, но он не  был  удивлен
им, поскольку знал, что из себя представлял Лорис. Он и не надеялся покинуть
Ратаркин живым. Он помнил то краткое, разрывающее душу, отчаяние, которое он
испытал, узнав, что его лишили сана, поскольку он надеялся, что ему  оставят
хотя бы это утешение, а последовавшее за этим  отлучение  от  церкви  только
укрепило его в  мысли  о  том,  что  претензии  Лориса  на  статус  епископа
совершенно безосновательны. Вне зависимости от того, что Лорис может сказать
или сделать, Генри Истелин навсегда останется священником и  епископом.  Те,
кто схватил его, могут убить его тело, но его душа принадлежит только Богу.
   Он был слегка обеспокоен тем, что в эти последние предрассветные часы ему
не будет дозволено поговорить с другим священником, чтобы  в  последний  раз
исповедаться и причаститься. Это была нормальная  реакция  любого  набожного
человека, стоящего перед смертью. Но он сурово напомнил себе, что это только
внешние формы тех церковных таинств, которых они пытались лишить его.  Перед
самой зарей он, вспоминая свои поступки  и  каясь,  он  встал  на  колени  и
поцеловал земляной пол своей темницы в  память  о  Теле  Господнем  и  выпил
растопленный снег в память о Его Святой Крови. После этого он спокойно  сел,
наблюдая за светлеющим небом и смиренно ожидая конца своей земной жизни.
   Он был спокоен, когда за ним пришли стражники, четыре крепких  солдата  и
один из его бывших капитанов, не смевшие смотреть ему  в  глаза.  Когда  они
связали ему руки, он перенес их грубое обращение без протестов и возражений,
только вздрогнув, когда кто-то из них задел повязку на его правой руке, там,
где он когда-то носил епископский  аметистовый  перстень.  Лестница,  ведшая
наружу от его темницы, была скользкой от  подтаявшего  снега  и  грязи,  но,
когда он поскользнулся и чуть было не упал, его стража удержала  его.  Выйдя
на двор, он почти не чувствовал ни снега под  ногами,  ни  холодного  ветра,
пронизывающего его  рубище.  На  эшафот  и  палачей,  с  их  поблескивающими
орудиями, он обратил только мимолетное внимание.
   На Лориса он обратил внимание, встретив холодный  взгляд  архиепископа  с
безмятежностью и даже состраданием, которое заставило Лориса сначала отвести
глаза, а затем  подать  отрывистый  знак  страже.  Кайтрина  и  Сикард  тоже
избегали его взгляда, а Ител выглядел смущенным, когда Истелин улыбнулся ему
и покачал головой.
   Ступеньки эшафота были влажными и скользкими. Поднимаясь, он зашиб палец.
Извинения, которые он пробормотал, смутили его стражников, и  они  поспешили
удалиться как  только  поставили  его  в  центре  эшафота.  Палач  в  маске,
подошедший к нему, чтобы надеть петлю на шею, тоже старался не встречаться с
ним глазами, и сам попросил прощения,  осторожно  затянув  узел  позади  шеи
пленника.
   "Делайте  то  что  должны,  сын  мой,"  -  тихо  сказал  Истелин,   мягко
улыбнувшись. - "Я прощаю Вас."
   Человек отступил в замешательстве, снова оставив Истелина одного в центре
эшафота. Пока читали приговор, Истелин спокойно глядел в зимнее  небо,  едва
ли замечая веревки, стягивающие его руки или петлю, затянутую на шее.
   "Генри  Истелин,  бывший  прежде  епископом  и  священником,"  -  зачитал
герольд, когда барабаны еще раз  глухо  пророкотали,  -  "поскольку  ты  был
признан изменником, Корона постановила повесить тебя за шею, вынуть из петли
до наступления смерти, отсечь конечности,  вынуть  из  тебя  внутренности  и
сжечь перед твоим телом, затем разорвать тело лошадями и  послать  голову  и
куски твоего тела  для  выставления  напоказ  в  местах,  которые  определит
королева. Все должны знать о той  участи,  которая  ждет  тех,  кто  изменит
Меаре!"
   Не было сказано ни слова о спасении Господом души осужденного,  поскольку
отлученные от церкви считались недостойными этого. Истелин и не  рассчитывал
на это. Когда барабаны зарокотали  вновь,  стало  ясно,  что  ему  не  будет
дозволено никаких последних  слов,  да  он  и  не  рассчитывал  на  это.  Он
продолжал пристально смотреть  в  небеса,  пока  с  него  срывали  одежду  и
проверяли надежно ли затянута петля у него на шее, и только сдавленный вздох
сорвался с его губ, когда его ноги оторвались от земли, и мир начал темнеть.
