есованные же королю он просмотрел, не  открывая,
используя навыки, которым его обучил Тирцель: теперь он  умел  читать  и
запечатанное письмо.
   Конал не удивился, что большая часть писем была от Нигеля и  касалась
ежедневных забот, связанных с управлением королевством - обычные депеши,
отправляемые королю, отсутствующему в столице, чтобы он в общем и  целом
представлял ситуацию. Несколько посланий были  написаны  рукой  Дункана:
или когда он выполнял функции писаря для принца-регента  (Нигель  ставил
под ними только свою подпись и печать),  или  Дункан  сам  давал  оценку
некоторых вопросов. Эти тоже были достаточно безобидными.
   Однако одно письмо Дункана предназначалось Дугалу  с  указанием  дать
Келсону прочитать его. Как только Конал  узнал  содержание,  у  него  от
страха закружилась голова: в  письме  в  подробностях  описывалось,  как
Дункан обнаружил в тайном проходе труп Тирцеля.
   Проклятье! Из всех возможных кандидатур тело нашел Дункан!
   Еще одно письмо Дугалу пришло от Арилана, интересовавшегося, не знает
ли он, что могло привести  к  смерти  Тирцеля.  Епископ  Дерини  написал
похожее письмо Келсону и просил короля, чтобы Дугал  немедленно  ответил
ему.
   Эти три последние письма испугали Конала - и каждое по отдельности, и
все вместе. Он знал: в конце концов тело Тирцеля должны найти,  но  одно
дело было узнать, что это случилось, и совсем другое  -  что  его  нашел
Дункан - единственный человек в Ремуте, кто мог узнать усопшего.
   А  теперь  не  только  Арилан,  но  и,  очень  вероятно,  все  другие
могущественные и таинственные члены Камберианского Совета уже  применили
свои способности Дерини, расследуя смерть Тирцеля.  И  даже  если  ни  в
одном из писем даже не содержалось намека на подозрения Арилана  о  том,
что смерть Тирцеля не была несчастным случаем  и  не  упоминался  Конал,
вина грызла принца, подобно голодному волку.
   Конал понял: мысль о том,  что  Дугала  будут  допрашивать  по  этому
вопросу, приводит его в ужас.
   Если Арилан, Дункан или  один  из  членов  Совета  смогли  определить
точное  время  смерти  Тирцеля,  то,  как  знал  Конал,   алиби   Дугала
непоколебимо. У Конала тоже было  алиби:  его  оруженосец  Джован  может
честно поклясться под присягой, что его хозяин  рано  лег  спать  в  тот
вечер. Однако тщательный допрос парня может  показать,  что  его  память
кто-то подправил, и даже установить, кто именно.
   Это само по себе может служить достаточным основанием для дальнейшего
расследования. И, кто знает, вдруг Дугал в случае применения интенсивной
техники допроса, вспомнит, как Конал  осторожно  приближался  к  дверям,
ведущим в его покои, пытаясь вернуться  через  дворец  после  того,  как
спрятал тело Тирцеля на площадке? А  что  если  Дугалу  удастся  увидеть
связь с Коналом? Ведь в конце-то  концов  Конал  в  самом  деле  толкнул
Тирцеля, хотя и не хотел его смерти...
   Но  с  другой  стороны,  можно  ли  каким-то  образом  ухитриться   и
представить улики таким образом, чтобы они указывали на Дугала? Вот  это
- очень привлекательная мысль. Может, удастся подставить Дугала, и таким
образом убрать с дороги не только опасного потенциального свидетеля,  но
и приносящего беспокойство соперника. Конечно,  потребуется  предпринять
шаги, чтобы Дугал не смог защититься...
   Конал задумался над идеей, возвращая все письма в  курьерскую  сумку,
оставив себе свои и три, рассказывающие о смерти Тирцеля. Конал  взял  с
собой в поход ягдташ Тирцеля с травами: он не мог оставить его,  рискуя,
что его найдут. Не исключено, кое-что из содержимого можно использовать.
Он не  знал  предназначения  всех  трав  в  наборе  Тирцеля,  но  помнил
некоторые - и этого было достаточно.., если он найдет  способ  подсыпать
их - чтобы Дугал не пережил следующий день.
   Он не станет применять  простой  яд  или  передозировку,  потому  что
завтра им предстоит следовать по очень  сильно  пересеченной  местности.
