апливая его
над свечой. - Боюсь, что с подписыванием я не могу тебе помочь, а вот  с
запечатыванием справлюсь. Какой печатью ты намерен пользоваться?
   Нигель снял с  пальца  свой  личный  перстень-печатку  и  со  вздохом
положил на стол перед Коналом.
   - Несмотря на то, что они говорят, я пока еще  не  король,  сынок,  -
сказал он. - И, не побоюсь тебе сказать, я надеялся, что мне никогда  не
придется рассылать такие письма.
   Он взял из кучи первое  письмо  и  положил  на  стол  перед  Коналом.
Красные густые капли упали на пергамент под подписью, к  которой  Нигель
добавил латинскую букву "Р", означавшую Princeps, а не "R" - Rex.
   Конал ничего не сказал, когда его отец опустил печать в горячий воск,
оставив оттиск своего собственного герба, а не причитающегося ему теперь
льва Халдейнов. Было очевидно: Нигель осознает,  как  Конал  внимательно
наблюдает за ним. Отец натянуто улыбнулся, откладывая письмо в  сторону,
затем достал следующее, преднамеренно не  встречаясь  с  взглядом  серых
глаз другого Халдейна.
   - Я знаю, - мягко сказал Нигель, глядя, как  воск  капает  на  другое
письмо. - Вероятно, я поступаю глупо, все еще надеясь, что  Келсон  жив.
Но я не хочу быть королем. Если бы я считал, что смею  это  сделать,  то
серьезно подумал бы об отречении от престола в твою пользу. Но  ты  ведь
тоже  этого  не  хочешь?  Конечно,  ты  достаточно  молод,  и   мог   бы
рассматривать ответственность просто как вызов и  приключение.  Но  наша
знать никогда на это не согласится. И для человека, который когда-то был
королем, нет другого места, кроме могилы.
   Когда Нигель снова приложил печать к воску, Конал почувствовал прилив
гнева: отец совсем не понимает его желаний и стремлений! Но он  заставил
себя бесстрастно отогнать эту мысль. Во  многих  отношениях  Нигель  был
абсолютно прав. Для двух королей в одном королевстве нет места.
   - Бог даст, этот день долго еще не придет, отец, - тихо произнес  он,
- Я хочу обучаться государственным делам  рядом  с  тобой,  и  это  меня
полностью устраивает. Однако мы оба должны кое-что освоить.
   И ты, в особенности, не можешь это слишком надолго откладывать.
   - А, я вижу, Арилан и до тебя добрался, - заметил Нигель.
   - Он прав в том, что наши  враги  не  будут  ждать,  узнав  о  смерти
Келсона, - ответил Конал,  внешне  сосредоточив  все  свое  внимание  на
следующей печати, хотя его защиты непроизвольно окрепли.  -  Наши  враги
как раз и надеются на то, что ты пока не  станешь  принимать  могущество
Халдейнов.
   Он осторожно запустил ментальный щуп, ожидая встретить прочные  щиты,
но  импульс  прошел,  не  остановленный  и   не   обнаруженный,   сквозь
практически не существующую защиту.  Нигель  только  покачал  головой  в
ответ на замечание Конала, беря следующее письмо.
   - Не думаю, что они так скоро начнут нас проверять. В Торенте об этом
еще не могут знать. Даже Морган узнает о случившемся где-то  завтра  или
послезавтра - а Дункану не пришлось скакать на лошадях отсюда в  Дхассу.
Обычным курьерам потребуется  гораздо  больше  времени,  чтобы  пересечь
границу с Торентом.
   - Отсюда, - согласился Конал. - Но не с севера, где все произошло. Мы
четыре дня ехали из аббатства святого Беренда через Валорет, но  следует
учитывать,  что  новость  могла  распространяться  и  прямо  оттуда.   О
случившемся знают все монахи из аббатства. Мы сами отправляли посыльного
к графу Истмаркскому - вот уже еще хотя бы один. Он должен был  передать
новость в Кардосу. А дойдя до  Кардосы,  новость  в  течение  нескольких
часов  распространится  по  Торенту  -  как  только  какой-нибудь  агент
Торента, Дерини, или со связями в кругах Дерини доберется до  ближайшего
Портала.
   - Ты рисуешь довольно мрачную перспективу, -  заметил  Нигель,  опять
беря следующее письмо. - Но я все равно думаю,  что  мы  можем  отложить
любые решения до возвращения Дункана и Моргана.
