у  с
материнскою нежностью:
   - А когда тебя пошлют к прачке в заведение, ты с  ее  гладильщицами  не
разговаривай... Слышишь?.. Они девчонки ветреные. Можешь пропасть...
   - Не-ет! - отвечал мальчик. - Мне и так всех стыдно!
   - Вот то-то и есть! Да все, милка, ничего  и  не  значит...  А  я  всех
дворников подкуплю, и мне сейчас все и донесут.
   Он посвистывает и спускается  с  лестницы,  обнаруживая  в  самом  деле
"великолепную гордость".
   Дворницкий работник встречает его с вязанкою дров и говорит:
   - Петра, сколько ты прожил лет?
   - Тринадцать.
   - Ишь, старик! А жить хорошо?
   - Ничего!
   - Ожидай, значит, лучшего!
   Петр благодарит и уходит в ожидании лучшего.
   Он будет на гулянье, она ему подарит рубашку. Со временем  он  попросит
ее купить ему часы. А то ну ее к черту!
   В передней и в кухне засветились хорошо протертые  лампы.  На  плите  в
кастрюлях все подлито и подправлено, буря прошумела и отхлынула, наступает
снова чистота и порядок, как требуется. Надо и себя примундирить.
   Кухарка повернула кран и спустила над раковиной воду до холодной струи.
Этой воды она налила полный жестяной уполовник и всю ее выпила. Она пьет с
жадностью, как горячая лошадь,  у  которой  за  всяким  глотком  даже  уши
прыгают. Прежде чем она кончила свое  умыванье,  в  кухню  входит  тоже  и
горничная, и эта точно так же молча взяла уполовник, и так же  налила  его
холодною водой, и так же пьет с жадностью, и красные уши ее вздрагивают за
каждым глотком.
   Затем и эта умылась  холодною  водой  над  тою  же  самою  раковиной  и
замахала над головой мокрыми руками,  потому  что  забыла  взять  с  собой
утиральник.
   Говорить ей не хочется.
   Кухарка  ее  поняла,  кинула  ей  чистый  конец  своего  полотенца   и,
поклонившись ей наподобие реверанса, сказала:
   - Поздравляю с приятным бонжуром!
   Горничная сделала шутливую гримасу и ответила:
   - И вас с теми же делами!
   Они, кажется,  признавали  за  настоящие  "дела"  -  только  одни  дела
природы, которая множит жизнь, не  заботясь  о  том,  в  чем  ее  смысл  и
значение.

   1894



ПРИМЕЧАНИЯ

   10 мая 1894 года  Лесков  пишет  в  редакцию  журнала  "Русская  мысль"
В.А.Гольцеву:  "Посылаю  сегодня  в  редакцию  давно  обещанную  рукопись.
Называется она "Зимний день". Содержание ее  живое  и  более  списанное  с
натуры" (т.11, с.582). 4 июня 1894 года  Лесков  уже  сетует  на  задержку
корректур.  "Я  ведь  ужасный  копун  и  все  должен  себя  выправлять  да
разглаживать. Я написал для барышни в "Зимнем  дне"  сценку,  которая  мне
нравится и я ее должен вставить! Это из того, что говорил  Н.Н.Ге,  и  это
образно и важно для "духа времени" (т.11, с.585).
   Лесков работал над рассказом до последнего  года  жизни,  усиливая  его
сатирическую направленность.
   По свидетельству сына писателя А.Лескова, поводом к написанию  рассказа
явился шумный процесс с подделкой завещания  миллионера  В.И.Грибанова,  в
котором были замешаны люди, занимавшие видное положение в обществе.
   Рассказ произвел отрицательное впечатление на официальные круги  и  был
доброжелательно встречен в кругах литературных.