Требовалось более  тонкое  решение  -  например,  нечто,  затуманивающее
зрение  и  дающее  не  правильную  оценку   перспективы,   или   что-то,
обеспечивающее ложное чувство безопасности. Судя по  тому,  что  говорил
монах, который завтра поведет их по  этому  пути,  поспешный  шаг  может
стать для всадника смертельным.
   Но Конал  в  любом  случае  не  мог  ничего  сделать  для  дальнейшей
разработки плана до возвращения остальных, и ему требовалось  время  для
решения. Закрыв курьерскую сумку, он отнес ее в соседнее помещение,  где
разместились Келсон с Дугалом, и оставил ее  рядом  с  храпящим  Кьярдом
О'Руаном. Затем он вернулся к себе, чтобы разбудить  Джована,  прочитать
адресованные ему самому письма и сформулировать планы на вечер.

***

   Келсон с сопровождавшими его лицами  вернулись  как  раз  к  вечерним
молитвам, и Конал со страхом и ревностью наблюдал,  как  Дугал  вошел  в
аббатство рядом с королем. Принц даже не пытался молиться,  заняв  место
недалеко от них, хотя, если посмотреть со стороны, то он должным образом
склонял голову и его губы что-то шептали.
   Позднее, за ужином, Конал был  весел  -  по  крайней  мере  настолько
весел, насколько это позволялось в Великий Пост. Когда король с друзьями
покинули трапезную, отправившись в покои аббата, чтобы посидеть часок  у
очага, Конал даже остался ненадолго - послушать, как поет  баллады  один
из послушников.
   Однако никто не засиживался долго, потому что  Сэйр  планировал  рано
тронуться в путь, чтобы преодолеть перевал при свете дня. И когда король
с фаворитом пошли спать даже  до  вечернего  богослужения,  Конал  также
засвидетельствовал свое почтение аббату и отправился в постель.
   Однако он не смел спать. Немного времени спустя, когда все  аббатство
затихло, Конал двинулся в сторону конюшни. Его  никто  не  остановил  по
пути.
   В конюшне все, необходимое для путешествия,  было  уже  собрано.  Там
Конал без труда нашел вещи Дугала и отвинтил крышку с  наплечной  фляги,
уже наполненной вином перед завтрашним путешествием.
   Он  понюхал  содержимое  фляги  перед  тем,  как  добавить  зелье  из
керамического пузырька, который с  вечера  прятал  на  теле.  Конал  был
уверен: запах и вкус вина скроют то, что он добавил. Он не  беспокоился,
что кто-то из слуг хлебнет из фляги: как  говорил  Коналу  Тирцель,  его
зелья действуют только на тех, в чьих жилах течет кровь Дерини.
   Затем, в волнении и возбуждении, Конал быстро вернулся в свою постель
и лег. Но он все равно почти не спал остаток ночи.

Глава двенадцатая

Путь глупца прямой в его тазах (Притчи 12:15)

   Следующее утро оказалось очень  тихим,  но  воздух  наполняла  влага.
Вероятность дождя была очень  высока,  хотя  он  пока  и  не  начинался.
Местные монахи, когда их попросили предсказать погоду, поклялись, что  к
полудню должно разъясниться, правда, в это время года погода очень часто
меняется. На горных перевалах иногда встречается снег и лежит он там  до
конца марта. При теперешнем состоянии неба, равно вероятны  были  дождь,
снег и ясный день.
   После мессы и гораздо более неторопливого  завтрака,  чем  изначально
планировалось, Келсон раздумывал, что делать. Дождь пока не шел. Им и не
требовалось волноваться о том,  чтобы  именно  сегодня  преодолеть  весь
перевал до наступления темноты: на вершине стояло небольшое аббатство, в
котором они, несомненно, смогут разместиться и обсохнуть -  если  сильно
промокнут. Сэйр склонялся к тому,  чтобы  отложить  путешествие  еще  на
день, в надежде, что появятся более  четкие  указатели  ясной  погоды  и
разойдутся тучи, заполонившие восточный горизонт.  Однако  Келсон  горел
нетерпением и не хотел терять время. Его возбуждала перспектива  поисков
в Йомейре, потому что там  тоже  когда-то  находилось  место  поклонения
Камберу - там, где святой пал в битве; и король надеялся, что в  Йомейре
он узнает о Камбере больше, чем удалось в Кайрори.