   Он молился сколько мог. Смутно он еще почувствовал удар, когда перерезали
веревку и распростерли его на снегу.  Холод  и  шок  милостиво  сделали  его
недосягаемым для его мучителей, и он никогда не узнал ни о их ножах и  огне,
ни о храпящих, взбесившихся от запаха его крови лошадях,  которые  разорвали
на куски его тело. Улыбка, оставшаяся на его губах даже когда от  того,  что
осталось от его тела, отрезали голову, заставила содрогнуться сердца  многих
из тех, кто наблюдал за этим убийством по приговору.

***

   Всю следующую неделю  в  Ремут  прибывали  вассалы  Келсона,  чтобы,  как
обычно, отпраздновать Рождество с королем, никто в  Ремуте  еще  не  знал  о
судьбе Истелина. Келсон каждый день устраивал приемы для вновь прибывших,  а
Морган,  Найджел  и  прочие  старшие  придворные  тем  временем   продолжали
планировать и готовить  весеннюю  кампанию.  У  епископов  были  свои  дела,
требующие их внимания, но каждый вечер,  после  ужина,  они  обменивались  с
королем и его главными советниками мнениями о том, что уже сделано и что еще
надо сделать. По мере  приближения  Рождества  напряжение  росло,  поскольку
будущее всех их зависело от ответа Меары.
   Буркард Вариан, ставший два года назад, после окончания войны с  Торентом
графом Истмарчским, прибыл  в  середине  недели  в  сопровождении  генералов
Глоддрута, Реми и Эласа, и с полудюжиной баронов и мелких дворян. Спустя еще
несколько дней, прибыл граф Данокским, вместе с  которым  приехали  еще  два
генерала армии Келсона - Годвин и Перрис, а также молодой  граф  Дженасский,
отец которого пал вместе с Джаредом Мак-Лейном в битве у Кандор Ри. Но никто
не ожидал прибытия человека, который ждал Моргана возле  его  жилища,  когда
тот возвращался с мессы в сочельник.
   "Что за? кто там?" - требовательно спросил Морган,  осторожно  протягивая
руку к рукоятке своего меча.
   Шон  лорд  Дерри,  молодой  дворянин,  который  был  когда-то  помощником
Моргана, а теперь замещал его в Корвине,  отошел  от  стены,  к  которой  он
прислонился в ожидании Моргана, и, вытянув руки и  робко  улыбаясь,  склонил
голову в знак приветствия.
   "С Рождеством, Ваша Светлость. Я надеюсь, Вы  не  обиделись,  что  мы  не
присоединились к Вам перед мессой, но мы приехали только в полночь."
   В его голубых глазах мелькнуло веселье от удивления Моргана, но, в то  же
время было видно, что он чего-то опасается.  Когда  Морган  схватил  его  за
плечи, чтобы рассмотреть его, он вздрогнул, но не отвел глаз.
   "Шон, что ты здесь делаешь?" - пробормотал Морган, начиная  догадываться,
что тот здесь делает. - ?И что ты имел в виду, говоря "мы"? Боже правый,  ты
что, привез Риченду?"
   Дерри, явно подражая своему бывшему господину, поднял брови - ?Ваша  жена
решила, что хочет провести Рождество со своим мужем, Ваша Светлость.  Боюсь,
что если бы я не привез ее, то она отправилась бы сюда сама."
   "О да, это она может," - еле слышно пробормотал Морган. - ?Жаль, что тебе
не удалось ее отговорить."
   "Вы думаете, я не пробовал?" - возмущенно спросил Дерри. -  ?Я  прекрасно
знаю ваши распоряжения. Правда, не могу сказать, что был  полностью  с  ними
согласен. Думаю, что ей просто надоело в Короте."
   Морган вздохнул, вспоминая о проблеме, о которой он несколько  недель  не
задумывался, находясь так далеко  от  своего  дома.  При  том,  что  он  был
полностью доволен их браком с  Ричендой,  в  их  отношениях  оставалось  еще
немало неурегулированных вопросов. Главным из них был вопрос  о  том,  какой
властью должна обладать его жена во время его слишком частых  отсутствий,  и
это решение Морган не мог принять сам, несмотря на то, что он  был  герцогом
Корвинским.
   При обычном ходе вещей, в первый же год после  их  свадьбы  жена  Моргана
должна была стать хозяйкой Корота и править Корвином, когда он отсутствовал.
