н был в Долбане.
     Для окончательного выяснения ситуации они перед отъездом нанесли ночной
визит в Кэррори. Элинор не  было-- вместе  со своим новым  мужем и сыновьями
она отправилась проведать  родню  супруга; но Умфрид, старый бейлиф Кэррори,
охотно впустил молодых людей.
     -- Да, посетители  продолжают  молиться у  могилы  покойного хозяина,--
рассказывал Умфрид.--  Многие  оставляют цветы. Могила  осталась  прежней, к
хозяйке никто не обращался с предложениями  по постройке  храма. А что, отец
Йорам и лорд Рис тоже считают покойного святым?
     Потайным ходом, соединявшим жилые комнаты и  фамильную часовню,, бейлиф
привел их к цели путешествия.
     В  сопровождении  Умфрида они не  стали убеждаться в неприкосновенности
надгробия,  поверили  старику  на  слово.  На  обратном  пути в  Валорет они
повстречали камберианские  часовенки, очевидно, поставленные поселянами  без
постороннего наущения, а просто в память о добром графе. С собой Рис и Йорам
везли записки из часовни с молитвами и просьбами к святому заступнику.
     Разведка не позволяла  заключить, разрозненные это проявления стихийных
человеческих   чувств   или  проявления  набирающего  силы,  организованного
движения.   Рассматривая  записки  с  могилы,  Камбер  заметил,  что  почерк
некоторых напоминает руку Гьюэра. Впрочем, совершенной уверенности не было--
слишком   много  бумаг  приходилось  ему  просматривать,  а  почерк  бывшего
секретаря ничем особым не выделялся.
     Серьезного  расследования не  состоялось-- в ночь  на  первое  сентября
Энском  Тревасский умер  на  руках Камбера. Участившиеся колики  и  приступы
тошноты, от  которых архиепископ таял на глазах, завершились кровавой рвотой
на пороге кончины.  Умирающий не чувствовал боли--  руки друзей избавили его
от страданий, но и вся деринийская мудрость уже не могла спасти Энскома.
     Камбер как епископ Грекотский отслужил погребальную мессу, показавшуюся
ему едва ли не самым  сложным  из того, что ему приходилось делать. Жаркая и
влажная  погода не  позволила  отсрочить похороны  до  возвращения  короля--
заклинание против тлена не могло действовать так долго. Энском  был погребен
в склепе под собором через два дня после смерти.
     Он был еще жив, а в Гвинедде,  зная об ухудшении здоровья архиепископа,
гадали о преемнике. В конце концов, при нескольких воздержавшихся все голоса
были отданы Джеффрэю Кэрберийскому.
     Некоторое  время   Джеффрэй,  один  из  шести  странствующих  епископов
Гвинедда  и бывший член гавриллитского Ордена,  был кандидатом на  получение
епархии. Епископ-дерини.  умеренный,  он пользовался  доверием многих людей,
был  известен  всему Перплмарчу, где обитал  в последнее время. Казалось, он
обладал  умением  соединять  совершенно несоединимое (талант, очень полезный
стране в будущем).
     Энском, правда,  сначала  не думал назначать Джеффрэя в  Валорет, зная,
что умрет раньше  Камбера,  он  не  хотел оставлять друга  один на  один  со
Слугами  святого  Камбера. На  кафедре столичного собора должен  был поэтому
воцариться  надежный  преемник,   который   будет   посвящен   в   тайну   и
воспрепятствует канонизации.
     Но претенденты не отвечали ни этому требованию, ни прочим достоинствам,
чтобы  занять такой ответственный пост,  а  времени у Энскома оставалось все
меньше.  Единственное  требование  к  преемнику  архиепископ  ни  за  что не
согласился  бы  изменить-- он должен  быть  дерини. Человеку нельзя доверять
пост главы  церкви.  Только такой  могущественный  заступник может  оградить
племя дерини от нападок • и преследований.
     Поэтому  за  недостатком  других кандидатур Энском  выбрал Джеффрэя. По
крайней мере, тот был дерини, причем опытным, хотя Камберу не стоило слишком
на него  полагаться. За неделю до смерти Энском назвал имя своего избранника
в  письме Синилу в  Хелдор.  Когда пришло  согласие  короля, Энском  уже был
мертв.  Архиепископ  Орисс  Ремутский созвал  Совет  епископов  и представил
избранника Энскома. Когда он сказал, что и король одобрил выбор, епископы не
стали спорить.