   Поэтому Келсон приказал отряду собраться во дворе  аббатства,  как  и
планировалось изначально, хотя и на несколько, часов  позднее,  чем  ему
хотелось бы. И, словно в ответ на его оптимизм,  солнечный  луч  пронзил
облака, когда он дал сигнал колонне выезжать за ворота аббатства святого
Беренда.
   Неожиданным  приятным   пополнением   их   отряда   оказался   монах,
согласившийся  выступить  в  роли  проводника  -  некто   брат   Гелрик,
словоохотливый и почти до комичности худой мужчина, сидевший на  нелепой
пегой лошаденке. Все, находившиеся поблизости, уже вскоре  хохотали  над
его шутками: он давал оценку жизни при дворе  Дланнеда,  где  служил  до
того, как стал монахом. Его юмор вкупе с  проясняющейся  погодой  быстро
улучшили  настроение  всему  отряду.  Вскоре  молодой  Дхасс   Макардри,
половина рыцарей, все  приграничники  и  большинство  копьеносцев  хором
присоединились к припеву разудалой  баллады  о  том,  как  веселый  граф
Килшанский  ехал  день  и  ночь,  ночь  и  день,  целую  неделю,   чтобы
предупредить главу клана Макардри об ужасном вторжении с моря.
   Они преодолели значительное расстояние за  первый  час,  с  легкостью
взбираясь по первому, ровно идущему подъему, который  представлял  собой
подход к настоящему подъему на перевал. Погода оставалась  холодной,  но
ясной,  хотя,  когда  они  взобрались  выше,  появилось  много  облаков.
Продвигаться вперед становилось тяжелее. Постепенно, когда  им  пришлось
следовать вдоль берега  быстрой  горной  речки,  сильно  взбухшей  после
последних дождей, дорога стала скользкой. Более того, как сообщил монах,
эта речка недавно выходила из берегов, и ее воды неслись  с  горы  вниз.
Теперь же отряду приходилось идти по тропе, где  совсем  недавно  бежали
воды речки. На горном плато, неподалеку от холодного, как лед, озерца, в
которое удивительно красиво ниспадал водопад слева от них,  брат  Гелрик
объявил короткий привал, чтобы дать отдохнуть людям и лошадям.
   - Будет лучше, если вы, сир, отдадите приказ все проверить:  сбруи  и
все такое. Надо сделать это до того, как мы тронемся  дальше  или  будет
уже поздно, - сказал он Келсону, когда король с Дугалом разминали  ноги,
а Долфин отвел их лошадей к озеру напиться. - Проверьте, чтобы все ремни
были  крепко  затянуты.  Дорога  сейчас  станет  значительно  хуже.  Это
последнее относительно ровное место  до  самой  вершины,  и  вскоре  нам
вообще придется следовать, вытянувшись в цепочку.
   - А сколько до вершины? - спросил Келсон.
   - Полтора часа, - ответил монах. - Может, доберемся быстрее, если  не
пойдет дождь.
   Конал  расположился  чуть  дальше,  у   самого   берега,   и   нервно
присматривался и прислушивался к происходящему на плато. Он  вручил  меч
Джовану, чтобы тот привязал его ремнем к  седлу,  а  сам  растянулся  на
разогретом солнцем камне, стараясь притвориться, что его  совершенно  не
волнует,  сделает  Дугал  глоток  вина  из  фляги,  ремень  которой  был
перекинут у него через грудь. Поскольку светило солнце, хотя и не  очень
ярко, а в последний час приходилось напрягаться, поднимаясь вверх, Конал
немного вспотел. В дополнение в этому он уже стал сожалеть о  содеянном.
Пока Дугал с Келсоном занимались своим снаряжением, затягивая ремни  при
помощи Долфина, Конал развязал тесемки туники на шее и попросил  Джована
принести ему холодной воды,  струящейся  с  горы.  Если  Дугал  все-таки
выпьет вина из фляги, у Конала должна  быть  светлая  голова,  чтобы  не
выдать себя.
   Но как и большая часть отряда, Дугал решил утолить жажду из  водоема,
вытянувшись ничком на плоском камне,  чтобы  попить  из  ладони,  словно
простой крестьянин. Конал снова почувствовал  раздражение,  увидев,  как
Келсон делает то же самое, совсем неподобающим королю образом.  И  принц
снова подумал: пусть оба соперника напьются из фляги. Тогда решится даже
больше проблем, потому  что  никто  из  членов  отряда  не  в  состоянии
распознать действие зелья в вине, и уж тем более  каким-то  образом  ему
противостоять. Так что пусть судьба сама делает свой выбор  в  следующие
несколько часов.
