комнатные  туфли,  другой  она  достала  из-под  одежды  сверкающий  предмет
размером с куриное яйцо.  Потерла о  рукав, и пламя  свечей янтарным блеском
заиграло на нем. Крупинки включенной в глубине хрустальной сферы отбрасывали
блики на синюю монашескую рясу.
     -- Лучше бы это  был шар, что дал мне  ты,-- говоря, Эвайн  разогревала
шар дыханием.-- К сожалению, тот я отдала Синилу. Этот-- подарок Риса.
     Передавая  шарик Камберу, она взглянула  на мужа, и в ее голубых глазах
отразилась его  улыбка.  Тоже улыбнувшись, Камбер обхватил хрустальную сферу
пальцами  и оперся  о подлокотники.  Несколько секунд он  неотрывно  смотрел
внутрь ширала-- хорошо известного средства от нервного перенапряжения, потом
едва заметно покачал головой и снова посмотрел на дочь.
     --  Не  умею освобождаться от  нагрузки в  теперешнем  облике,-- сказал
он.-- То есть могу, но при этом лишусь возможности следить за своим видом, и
мы не закончим того, что должны сделать. Сейчас я возвращаю свое обличие.
     Пока  Камбер  говорил,  словно дымка  тумана набежала  на  его  лицо  и
исчезла.  В первый раз  со  дня битвы при Йомейре он  снова был  МакРори.  В
знакомых  чертах проступали усталость и напряжение, которые, однако,  тотчас
исчезли, едва он вздохнул и вновь сконцентрировался на ширале.
     Прикусив  губу, Эвайн  наблюдала,  как  серые  глаза  отца  стекленеют,
тускнеют, в них появляется  что-то потустороннее,  ее успокаивало только то,
что такое она уже  видела. Камбер заговорил глухо и монотонно-- он отдалился
от реального мира.
     --  Сейчас  лучше,-- пробормотал он.--  Рис,  теперь я готов. Оставаясь
позади  Камбера,  Рис  положил  руки  ему  на плечи,  мысленно  отыскивая  в
открывшемся сознании  особое  место, откуда он сможет черпать все введения о
состоянии  его  тела.  После его  прикосновения Камбер  глубоко  вздохнул  и
выдохнул, и  новые волны напряжения исказили  его лицо.  Полуприкрытые серые
глаза  оставались  бесстрастны. Эвайн встала  и приблизила  ладони  к плечам
отца.
     -- Я ключ, открывающий любые двери,-- произнесла она.  Камбер  видел ее
отраженной в хрустальном шаре. Огни свечи отбрасывали  блики на локти и тени
на  плечи и лицо. В его  сознании,  слившемся  с  личностью Риса, сам  собой
зазвучал ответ зятя:
     -- Я единственный замок, открывающий доступ к свету.
     -- Я свеча, горящая в ночи,-- продолжала Эвайн.
     -- Я лоза, дающая жизнь огню.
     Они произносили  слова литании, а Камбер двигался в недрах своего мозга
по  нехоженым  путям.  Ему  редко приходилось  забираться  так  глубоко,  но
предстояло  дальнейшее  погружение.  Он  почувствовал, как Эвайн  нагнулась,
взяла хрустальный шар, более не нужный, и спрятала его под рясой. Пальцы при
этом  продолжали сжимать пустоту, а руки-- держать "шар"  у груди,  и  Эвайн
осторожно  убрала их  на  колени.  Отец, казалось, уже  утратил  способность
реагировать.
     -- Я свет, идущий  от  звезд,-- прошептала  Эвайн,-- и наполняющий чашу
сознания.-- Она оперлась руками о кресло и заглянула ему в глаза.
     --  Я  сосуд,  открывающий  мою  волю,--  почти  беззвучно  прошелестел
Камбер.-- Я поворачиваю ключ, поджигаю лозу и... наполняю.
     Его  глаза  оставались  открытыми,  а  мозг   кое-как,  но  воспринимал
происходившее вокруг, правда, теперь почти  все поле  зрения закрыла голубая
ряса Эвайн. Он  слышал ее ровное дыхание,  но все остальные  звуки  казались
очень  отдаленными.  Даже  движения дочери казались совершенно беззвучными--
шороха одежды Камбер уже не слышал.
     Теперь ты стоишь на  краю, --  это заговорил  мозг  Эвайн.-- Пусть  все
воспоминания вольются в тебя, оживи их. Каждое из них должно быть прочитано,
принято и  должно стать  частью тебя.  Давай  же.  Мы  позаботимся  о  твоей
безопасности.
