с
Росаной пока не дошло до супружеских отношений.
   Последние слова Келсона только  подчеркнули  ту  неловкость,  которую
испытывал Дугал, и он скептически приподнял  одну  бровь,  посмотрев  на
короля и радуясь, что они  оба  пока  еще  остаются  девственниками,  по
крайней мере, в физическом смысле.
   - Правда? Считаешь, что в том, как она показывала тебе  изнасилование
Джаннивер, не было никакой интимности?
   - Согласен, это было интимно, - вставил  Келсон,  краснея  до  корней
волос. - Но это другое.
   - Другое, - кивнул Дугал. -  В  таком  случае  мы  ограничиваем  наше
обсуждение физической близостью? А что там с вашей  встречей  в  саду  в
ночь перед отъездом?
   - Я только поцеловал ее, Дугал.
   - Да? Это не то, что я почувствовал, когда во  время  нашего  слияния
всплыл тот эпизод, - ответил Дугал, посылая эхо разделенных воспоминаний
назад Келсону, не ограничивая их физическими ощущениями. - Ты бы никогда
не сделал этого, Кел, ведь ты честный и  благородный  человек,  но  твоя
плоть была готова овладеть ею, прямо там. И ты сам знаешь,  что  она  бы
позволила тебе... Я ни в чем тебя не обвиняю, но это относится как раз к
разряду тех вещей, которые должны остаться между тобой и  ею,  и  только
между вами двумя, точно так же, как зрелище того  изнасилования.  Это  -
частное.
   Келсон закрыл глаза и спрятал лицо в ладонях, а тело его содрогнулось
под гнетом воспоминаний.
   Он понимал, что Дугал прав. Пусть даже нельзя считать, что он  предал
Росану, поделившись своими чувствами с Дугалом, все  равно,  справедливо
ли подвергать друга такому  испытанию?  Думая  об  их  единении,  Келсон
понял, что оно на самом деле было глубже,  чем  что-либо  испытанное  им
раньше. Теперь стало очевидно: существует вещи слишком  ценные,  слишком
интимные, чтобы обнажать их перед другим, кто в них не участвовал лично,
даже если очень сильно любишь этого человека.
   Теперь  Келсон  понял,  почему  он  никогда  не  имел  ни   малейшего
представления о возможных проблемах между Морганом  и  Ричендой.  Морган
спрятал эту часть своей жизни, только для себя - поскольку,  несомненно,
были и вещи, которыми он не делился с Ричендой. Как бы крепка и  глубока
ни была дружба короля с Морганом, кое-что должно храниться в тайне.
   - Ты прав, - сказал Келсон через минуту. - Ни ты, ни я об этом раньше
никогда не думали, но, в самом деле,  должно  оставаться  что-то  сугубо
личное, даже в нашей близости - в близости любых людей.
   Я уверен, будут вещи, которые мне так же не следует делить с Росаной,
необязательно даже такие, что мне не следует говорите ей,  но  и  просто
те, о которых ей лучше не знать. Ах, наивность молодости -  думать,  что
полная открытость возможна и даже желанна, - Он улыбнулся, смирившись, и
снова посмотрел на Дугала. - Именно это ты пытался мне внушить?
   Дугал  только  улыбнулся  и  кивнул,  поворачиваясь,   чтобы   лениво
посмотреть назад на дверь.
   - Видимо, да, - он сделал паузу на мгновение, затем продолжал. -  Как
ты думаешь, когда они придут за нами?
   - Понятия не имею.
   - Ты считаешь, они все еще хотят нас сжечь?
   Келсон вздохнул.
   - И этого не знаю. Однако мы не можем этого допустить, даже если  нам
придется убить их всех, чтобы спастись.
   - Ты прав, - Дугал вытянул ноги вперед и снова вздохнул. - Интересно,
сыграет ли роль то, что они узнали, кто ты такой?
   - Ты, в самом деле, думаешь, что они  хотя  бы  слышали  обо  мне?  -
ответил вопросом на вопрос Келсон.
   - Не смеши меня. Все слышали о Келсоне Гвиннедском.
   - Но только если они тут не отрезаны от остального  мира,  -  ответил
Келсон. - А это возможно, судя по тому, какая дикая была местность  там,
где мы с тобой свалились в реку. Я понятия не имею, где мы находимся, но
не  могу  представить,  что  такая  преданность  святому   Камберу   еще
сохранилась в наши дни в тех местах, где нам с тобой доводилось бывать.
   - Хм-м-м, вероятно, ты прав.
