кровью  Эйдриана,  а оставаться возле  погребального  костра с  его
удушающим дымом они и сами не могли. Наконец  нашлась  каморка  под кухонной
лестницей,  которую  можно было занавесить одеялами и  сделать  относительно
недоступной для холода.
     Во  дворе  был  сделан  небольшой  очаг,  лошадей выпрягли,  а  повозку
откатили. Райсил  проснулась от голода, и ей не  терпелось как можно  скорее
выбраться  наружу. Разумеется, Эвайн не могла позволить  этого  и, пока дочь
завтракала, сидела рядом с ней. Энсель разбудил и Камлина с Тиэгом, чтобы те
тоже перекусили, а потом погрузил всех троих в сон.
     После этого Эвайн приступила к своему нелегкому труду, теряя Ориентацию
во времени, боль внутри  непрерывно нарастала, а солнце двигалось к полудню.
Большую  часть  Времени Энсель находился возле  Эвайн.  Охранники продолжали
исполнение  своей тяжкой  обязанности,  принося  к  погребальному костру все
новые и новые  трупы.  Все утро  Эвайн слышала треск  пламени,  принимавшего
очередную жертву.
     Около, полудня голоса стражников зазвучали вдруг  по-другому, а потом в
каморку ворвался Арик, даже не спросив разрешения.
     -- Миледи, миледи,  посмотрите, кого мы нашли! Они прятались в мусорной
куче!
     Эвайн  едва не заплакала  от радости, увидев  грязных  женщин, вошедших
следом. Это были две ее родственницы. Фиона, маленькая, темненькая, шустрая,
вскрикнула и  бросилась  в объятья  Эвайн, плача  и смеясь, словно  не могла
поверить  в то, что видела. Мэйри, жена убитого Эйдриана, молча стояла рядом
с Бартоломью, опираясь на  руку  стражника. Ее взгляд блуждал где-то далеко,
даже тогда, когда Фиона вернулась и осторожно подвела  ее к маленькому стулу
возле Эвайн. Эвайн ни о чем не спрашивала Мэйри.
     Мужчины вышли,  чтобы продолжить свою работу, а Эвайн и Фиона проводили
время, в  разговорах. Пока Фиона  смывала с себя и  безропотной  Мэйри грязь
мусорной  ямы и переодевалась в сухие одежды,  которые вскоре принес Энсель,
она рассказала  Эвайн, что они с Мэйри видели вчерашнюю бойню  из окна своей
комнаты  под  крышей, и,  прежде чем нападавшие  подожгли башню, им  удалось
спуститься по вентиляционной трубе уборной.  Отважная старая графиня Айслин,
слишком слабая,  чтобы последовать за ними,  вызвалась остаться и  скрыть их
отсутствие,  если убийцы доберутся до комнаты раньше огня; они слышали крики
людей, пойманных  в  ловушку огнем,  и  знали,  что  рано  или поздно  огонь
доберется и до них. Вдвоем они просидели в  выгребной яме всю  ночь, молясь,
чтобы их не обнаружили. В эти ужасные часы Мэйри замкнулась в своем горе.
     Родовые муки Эвайн  продолжались весь  день.  Пока  Энсель  и стражники
охраняли их  снаружи, Фиона занимала Эвайн  болтовней об  исцелении Камлина,
своей любви к Рису  и всем прочим,  лишь бы  отвлечь  роженицу от  приступов
боли. Прежде рядом с  Эвайн  всегда  находился  Рис, облегчавший ее  задачу,
теперь  природа  сама  должна была сделать  свое  дело.  Когда новорожденная
появилась  на  свет, и мать,  и  дитя были измучены.  Энсель позволил  Эвайн
отдохнуть и подкрепить силы едой, но потом настоял на продолжении пути.
     Они тронулись из Трурилла--Эвайн в повозке с Тиэгом и младенцем, Райсил
на пони, а Камлин и две женщины на лошадях под охраной  Энселя и стражников.