   - Почему бы не позволить Арилану провести ритуал, и дело с концом?  -
спросил Конал. - Он говорит, что в состоянии это сделать без  Моргана  с
Дунканом. И он не так сильно переживает смерть Келсона, как мы  все.  Он
может   оказаться   лучшим   выбором   в   любом   случае,   как    лицо
незаинтересованное.
   Нигель вздохнул, отложил в сторону печать, положил  сжатый  кулак  на
бедро и посмотрел на Конала.
   - Он тебе это сказал или ты сам догадался?
   Внезапно Коналу стало не по себе, причем он не  мог  сразу  же  четко
определить причину дискомфорта. Отодвинув сосуд  с  красным  воском,  он
затушил свечу и поставил ее рядом с перстнем отца.
   - Что ты имел в виду? Он, в самом деле, менее взволнован.
   - Да, в том,  что  касается  смерти  Келсона,  возможно,  -  допустил
Нигель. - Но я бы не стал называть его незаинтересованным лицом. Он ведь
член Камберианского Совета.
   - А это какое имеет значение в данном деле?
   Нигель пожал плечами, затем скрестил руки на груди.
   - Не уверен. Нет ничего, на что бы я мог четко  указать  пальцем.  Но
они были в смятении из-за смерти Тирцеля. Келсон ведь сказал  тебе,  что
одного из советников нашли мертвым, прямо здесь в замке?
   У Конала появилось ощущение, словно холодная рука сжала его сердце, и
ему пришлось отвести глаза, чтобы не передать свое напряжение  отцу.  Он
надеялся, что Нигель не заметил мгновенную панику, охватившую его, когда
принц только услышал эти слова.
   Конал не ожидал поворота разговора к Тирцелю Кларонскому.
   - Он упомянул, что кого-то важного нашли мертвым, но не сказал  кого,
заметив только, что я его не знал.
   - Нет, ты не мог его знать, - тихо сказал Нигель.
   Но у него в мозгу промелькнуло странное смятение.  Все  еще  оставляя
свой импульс глубоко за слабыми щитами отца, Конал не  увидел  ни  следа
настоящего подозрения - пока - однако он следил  за  цепочками,  которые
выстраивал  Нигель,  пытаясь  связать   слова   Конала   с   удивлением,
промелькнувшим на мгновение на лице сына. Конал боялся,  что  недооценил
отца, и прикидывал, не поздно ли перекинуть луч сомнения на Дугала.
   - На самом деле Келсон очень мало говорил об этом, - продолжал Конал.
- У меня сложилось  впечатление,  что  дело  не  должно  меня  касаться,
поэтому я и не проявлял  любопытства.  Однако,  как  я  помню,  и  Дугал
получил письмо. Кажется, он очень расстроился. Он знал того человека?
   - Это нам неизвестно, - ответил Нигель. - Дункан  так  не  думал.  Но
тело нашли в тайном проходе, ведущем из покоев Дугала во двор  базилики.
Только несколько человек знали о его существовании.
   - Ну, очевидно, знал и этот Тирцель Кларонский, -  заметил  Конал,  -
Как бы иначе он в него попал?
   Слишком поздно Конал понял, что роковое имя  только  что  вылетело  у
него из уст. Он ощутил спазмы в  животе,  увидев,  как  изменилось  лицо
Нигеля.
   - Я никогда не упоминал полное имя Тирцеля, сын, - прошептал  Нигель.
- Откуда оно тебе известно?
   - Ну.., наверное, его называл Келсон,  -  соврал  Конал,  в  отчаянии
пытаясь отступить и замести следы. - Может, его упоминал Арилан.
   - Нет, Арилан никогда бы не назвал его тебе,  и  ты  уже  сказал  мне
сегодня, что Келсон не называл имя усопшего, так как ты  не  мог  с  ним
встречаться.
   Конал, ты знаешь об этом больше, чем говоришь мне? Не лги мне, сын.
   Конал мгновенно понял: Нигель знает, что он  запустил  сквозь  защиты
отца ментальный импульс, и в ужасе  осознает,  как  далеко  тот  проник.
Часть его пронзенного разума напряглась, изгоняя  захватчика,  но  Конал
также понял, что  отец  попытается  воспользоваться  своей  способностью
узнавать, говорит ли человек правду или лжет.
   Конал не мог позволить этому  произойти.  Он  подавил  попытку  отца,
обернув часть  собственного  разума  вокруг  той  части  разума  Нигеля,
которая хотела установить контроль над сыном, и понял: Нигель догадался,
что он задумал.