     Подобно Энскому, Камбер сомневался в человеке, которого не знал ни  как
Камбер, ни как Алистер, но других предложений не было,  поэтому ему пришлось
сказать "да" вслед  за  остальными. Из-за того,  что  Джеффрэй  не знал и не
должен был  знать правды об Алистере  Каллене (Камбер  и Энском остерегались
прошлых связей Джеффрэя и Кверона  по Ордену), он не станет противником Слуг
святого Камбера, когда они поднимут головы.
     В  течение  недели  после  посвящения  Джеффрэя  ничего  необычного  не
случилось.  Вестей из  Долбана  не  было, и  когда  вернулся  король,  чтобы
выразить скорбь о кончине Энскома и познакомиться с новым примасом Гвинедда,
дворцовая жизнь  потекла  по привычному  руслу.  Следующие несколько  недель
Камбер был занят встречами и совещаниями с  Синилом, он почти забыл о  своих
опасениях.
     Сын Меган родился в конце сентября (его назвали Рисом в честь Целителя,
помогавшего ему явиться на свет), Синил, обрадованный здоровым телом и духом
малыша, объявил неделю  торжеств. Меган поправилась значительно быстрее, чем
после предыдущих  родов, и казалась счастливой уже от  присутствия  короля в
городе. Новорожденный принц рос не по дням, а по часам.
     Через месяц  после смерти Энскома новый архиепископ созвал консисторию,
просив  прибыть всех  епископов  и  глав религиозных  Орденов. Собрание было
назначено  в  том  же  зале капитула,  где  Камбер  впервые  предстал  перед
михайлинцами в качестве Алистера Каллена, только теперь Камбер  был  один из
восьми присутствующих епископов; он сидел в крайнем из трех кресел слева  от
Джеффрэя. В этих стенах  он уже не был канцлером Гвинедда, а одним из князей
церкви.
     Йорам  расположился сзади и чуть левее, на  табуретке. Каждому епископу
полагалось  иметь  при себе  одного  помощника, и  выбор  Алистера  Каллена,
естественно, пал на Йорама-- личного секретаря.  Кроме сына, в этом собрании
не было ни  одного  человека,  известного Камберу  до превращения в Алистера
Каллена.
     Утреннее  заседание  было  вполне  рутинно.   В  течение  первого  часа
архиепископ Джеффрэй принимал изъявления почтения от аббатов и  настоятелей,
которые  не  присутствовали при  провозглашении примаса и не успели выразить
уважения позже. Затем, после короткого обращения к присутствующим, в котором
Джеффрэй обрисовал свои помыслы,  он  объявил начало  дискуссии о  возможных
кандидатах на место епископа, освобожденного им.
     Камбер много  слушал и мало говорил. Утро завершилось без происшествий.
В полдень Совет удалился на легкий обед.
     Ничто не предвещало нарушения заведенного  порядка и степенного течения
заседаний.  После  перерыва Камбер  возвращался в  зал,  важно  выступая  по
выложенному  узорной  плиткой  полу.  Развлекался  разговором   с  сухопарым
епископом  Юстасом, своим соседом по  месту в синоде, беседа была  шуточная.
Поодаль следовал Йорам, у него с секретарем Юстаса был свой разговор.
     Усевшись   в   кресло   и   продолжая   улыбаться   очередной   остроте
собрата-епископа,  Камбер мельком взглянул  в  зал.  Там  негде было  яблоку
упасть,  утром   народу  было  вдвое  меньше.  Сидели  и   стояли   вплотную
представители   всех  влиятельных  монашеских   Орденов  Гвинедда,   лиловые
епископские  одежды терялись  среди  белых,  красных, синих плащей  и сутан.
Креван Эллин с михайлинцами занимал места на дальнем ряду скамей, как раз за
епископом Дермотом О'Бейрном. Ближе к помосту располагались отец Эмрис и два
десятка священников-гавриллитов.
     Камбер оглянулся,  за  его  спиной  тоже сгрудились люди. В этот момент
глашатай архиепископа ударил о пол кованным  железом посохом, требуя тишины.
Архиепископы Джеффрэй и Орисс вошли и заняли места, их встречали стоя.
     Когда все расселись, Камбер увидел, что в зал проскользнул  Джебедия  и
присоединился  к  Кревану  и прочим  михайлинцам;  он  был одет, как простой
рыцарь-монах,-- никакого  знака, свидетельствующего о его мирском положении,
не  было.   Джебедия,  как  показалось  Камберу,   поглядывает  на   него  с
любопытством. Но прежде, чем  удалось поразмыслить  о его взглядах, глашатай
снова  ударил посохом-- внимание. В наступившей  тишине раздался его  зычный
голос.