   - Вспомни доспехи в  гробницах.  Некоторые  из  них  казались  такими
старыми, будто остались еще со времен Камбера. Я не знаю, Дугал,  с  чем
мы столкнулись, но это не похоже на все то, что мы видели раньше.
   Но насколько не похоже, им еще предстояло узнать.  С  другой  стороны
двери подняли задвижку, и оба молодых человека поднялись на ноги.
   - Квориал примет вас, - сказал Бенед-Сианн. - Идите спокойно.
   Комнату, куда они  вышли,  заливал  солнечный  свет.  Друзья  тут  же
заметили лучников, готовых, как и раньше, выстрелить в любой  момент,  а
также людей, собиравшихся связать им руки.

***

   А в королевской башне в Ремутском замке Росана из Нур-Халлая ожидала,
что вскоре тоже будет связана.., но не  веревками,  а  золотым  кольцом,
которое наденут ей на палец. Это был день ее свадьбы  -  в  полдень  она
выйдет замуж за Конала Халдейна и станет принцессой Гвиннеда.
   Уже совсем скоро.  Она  слегка  откинула  голову  назад,  когда  одна
служанка заканчивала завязывать ее белое платье из камчатного полотна, а
другая   -   расчесывать   распущенные   волосы,   спадавшие   блестящей
иссиня-черной волной почти  до  бедер.  На  глаза  стали  наворачиваться
слезы, угрожая размазать аккуратные линии у  основания  ресниц,  которые
нарисовала служанка, чтобы подчеркнуть ее миндалевидные глаза, но Росана
твердо приказала себе не плакать.
   Она и так много плакала последние три недели.
   У нее почти не осталось слез. Вначале она  чуть  не  довела  себя  до
болезни, хотя и не  смела  никому  признаться  о  причине  своего  горя.
Конечно, теперь отец Амброс знал обо всем, но он никому не скажет.  Даже
он согласился, что ее  решение  являлось  благородной  данью  потерянной
любви, а также королевскому долгу. Но оно не облегчало ей сердце.
   Она снова напомнила себе, что сама сделала свой выбор - ради  Келсона
и той страны, королевой которой он просил ее  стать.  Это  помогало,  но
совсем  немного.  В  предыдущий  день  в  присутствии   матери   Хелоиз,
выступавшей  свидетельницей,   Росана   подписала   документы,   которые
требовались архиепископу Кардиелю, чтобы снять с нее обет - и  это  была
последняя формальность. Ни настоятельница, ни архиепископ не настаивали,
чтобы она объяснила причины, и она сама не предложила  их  назвать.  Это
только открыло бы раны, которые она  предпочитала  больше  не  бередить.
Позднее, в присутствии только Кардиеля, матери и братьев Конала,  они  с
принцем обменялись клятвами, и он преподнес ей кольцо с рубином.
   - Время, госпожа, -  сказала  Сильви,  ее  личная  служанка,  принося
диадему и фату из прозрачного, легкого, словно солнечный свет, шелка, по
которому проходили  золотые  нити.  По  краям  фату  украшали  крохотные
жемчужины.
   Почти двадцать лет назад ее надевала Мерауд, выходя замуж за  Нигеля,
и прошлой ночью она вручила ее  Росане  со  слезами  на  глазах.  Мерауд
хотела надеяться, что брак Росаны с Коналом принесет  хотя  бы  половину
той радости, которую  сама  она  испытала  в  браке  с  Мигелем.  Росана
предпочла бы более плотную вуаль, сделанную в восточной манере, подобную
тем, к которым она привыкла, но она не могла и подумать,  чтобы  обидеть
Мерауд, отказавшись от подарка. Фата напоминала  паутину,  когда  Сильви
опустила ее на голову Росаны,  и  лишь  слегка  закрывала  плечи.  Затем
Сильви надела на нее диадему, чтобы удержать фату на месте. Эта была  та
же диадема, которую девушка надевала на церемонию посвящения  Келсона  в
рыцари, но Росана пыталась не думать об  этом.  Она  должна  была  стать
принцессой Гвиннеда и когда-нибудь  будет  королевой.  Выходя  замуж  за
будущего короля, она выходила замуж за страну.
   - Вы выглядите очень красивой, госпожа, -  прошептала  Сильви,  держа
зеркало. - Принц будет гордиться вами!
   Росана заставила себя улыбнуться и кивнуть.
   - Спасибо, Сильви.