   - Конал, что ты делаешь? - удалось выдавить Нигелю, который ухватился
за край стола, придя в ужас от вторжения сына. В его серых глазах стояла
боль и смятение. - О, Господи, ты знал его. И он  дал  тебе  силу?  Боже
праведный, он дал тебе могущество, и ты убил его?!
   Конал не был  уверен,  откуда  пришли  знания  и  сила  -  он  только
чувствовал, как она вскипает где-то внутри него, свертываясь  в  кольцо,
чтобы ударить.
   Он был бессилен остановить ее.  Позднее,  когда  у  него  было  время
подумать, он пришел к выводу,  что  ее  могло  разбудить  чтение  памяти
Тирцеля: он пережил быструю смену  ментальных  образов,  которых  в  его
личном опыте не было, но намекали  они  на  прошлые  схватки  магической
силой.
   Однако несмотря на догадку об источнике своей новой силы, он не  имел
над ней власти. Это был инстинкт самосохранения, не смягченный  жалостью
или даже осознанием того, что он собирался ударить  своего  собственного
отца и почти наверняка убить его. И хотя, он  надеялся,  ему  удалось  в
самое последнее  мгновение  отвести  часть  смертельного  удара,  он  не
представлял, какой будет эффект.
   Конал с ужасом смотрел, как  руки  Нигеля  оторвались  от  стола,  за
который держались, и поднялись вверх в бессильном жесте -  отец  пытался
отгородиться от удара; потом он  попытался  встать,  его  красивое  лицо
исказилось от боли, затем  руки  сжали  поседевшие  виски  в  безмолвной
агонии. Казалось, что это продолжается часами, хотя  на  самом  деле  не
прошло и  тридцати  ударов  сердца,  причем  в  быстром  ритме  -  Конал
чувствовал, как оно начинает биться все быстрее и быстрее.
   Когда  принц,  наконец,  почувствовал,  как   поток   силы   спадает,
по-прежнему,  помимо  его  воли,  Нигель  стал  медленно  падать,  точно
срубленное дерево.
   Конал смотрел, завороженный, как обмякшее тело отца рухнуло  на  пол.
Конечности все еще  слегка  подрагивали,  стул,  на  котором  он  сидел,
перевернулся, красивое лицо побледнело, в  серых  глазах  теперь  стояла
пустота, и выражение невыносимой боли.

Глава семнадцатая

И будут рыдать о Нем, как рыдают об единородном сыне (Захария 12:10)

   Келрик бился ножками. Морган прижался ухом к огромному животу жены, в
котором пока находился его неродившийся сын, потом в удивлении посмотрел
на  Риченду,  улыбаясь,  когда  Келрик  снова  стукнул  ножкой.  Риченда
сморщилась от боли.
   - Наш сын сегодня утром ведет себя слишком бойко, - заметил он.
   - Он вел себя слишком бойко большую часть ночи, - ответила Риченда. -
Мне кажется, он поворачивается. Наверное, в конце срока ребенку в животе
становится слишком тесно. В любом случае, он может и не  ждать  еще  три
недели, чтобы появиться на свет.
   Морган сел в беспокойстве.
   - Пришло время? Мне послать за Рандольфом?
   - Аларик...
   Она рассмеялась, взяв его лицо в  ладони  и  качая  головой.  Риченда
рассеивала его беспокойство, побуждая и жестом,  и  мысленно  устроиться
повыше в кровати, чтобы она  могла  поцеловать  его.  Он  удовлетворенно
вздохнул, когда прижался к  ней,  уткнув  лицо  ей  в  плечо  и  обнимая
раздутый живот.
   - Я знаю, - тихо сказал он, глядя на полог, закрывающий кровать. -  Я
слишком много беспокоюсь.
   Но интересно, понимаешь ли ты, как ужасно для  мужчины  знать,  через
что должна пройти его жена, чтобы подарить ему ребенка,  и  волноваться,
переживет ли она это испытание.
   -  Дорогой  мой,  мне  уже  доводилось   делать   это   дважды...   -
запротестовала она.
   - Да, и меня не было рядом оба раза, - сказал он, потираясь  небритой
щекой о ее руку и с лукавой улыбкой приподнимая голову, когда она  опять
запротестовала. - Ну, ты же  не  дождалась  меня  в  предыдущий  раз,  -
продолжал он. - И не моя вина, что первого ребенка ты родила не от  того
мужа. Если бы ты вела себя разумно и  с  самого  начала  вышла  за  меня
замуж, то все сложилось бы по-другому.
   - Ты не предлагал, - возразила Риченда. - Более того, Брендан не  был
бы Бренданом, если бы ты оказался его отцом. Он был  бы  очень  милым  и
необыкновенным - но он был бы другим.