Но Морган не позволил Риченде этого. Причиной этому было то, что  многие  из
его людей не доверяли ей, и не потому, что она была Дерини, о  чем  никто  в
Короте даже не подозревал,  и  что  все  равно  никого  бы  не  взволновало,
поскольку герцог Корвинский сам был Дерини, а  потому,  что  ее  первый  муж
предал короля.
   Они думали, что в ней тоже может таиться предательство,  а,  может  быть,
даже  планы  мести  за  смерть  ее  первого  мужа.  Будучи  Вдовой  графиней
Морлийской, она,  вместе  со  своим  новым  мужем,  была  опекуном  молодого
Брендана и фактически управляла землями и  деньгами  шестилетнего  графа  по
своему усмотрению. Если бы что-то случилось с Морганом, Ее Светлость  Вдовая
герцогиня Корвина и Вдовая графиня Морлийская имела бы доступ  и  к  богатой
казне  Корвина  до   тех   пор,   пока   герцогиня   Бриони   не   достигнет
совершеннолетия. Ради такой власти и положения чего не сделает  бывшая  жена
знаменитого предателя?
   Конечно, все это было полнейшей ерундой,  но  объяснить  это  другим,  за
исключением нескольких наиболее  приближенных  офицеров,  оказалось  гораздо
труднее, чем Морган мог себе вообразить. Когда он меньше чем через год после
смерти Брэна Кориса впервые привез свою невесту в Корот, он ожидал некоторой
опаски и подозрительности, но он думал, что подозрения уменьшатся,  по  мере
того как люди узнают ее и станут доверять ей. Этого не произошло.
   Они не доверяли ей, потому что они не знали ее. Они не знали  ее,  потому
что, когда Морган был далеко, что случалось гораздо чаще, чем  ему  хотелось
бы, она оставалась предоставлена сама себе, не  имея  в  отсутствие  Моргана
никакой власти. Он не мог дать ей власть, потому что люди  ей  не  доверяли,
поскольку не имели возможности  убедиться  в  ее  лояльности  своему  новому
господину. Это был замкнутый круг, и Морган не мог  найти  способ  разорвать
его.
   Таким образом, Риченда просто жила  в  его  замке  в  Короте,  придворные
герцога обращались с ней учтиво, но к делам не допускали.  Вначале  это  все
объяснялось очень просто, Риченда сначала плохо знала Корот,  а  потом  была
беременна из первым ребенком - и то, и другое  были  хорошими  поводами  для
того, чтобы сенешаль Моргана и командир  замкового  гарнизона  продолжали  в
отсутствие Моргана управлять от его имени, как это было в прежние  года,  но
сейчас Бриони было  уже  одиннадцать  месяцев,  а  Риченда  была  герцогиней
Корвинской уже почти два года. Старые отговорки  стали  неубедительными,  но
Морган не мог заставить себя признать, что настоящая причина крылась  в  его
жене. Неудивительно, что умная и одаренная Риченда все  больше  раздражалась
неразумными ограничениями ее роли.
   "Дерри, ты же знаешь, в чем проблема," - тяжело вздохнув, сказал  Морган.
- ?А у меня не было  времени,  чтобы  что-то  сделать  с  этим.  Я  не  хочу
расстраивать ее."
   Дерри потупил глаза и, покусывая губу, заложил большие пальцы  обеих  рук
за пояс.
   "А Вы думаете, что ее не травмирует то, что Вы не допускаете ее к  делам,
не сказав ей почему?" - сказал  он,  вновь  поднимая  глаза  на  Моргана.  -
?Простите, сэр, но за прошедший год я провел с вашей  женой  гораздо  больше
времени чем Вы. Она слишком хорошо воспитана, чтобы допытываться о  причинах
этого, хотя для нее это не составило бы труда,  но  она  чувствует,  что  ей
многие не доверяют.  И  если  Вы  не  скажете  ей,  что  не  разделяете  это
недоверие?" - Он сглотнул. - ?Сэр, я? думал, что такие вопросы гораздо легче
решить, будучи Дерини."
   "Иногда, это только усложняет проблемы, Дерри," - прошептал Морган. - ?Но
не тебе упрекать меня за это."
   "Извините, милорд."
   "Это не твоя вина," - сказал Морган  через  несколько  секунд.  -  ?Может
быть,  ее  приезд  даже  к  лучшему.  Поскольку  весенняя   кампания   стала
практически неизбежной, я уже подумывал о том, чтобы попросить тебя привезти
ее ко двору, как только позволит погода. Келсон  ясно  дал  понять,  что  он
хотел бы видеть ее, как регента Брендана, в своем Совете, я  думаю,  что  ее
присутствие вдвойне желательно теперь, когда у нас в заложниках есть  Сидана
Меарская."