   Она  опустила  глаза  на  рубин  у  себя  на   пальце,   единственный
драгоценный камень, принадлежавший ей, за исключением диадемы,  а  затем
нервно покрутила его,  подняв  глаза  на  окно.  Солнечный  луч  освещал
аналой, где она провела столько часов  в  последние  недели.  Затем  она
медленно поднялась, откинув фату с лица.
   - Я скоро присоединюсь к вам, дамы, - сказала  она  и  направилась  к
аналою, шурша платьем. - Пожалуйста, подождите за дверью.
   Она  опустилась  на  колени  и  перекрестилась,  склонив  голову  над
сложенными руками, подождав, пока они уйдут  и  она  останется  одна.  И
только тогда  она  достала  из  лифа  отделанный  кружевами  платочек  и
стиснула его в руках, прижав кончиками пальцев к губам, и снова склонила
голову.
   "Дорогой, дорогой Келсон,  -  задумчиво  произносила  она  про  себя,
закрыв глаза, чтобы представить его лицо таким, каким она видела  его  в
последний раз, - пришло время попрощаться. Ты научил меня, что за  верой
есть долг, и научил любить это королевство, которое так  любил  сам.  Ты
убедил меня: я могу принести ему честь, ему и тебе,  согласившись  стать
его королевой. Я с радостью отказалась от своих  собственных  намерений,
ради желания править рядом с тобой."
   Она открыла глаза и склонила голову на бок,  грустно  и  мечтательно,
разворачивая квадратик платка, открывая кольцо Сиданы, и дотронулась  до
него указательным пальцем.
   "А теперь тебя больше нет, как нет и той, которая Первой  надела  это
кольцо, и я никогда не смогу стать твоей королевой, точно так же, как  и
она никогда не сможет  стать  твоей  королевой.  Но  я  все  равно  буду
королевой Гвиннеда, Келсон, как я и говорила тебе, и королевой для наших
Дерини. Я думаю, ты хотел бы этого  для  нашей  земли.  Для  тебя  очень
важно, что мне также придется стать королевой Конала,  как  и  королевой
Гвиннеда? Он нуждается во мне, Келсон. И, я думаю, он сделан не из  того
теста, из которого был  сделан  ты,  хотя  я  и  постараюсь  помочь  ему
показать себя в лучшем виде. Так что прощай, мой господин и моя  любовь.
Я выхожу замуж за другого Халдейна, не за того, за кого мы оба хотели. И
для того, чтобы быть ему верной, как, я знаю,  ты  хотел  бы,  я  должна
сказать прощай тому, что могло бы быть."
   Она  проглотила  последние  слезы,  затем  поднялась,  уже  с  сухими
глазами, обошла аналой и остановилась в нише у окна. Одна  из  рам  была
некрепко притворена, и она открыла ее. Далеко внизу блестел ров с водой,
спокойной и освещенной солнцем. Росана на мгновение  поднесла  кольцо  к
губам, в последний раз, а затем бросила его вниз.  Оно  описало  дугу  и
исчезло почти без всплеска.
   Когда это было сделано, она опустила свои защиты точно  так  же,  как
закрыла окно в комнате, поскольку не была готова делиться своей тайной с
будущим мужем -  по  крайней  мере  пока.  Она  высоко  держала  голову,
повернувшись, чтобы идти к своему жениху,  потому  что  была  принцессой
Нур-Халлая, воспитанной в уважении к долгу. Слез больше не будет.
   Она сказала несколько ничего не значащих добрых слов своим служанкам,
присоединившись к ним в коридоре, позволив им еще раз заняться ее  фатой
и шлейфом и поправить выбившиеся пряди волос.
   Она была спокойна и смирилась со своей судьбой, позволяя отвести себя
в королевскую часовню, где состоится бракосочетание.
   Мать Хелоиз ждала у дверей церкви  -  и  это  была  вся  ее  "семья",
которую удалось собрать так быстро.
   Позднее состоится более официальная церемония, но на  этот  момент  и
такой казалось достаточно.  Росана  склонилась,  чтобы  поцеловать  руку
настоятельницы в последний раз и получить ее  благословение,  перед  тем
как взять руку пожилой женщины, и пройти короткий путь к алтарю.
   Королева Мерауд, ее брат Сэйр и два  младших  брата  Конала,  Рори  и
Пэйн, ждали вместе с архиепископом,  одетые  на  церемонию  в  пурпурные
цвета Халдейнов. Конал странным образом  выглядел  похожим  на  Келсона,
когда  повернулся,  чтобы  следить  за  ее  приближением.  На  нем  была
пурпурная туника, расшитая золотом и украшенная крошечными львами, брошь
Келсона  с  изображением  льва  и  меч  Халдейнов,  гордо  свисающий  на
перевязи. Росана улыбнулась и вложила свою руку в его ладонь.