   Морган кивнул, соглашаясь.
   - Да, это так. Ну, малыш Келрик  будет  другим,  это  определенно.  И
несомненно необыкновенным, как и его мать. -  Он  снова  в  задумчивости
посмотрел на ее живот. - Интересно, что он думает в эти  минуты?  Вообще
интересно, думают ли дети до того, как появятся на свет.
   - Ну, если он что-то и думает, я надеюсь, это:
   "Как жаль, что я создаю своей маме столько трудностей сегодня утром",
- грустно ответила она. -  Наверное,  я  спала  только  пару  часов.  По
крайней мере, он сейчас вроде бы успокаивается. Может, удастся уговорить
лорда Ратхольда, чтобы кухарка послала завтрак наверх, а затем,  пока  я
подремлю, я позволю тебе разбираться со своими драгоценными  подданными.
В любом случае, они прекрасно обойдутся без меня и не  заскучают.  Да  и
женщине, которая, как кажется, может  в  любую  минуту  лопнуть,  трудно
выглядеть серьезной.
   - Дорогая, ты так не выглядишь! В том смысле, что  готова  лопнуть  в
любую минуту! - с негодованием запротестовал Морган, снова садясь  и  не
спуская с нее глаз.
   - Зато я чувствую себя именно так. Аларик, ты не представляешь...
   -  Помолчи  минутку,  любимая,  -  прошептал   Морган,   дотрагиваясь
кончиками пальцев до ее губ и прислушиваясь к звуку шагов, взбегающих по
лестнице, находящейся рядом с дверью. Как только в дверь  постучали,  он
тут же взял халат.
   - Ваша светлость! О, пожалуйста, Морган, открой немедленно!
   Это был голос Дерри, возбужденный и полный эмоций, и Морган,  вскочив
с кровати, бросился к двери, на ходу надевая халат - еще  до  того,  как
стук прекратился.
   - Иду, Дерри. Что случилось?
   Он откинул защелку и  раскрыл  дверь,  а  потом  замер  на  месте  от
удивления, увидев, что рядом с Дерри стоит Дункан,  пропахший  лошадиным
потом.
   Он выглядел так, словно весь мир прекратил существовать.
   - Дункан?
   - Келсон, - выдавил из себя Дункан. - И Дугал.
   Произошел несчастный случай.

***

   "Бог мой, что же я наделал?"
   Конал, все еще не веря, прижал кулаки к вискам и смотрел  на  лежащее
неподвижно тело отца. Какое-то  время  он  был  в  шоке  и  сам  не  мог
пошевельнуться, затем встал на колени рядом с трупом.
   Принц не знал, что на него нашло. Он не  собирался  причинить  Нигелю
зло. Сила, атаковавшая его отца, поднялась без усилия  и  приглашения  в
ответ на панику. И он не мог контролировать эту силу.
   Случившееся было  подобно  магическому  удару,  нанесенному  Келсоном
Кариесе во время той страшной схватки в соборе в день коронации Келсона.
Конал  хотел  получить  весь  потенциал   Халдейнов,   и   он   приложил
значительные усилия, чтобы приблизиться к цели, но он никогда не  думал,
что за это могущество придется заплатить такую цену.
   Но каким-то чудом, которое Конал  никак  не  мог  объяснить,  Нигель,
совершенно неготовый к атаке сына, все еще оставался  жив,  несмотря  на
сильнейший удар. Его дыхание было слабым и прерывистым, кожа  липкой  от
пота, и он не реагировал ни на какие попытки Конала поднять его,  но  на
шее прощупывался слабый пульс. Во рту Нигеля  была  кровь:  он  прикусил
язык, когда забился в конвульсиях, и Коналу пришлось  закрыть  невидящие
глаза, потому что сами по себе они не хотели закрываться.
   Но хотя пульс стал ровным  через  минуту  или  две,  ничто  другое  в
состоянии Нигеля не менялось. Конал с опаской  попытался  прощупать  его
мозг и обнаружил только туман,  который  бывает  в  голове  у  человека,
пребывающего без сознания.  В  памяти  блуждали  тени  обширной  травмы,
нанесенной телу и разуму, но даже Конал, зная, что искать, не  обнаружил
никакой подсказки на то, как все случилось или по чьей вине.
   Собственное сердцебиение Конала стало успокаиваться, когда он  понял:
его, по крайней  мере,  не  смогут  ни  в  чем  обвинить.  Отстраненная,
незнакомая часть его стала хладнокровно разрабатывать версию, при помощи
которой он объяснит состояние  отца,  не  беря  никакой  вины  на  себя.