     -- Ваша милость, преподобные  отцы,  братья нового  религиозного Ордена
просят позволения выступить перед вами и подать прошение.
     Когда  большие двери распахнулись, у Камбера мороз пробежал по коже, он
понял (и все сомнения отпали), кого сейчас увидит.
     Он   мысленно   выругался,  ощутив  напряжение  Йорама,  когда  в   зал
неторопливо  вошел  Кверон  Кайневан, сопровождаемый людьми в  серых  рясах,
которых Камбер раньше не встречал, и Гьюэром Арлисским.
     Теперь  Камберу  было  понятно,  откуда  у  Кверона  взялись деньги  на
строительство в Долбане и что именно там  возводили. Как он мог  забыть, что
Гьюэр богат?
     С  отрешенностью постороннего  он  наблюдал, как  Кверон  остановился в
самом  центре  зала  и  низко поклонился,  набожно  спрятав  руки  в широких
рукавах,  потом приблизился  к  помосту и поцеловал кольцо Джеффрэя.  Бывший
гавриллит выпрямился, уважительно  кивнул отцу Эмрису и  отошел на несколько
шагов.  Спутники Кверона  опустились  на колени  и  склонили  головы. Волосы
некоторых  из них, в том  числе и Гьюэра, были заплетены в небольшие косички
на манер гавриллитов.
     Затаив дыхание, Йорам, испуганный и завороженный, подался вперед, когда
Кверон достал из  рукава свиток и принялся разворачивать. Теперь  остановить
Кверона Кайневана можно было только полной правдой, ничего не утаивая.
     -- Милорд архиепископ, достопочтенные преподобные отцы, я буду говорить
просто,--  сказал Кверон, заглянул в рукопись и опустил руку со свитком.-- Я
и  мои  братья  просим  вашего  благословения на  создание новой религиозной
общины,  посвященной  служению пока  еще  не  признанному  святому.  Мы  уже
построили его первый храм  в Долбане  и построим второй здесь, в соборе, где
лежало его тело. В конце концов и место его захоронения станет храмом, чтобы
все  желающие могли посетить святые  мощи и поклониться. Поэтому  мы  пришли
сюда,  чтобы  просить  канонизировать  покойного  графа   Кулдского  Камбера
МакРори.
     Когда замолкли слова Кверона, на мгновение воцарилась полнейшая тишина,
а  потом зал взорвался  возбужденными  криками.  Йорам  почти  непроизвольно
вскочил, его отчаянное "Нет!"  потонуло в общем шуме, но  гнев  и смятение в
лице были более чем красноречивы.
     Сына   Камбера  знали  многие  в  зале,  и  его  выходка  не   осталась
незамеченной. Однако Кверона она не смутила, ему было предоставлено слово, и
он собирался договорить до конца. Шагнув к помосту, он махал свитком, требуя
внимания. Его  голос  заглушал  не  только протесты  Йорама, но  и  возгласы
духовенства.
     -- Ваша  милость, я могу говорить? Я прошу выслушать меня, не прерывая.
Уверяю вас, мои сведения нельзя опровергнуть.
     Когда Гул  затих и  все  заняли  свои места,  Кверон  окинул слушателей
тяжелым деринийским  взглядом и опустил свиток.  Безмолвный и бледный, Йорам
стоял  перед Квероном,  до  боли  в суставах сжимая  спинку кресла  Камбера.
Камбер оцепенел, когда Кверон смерил взглядом его сына.
     -- Благодарю  вас,  милорды,-- наконец произнес Кверон обычным голосом,
вновь оборачиваясь к Джеффрэю.-- Ваша милость, я могу продолжать?
     Джеффрэй,  единственный  из  епископов, сохранивший  достоинство  сана,
задумчиво откинулся  на спинку  своего трона, машинально потирая  подбородок
рукой в перстнях. Его глаза скользнули от Кверона к Йораму и Камберу.
     --  Епископ  Каллен, попросите, пожалуйста, своего секретаря сесть.  Мы
знаем отца Кверона и выслушаем его прошение.
     Роберт Орисс, сидевший справа от Джеффрэя, наклонился к своему  коллеге
и заговорил, не отводя взгляда от потрясенного Йорама.
     -- Этот молодой человек-- сын лорда Камбера, ваша милость. Вам  об этом
известно?