     Камбер  вдохнул  глубоко  и  свободно,  потом  медленно  выдохнул,  его
сознание продолжало  путь  в самое себя, он  догружался в  еще  неизведанное
безмолвие.  Уже не  оставалось сил смотреть,  веки  задрожали,  опустились и
застыли, теперь  о телесном  мире  Камберу  напоминало  только  его дыхание,
доносившееся как бы со стороны. Он не почувствовал, что Эвайн отняла руку от
его лба, а прикосновение Риса перестал ощущать уже давно.
     Надо идти... Надо идти...
     Камбер,  подчиненный  естественному ходу вещей, почувствовал, как поток
чужеродных  воспоминаний накрывает  его  мозг.  Часть его  существа  поразил
страх, но другой частью он осознал, что не должен уклоняться. Отказываясь от
защит и сопротивления,  он расторг последние узы и дал этому случиться. В то
же мгновение его сознание наполнилось роем чужих мыслей.
     Солнечный свет. Тепло  и  пьянящий запах летнего поля.  Глаза  Алистера
упивались зелеными,  золотыми  и розовыми  оттенками  летней растительности:
высокой  травой,  тучной почвой  и  сотнями цветов.  Под  его босыми  ногами
расстилался ковер из полевых цветов-- белых, розовых, лиловых. Подобрав свою
синюю рясу, он переходил  прохладный ручей по отшлифованным водой камням. Он
был еще совсем молодым, таким его  Камбер МакРори никогда не знал.  На целый
час  он отказался  от  своих  занятий, чтобы  насладиться радостями  простой
жизни.
     Он зарылся в сочный  клевер и лежал среди цветов, щекотавших уши, нотой
сорвал  один и начал высасывать  сладкий сок из его стебля, наблюдая, как на
лазурном небе меняются облачные фигуры. В поле его зрения попал кузнечик. Он
лениво приподнял руку, чтобы насекомое заползло на его большой палец. Легкое
щекотание лапок и усиков кузнечика, самые разнообразные оттенки цветов-- все
это было до боли прекрасно. Вдруг все оборвалось.
     Теперь он  был немного старше, недавно принявший  сан священник помогал
своим  братьям убирать  алтарь в  Челттхэме. В луче  прозрачного  солнечного
света  плавали  пылинки.  Даже  отбеленные  ткани,  которые  он  с  братьями
перетряхивал и укладывал на гладкий камень алтаря, пахли солнечным светом.
     Натирая вырезанную из дуба  статую  Михаила,  он  вдыхал терпкий аромат
кедрового масла. Он вдохнул знакомый запах, а выдохнув, оказался в темноте.
     Какой ужас! Каким-то образом  он понял, что  лежит  на  кровати один  в
своей  келье, но в то  же время он боролся с кем-то или с чем-то, что душило
его! Его ночной кошмар все  сильнее сдавливал горло, мешая дышать.  Он знал,
что на руках его врага когти,  способные вырвать и жизнь, и душу из него. Он
метался,  отчаянно  пытаясь освободиться, проснуться, одолеть врага,  спасти
себе жизнь!
     Неожиданно наступила темнота, и  он больше не метался в постели, борясь
за жизнь, хотя по-прежнему часто дышал.
     Теперь  он  уже совсем  взрослый  человек,  настоятель  Ордена  святого
Михаила. В  написанном  его  рукой листке имена возможных преемников. Список
содержит десять имен.
     Алистер-- на коленях возле камина, подносит пергамент к огню, чувствуя,
что Джебедия  расположился рядом.  Когда бумага  занялась,  он бросает  ее в
камин  и поднимается. дружески опираясь на  плечо  Джебедия.  Ему спокойно и
уютно...
     И  немного  не по  себе. Перед ним  на  коленях  стоит монах-послушник,
молодой  человек, одаренный чрезвычайно тонкой интуицией, необычной даже для
дерини,  за  исключением  немногих  Целителей.  В  своем  кресле  настоятелю
Алистеру легко  вести себя, повинуясь внутреннему голосу. Он может придумать
что-то такое, что может навсегда нейтрализовать таланты этого  юноши, сделав
его самым обычным монахом, похожим на десятки его  товарищей. Юноша  смотрел
на  него со слепым доверием,  и Алистер  знал, стоит ему только приказать, и
тот охотно откажется от стремления возвысить свой талант.
     Обеспечение правильного обучения в Ордене и  направление  этого таланта
было  делом  куда  более сложным,  требовало большего времени и его  личного
участия. Отважится ли он принять подобное решение?