Кое-что из доводов и  логических  ходов  был  подсказано  воспоминаниями
мертвого Тирцеля Кларонского,  как  с  испугом  и  удивлением  обнаружил
Конал.
   Ему доводилось видеть людей в похожем состоянии  и  раньше  -  обычно
более старшего возраста, чем  Нигель,  которому  еще  не  исполнилось  и
сорока - но случалось, и более молодые оказывались в подобном положении.
Врачи расходились во мнении, возлагать ли вину на  мозг  или  сердце.  В
любом случае, последствия были очень похожи на те, которые Конал  сейчас
наблюдал у  отца.  Выздоровление,  если  вообще  человек  выздоравливал,
проходило очень медленно и тяжело, и жертва могла несколько дней, недель
и  даже  месяцев  лежать  без  сознания,  а   потом   долго   оставаться
парализованной и лишенной способности говорить, причем  последнее  могло
длиться вечно.
   Но в случае отца было одно исключение: Конал знал, что эта жертва  не
пойдет  на  выздоровление,  пока  кто-то  не  сможет  повернуть   вспять
содеянное им.
   Сам он не представлял, как  повернуть  процесс  вспять,  потому  что,
вообще, не мог объяснить, как привел отца в это состояние. А если кто-то
Другой выяснит истинную причину состояния  Нигеля,  то  в  конце  концов
придет к выводу, что во всем виноват Конал.
   Значит, он не должен допустить, чтобы кто-то  узнал  о  его  участии.
Чувство вины усиливалось с каждым новым, ужасным поступком,  совершенным
им, но он не смел признаваться - особенно сейчас, когда  корона  была  в
пределах досягаемости.
   Раз Келсон мертв, а Нигель на неопределенное время  вышел  из  строя,
значит, Конал становился  самым  могущественным  человеком  в  Гвиннеде.
Возможно, он фактически еще не являлся  королем,  потому  что  по  праву
королем считался Нигель, пока остается в живых, и Конал не хотел  смерти
отца. Но Конал, несомненно, являлся логическим выбором на пост регента -
становясь королем во всем, кроме титула.
   Мысль имела удивительное очарование - король  Конал.  И  даже  регент
Конал звучало неплохо. Осталось только  пережить  грядущие  пару  часов,
когда обнаружат отца, и не дать  никому  намека,  что  сын  имел  к  его
теперешнему состоянию какое-то отношение.
   Он поблагодарил Бога за то, что Тирцель в свое время приложил немалые
усилия, дабы установить в его сознании  прочные  защиты,  так  что  даже
никто из Дерини не сможет проникнуть в  его  разум.  В  ближайшее  время
единственным Дерини, с которым ему придется столкнуться,  будет  Арилан,
но даже он более не внушал  Коналу  страх.  Принцу  потребовалось  всего
несколько секунд, чтобы запечатать свое  новое  чувство  вины  вместе  с
несколькими предыдущими там, где Арилан до них никогда не доберется.
   Затем, сделав глубокий вдох, он бросился к двери, с  силой  распахнул
ее и закричал, стоя на верху винтовой лестницы:
   - Стража? Стража! Немедленно приведите врача!
   У моего отца удар!

***

   Морган, как парализованный, сидел рядом с очагом в  спальне,  Риченда
прильнула к нему, молча сжимая его руку и глядя на  мужа  расширившимися
испуганными глазами, когда они оба слушали, как Дункан еще раз  повторял
детали случившегося. Дерри взял табурет и расположился чуть  поодаль,  а
Дункан  занял  резное  кресло  Моргана,  отпивая   маленькими   глотками
подогретое вино из кубка,  которое  принес  паж.  Но,  казалось,  он  не
чувствовал вкуса.
   - Это все, что я знаю, Аларик. Пусть поможет мне Бог, я тоже не  могу
в это поверить, но это должно быть правдой. Я допросил  всех  свидетелей
перед отъездом - и я имею в виду то, что говорю.
   По-настоящему допросил. По крайней мере один  видел  своими  глазами,
как Келсон врезался в камень, когда упал в воду. Они говорят, что  Дугал
вроде бы плыл, когда его видели  в  последний  раз,  но  их  с  Келсоном
подхватил водопад. Черт,  все,  кто  свалился  в  воду,  попали  в  этот
водопад. И если, по счастливой  случайности,  кому-то  удалось  пережить
это, река уходит под землю, чуть дальше  того  места.  Так