   "Сидана?" - удивился Дерри. - "Здесь? Как Вы  умудрились?  Он  собирается
жениться на ней?"
   Морган усмехнулся, несмотря на беспокойство,  вызванное  таким  поворотом
дел. - ?Странно, что это приходит в голову всем, кроме самого Келсона. Может
быть, он женится на ней. Все зависит от ответа, который мы получим от  Меары
завтра."
   "А-а".
   "Я расскажу тебе подробно обо всем после завтрашнего приема, если к  тому
времени ты уже не узнаешь все сам," - продолжил Морган. - ?Уверен, что,  как
только мы получим ответ от Меары, мы узнаем об этом. А пока, я  думаю,  тебе
стоит немного поспать, а мне пойти поприветствовать свою жену.  Да,  кстати,
Хамильтон и Хиллари справляются с делами?"
   "Да, милорд. А мелочами занимается моя мать."
   "Отлично. Сколько с Вами людей?"
   "Полдюжины? и горничная для Ее Светлости. Надеюсь, сэр, вы не сердитесь."
   "Нет, не сержусь." - Морган  вздохнул,  и,  взявшись  за  дверную  ручку,
свободной рукой хлопнул Дерри по плечу.
   "Ладно, иди поспи. Увидимся утром. И, Шон, спасибо за то, что привез  мою
жену целой и невредимой."
   "Рад услужить Вам, милорд."
   Когда Дерри, явно успокоившись,  слега  поклонился  и  повернулся,  чтобы
уйти, Морган поднял засов и проскользнул в свое жилище, тихонько  закрыв  за
собой дверь.
   Поначалу только свет от камина встретил его.  Около  закрытого  портьерой
входа в гардеробную он  заметил  несколько  сундуков  и  чемоданов,  которые
раньше там не было,  подбитый  мехом  плащ  разложенный  перед  камином  для
просушки, но ни малейших признаков служанки, присматривающей за ними. Пройдя
в смежную с комнатой спальню, он заметил  свет  свечи,  пробивающийся  из-за
балдахина его кровати. Подойдя поближе, он, прибегнув к  своим  способностям
Дерини, убедился, что в кровати именно Риченда, а не  прячущийся  убийца,  и
тщательно скрыл свои мысли о том,  что  он  совершенно  не  желал  обсуждать
сейчас, в первую ночь, которую они проведут вместе после того, как не видели
друг друга несколько месяцев.
   "Было слишком поздно идти на мессу," - прошептал тихий неуверенный голос,
когда  Морган  обеими  руками  раздвинул  занавески,  -  "но  я   помолилась
самостоятельно. Не хотите ли прилечь, милорд?"
   Риченда лежала посредине  широкой  кровати,  натянув  меховое  одеяло  до
самого подбородка, ее лицо казалось красным в свете свечей, установленных  в
головах ложа. Ее волосы, отливавшие золотом, полностью скрывали подушку  под
ее головой, а когда она поглядела на него, в ее глазах, которые  были  синее
любого озера, отразилась смесь боли и  неуверенности.  Когда  она  подтянула
одеяло, на руке у нее холодным огнем сверкнуло обручальное кольцо. Она  явно
нервничала. Он знал, что она ожидала увидеть его рассерженным.
   "Так что Вы делаете здесь, как Вы  думаете?"  -  спросил  он,  его  слова
звучали холодно, но, по мере того,  как  ее  ласкающая  мысль  касалась  его
разума, его глаза теплели. ?И хватит думать, что я собираюсь ругать Вас."
   Скромно потупив глаза, она повиновалась, но,  когда  он  приподнялась  на
локтях,  чтобы  опять  посмотреть  на  него,  одеяло  немного  соскользнуло,
выпростав обнаженное плечо и поколебав его самообладание.
   "Я приехала, чтобы провести Рождество с моим господином и моим мужем,"  -
пробормотала  она,  еще  раз  касаясь  его  разума.  -  ?Мне  не  надо  было
приезжать?"
   После столь долгой разлуки контакт разумов вызвал  удовольствие,  которое
было  почти  мучительным.  Шумно  выдохнув,  Морган  заставил  свои   экраны
опуститься и рухнул на кровать, обнимая ее и жадно прижавшись своими  губами
к ее, когда она обняла  его  в  ответ.  Прикосновение  ее  плоти,  усиленное
прикосновением ее разума, казалось, заставило пылать  каждый  нерв  Моргана.