Глава двадцать пятая

При чужом не делай тайного, ибо не знаешь, что он сделает (Сирах 8:2)

   Один из королей Халдейнов  отменил  канонизацию  святого  Камбера,  а
другие, его наследники, допустили,  чтобы  продолжали  преследовать  Его
слуг, так что ты должен понимать, почему одно твое имя не склоняет нас к
снисходительности  и  терпимости,  Келсон  Халдейн.  Обстоятельства,   в
которые ты попал, прискорбны, и ты достоин сожаления, но надругательство
над могилами все равно совершено, независимо от того, желал ты этого или
нет.
   Говоривший  был   полным   мужчиной   примерно   сорока   пяти   лет,
представившимся братом Майклом.
   Он также состоял  членом  Квориала,  который,  как  узнали  Келсон  с
Дугалом, насчитывал восемь человек и являлся высшим  органом  управления
деревни. Деревня называлась Сент-Кириелл. Мужчина,  несомненно,  обладал
властью и привык к ней.  Темные,  немигающие  глаза  выделялись  на  его
мясистом волевом  лице.  В  квадратных  ладонях,  покрытых  мозолями  от
тяжелой работы,  перо  казалось  очень  хрупким.  У  него  была  выбрита
тонзура, хотя и совсем небольшая, но правильной формы, остальные волосы,
не тронутые сединой, оставались  длинными.  Он  заплетал  их  в  толстую
плотную косу. Брат Майкл был одет точно так же,  как  усопший  Сагарт  -
темно-серая ряса с капюшоном и пояс  из  веревки  с  красными  и  синими
узелками. Келсон  пришел  к  выводу,  что  брат  Майкл,  как  и  Сагарт,
относится к священникам-койсригтам.
   Один из стражников, стоявших по бокам Келсона и Дутала, задал вопрос,
быстро говоря на диалекте, так неразборчиво, что  не  смог  понять  даже
Дугал.
   Этот вопрос вызвал очередную  порцию  горячих  споров  среди  четырех
мужчин и четырех женщин, составляющих Квориал, в который  также  входили
Бенед и Джилиан, оказавшиеся братом и сестрой;
   Лучник по имени Килан; еще один воин, чье имя не уловили  ни  Келсон,
ни Дугал; две женщины более старшего  возраста,  возможно  пятидесяти  с
лишним или даже шестидесяти лет; и  молодая  девушка  по  имени  Ридиан,
которая, казалось, едва достигла половой зрелости. Как и другие женщины,
она была одета в серое, но без покрывала на  голове.  Прямые  каштановые
волосы просто были перехвачены в хвост.
   Келсон не представлял, сколько времени они с Дугалом  стоят  в  круге
солнечного   света,   проникающего   через    отверстие    в    потолке,
предназначенное для выхода дыма из очага в центре зала.  Этот  круг  уже
значительно изменил положение - значит, прошло несколько часов. Судя  по
нему, Келсон считал, что сейчас как раз перевалило за полдень, но в зале
без окон было темно и мрачно.  Он  освещался  лишь  факелами.  Стропила,
переплетенные в форме решетки, крепко  поддерживали  плотно  подогнанную
крышу, нависавшую достаточно низко и в холодную  погоду  не  позволявшую
теплу  уйти.  Отштукатуренные  стены  были  побелены,  чтобы   помещение
казалось чуть светлее. Дугал с Келсоном сидели на  низких  табуретах,  а
прямо перед ними за длинным столом расположились члены Квориала. Стол на
одну ступень был приподнят над полом.
   Чтобы послушать, что происходит, здесь  собрались  жители  деревни  -
пятьдесят-шестьдесят крепких людей, расположившихся на  длинных  скамьях
сразу же за пленниками. Келсон полагал,  что  большинство  из  них  жили
непосредственно в Сент-Кириелле.
   Практически у всех у них в одежде была хоть  какая-то  деталь  серого
цвета, а некоторые, вообще, оделись только во все серое. Эта странность,
в дополнение к тому, что собрание вел  брат  Майкл,  добавляла  собранию
оттенок  религиозности,  что  в  свою  очередь  усиливало   беспокойство
Келсона.
