще  двоим  несчастным,  каждый  из
которых мог бы жить, если бы Катан выбрал его, а не Ревана.
     Но каким-то чудом он сохранил рассудок, возможно, благодаря специальной
тренировке дерини. Во время охоты с королевским двором он  пытался, и весьма
успешно, скрыть неприязнь  к  тупому  упрямству Имра. Эта черта  раньше была
несвойственна юному королю, которого он так хорошо знал и любил.
     Охота  продолжалась  почти  три недели. К тому  времени,  как  охотники
вернулись  в  Валорет, единственное,  что  мог делать  Катан,--это тщательно
скрывать свое горе.
     Имр уже стал посмеиваться над Катаном, над его угрюмым видом и вовлек в
эту  игру  весь  двор. Так что Катан  не мог  больше оставаться  при дворе и
отправился вместе с Реваном в святой Лайэм к своему брату-священнику. Однако
это не  спасло его  от глубокой депрессии, в которую  он погружался с каждым
рассветом в течение двадцати пяти дней.
     Теперь он все чаще запирался в отведенной для него комнате и не говорил
ни с кем,  почти  не  ел и даже  не мог смотреть  на Ревана, чья жизнь  была
куплена  ценой  жизней остальных заложников. И в день последней казни, когда
он получил известие о смерти  женщины,  у которой неделю назад, в день казни
ее мужа, родился мертвый ребенок, Катан больше не смог сдерживаться.
     Сумасшедшее письмо Йорама заставило лететь в святой  Лайэм и Камбера, и
Риса, а затем последовали долгие часы  бесед, молитв и убеждений, прежде чем
Катан начал постепенно выходить из состояния депрессии, и даже несколько раз
потребовалось искусство Риса-Целителя, чтобы начал появляться прежний Катан.
     Спустя неделю, в день Всех Святых, Катан провел один в  холодной церкви
аббатства  всю ночь. Он никогда не  рассказывал о том, что случилось с ним в
эту ночь, но на  следующее утро после мессы он, Камбер,  Рис и Йорам выехали
из аббатства в Кэррори. Это было спокойное возвращение домой.
     Все эти события, естественно,  отодвинули поиски наследника  Халдейнов.
Во время казней Рис и Йорам  были вместе с Камбером и  его людьми, а болезнь
Катана задержала их отъезд.
     И только в праздник святого  Иллтида в первую неделю  ноября они смогли
отправиться в дорогу к святому Пирану.
     За несколько миль до монастыря их нетерпение достигло предела.
     На  земле уже  лежал первый снег. Он  падал всю ночь, пока они спали, и
теперь  покрывал  землю  мягким  белым  ковром,  который  раздражал глаза  и
заставлял горизонт сливаться с  бесцветным небом. Сырой  воздух  пробирал до
костей; иней оседал на  ноздрях лошадей, и еще не привыкшие к снегу животные
раздраженно фыркали.  Всадникам приходилось внимательно следить  за дорогой,
чтобы не попасть в яму или на камень. Сегодня они первыми прокладывали путь.
Лошадиные копыта оставляли глубокий след на девственно-белом снегу.
     --  Мы  уже где-то совсем рядом?--спросил Рис после того, как они молча
проехали целый час.
     Йорам поднес перчатку ко рту и стал дыханием согревать Руку.
     -- Мы  уже рядом. Скоро появятся первые постройки. Вообще-то мы доехали
бы и вчера вечером, но было уже слишком поздно.  Для нас лучше приехать сюда
утром.
     Они  остановились  на  холме,   чтобы  взглянуть   на  широкую  долину,
расстилавшуюся внизу. Здесь  снега было совсем  мало, и по всей долине  были
видны монастырские строения. В другом конце долины стояла большая церковь со
сверкающим крестом.  Там  и  сям были раскиданы стога сена, чуть присыпанные
снегом. Справа братья монахи в рабочих сутанах сгоняли коров на ферму. Рядом
с  главным зданием  монастыря  возвышался  холм, из  трубы которого струился
тоненький дымок.
     --  О,  у  них   здесь  огромные   владения,--заметил  Рис,  когда  они
приблизились к главным воротам.--А я думал, что этот Орден совсем бедный.
     Йорам кивнул.
     -- В  этих Орденах есть  отпрыски  знатных фамилий  и  даже королевской
семьи, думаю, что эти маленькие земельные угодья--дары короля.
     Их приняли  здесь совсем  иначе,  чем  в первый раз,  когда  они вместе
въезжали  в  монастырь.  Как только они  остановились  и спешились,  тут  же
поводья их коней подхватили служки, почтительно  поклонившиеся двум  знатным
приезжим.
     Закутанный  в серое монах  поспешил  через двор, чтобы встретить их. Он
нервно поклонился сначала священнику, а затем Целителю в зеленом плаще.