   1. Даль Владимир Иванович (1801-1872) - известный  русский  писатель  и
лингвист, автор "Толкового словаря живого великорусского языка".
   2.  По  мнению  сына  писателя  А.Лескова,  речь  идет  о  писательнице
О.А.Новиковой.
   3. Неточная цитата из стихотворения А.К.Толстого (1817-1875)  "Поток  -
богатырь". У Толстого: совершают они,  засуча  рукава,  пресловутое  общее
дело: потрошат чье-то мертвое тело.
   4. Бертенсон  Л.Б.  (1850-1929)  -  врач  и  преподаватель  медицины  в
Рождественской больнице в Петербурге.
   5. Гиппос - скачки (от греч. гиппос - лошадь).
   6. Имеется в виду Наташа Ростова в эпилоге романа Л.Н.Толстого "Война и
мир".
   7. Шопензауер Артур (1788-1860) - немецкий философ-идеалист.
   8. Рацея (лат.) - наставительное поучение, длинная речь.
   9. Соколов  Петр  Петрович  (1821-1899)  -  русский  живописец,  мастер
изображения бытовых сцен.
   10. Засецкая Юлия Денисьевна, Пейкер Мария Григорьевна, Пашков  Василий
Александрович,  Корф  Модест  Андреевич,  Бобринский  Алексей  Павлович  -
наиболее активные члены религиозной секты ("пашковцы"), отвергавшей  культ
святых и церкви и находящейся в России под запретом.
   11. Имеется  в  виду  генерал  Анненков  Иван  Васильевич  (1814-1887),
начальник  жандармского   корпуса,   полицмейстер,   а   затем   комендант
Петербурга.
   12. Скарятин Николай Яковлевич - казанский губернатор в 60-70-х годах.
   13. Персидский шах Насреддин посетил Россию в 1889 году.
   14.  Европеус  Александр  Иванович  (1826-1885)   -   участник   кружка
Петрашевского,  приговоренный  в  1849   году   к   смертной   казни,   но
помилованный. Унковский  Алексей  Михайлович  (1828-1892)  -  предводитель
дворянства в Тверской губернии, либерал по убеждениям. Возглавлял тверскую
оппозицию дворян в конце 50-х годов.
   15.  Перовский  Василий  Алексеевич  (1794-1857)  -   генерал-адъютант,
оренбургский   военный   генерал-губернатор    и    командир    отдельного
Оренбургского корпуса. Под его началом служил Т.Г.Шевченко.
   16. Неточная цитата. У Пушкина: "Что нужно Лондону, то рано для Москвы"
("Послание к цензору").
   17. Катков Михаил  Никифорович  (1818-1887)  -  реакционный  публицист,
редактор "Московских ведомостей" и "Русского вестника".
   18. Пан - бог природы и пастухов в древнегреческой мифологии.
   19. Речь идет об одном  из  "Стихотворений  в  прозе"  И.С.Тургенева  -
"Нимфы".
   20. Иона-циник - герой романа А.Ф.Писемского "Взбаламученное море".
   21. Квакеры - особая ветвь протестантской религии в Англии в XVII веке.
   22. Неточная цитата. У Карамзина: Смеяться, право, не грешно Над  всем,
что кажется смешно.
   23. Бокль Генри  Томас  (1821-1862)  -  английский  буржуазный  историк
либерального направления.
   24. Кана Галилейская - город  в  Палестине,  в  котором,  по  преданию,
Христос на празднике превратил воду в вино.
   25. Мытарь - сборщик налогов и пошлин (по Евангелию).
   26. Неточная цитата из стихотворения Н.А.Некрасова "Зеленый шум".
   27. Танагра - одна из областей Древней Греции.
   28.  К  Иоанну  Кронштадтскому,   протоиерею   Андреевской   церкви   в
Кронштадте.
   29. Отец Иоанн - Иоанн Кронштадтский;  отец  Антон  -  Вадковский  А.В.
(1846-1912), писатель и церковный деятель, в 90-х годах  -  архиепископ  в
Финляндии.
   30. Боккаччо Джованни (1313-1375)  -  известный  итальянский  писатель;
"Волшебное дерево" - новелла о неверной жене из "Декамерона" Боккаччо.
   31. Бисмарк Отто (1815-1898) - канцлер Германской империи.
   32. Майорат - введенное Петром I в России право наследования старшего в
семье, обеспечивавшее постоянный приток в государственную службу младших в
семье дворян.
   33. Кармелитка - монахиня ордена кармелиток, созданного  во  Франции  в
1452 году.
   34. "Ключ разумения" - произведение  И.Галятовского,  изданное  в  XVII
веке.
   35. Ге Николай Николаевич (1831-1894) - выдающийся  русский  живописец.
"Бойня" - по-видимому, цикл картин Ге "О  страданиях  Христа"  ("Что  есть
истина?", "Распятие", "Голгофа").
   36. Рамолитический (франц.) - расслабленный, паралитический.
   37. Неточная цитата. "Оставь надежду всяк сюда входящий!" - надпись над
вратами  ада  в  "Божественной  комедии"  Данте  (1265-1321)  -   великого
итальянского поэта.
   38. Елизавет Воробей - вписанное Собакевичем в список мужских  душ  для
продажи Чичикову женское имя ("Мертвые души" Н.В.Гоголя).
   39.  Мещерский  Владимир  Петрович  (1839-1914)  -   издатель   журнала
"Гражданин", журналист официального направления.
   40. Кираса - латы из двух половинок - нагрудника и тыльника.
   41. Аксель Оксеншерна (1583-1654) - шведский канцлер, дипломат.



   Н.С.Лесков.
   На ножах


     М.: Издательство "Русская книга", 1994
     OCR Бычков М.Н.