     Вспышка.  Снова  перемена  места и  времени. Сейчас  он рыцарь-новичок,
принимающий  свой  освященный меч  от давно умершего  наставника.  Еще  один
скачок, всего  год  назад.  Он осматривает  незначительные  раны, полученные
одним   из   его  людей  в  бою  в  центральной  башне,  Синил,  только  что
провозглашенный королем, смотрит на него в удивлении.
     Теперь воспоминания приходили  быстрее, они  стали короче,  но ярче. На
мгновение появилась поляна в лесу, в равной степени знакомая Камберу и тому,
в чьей памяти он пребывал, и он пропустил это воспоминание.
     Камбер ощущал свое тело так же отчетливо, как и то, другое, чувствовал,
как  его  легкие  заполняются  до  половины,  а  сердце  бьется в  немыслимо
медленном ритме. Он просто вручил себя заботам Риса. Перед глазами появилась
следующая картина.
     Он, еще  совсем  юный  Алистер, упражняется с  мечом, стараясь во время
выпада подхватить с земли клочок бумаги. Молодым человеком, он вскакивает на
крупного боевого коня и берет барьеры в  открытом поле, за ним  следуют  еще
пять всадников.
     В  ту  же  ночь он и  еще  один рыцарь скользят по  вражескому  лагерю,
укрываясь  в  тени,  и  это вовсе  не  тренировка.  Во  рту  появился  сухой
металлический привкус, его жертвой должен стать дерини,  и жестокая  радость
наполнила тело, бесшумно крадущееся в ночи...
     Он сидит  у потайного ночного костра вместе с Джебедия и  двумя другими
рыцарями.  В  ноздри  забивается приторно-сладкий  запах  подогретого  вина.
Ощущая покой и тишину ночи, он опирается о колено Джеба, задумчиво глядя  на
горящие поленья, постепенно превращающиеся в пепел. Все четверо говорят.
     Внезапно его внимание было отвлечено от воспоминаний.  Он почувствовал,
как Рис старается загнать воздух в его легкие, а они сопротивляются.
     В ушах  стоял звон,  в  пальцах покалывало,  Камбер чувствовал  то, что
казалось медленной,  непрерывной барабанной дробью,  уносившей  его из  грез
Алистера. С трудом приподняв отяжелевшие веки, он понял, что стук исходил от
двери и Йорам вопросительно переводил  взгляд с него на Риса и  дверь. Эвайн
застыла  возле  мужа,  раскрыв  рот  в удивленном  "о".  Рис, отстранившись,
тревожно заглядывал в его глаза, желая убедиться, что  его подопечный  снова
начал дышать.
     У Камбера кружилась  голова. Режущая  боль  пронзила  глаза и  затылок,
когда он кашлянул и уселся потверже. Словно во сне, он услышал новый  стук в
дверь и знакомый, пугающий голос, называвший его теперешнее имя.
     -- Отец Каллен, мне можно войти?
     Синил.
     Ценой немалых усилий Камбер заставил зрение служить себе и увидел Риса,
чтобы  прочесть  на  его  лице  все свои опасения.  Кому угодно  можно  было
отказать в посещении без особых объяснений,  но Синил будет настаивать, пока
его прихоть не исполнится.
     Камбер сидел в кресле  в  облике  того,  кого  считали мертвым.  Именно
сейчас все могло открыться. Нет, это не могло быть концом!
     Усилием  воли  он собрал  все  силы,  знаком  приказал  Йораму  и Эвайн
спрятаться в молельне,  как они договорились заранее. Простое  движение едва
удалось  ему--  рука  казалось  тяжелее  свинца.  Потом  Камбер  проговорил,
обращаясь к Рису:
     -- Я был очень слаб,  ты беспокоился о том,  что я изнемогаю в борьбе с
темными  силами Ариэллы. Сейчас  я  попробую  вернуть  внешность Алистера  и
постараюсь удержать.
     Рис  хотел  возразить,  но  превращение  уже началось. При этом  Камбер
старался сохранить в себе и поток воспоминаний Каллена. Он не ведал, сколько
выдержит  мозг  в таком  перенапряжении, но  должен  был попробовать.  Снова
открыв глаза, он за открытой дверью молельни увидел Эвайн, ничком простертую
перед  алтарем.  Рядом со  склоненной  золотистой  головой стоял  Йорам. Рис
направился к двери. Оторвав взгляд от изменившегося Камбера, он положил руки
на засов и снял преграды. Промедление длилось не более полминуты.
     Оставалось только вновь закрыть глаза и надеяться на лучшее.