Они ехали всю ночь и весь день, дважды ускользнув от патруля графа Кулдского
и  останавливаясь только  затем, чтобы покормить и напоить лошадей и немного
отдохнуть  самим.  Однако  на  закате  Энсель обнаружил, что  далеко  позади
появилось преследование.
     Он  ничего  не  сказал  об  этом  Эвайн,  но  она  и  так  поняла.  Она
почувствовала их холодное, тупое присутствие, понимая, что они из числа тех,
кто пытал и убил ее  сына.  Она ненавидела их  всей душой и была бессильна в
своей  ненависти.  Энсель  продолжал вести  беглецов,  но  вокруг  сгущались
сумерки,  а дорога становилась все  хуже,  и  он  всерьез  забеспокоился. Их
преследователи  приближались,  медленно, но  неуклонно,  а  повозка  ощутимо
замедляла  их передвижение. Когда они  еще  более придержали лошадей,  чтобы
повозка не опрокинулась на  оледеневшем склоне, Энсель подъехал к их жалкому
экипажу и руками удерживал его на дороге. Лицо Эвайн, отодвинувшей занавеску
и посмотревшей на него, было бледным и изможденным.
     -- Они догоняют нас?--спросила она.
     --  Я надеялся,  что вы  не заметите,--сказал Энсель. Глубоко вздохнув,
она  изучила свое  состояние и решилась  пересесть на  лошадь. Это  казалось
единственным   способом   избавиться   от   преследователей   и,   вероятно,
единственной возможностью. Если все  они поедут верхом  и немного поднажмут,
то, выбрав одну из незаметных тропинок, они смогут  добраться до монастыря к
рассвету   или  немногим  позже.  Но   сначала  нужно  было  избавиться   от
преследователей и риска раскрыть врагам свое единственное пристанище.
     -- Значит, я  поеду верхом,--сказала она,  отнимая  младенца  от груди,
заворачиваясь в плащ и опуская ноги с повозки.--Бросив тележку, мы  выиграем
время, особенно в темноте.
     Энсель  тотчас  спрыгнул,  чтобы  поддержать  ее,  пока Эвайн  пыталась
выпрямиться, а вместо того едва не упала.
     -- Это глупо! Ехать верхом в вашем положении! Вы хотите убить себя?
     Знаком она подозвала Дамона, чтобы выпрячь тянувших повозку лошадей.
     --  Нет, конечно.  Но я не хочу, чтобы нас догнали, и не  хочу привести
наших преследователей к нашему убежищу. Мы видели, как поступают с дерини  в
этой стране. Дамон, ты и Томас отцепите повозку и наденьте на лошадей седла.
Я и дитя поедем с Фионой.
     -- А не лучше ли вам,  по крайней мере, ехать со, мной или с кем-нибудь
из  мужчин?--спросил  он.--Не знаю, сможет  ли Фиона  удержать  вас, если вы
станете падать.
     Сойдя  с лошади, на которой она ехала вместе с Ариком, Фиона подбежала,
чтобы поддержать Эвайн под руку и взять младенца.
     -- Она  не  упадет,--сказала Фиона,--я не  позволю.  Лошади легче везти
двух женщин, чем женщину и мужчину. Это логично.
     Энсель  был в нерешительности, зная, однако, что, если Эвайн решила, ее
не переубедить. Они  действительно  выиграют время,  отказавшись от повозки.
Осмотрев  лошадей, которых  они теперь имели,  Энсель выбрал самую большую и
легкую на ходу для Эвайн и  Фионы, попросив  Арика отдать им свое седло, так
как знал, что Арик может ехать и без  седла. Дети сели рядом с ними, Дамоном
и  Ариком, а Мэйри посадили на вторую  лошадь  из повозки, Томас  должен был
сопровождать ее. Бартоломью и Райсил на пони замыкали караван.