     --  Мне  сообщили,--  ответил Джеффрэй.-- И несмотря  на это, я  должен
просить  его  не  вмешиваться,   пока  отец  Кверон  не   закончит.  Сядьте,
пожалуйста,   отец  МакРори.  Позже  вам  будет  предоставлена   возможность
высказаться.
     Почувствовав прикосновение  Камбера  к  своему  локтю,  Йорам  медленно
опустился на  краешек  стула  и  напряженно  застыл. Камбер  тщетно  пытался
сломать стены мысленного  сопротивления сына, не решаясь применить силу  или
обратиться к нему не по-деринийски на глазах у всех. Возможно, позже. Как бы
он  ни поступил, надо быть уверенным, что реакция  Йорама  не будет  слишком
буйной. Здесь, под проницательным взглядом Кверона, они не могут рисковать.
     Вздохнув, Камбер приподнялся, слегка кланяясь Джеффрэю.
     --  Примите  мои извинения,  ваша  милость.  Мой секретарь  юн и  легко
возбудим. Я постараюсь проследить, чтобы подобное не повторилось.
     -- Буду признателен вам  за  это,--  ответил Джеффрэй, поворачиваясь.--
Теперь можете продолжать, отец Кверон. Прошу вас.
     Кверон   поклонился,   скручивая   свиток,  которым  он  так   эффектно
воспользовался несколько  минут  назад.  Однако  содержимое бумаги  осталось
неоглашенным.  Может,  свиток  был  попросту  пуст,  и  Кверон потрясал  им,
стараясь произвести впечатление.  Что  еще  продемонстрирует этот  дерини  в
своем стремлении убедить собравшихся?
     Камбер  добросовестно  изображал  легкую заинтересованность и некоторое
сочувствие к своему секретарю, сидевшему рядом с жалким видом, Камбер принял
одну из излюбленных поз Алистера Каллена-- сосредоточенное неподвижное лицо,
руки лежат свободно, все мышцы кажутся  расслабленными. Он видел, как Кверон
изящно развернулся,  оглядывая  слушателей  и  поигрывая  своим  свитком. Он
заговорил свободно и доверительно, овладевая вниманием публики.
     -- Ваша милость, преподобные отцы.  Для  тех,  кто, возможно,  не знает
меня, скажу: я Кверон Кайневан,  Целитель и бывший священник  Ордена святого
Гавриила.  Я  остался  и  Целителем,  и  священником,  но,  как видите,  мое
облачение говорит о том, что я больше не принадлежу гавриллитскому Ордену. И
на это есть причина. Не падение моего прежнего Ордена, которым я всегда буду
дорожить,--  здесь  он  слегка  поклонился  отцу  Эмрису.--  а  призвание  к
исполнению другой службы,  которая для меня  и, я  верю, для Гвинедда  более
важна. Надеюсь, вы поймете причину такой перемены и выразите свою поддержку.
     Он  неторопливо  вздохнул,  а  публика  затаила  дыхание.  --  Как  вам
известно, граф Кулдский был убит в сражении в прошлом году. Точнее, был убит
Камбер МакРори: мягкий и набожный человек, как мы знаем, реставратор  нашего
короля (да будет  долгим  его правление). Защитник человечества,  как теперь
многие  называют  его,  причем  справедливо,  ибо  он  пал, защищая  нас  от
тиранов-Фестилов.
     Он был повержен в  расцвете  своего  служения  этому  королевству,  пал
задолго до того, как его труды могли принести плоды. Но мы,  именующие  себя
его Слугами, верим, что он не был спокоен, покидая нас,  когда его работа не
совершена и эта земля  в опасности. Его  тело умерло, но сам он не ушел! Его
рука простерта над этой землей и ее народом. С немногими  избранными он даже
говорил, направляя и подавая надежду, и даже даруя чудо исцеления.
     Теперь он овладел их вниманием и  знал это. Его  голос снизился до едва
слышного, а сам он  видел, как  собравшиеся шикают  на  соседей,  помешавших
слушать его.  Механически  потирая указательным  пальцем  нос, чтобы  скрыть
растущий испуг, Камбер почувствовал, как похолодело внутри, когда он услышал
слова об исцелении.
     Знал ли Кверон о случившемся с Синилом?