   Но если сегодня никто из этих двух не выпьет из фляги, Конал  заберет
ее ночью. Никто не пострадает, и Конал сможет притвориться, что  никогда
даже не думал причинить кому-то зло.
   Самая же большая опасность ждет Конала, если Дугал  все-таки  хлебнет
вина, а Келсон вмешается до того, как с Дугалом  что-то  случится.  Даже
если ничто не может связать Конала с зельем во фляге, король  все  равно
забеспокоится, поняв: кто-то в отряде  имеет  доступ  к  таким  вещам  и
задумал недоброе. У Келсона нет оснований подозревать Конала, но то, что
он  присвоил  письма  о  смерти  Тирцеля,  в  конце  концов  приведет  к
неприятным вопросам. А он не сможет противостоять Дерини, считал  Конал,
если его все-таки вызовут на допрос.
   С  другой  стороны  впереди  их  ждала  еще  более   труднопроходимая
местность. Возможно, если Конал поедет рядом с Дугалом,  то  ему  просто
удастся подтолкнуть лошадь к краю  пропасти  у  какой-то  особо  опасной
точки, а потом заявить, что его собственная почему-то взбрыкнула.  И  он
может заставите свою  лошадь  на  самом  деле  взбрыкнуть.  Никто  и  не
подумает спросить его, уж не сделал ли он это преднамеренно. А вместе  с
Дугалом в пропасть полетит и фляга - в дополнение к опасному сопернику.
   Вскоре дорога на самом деле стала труднее и все  время  петляла.  Как
Конал и надеялся, ему  удалось  пристроиться  за  Дугалом,  когда  отряд
выстроился в цепочку. Грязь под копытами лошадей  сменилась  песком,  но
это улучшение  грунта  не  много  значило,  так  как  в  песке  валялось
множество острых камней, которые могли поранить  ноги  лошадей  и  таким
образом послужить причиной падения. Чем дальше они продвигались  вперед,
тем больше Конал сомневался, осмелится ли он что-нибудь предпринять, так
как боялся сам последовать за своей жертвой в пропасть. Справа  нависала
каменная стена, по большей части залепленная грязью, из щелей  в  ней  в
некоторых местах стекала вода, собравшаяся  где-то  в  породе  во  время
последних дождей. Слева предательски зияла пропасть, внизу ждали  острые
камни и речные пороги. Чем выше они поднимались, тем быстрее несла  свои
воды горная река, становясь все глубже и  уже,  в  некоторых  местах  ее
перегораживали массивные валуны, гладкие от  воды.  Все  больше  было  и
острых камней, выступающих из воды, пенящейся вокруг них.
   Затем снова начался дождь - примерно через полчаса  после  последнего
привала. Когда упали первые редкие капли, участники путешествия  вначале
с опаской оглянулись по сторонам, думая, не долетели  ли  это  капли  от
бурной речки; но за первыми мелкими каплями последовали  крупные.  Члены
отряда тут же накинули на головы капюшоны и подняли  воротники.  Крупные
капли быстро перешли в сплошной поток дождя.
   Конал кутался в плащ и тихо бормотал проклятия,  прищуриваясь,  чтобы
разглядеть дорогу. Даже если бы тропа была достаточно широкой, чтобы  на
ней развернуться, ему не хотелось бы возвращаться назад  тем  же  путем,
который они уже преодолели, и в особенности спускаться  с  горы.  И  ему
также не хотелось повторять подъем, ни завтра, ни на следующий день. Они
чуть не потеряли вьючную лошадь несколько минут назад,  а  сейчас  тропа
стала хуже, чем была в том месте. Кроме того, они  наверняка  преодолели
всего половину пути или около того.
   Возвращаться глупо.
   Не то чтобы дорога впереди казалась лучше - насколько мог  разглядеть
Конал сквозь идущий стеной дождь. Прямо  впереди  маячила  серая  лошадь
Дугала, между Дугалом и Келсоном ехал  Долфин,  король  в  свою  очередь
следовал прямо  за  проводником.  Все  остальные  участники  путешествия
находились уже за Коналом. Прямо за ним - Джован. Как раз перед тем, как
монах скрылся за поворотом тропы, он,  как  увидел  Конал,  приостановил
свою пегую лошаденку, повернулся к Келсону и что-то прокричал ему сквозь
дождь. Но затем и монах, и Келсон последовали дальше и, как решил Конал,
решили не поворачивать назад.