Когда она отстранилась от него, чтобы расстегнуть его пояс, он  застонал,  а
когда она одной рукой отложила в сторону его меч, одновременно отстегнув его
плащ, они оба застонали, ее губы осыпали жадными поцелуями его шею и горло.
   "Всю одежду,  милорд,"  -  прошептала  она,  оторвавшись  от  поцелуев  и
развязывая шнурки его туники. - ?Прежде всего, ботинки. Я привезла из Корота
наше белье и постелила его, так что мне не хотелось бы, чтобы Вы порвали его
своими шпорами."
   Удивленный, он приподнялся, опираясь на локти, а, услышав ее, рассмеялся,
вызвав тем самым ее ответное хихиканье,  потом  покачал  головой  и  сел  на
кровати, продолжая улыбаться, огонь в его чреслах утих, но не угас, когда он
подогнул колени, чтобы расстегнуть ботинки.
   "К счастью, я сегодня не ездил верхом, так что на мне нет шпор, и я  могу
сам справиться со своими ботинками.," - сказал он, расстегнув все  застежки.
- ?Для того, чтобы позвать оруженосца, пришлось бы потратить много времени."
   "О, да," - согласилась она, покорная и удивленная.
   Усмехнувшись, он стряхнул оба ботинка в направлении открытой  портьеры  и
удовлетворенно услышал звук кожи, ударившейся о камень где-то  за  пределами
спальни. Вскоре за ботинками последовала его туника. Она села, чтобы  помочь
ему справиться с кольчугой, но тут одеяло соскользнуло ей на  талию,  и  это
было чересчур даже для Дерини, привыкшего контролировать свои  чувства,  так
что ему пришлось  закрыть  глаза  и  сделать  несколько  глубоких,  дрожащих
вдохов, пока она сдирала металл с его торса и  плеч.  Когда  она  попыталась
снять с него одновременно тунику и кольчугу, то и другое  запуталось,  и  он
почувствовал ее веселье, когда его голова застряла.
   "Не двигайся, пока я не разберусь с этим," - прошептала она.
   Когда  она  встала  на  колени,  чтобы  освободить  его  от  одежды,   он
почувствовал прикосновение ее теплого тела к своей спине, а от прикосновения
ее волос к плечу, казалось, заныл каждый нерв. Она  потянула  его  тунику  и
что-то проворчала, когда раздался звук рвущейся ткани.  Когда  она  чуть  не
оторвала ему ухо, он вскрикнул..
   Еще немного возни со спутанной одеждой,  ворчание,  когда  она,  наконец,
сняла с него кольчугу, и он освободился  от  одежды.  Глубоко  вздохнув,  он
сбросил кольчугу и скомканную тунику с кровати и повернулся к ней, глядя  ей
в глаза и стараясь подавить дурацкую ухмылку.
   "Спасибо," - тихо сказал он.
   Когда она кивнула ему в ответ, ее улыбка все еще была слегка неуверенной,
но, когда ее рука скользнула вниз, расстегивая его штаны, ее  глаза  уже  не
отрывались от него.
   "Милорд, Вы уверены, что не сердитесь?" - тихонько спросила она.
   "Ты же знаешь, что я должен был бы рассердиться," - сказал он, обнимая ее
и нежно прижимая к постели. ?Но я не  сержусь.  Это  прошло,  как  только  я
увидел тебя здесь. Все, о чем я могу думать, это как же долго  мы  не  спали
вместе. Наверное, ты ведьма - может быть, даже ведьма-Дерини."
   При этих словах она довольно рассмеялась и притянула его  к  себе,  чтобы
поцеловать, поначалу только слегка, а затем, когда их речь вышла за  пределы
просто слов - медленно и страстно.
   Я ведь ведьма, не так ли? - мысленно прошептала она ему. - И, наверное, я
околдовала тебя, любимый?
   Полностью и окончательно, -  сумел  ответить  он  прежде,  чем  полностью
отвлечься на действия ее рук,  расстегивающих  его  штаны.  -  Боже,  как  я
тосковал без тебя, Риченда!
   Несмотря на то, что их  умы  слились  вместе,  как  и  тела,  он  не  был
полностью околдован. Она понимала, что  он  знает  кое-что,  доверенное  ему
другими, и он не мог позволить узнать это даже  своей  жене  без  разрешения
тех, кто доверил ему свои тайны.
   Но сам факт того, что  он  что-то  скрывал  от  нее,  раздражал  Риченду,
несмотря на то, что Морган старался не думать об этом. Чтобы дать ей немного
расслабиться,