     -- Доброе утро, отец, милорд. Да благословит вас Господь! Мое имя--брат
Сьеран. Чем могу служить вам?
     Йорам   вежливо   поклонился   в   ответ,  поддерживая  холодный   тон,
предложенный монахом.
     -- Доброе утро, брат. Я--лорд Йорам МакРори из Ордена  святого Михаила,
это--лорд Рис Турин, Целитель. Мы бы хотели поговорить с вашим приором.
     --  Конечно, господа.--Монах  снова  поклонился.--Пройдите, пожалуйста,
сюда. Я спрошу его преосвященство, сможет ли он принять вас.
     Он повернулся и  пошел.  Йорам  бросил  ободряющий взгляд  на  Риса,  и
последовал за братом Сьераном.
     Их  провели  через  двор,  через  длинную  галерею,   затем   по  саду,
засыпанному снегом, в большую комнату, где не было ни стульев,  ни  скамеек.
Здесь   их  оставили  ждать  среди  четырех  стен,  увешанных  картинами  на
религиозные темы. Вскоре в комнату вошел древний старик с седыми волосами. У
него были по-детски  удивленные  карие глаза,  а  на груди висел  серебряный
крест на витом кожаном шнуре.
     --  Я--отец  Стефан,  приор  монастыря святого  Пирана,--  сказал  он и
поклонился.--Чем я могу служить вам, милорды?

     * * *
     Вскоре брат Сьеран провел их  в небольшую комнату. Вдоль  стены  стояла
узкая скамья, и  в стене на  уровне пояса было  небольшое  круглое отверстие
диаметром  с  ширину  ладони.  Оно  было заткнуто  прозрачной тканью.  Монах
предложил сесть, а сам с поклоном удалился. Дверь за ним бесшумно закрылась.
     Через небольшое отверстие в потолке проходили свет и воздух, но в части
комнаты, удаленной  от центра, царил  полумрак.  Через  круглое  отверстие в
стене  тоже  проник свет--это в соседнюю комнату вошел  кто-то и  закрыл  за
собой дверь.  Они услышали  чье-то  дыхание.  Человек  по  ту сторону  стены
подошел к отверстию и сел.
     Все молчали. Йорам сел  слева от отверстия  и знаком показал Рису место
справа.
     -- Брат Бенедикт? Человек откашлялся.
     -- Я--брат Бенедикт. Вы должны простить меня. Я отвык разговаривать.
     -- Я  понимаю,--сказал Йорам. Он взглянул на  Риса и сосредоточился для
продолжения  разговора.--Брат   Бенедикт,   мы  явились  с   миссией  весьма
деликатной.  Я--священник Ордена святого Михаила, а мой  друг--Целитель.  Не
так  давно  мы  проводили  в последний  путь  одного старика,  который перед
смертью сказал, что у него есть внук, монашеское  имя которого--Бенедикт. Вы
случайно не он?
     Они услышали вздох, затем молчание и, наконец, тихий голос:
     -- Как его звали?
     --  Мы бы  хотели,  чтобы вы назвали  его  имя, брат Бенедикт,--ответил
Йорам.--Я могу сказать вам, что жил он в Валорете.
     Снова послышался вздох, и человек за стеной откашлялся.
     --  Благодарение  Богу, что мой  дед всегда жил в  Ренгарте. Он  бедный
каменщик, и у него не было дел в столице. Его звали Дунстан.
     Дунстан--не  Эйдан.  И не  Дан.  Значит,  это  не  их  Бенедикт.  Йорам
вздохнул, взглянул на Риса, который уронил голову на руки.
     --  Дунстан,--повторил  Йорам.--Нет,  это  не  то  имя.  Может,  другой
Бенедикт--тот человек,  которого мы  ищем.  Не  можете ли  вы  попросить его
прийти к нам, брат Бенедикт.
     -- Конечно, отец.
     -- И пусть ваш дед Дунстан живет в счастье и радости долгие годы.
     -- Благодарю, отец.
     Послышался шорох одежды, когда  человек встал, затем отблеск  света  от
открывающейся двери и тишина за стеной.
     Йорам  посмотрел  на  Риса,  поднявшего   голову  и  казавшегося  очень
смущенным.
     -- Что случилось? Тебе что-то не нравится?--улыбнувшись, спросил Йорам.
     Рис вздохнул и покачал головой, прикусив губу.
     -- Я не создан для интриг, Йорам. Я был просто Целителем перед тем, как
вмешался в это дело. Я всегда действовал открыто. Я теперь...
     В отверстии опять мелькнул свет. В комнату кто-то вошел. Рис замолчал.
     Человек  шел  неуверенно,  прихрамывая и  волоча за собой  ногу. Он все
время кашлял и, подойдя к скамье у отверстия, тяжело опустился на нее.