ЗАБЫТЫЙ РОМАН

     Роман Н. С. Лескова "На ножах"  (1870-1871)  долгое  время  был  прочно
забыт. Еще при жизни писателя критикой и  литературной  общественностью  ему
была создана репутация "отомщевательного" антинигилистического сочинения. По
убеждению современников, публикация романа в катковском  "Русском  вестнике"
создала  между  писателем  и  так  называемыми  "прогрессистами"  из  лагеря
демократов непроходимую пропасть и окончательно закрепила за Лесковым звание
"консерватора".    Утвердившись    в    этой    мысли,    послереволюционное
литературоведение скрыло роман от советского  читателя  за  семью  печатями.
Оберегая его политическое  целомудрие,  литературоведческое  и  издательское
начальство исключило всякую возможность переиздания романа, а  тем  самым  и
более справедливую и глубокую современную его оценку.
     Роман не вошел в собрание сочинений  Лескова,  изданное  в  одиннадцати
томах в пятидесятые годы (М.; Л.: Художественная литература, 1954-1958),  не
появился отдельной книгой в период  "оттепели",  хотя  бы  в  доказательство
того, как  необъективен  Лесков  в  романе  по  отношению  к  своим  идейным
оппонентам. Ведь можно было сопроводить текст необходимыми по  этому  случаю
объяснениями историков литературы и общественного движения в России.
     В литературе о Лескове "На ножах" упоминали скороговоркой  и  всегда  в
наборе с другими якобы антинигилистическими его романами: "Некуда" (1864)  и
"Обойденные" (1865). Считалось, что в этих произведениях  писателя  герои  -
шаржированно  изображенные  деятели  революционного  движения   шестидесятых
годов, а  отдельные  эпизоды  полемически  заострены  против  романа  Н.  Г.
Чернышевского "Что делать?".
     В  своих  обобщающих  оценках  современные   историки   литературы,   в
особенности академические, оказались  еще  категоричнее  и  безжалостнее  по
отношению к роману, чем современники Лескова. В романе "На ножах"  ими  были
обнаружены все характерные черты антинигилистического романа шестидесятых  -
семидесятых годов девятнадцатого столетия. Помимо  развенчания  нигилизма  и
полемики с романом Н. Г. Чернышевского  "Что  делать?",  что,  как  казалось
отдельным исследователям, снижало авторитет вождя революционных демократов в
глазах молодого  поколения,  в  романе  "На  ножах"  также  было  обнаружено
опошление  идей   женской   эмансипации,   крестьянского   бунта,   унижение
национального достоинства отдельных персонажей.  Автор  статьи,  посвященной
антинигилистическому роману в "Истории русской литературы", увидел в  романе
"На ножах" даже то, что,  можно  сказать  со  всей  определенностью,  в  нем
отсутствует - антисемитскую направленность. С какой  же  предвзятостью  надо
прочесть текст романа, чтобы найти в  нем  "яростный  антисемитизм"  на  том
только    основании,    что    Лесков     описывает     "подлые     проделки
журналиста-ростовщика  Кишенского,  промышляющего  в   пореформенное   время
куплей-продажей закабаленных им живых душ" {История  русской  литературы.  -
Л.: Наука, 1982, - Т. 3. - С. 285.}. Тем более что Тихон Кишенский - один из
второстепенных  героев  романа  -  действует  на  периферии  его  сюжета,  а
сопоставление Кишенского с гоголевским  Чичиковым  и  вовсе  лишено  всякого
смысла.  У  Лескова  после  разрыва  с  революционным  движением   Кишенский
зарабатывает на жизнь совсем другим ремеслом: идет "в  полицейскую  службу",
содержит кассу ссуд и "строчит в трех разных  газетах  трех  противоположных
направлений".
     По всем этим причинам роман "На ножах" как  бы  выпадал  из  творческой
биографии его автора, что, конечно,  препятствовало  осмыслению  лесковского
литературного наследия в целом. По сути дела, положение оставалось таким же,
как в довоенные годы, когда Андреи Лесков, опасаясь, что инерционный  подход
к полемическим романам перечеркнет  память  и  литературное  значение  отца,
озабоченно писал Горькому: "...старые оценки "Некуда" и "На ножах"  не  дают
критикам 1930-х годов видеть Лескова последних  двадцати  лет  его  работы!"
{Цит. по: Горелов А. Книга сына об отце // Лесков А. Жизнь Николая  Лескова.
- М., 1984. - Т. 1. - С. 27.}.
     Плотная завеса над романом была приподнята лишь  в  конце  пятидесятых.
Это  было  заслугой  Б.  М.  Другова  -  автора  талантливого,  но  в   силу
исторических условий ограниченного очерка о  творчестве  Лескова.  Полностью
еще не доверяя возможности нетенденциозной оценки романа, Другов  однозначно
связал его замысел с сотрудничеством писателя в "Русском вестнике".  Опуская
подробности взаимоотношений М. Н. Каткова и Лескова (общеизвестно,  что  они
были  вынужденные,  из-за  "нуждательства  и  безработицы")  {После   статей
Д.Писарева по поводу романа "Некуда", "Сердитое  бессилие"  и  "Прогулка  по
садам российской словесности" (Русское слово, 1864. э 6; 1865. э  2)  Лесков
был "отлучен" от демократической прессы.}, Другов писал:
     "Роман "На ножах" (1870-1871) был в полном смысле слова  произведением,
выполненным  по  рецептам  Каткова"  {Другов  Б.  М.  Н.  С.  Лесков:  Очерк
творчества. - М., 1957. - С. 46.}. В  свете  уничтожающих  ленинских  оценок
Каткова и его изданий {См.: Ленин В. И. Еще  один  поход  на  демократию  //
Полн. собр. соч. - Т. 22. - С. 87.} это  означало,  что  роман  был  отнесен
Друговым  к  реакционно-охранительной  беллетристике.  Считалось,  что   она
изображала "благородных предводителей дворянства,  благодушных  и  довольных
мужичков, недовольных  извергов,  негодяев  и  чудовищ-революционеров"  {Там
же.}. В своем сюжете роман "На ножах" полностью не отвечал этой формуле.  Но
сюжетные перипетии в данном случае никого и не интересовали. Чтобы еще более
связать Лескова с идеей охранительства, Другов предваряет анализ "На ножах")
клеветнической  цитатой  из  воспоминаний  писателя  И.  Ясинского,  которые
известны как источник недостоверный по изложению фактов и субъективный в  их
оценке. "Когда я первый раз вошел в литературный кружок Василия  Степановича
Курочкина, - пишет Ясинский, - в 1870 году, имя Лескова... было  у  всех  на
языке. О нем говорили с презрением и отвращением  и  даже  уверяли,  что  он
служит агентом в Третьем отделении" {Ясинский И. Роман  моей  жизни.  -  Л.,
1926. - С. 194.}.