     Сначала  они ехали  неторопливым  шагом. Но когда выяснилось, что Эвайн
относительно  хорошо  переносит  скачку,  перешли  на рысь.  С  наступлением
темноты начавшийся легкий снежок  запорошил  их следы, а вскоре  после этого
они  миновали  несколько развилок  на  дороге,  появилась  надежда,  что  их
преследователи сбиты со следа.
     Через некоторое время Эвайн стало плохо, и с каждой пройденной милей ее
силы все убывали. Но она не решилась говорить об этом  Энселю, остановка или
потеря скорости могли отдать их во вражеские руки.  Лучше умереть на дороге,
чем испытать на себе то, что выпало обитателям Трурилла.
     Наступил второй  день нового  года. Мороз  стал сильнее, но  в  длинном
ночном переходе беглецы оторвались от преследователей. Они скакали и скакали
сквозь  темноту, только  дважды останавливаясь, чтобы  дать  отдых  лошадям.
Эвайн поторапливала спутников.
     На втором привале она осталась на лошади--во время первой остановки она
видела кровь на обивке седла (однако ни Фиона, ни Энсель не  заметили этого)
и знала, что остальные не должны ни о чем догадываться. Она,  сидя  в седле,
покормила девочку, плотно  завернувшись  в  тяжелый плащ; нетаявшие снежинки
лежали  на  густых  золотистых  волосах,  выбивавшихся  из-под  капюшона   и
окружавших личико ее дочери.
     Когда они продолжили  путь, Эвайн погрузилась в  состояние,  близкое  к
трансу, решив, что это лучший способ не потерять сознание от слабости. Она с
трудом помнила последние часы и мили путешествия. В монастырь святой Марии в
горах они прибыли как только рассвело.
     Когда  беглецы въехали  во  двор  аббатства, Эвайн удалось вернуться  в
сознание, всем  своим  существом  возликовав  при виде  Йорама,  бегущего ей
навстречу  по чистому снегу. Она  передала новорожденную подошедшему монаху,
почувствовала руки Йорама на своей талии, и перед глазами все закружилось.
     Очнувшись, она обнаружила  себя  в теплой и сухой постели закутанной  в
мягкие  одеяла.  Правую  щеку  согревало  тепло веселого огня. Запах чего-то
вкусного  щекотал ноздри. Пока она была без сознания,  ее вымыли и переодели
(Эвайн подозревала, что  не обошлось без Фионы). Все еще не  открывая  глаз,
она осторожно  шевельнула ногой  и  сразу  вспомнила о  жестоких  страданиях
своего  тела  в  последние  несколько  дней.  Быстро  обследовав  себя,  она
убедилась, что кровотечение остановилось, а общее состояние было значительно
лучше того, что она ожидала.
     Возвращение порядка в мыслях  возбудило  воспоминания, и  Эвайн открыла
глаза.   Она   обнаружила,   что   лежит   на  узкой  кровати  возле  весело
потрескивающего  камина.  Потолок  и  стены   комнаты  были  оштукатурены  и
выбелены, доски натерты маслом до блеска.  Справа от нее сидел облаченный  в
черное  монах,  помешивая  содержимое  чашки, от которой  и  исходил вкусный
запах. Позади стоял еще один монах, она  догадалась, что это аббат. С другой
стороны кровати коленопреклоненный Йорам, одетый в черную,  вместо привычной
синей,  ризу, и в епитрахили, молился, опустив голову на грудь. Позади  него
Эвайн увидела Фиону, выносившую таз с грубыми серыми полотенцами.
     Увидев внутренним  зрением,  что  она  очнулась, Йорам  поднял  голову.