   Более того, ни он, ни Дугал, на самом деле, не вполне  понимали,  что
именно происходит. Как  заявил  им  брат  Майкл,  это  был  не  суд,  но
происходящее, по мнению  и  короля,  и  Дутала,  очень  его  напоминало.
Большинство речей произносилось быстро и на диалекте, который даже Дугал
понимал  смутно,  поэтому  им  с   Келсоном   приходилось   поддерживать
постоянную ментальную  связь,  что  всегда  трудновато  без  физического
контакта. Но так король имел хоть  какое-то  представление  о  том,  что
говорится.
   Большое  беспокойство  вызывали  свидетельские  показания:  несколько
человек,  изначально  захвативших  их  в  плен,  долго  рассказывали   о
происшедшем и в деталях описывали урон, нанесенный гробницам.
   Судя по их описаниям, ущерб оказывался гораздо большим,  чем  помнили
Келсон с Дугалом. В конце концов, им предоставили возможность  повторить
свой рассказ. Но им не удалось ничего прочитать на суровых лицах  селян,
кроме убежденности, что они сами действовали справедливо, если  исходить
из  серьезности  совершенных  преступлений.  И   только   когда   Келсон
заканчивал свое третье выступление, повторяя, что он невиновен и не имел
никакого злого умысла,  он  понял:  кто-то  из  присутствующих  пытается
определить, говорит ли он правду.
   "Дугал! Здесь есть еще Дерини!" - послал он ментальный импульс  перед
тем, как плотно сдвинуть защиты.
   Дугал дернулся, хотя удачно скрыл это, для отвода глаз притворившись,
будто закашлялся, а  Келсон  осторожно  выпустил  ментальный  импульс  в
направлении возвышения. Вся область тут же стала  странно  туманной  для
его внутреннего зрения. По крайней мере один из Квориала  был  Дерини  и
защищал остальных.
   - Мы знаем, кто вы такие, - внезапно, впервые за  все  время,  подала
голос девушка, Ридиан. - Мы знали с тех пор, как вы вошли. - У  нее  был
гораздо более низкий голос,  чем  ожидал  Келсон,  а  глаза  имели  цвет
светлого янтаря, почти пшеничный. - А теперь и вы знаете,  поскольку  мы
решили  это  открыть:  среди  нас  тоже   есть   Дерини.   Однако   ваша
принадлежность к Дерини только затрудняет наше решение,  поскольку  факт
остается  фактом:  вы  совершили  преступление  против  нашего  племени,
которое обычно требует смертного приговора. И тем не  менее,  мы  теперь
понимаем: вы не намеревались совершить святотатство в туам койсригте.
   Келсон осторожно втянул  в  себя  воздух.  Именно  Ридиан  установила
большую часть защит, которые он теперь ощущал над возвышением.  То,  что
она и, по крайней мере, несколько других относятся к  Дерини,  создавало
свои трудности и для них с Дугалом - потому что если им все же  придется
выбираться отсюда при помощи магии...
   Но, возможно, имелся и другой вариант. Если Ридиан удалось убедиться,
что они говорили правду...
   - Поэтому мы предоставляем вам  выбор,  если  не  желаете  гореть  на
костре, - продолжала Ридиан, и ее глаза неотрывно смотрели на Келсона. -
Шанс не только завоевать свободу,  но  и  восстановить  честь  Халдейнов
перед ликом святого Камбера.
   Она сделала паузу, словно ожидая  ответа,  но  Келсон  не  знал,  что
сказать. Когда стало очевидным, что она не намерена продолжать, пока  он
не отзовется, Келсон бросил взгляд на Дугала, однако тот также ожидал от
короля следующего шага. Келсон откашлялся и снова обратился к девушке.
   - Ты говоришь от имени Квориала! - негромко уточнил он.
   Она слегка наклонила голову.
   - Да.
   - Могу ли я спросить, утверждаешь ли ты также, что говоришь от  имени
святого Камбера?
   На ее спокойном,  детском  лице  не  отразилось  никаких  эмоций,  но
несколько других членов Квориала обменялись какими-то фразами шепотом  и
неуютно поерзали на своих местах.
   - Мы - Слуги святого Камбера, - сказала Ридиан после короткой  паузы.
- Мы хранили его память и  втайне  почитали  почти  двести  лет.  Мы  не
претендуем на то, чтобы говорить за него, но мы верим: время от  времени
он разговаривает с теми, кто верит в него, и доводит свою волю до них.
   - Понятно, - сказал Келсон. - А он донес до вас свою волю в том,  что
касается нас?
   - Нет, но я прошла круайд-дбюхаинн и видела  его