     Рис  и  Йорам  почти  ощутили  физическое усилие человека при этом. Рис
применил  считывание мыслей, но тут же  прервал его. Человек  за стеной  был
серьезно болен. Легкие его были все разъедены.
     Рис проглотил слюну и дал знак Йораму начинать.
     -- Доброе утро, брат Бенедикт,--сказал Йорам.--Мы  благодарим вас,  что
вы пришли.
     -- Я постараюсь быть  вам полезен,--пробормотал человек,--но вы слишком
поздно пришли  сюда. Если бы  я мог  летать... Но ничего.  Я все  равно уйду
отсюда. У меня есть верный способ покинуть эти стены.
     Рис удивленно взглянул на Йорама.
     -- Вы хотите уйти отсюда, брат? Человек опять закашлялся.
     -- Теперь это не имеет значения.  Если  бы двадцать лет назад мои враги
были менее жестоки... Но как я могу помочь вам? Ведь вы же пришли не за тем,
чтобы слушать мои жалобы?
     Йорам взглянул на  Риса. Он был уверен, что и Целитель мучается тем  же
вопросом, что  и он.  Что же случилось  с этим человеком двадцать лет назад?
Значит,  его  насильно отдали  в монастырь,  беспринципные люди  так  иногда
поступали с врагами. И двадцать лет назад...
     Но неужели это их Бенедикт, больной и умирающий...
     --   Я--священник   Ордена   святого   Михаила,  брат   Бенедикт,   мой
друг--Целитель.  Недавно  мы  похоронили одного старого  человека,  который,
возможно, был вашим дедом.
     Из-за  стены  послышалось  хриплое  дыхание, которое  вскоре  перешло в
надсадный кашель.
     Затем он стих, и наступила тишина, после чего раздался голос:
     -- Пусть он горит в аду!
     -- Простите, я не понял,--сказал Рис.
     --  Я сказал, пусть  он горит в аду. Это  он и его друзья заточили меня
сюда, отобрали мою молодость, мои мечты...
     -- Одну секунду,--перебил его Йорам.--Как его звали?
     --  Как его звали?--повторил  монах,--Его имя ненавистно  мне, хотя его
звали, как и моего отца, Джеймс.
     "Джеймс,  но  не  Дэниэл.  Слава  Богу,--подумал   Йорам,--  что   этот
обозленный человек не наш принц, не тот Бенедикт, которого мы ищем!"
     Во всяком случае, поиск следовало продолжить.
     У них оставались еще три Бенедикта и надежда найти того, кого надо.
     Он  встал, знаком приказал Рису тоже подняться. Он знал,  что его другу
тоже хочется поскорее уйти отсюда, раз их попытка окончилась неудачей. Йорам
кашлянул, чтобы привлечь внимание монаха.
     --  Мы просим  прощения  за  беспокойство,  брат Бенедикт. Мы ошиблись,
этого человека  звали не Джеймс. Я не могу, конечно,  пожелать вам, чтобы вы
смогли отомстить врагам, но  я буду  молиться, чтобы  уход  ваш  отсюда  был
быстрым и немучительным.
     Человек снова закашлял и жалобно заговорил:
     -- Вы не расскажете отцу приору, о чем я  говорил? Я... простите  меня.
Вероятно, потому,  что ко  мне никто не  приходит...  Меня держат в  строгом
заточении.  И  ненависть  овладевает  мною. Но  перед  лицом  приближающейся
смерти... простите меня.
     -- Конечно,--ответил Йорам.
     Они  вышли  из комнаты  и  вскоре снова были во  дворе. Служки  тут  же
подвели им коней.
     Брат  Сьеран сопровождал  их и  даже  погладил  шею  коня  Риса,  когда
Целитель вскакивал в седло.
     -- Прекрасное животное, милорд. До вступления в  Орден у меня тоже были
такие лошади. Он с сожалением пожал плечами.
     --  Но, увы,  это  в прошлом. Надеюсь, вы не были разочарованы визитом,
милорды? Вы нашли человека, которого искали?
     Рис пожал плечами.
     -- Вот этот второй монах, с которым мы говорили... Врач осматривал его?
     Йорам вздохнул.
     -- Нет, милорд. Он отказывается от врача,--сказал брат Сьеран.
     -- Ему недолго осталось жить,--сказал Рис.--Он знает об этом?
     --  Думаю,  да.  Но это  не  тревожит  его,--ответил  Сьеран.-- Он  был
озлоблен, когда попал  сюда, а это было лет десять назад, а может, и больше.
Я думаю, что у каждого свой путь к душевному покою. Все мы сошли в эти стены
по разным причинам.
     -- И даже против собственной воли?--спокойно спросил Йорам.
     -- О, он вам сказал это? Боюсь, что разум его уже помутился. Он говорил
об этом много раз, но это, разумеется,