     -- Отец Алистер?-- Синил осекся, увидев у двери Риса, а Дуалта виновато
кивнул из-за королевской спины.
     -- Прошу  прощения, милорд. Я  объяснял Его  Величеству, что настоятель
занят.
     --  Ты  сказал, что  это всего  лишь дисциплинарный вопрос,--  возразил
Синил, тщетно  пытаясь  заглянуть  в  комнату через плечо Риса.-- Мне  нужно
говорить с ним, Рис, Где он?
     Рис  стоял  на  пороге,  опираясь  на косяк,--  рука  прямо  на  уровне
королевских глаз. Синилу так и не удалось ничего рассмотреть.
     -- Спасибо, Дуалта,-- проурчал Рис.-- Ваше Величество. Алистер не готов
принять  еще  одного  посетителя. Довольно и  визита  Йорама,  Викарий очень
устал. Я готовил его ко сну.
     В серых глазах Халдейна блеснула тревога. Отстранив Риса,  Синил увидел
склоненную седую макушку над  высокой спинкой  кресла. Рис отстал, не  сумев
остановить короля и не поспевая за ним.
     Не зная, что он должен делать, Дуалта топтался у порога;
     по знаку Йорама, появившегося из молельни, он запер дверь, и теперь его
живые глаза с любопытством следили за королем и Целителем.
     -- Сир, он то и  дело теряет сознание,--  произнес Рис.--  Возможно,  к
утру  все  образуется,  если  ему  хорошенько  выспаться,  главное  сейчас--
отдых.-- Когда Синил наклонился к неподвижной фигуре, Рис не смел и дохнуть.
     Камберу  удалось   полностью  вернуть  облик  Алистера,  но  теперь  он
действительно  был в обмороке.  Рис поспешно  опустился на колени и  схватил
запястье Камбера, не решаясь смотреть на Синила.
     -- Не понимаю. Что происходит?-- тихо и с испугом спросил король.-- Еще
ни разу со дня нашего возвращения он не был так слаб.
     -- Он заплатил  великую  цену за вашу  безопасность, Ваше Величество,--
сказал  Йорам, возникший  рядом.--  Не  желая беспокоить вас, он никогда  не
рассказал  бы этого  сам,  но его победа над Ариэллой многого  стоила. Я был
там. И знаю.
     Взглянув на торжественное лицо Йорама, Синил неловко опустил глаза.
     -- Я чувствовал, что-то изменилось, чувствовал еще с той  ночи.  Но мне
казалось, что он просто истощен и скоро поправится.
     -- Он часто бредит,-- прошептал Рис.-- Мысленно он все  еще сражается с
ней. Это было не чистой победой.
     Он взял слабую руку Камбера, прижал ее ко лбу, закрыл глаза и попытался
передать энергию по этой связи.
     -- Держитесь, святой отец!--  он  так тихо говорил, что Синил  едва мог
слышать это.-- Боритесь! О, Боже! Дай ему сил!
     Когда  веки  Камбера  задрожали,   Йорам  тоже  опустился  на   колени,
перекрестился отяжелевшей рукой, потом взял в  ладони  другую руку Камбера и
склонил голову, словно между ним и Рисом тоже существовала связь.
     Синил,  открывшись волнам  психической энергии,  веявшим вокруг,  резко
пошатнулся и ухватился за кресло, Дуалта  бросился  к нему  и  подхватил под
руку. Король  не  разбирался  в  подробностях  происходящего, но  чувствовал
эмоциональный ток огромной  силы. Ни он, ни Дуалта не замечали  неприметного
испуганного монаха в дверях молельни.
     Камбер  медленно  возвращался  к  жизни,  ощущая,  как  его   наполняют
целительные  силы.  Поток  воспоминаний Алистера  пришлось  прервать,  и  за
сохранение его лица  теперь можно было не волноваться. К прерванному действу
придется вернуться позже. Будет  ли управляема передача памяти? Кто знает. А
в голове вновь усилилось давление.
     Держись. Еще...  еще,--  твердил он себе, не зная, возможно  ли это, но
понимая, что должен ослабить давление, иначе потеряет все.
     Испробуй  хотя бы одно... легче... легче... Он был в классической школе
в   аббатстве  святого  Неота.  Ему  было  пятнадцать,  и  он  был  наиболее
многообещающим из своей группы.  Когда он поднялся, чтобы отвечать  урок, он
почувствовал  восторженный взгляд  отца Эльрика. Он знал, что  овладел всем,
чему  добрым гавриллитам  было дозволено обучить его. Он провел в послушании
около  двух  лет,  именно  столько было позволено  тому,  кто  не собирается
вступать  в  Орден святого Гавриила. Летом  он  отправится  в  Челттхэм  для
дальнейшего обучения под  наставничеством михайлинцев. Если на то будет воля
Божья, через несколько лет его произведут в рыцари и посвятят...