Прежде чем она  успела  открыть рот, Йорам приподнял ее голову, и монах стал
ложкой  вливать мясной бульон. Ее  сопротивление оба  игнорировали, и  монах
подтолкнул ложку к ее губам. Эвайн Сдалась, послушно  глотая теплую  пахучую
жидкость. Когда  она  доела, монах поднялся и, не  говоря ни  слова, вышел в
сопровождении аббата.  Йорам  положил  сестру  обратно на  подушки, Эвайн  с
любовью глядела на него.
     --   Можно   подумать,   что  кто-то   умирает,--сказала   она,   слабо
улыбнувшись.--Эта епитрахиль не очень-то бодрит.
     --  Если  ты  пообещаешь,   что  тебе   она  не  понадобится,  я  сниму
ее,--ответил  Йорам,  беря  руку  Эвайн и  нежно  целуя.  Она закрыла глаза,
кивнула и снова улыбнулась.
     -- Я никогда не  знала наверняка, шутишь  ли ты или нет, ты делаешь это
так редко;--произнесла Эвайн.--Но ты все-таки снимешь ее?
     -- Только после твоего обещания,--повторил он упрямо.
     -- Обещаю.
     -- Так-то лучше.--Он  стянул  епитрахиль свободной  рукой,  коснулся ее
губами и  положил  на укрывавшие Эвайн одеяла,  словно  священное  облачение
должно защитить  его сестру.  Потом он взял ее руку обеими своими и прижал к
подбородку.
     --  Господи,  Эвайн, как я боялся за тебя!  Когда вы приехали,  ты была
такой  бледной.  Фиона сказала, что роды  не были  тяжелыми,  но ты потеряла
слишком  много крови! Тебе не следовало так  поспешно взбираться на лошадь и
ехать так далеко.
     -- Это было необходимо,--сказала она.
     --  Теперь  ты  должна  поправиться.  Но  если  бы  ты   не  вышла   из
беспамятства, то могла умереть. А где Кверон?
     -- Прежде чем покинуть Шиил, я отправила его к Ревану.
     --  К  Ревану?  В  твоем  состоянии,  когда  скоро должен  был родиться
ребенок?
     Она слегка пожала плечами, вздрогнув от напряжения слабых мышц.
     -- Тогда я еще не знала, что это случится скоро. Как девочка?
     Йорам кивнул.
     -- Сейчас все спят.  Пока  Фиона  и брат Дом  и Ник мыли  тебя,  Энсель
рассказал, что произошло.
     -- Брат Доминик?
     -- Тот, что кормил тебя супом. Он  работает  в  лазарете. Разумеется, у
них нет ни одного Целителя.
     -- Мне  тоже так кажется.--Она глубоко вздохнула.--Как  Алистер?--мягко
спросила она, используя это имя по привычке, хотя в комнате никого не было.
     -- Пока что в Дассе,--прошептал Йорам.--Сегодня вечером я свяжусь с ним
и передам, что вы добрались. Кстати, ваше желание во что бы то ни стало уйти
от погони было оправдано. На следующий день после Рождества регенты объявили
нашу  семью  вне  закона.   Подозреваю,  именно  поэтому  Трурилл  подвергся
нападению, свою руку к этому приложил и клан  слишком уж  рьяных МакИннисов.
Но в любом случае Алистер и Джебедия ждут новостей о  новом синоде в Рамосе,
прежде  чем присоединиться  к нам. Новый архиепископ и  его прихлебатели уже
лишили  сана  всех  священников-дерини, устранили епископов,  не  пожелавших
пойти на сотрудничество  с ними,  и  запретили  дерини  вступать  в духовное
сословие.
     Эвайн взглянула на епитрахиль, лежавшую поверх одеял, и снова на брата.
     -- Кажется, ты не принял низложения.
     --  А как ты  думаешь?--ответил он, его  крепко  сжатые  зубы и мрачный
огонек, тлевший  в серых глазах,  рассказали  Эвайн все то,  что она  хотела
знать.
     Эвайн улыбнулась.
     -- Понятно. Ты сказал что-то про нового архиепископа. Хуберт?