     -- Весной я  говорил с  одним  из  таких  людей,--  продолжал Кверон.--
Сейчас  он присутствует  здесь.-- Камбер позволил себе слегка расслабиться--
Синила в  зале  не было.-- Он рассказал  мне о  чуде:  благословенный Камбер
явился ему как бы во сне, но это не было сном! Те из вас, кто знает меня или
слышал  о  моей репутации,  надеюсь, поверят,  если  я  скажу, что  подробно
расспросил  этого  человека,  полностью  использовав   свои  способности,  и
убедился,   что  Камбер   появился   именно  так,  как   описывает   он.   Я
продемонстрирую это. Однако он не единственный неоспоримый свидетель.
     Вот оно-- еще одно  возможное  упоминание  о Синиле. Кто  еще мог  быть
поистине неоспорим? Расспросы Синила были по-настоящему опасны.
     --  Достоверность говорит сама за  себя, преподобные отцы. Я  верю, что
Камберу  МакРори  была  дарована  милость  Божья,  чтобы  даже  после смерти
продолжать свое служение на этой  земле. Я верю, что в конце концов у  этого
августейшего собрания  не  останется  иного  выбора,  как  объявить  Камбера
МакРори святым.
     Если моя откровенность обидела кого-то, прошу меня простить.
     Он  склонил голову. На  мгновение все  в комнате  замерло, хотя  Камбер
прекрасно знал, что должно произойти следом. На несколько  секунд воцарилась
мертвая  тишина, а  потом  послышалось  бессвязное бормотание  -- епископы и
духовенство зашептались. Так продолжалось несколько минут, пока Джеффрэй  не
поднял руку, требуя тишины, наступившей в тот же момент.
     --  Мы благодарим  вас, отец  Кверон. Отец МакРори,  вы желаете  что-то
сказать, прежде чем отец Кверон предоставит нам своих свидетелей?
     Йорам  медленно поднялся, глядя в глаза  Джеффрею.  В  последние минуты
страстной  речи  Кверона  он позволил отцу прикоснуться  к  своему  мозгу  и
заверил его, что не выдаст себя,  И все  же ему хотелось сообщить  как можно
больше правды, не подвергая  при  этом опасности  человека, ради которого он
столько раз шел на компромисс.
     -- Ваша  милость, я любил отца,-- твердо  произнес он.-- Я любил  его и
по-прежнему  люблю  так  сильно,  что не  в  силах  выразить  словами.--  Он
посмотрел  под ноги, вновь закрыв мозг для Камбера, потом снова  взглянул на
Джеффрэя.--  Но  отец  был человеком,  таким  же,  как  и все:  податливым и
набожным,  как говорил  отец  Кверон;  любящим  отцом  и  мудрым советчиком,
необычайно одаренным даже для представителей нашей расы. Он многим жертвовал
ради завершения того, во что верил, и был готов заплатить за это, потому что
любил свою землю и ее короля... может быть, слишком любил.
     Но он не был святым. Я только надеюсь убедить вас, что он ужаснулся бы,
узнав о том, что происходит под этой крышей!
     Вздохнув, Джеффрэй снова поглядел на Кверона. Для своих лет архиепископ
Джеффрэй  был довольно  привлекательным мужчиной. Его  темная  гавриллитская
косица  была  слегка  тронута  сединой, но от  речи сына Камбера  он  словно
сделался  старше. Всего за несколько минут. Джеффрэй  хмурился  и размышлял,
как  быть. Когда  Кверон  поднял голову,  задумчиво сцепив  руки за  спиной,
архиепископ постукивал по зубам своим аметистовым перстнем.
     -- Отец Кверон,--  произнес он, опять вздохнув.--  Я вынужден напомнить
преподобным  отцам,  что  мы с вами друзья и братья с  тех пор,  когда я еще
принадлежал к Ордену святого Гавриила. Мне хочется верить в то, что мой друг
и  брат только что сообщил августейшему собранию. Однако  хочу заметить, что
я, как  и  прочие, слушаю  это заявление впервые. Я  также  должен  обратить
внимание  на то, что сын человека, которого вы  просите признать святым,  не
разделяет   вашего   энтузиазма.   Вы   готовы   доказать   ваши   заявления
свидетельствами, как требует обычай?
     -- Готов, ваша милость.
     --  Хорошо. Вы сказали,  что  один  из свидетелей присутствует здесь. Я
хотел  бы  услышать  его  рассказ.  На основании  его  мы  решим,  стоит  ли
рассматривать это дело дальше. Вы согласны?
     Кверон поклонился.
     -- Хорошо. Отец МакРори, можете присесть.  Прошу  вас хранить молчание,
пока свидетель Кверона не закончит свою речь.
     Охваченный отчаянием, не в силах говорить,