     Ну вот, это было не так уж и трудно. Попробуй еще одно. Впусти его.
     Он был ранен, хотя боли не чувствовал. Он знал, что  раны были тяжелыми
и, возможно,  смертельными, но знал и то,  что не умрет, не  выполнив своего
предназначения. В этой битве Зло не устоит против него,  потому что он будет
сражаться на стороне Света.
     О, Боже, он оживил воспоминания о последней битве Алистера с Ариэллой!
     Он почувствовал сталь меча на своем  бедре, рассеченную кольчугу и кожу
костюма,  но  продолжал  бороться.  Одна его  часть была  готова  отступить,
избежать  рокового  столкновения  любой  ценой, но победа  над  сторонниками
Ариэллы придавала силы его израненному телу, взбадривая и заставляя забыть о
боли. Один из людей Ариэллы погиб от его меча, потом другой.
     То, что он переживал сейчас как Камбер и как Алистер высшую точку своей
борьбы, витало в воздухе,  открытое для восприятия тех, кто умел разбираться
в этом.
     Рис почувствовал это и еще сильнее сжал руку своего наставника, отдавая
ему энергию, так необходимую в этой борьбе.
     Йорам делился своими силами, положив  руки  на  колени отца,  под видом
молитвы против  дьявольских сил. Голова его склонялась, он  черпал энергию в
самой глубине своего существа.
     Синилу было  не по  себе от всего  этого.  Безнадежны были все  попытки
понять недоступное уму и  прежде невиданное. Не  отрывая  глаз  от дрожащего
Алистера Каллена, он упал на колени.
     Ни король, ни  окаменевший Дуалта не ведали о роли маленького  монаха в
происходящем. Он, менее всех заметный, стоял в  дверях молельни, сложив руки
в молитве и беззвучно шептал слова литании.
     -- Я ключ...
     -- Я замок.,.-- удалось ответить Камберу.
     -- Свеча в ночи...-- послала ему Эвайн.
     -- Лоза, дающая жизнь огню...
     -- Я Свет,-- последовали слова Эвайн.-- Да будет так!
     -- Сосуд,-- слабо откликнулся Камбер.-- Ключ... Лоза... Я наполняю...
     Пути,  пройденные  сегодня,  снова  открывались  в  его  мозгу,  только
медленнее-- часть сознания  следила за сохранением  облика  Алистера, тем не
менее  образы  памяти  вновь  протекали  через  его  сознание.  Воспоминания
короткие,  мимолетные,  не  требующие осмысления,  они  проскальзывали в его
память и становились частицами его личности.
     Он  склонился  над   ярко  разрисованной  картой,  вокруг  только   что
посвященные михайлинские  рыцари, с  одобрением слушает  рассказ  одного  из
самых  толковых--  молодого  светловолосого священника  Йорама, объясняющего
стратегию возможного нападения на...
     Дассу,  святой  город, столицу  принца-епископа Рэймонда, его  дяди  по
материнской линии,  возлагавшего  руки на  его голову  во  время посвящения,
когда его родители с гордостью наблюдали за церемонией...
     Вот он  снова  ребенок, шумно играющий с  другими  мальчиками из  школы
аббатства  святого  Лайэма.  Торопливо  семенит  худыми  ногами   под  синим
форменным стихарем, который обязательно  носил каждый мальчик, собирался  он
стать служителем церкви или нет...
     Огромный скачок  во  времени, и  он снова стал настоятелем михайлинцев,
явившимся    в    церемонном   приветствии   перед   высоким   золотоволосым
лордом-дерини, похожим на повзрослевшего и  возмужавшего того,  дорогого его
сердцу молодого священника.
     Позже, много позже. Он  в  полном  вооружении  на страже  перед  дверью
потайной  часовни. Женщина,  Целитель  и все тот  же благородный лорд-дерини
приближаются, сопровождая  человека с затуманенным взором, уже не священника
и еще не короля. Он чувствовал холод меча в своей затянутой в перчатку руке,
пропуская  их в  дверь,  и  с  уважением склонил  голову. Он знал и не  знал
одновременно, что  еще случилось  в ту ночь,  потому что сейчас  раздвоился,
смотрел на эту дверь и воспринимал ее двумя тесно переплетенными сознаниями.