   Очень хорошо. Его это устраивает. Они не могут промокнуть больше, чем
уже промокли. И даже если то, что ждало их впереди, будет хуже того, что
они уже преодолели, на вершине их ждет аббатство,  жаркий  огонь,  сухая
одежда, горячая еда...
   Конал мечтал о горячем  пряном  вине,  наклоняясь  к  шее  лошади,  и
молился, чтобы этот подъем наконец закончился. Он пытался не смотреть на
то, что находилось так близко  слева.  Потоки  дождя  лились  на  тропу,
поэтому в некоторых местах лошади оказывались в грязной воде по  колено.
На противоположной стороне  каньона,  разделяемого  рекой,  по"  явилось
несколько потоков,  летящих  вниз  с  гор  -  этакие  крохотные  подобия
водопада, который они недавно миновали. Шум падающей с гор воду и  дождь
и грохот воды внизу на порогах исключали возможность общения.  Конал  не
смел   использовать   ментальную   речь,   так   что   ему   приходилось
довольствоваться чтением других сигналов следующих  перед  ним  ездоков:
движений рук, голов и выражений лиц,  если  кто-то  оборачивался  назад.
Келсон, как с радостью заметил Конал, совсем не выглядел  счастливым,  а
Дугал вообще был явно обеспокоен.
   Наконец дождь  начал  ослабевать.  Конал  полагал,  что  это  следует
рассматривать как улучшение. Тропа впереди казалась не тверже, но  и  не
грязнее, и хотя бы немного шире. У Конала  даже  сложилось  впечатление,
что и обрыв там не такой крутой, как раньше, но в дальнейшем он пришел к
выводу, что это был оптический обман.  Но  как  бы  там  ни  обстояло  с
истинной крутизной склона, силы природы выбрали  именно  это  место  для
трагедии.
   Лошаденка монаха первой завязла в грязи, внезапно утонув по колено  в
двигающемся,  промокшем  от  дождя  грунте,  затем  последовала   цепная
реакция, в результате чего  лошади  Келсона,  Долфина  и  Дугала  вскоре
оказались на  брюхе.  Они  ржали  и  метались,  когда  вся  тропа  стала
разъезжаться под ними.
   Затем лошадь Конала не нашла опоры  под  передней  ногой  и  чуть  не
перекинула ездока через голову, пока он сам пытался удержать равновесие.
Оруженосец Джован, следовавший сразу же за хозяином, приблизился к нему,
чтобы протянуть  Коналу  руку  на  тот  случай,  если  хозяину  придется
спрыгнуть, но это привело к тому, что конь Джована  соскользнул,  и  обе
его задние ноги внезапно оказались за краем пропасти. Животное  неистово
билось, старясь снова найти опору, в то время как Джован пытался по  его
шее сползти на тропу.
   Конал инстинктивно схватился за узду, пытаясь одновременно  успокоить
свою лошадь, но вскоре стало очевидно, что он  сам  может  не  выйти  из
переделки  живым.  Казалось,  вся  поверхность  разъезжается  под   ним,
подвергнувшись воздействию такого количества  воды,  тяжелых  лошадей  и
ездоков.
   Он услышал, как кто-то впереди полетел в пропасть, но у него не  было
времени выяснять, человек или животное, или оба сразу: он  сам  прилагал
усилия не последовать за ними. Лошадь Дугала, с еще большим неистовством
стараясь найти опору, перекинула хозяина через голову,  а  задней  ногой
каким-то образом умудрилась попасть в узду лошади Конала.  В  результате
голова бедного животного оказалась опущенной в грязь.  Принц  не  видел,
где приземлился Дугал, потому что брыкания собственной лошади  заставили
его выпустить из рук узду Джована, и он повернулся в седле, чтобы узнать
последствия.
   Джован закричал. Конал увидел, как они с конем  медленно  скользят  к
краю, но теперь его собственная борьба уже стала отчаянной и он не  смел
предпринимать попыток спасти Джована, иначе потерял бы равновесие сам, и
тогда уже они  оба  полетели  бы  в  пропасть.  Его  собственная  лошадь
пыталась освободиться от серой лошади Дугала, так и не  выпутавшейся  из
узды.
   Часть животных определенно слетит в пропасть.
   Впереди  с  одной  это  уже  произошло.  Конал  слышал  ее  ржание  и
приглушенный всплеск, когда тело упало на пороги далеко внизу. Но он б