     -- А  кто же еще?  Найэллан и Дермот  бежали с нами в Дассу,  но Хуберт
наверняка знает, где мы, потому  что он  приказал Руну  осадить город. Кай и
Давит Ниван убиты в соборе на Рождество, так же как и...
     Он  склонил  голову,  голос его. сорвался.  Йорам  вовсе  не  собирался
говорить на эту тему, особенно с ней, но Эвайн уверенно сжала его руку.
     -- Я уже знаю, Йорам. Все в порядке, можешь говорить и об этом.
     -- Мне очень жаль, Эвайн,--прошептал он.--Видит Бог, мы пытались спасти
его, но  не  имея под  рукой  Целителя... Это  было  ужасным, бессмысленным,
трагическим...
     -- Я знаю,--пробормотала она.--Вы не виноваты в этом. Неужели ты думал,
что  мне   не  известно  об  этом.   Неужели  ты  думал,  что  я  ничего  не
почувствовала, когда он умер?
     Она  часто  заморгала, чтобы  скрыть  выступившие  слезы, и  смотрела в
потолок до тех пор, пока не смогла продолжить.
     -- Нам  не удастся  пребывать здесь  вечность,--произнесла она, немного
отойдя  от   переживаний.--Нельзя  подвергать   опасности   добрых  монахов,
предоставивших  нам кров. У тебя  есть какие-нибудь идеи,  кроме того, чтобы
собраться здесь всем вместе?
     Йорам кивнул, вернув себе спокойствие.
     --  Мы с  Энселем  должны начать  возводить  здесь  Портал, как  только
сможем. Отправимся  в  старый михайлинский  храм, куда  мы водили Синила. Он
пустует, но давние запасы все еще там. Превратив  Портал  в храме в ловушку,
мы будем в безопасности по крайней мере какое-то время.
     -- Места ссылки бывают и хуже. По-моему, там мы будем  чувствовать себя
почти как дома. Ты сказал,  что вы собираетесь соорудить здесь Портал. Вам с
Энселем одним не управиться...
     -- Если ты собираешься предложить свою помощь, лучше не трудись,--мягко
произнес  он.--Мы  собирались  попросить  Кверона,  но  можно найти  других.
Настолько я помню,  Фиона  знакома с  этим делом. Можно привлечь и  Камлина,
если он выздоровеет к тому времени.
     Эвайн снова подняла голову к потолку, прикусив губу.
     --  Тебе рассказали о тете Айслин,  Эйдриане и... Эйдане?--  прошептала
она дрожащим голосом. Йорам кивнул.
     -- И о том, как вы исцелили Камлина. Это было чудо, Эвайн!
     -- Нет, это был Тиэг,--поправила она,  снова  глядя на брата.--Он  тоже
Целитель,  как  и  его отец.  Он...--она громко  глотнула,  упорно  стараясь
справиться со слезами.--О, Йорам, его отец так гордился бы им!
     Эвайн больше  не  сдерживала  слез.  Она  зарыдала  в  объятьях Йорама,
гладившего  ее  по  голове,  бормотавшего  глупые  слова  и  в  конце концов
установившего с ней контакт,  чтобы  каждый  из  них узнал, что  случилось с
другим  со времени их последней встречи. Когда она наконец взяла себя в руки
и открыла глаза,  Йорам сидел рядом, здесь же был и  монах Доминик со второй
тарелкой супа.
     -- Я не могу,--она попыталась протестовать;--Нужно столько переделать.
     Но Йорам был непреклонен.
     -- Единственная  вещь,  которую ты должна  делать  следующие  несколько
дней,--это поправляться,--сказал  он.--А  теперь не утруждай брата Доминика,
ешь. Пока ты не окрепнешь, мы с Энселем позаботимся обо всем.

        ГЛАВА 30

     Для  дерева есть надежда, что оно, если и будет срублено, снова оживет,
и отрасли от него выходить не перестанут.
     Книга Иова 14:7

     Так же, как и.  для его детей, новый  год для Камбера начался неудачно,
принес  с собой  дурные вести из Валорета. Как обычно со времени их побега в
Дассу, Камбер и епископ Дермот помогали Найэллану служить дневную мессу. Они
стояли  по  бокам от него и, сложив  ладони,  слушали последний  отрывок  из
Евангелия.
     "In  principio erat Verbum,  et  Verbum erat  apud  Deum,  et Deus erat
Verbum. Hoc erat in principio apud Deum. Omnia per ipsum facta sunt; et sine
ipso factum est nihil, quod factum est..."
     "Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово был Бог..."
     Когда Найэллан  читал, над Порталом  появилось сияние, превратившееся в
изящную,  облаченную в  черный плащ  фигуру,  окруженную  пурпурным сиянием,
свидетельствовавшим  о  том,  что  этот  Портал  был  по-прежнему  ловушкой.
Найэллан тяжело поднял  глаза.  Месса  подходила  к  концу,  и лучшие  воины
Джебедия  и  Найэллана  окружили  мозаичные  границы  Портала.  Камбер  тихо
присоединился  к  ним.  Вряд  ли  закутанная в  черное  фигура была  знакома
большинству находившихся в храме  братьев, но у него самого не  было никаких
сомнений--это был Тавис, причем, один, без Джавана.
     Кивком  головы попросив Джебедия  и его  стражников  загородить  только
прибывшего  от тех,  кто преклонил  колени, чтобы получить благословение, он
осторожно  вступил  в пурпурный туман. Ловушка сделала его, как и  пленника,
полуслепым  до тех пор, пока не  подал  помощь Найэллан. Но  к  тому времени
Камбер уже переговорил с Тависом.
     --  Что случилось?  Где Джаван?--прошептал он,  беря Тависа за  плечи и
заглядывая в его светлые аквамариновые глаза.
     Целитель вздохнул.
     --  Он сидит  со  своими  братьями  в  Совете  и  слушает, как  регенты
подтверждают законность рамосских решений.
     -- Рамосских решений? Сегодня? Всех?
     -- И даже больше.
     Тут к ним приблизился Найэллан, рассеял туман ловушки и положил руку на
руку Тависа. Дермот по-прежнему находился у алтаря, задувая  свечи. Джебедия
и его  воины пошли  провожать  последних утренних посетителей  часовни. Пока
комната  пустела, Камбер  поблагодарил  Найэллана  и полностью  обратил свое
внимание на Тависа, предпочитая мысленный  контакт  словам.  Значимость  той
информации, которая  в  следующее  мгновение  мощным потоком потекла  в  его
сознание, было трудно переоценить.
     Ночью Джаван  узнал,  что скоро будут обнародованы новые законы. Следом
за этим должно начаться  массовое истребление дерини,  потому что сохранение
хоть  некоторых избранных не  входит в планы регентов, Регенты утвердили все
предложения епископов, а потом внесли собственные дополнения.
     Джавану  после  того, как  он  сообщил все  это  Тавису,  волей-неволей
пришлось приказать своему Целителю скрыться в безопасном месте. Остаток ночи
и  раннее  утро  Джаван   и  Тавис  провели  в  разговорах,  размышлениях  и
обсуждениях планов и даже придумали способ связи после бегства Тависа.
     Этот момент наступил, Джаван взял себя в  руки и, как  подобало принцу,
предстал  перед  двором.  Тавис,  разрывавшийся  между  своими  желаниями  и
необходимостью, пробрался к потайному Порталу в арсенале без происшествий. А
остальное Алистер знает.
     --  Что ж,  могло  быть и хуже,--прошептал Камбер,  когда их с  Тависом
соединяла  только тонкая нить контакта, затем  поделился  тем, что  узнал, с
двумя  остальными