     Попробуем обратиться к фактам, то есть к истории создания  и  печатания
"На ножах". Момент его замысла никак не зафиксирован. По свидетельству  сына
и биографа писателя, Лесков никогда ни с кем не  говорил  об  этом,  по  его
признанию, "сокрушившем" его романе {См.: Лесков А. Жизнь Николая Лескова. -
М.: Худож. лит., 1984. - Т. 1. - С. 258.}. Есть, однако, мнение, что замысел
его не связан ни с общим антинигилистическим  угаром,  распространившимся  в
семидесятые годы в русском обществе, ни с личными антипатиями писателя.
     У  некоторых  исследователей  возникла  здравая  мысль,  что  в  романе
отразилось  "свойственное  Лескову   горячее   желание   непосредственно   и
действенно откликнуться на зов современности, запечатлеть новые типы,  новые
умонастроения,  новые  отношения,  складывающиеся  в  это  время  в  русской
жизни..." {Столярова И. В поисках идеала: Творчество Н. С.  Лескова.  -  Л.,
1978. - С. 48.}. Это справедливо и, может быть, более точно, чем утверждение
А. М. Горького, что "На ножах" - "книга злого отчаяния, книга личной  мести,
где все герои шантажисты, воры, убийцы..." {Горький А. М. Н.  С.  Лесков  //
Несобранные  литературно-критические  статьи.  -  М.,  1941.   -   С.   87.}
Инвективно-сатирическая тенденция, конечно, отчетливо обозначена  в  романе,
но круг его героев все же намного шире очерченного Горьким. Не надо обладать
особой зоркостью, чтобы убедиться в этом. Если возможно, надо  выбрать  угол
зрения, не ограниченный требованиями времени и  идеологической  ситуацией  в
стране. Более того, если мы обратимся к тексту, то увидим, что  инвектива  в
лесковском  романе  направлена  против  тех  нигилистов  (Горданов   и   его
компания), которые "отменили грубый нигилизм, заявленный некогда Базаровым",
и   провозгласили   "негилизм",   то    есть    отступили    от    принципов
революционно-демократического  учения  в  угоду  своим  маленьким  житейским
целям. Лесков разоблачает не революционеров, а  "накипь",  что  сопровождала
революционное движение, а в семидесятые годы отошла от него, опустившись  на
самое дно русской  жизни.  Во  всяком  случае,  история  падения  Горданова,
Висленева, Глафиры, некогда исповедовавших высокие революционные  идеалы,  а
затем  объединившихся,  чтобы   завладеть   богатым   наследством   помещика
Бодростина, обычная  для  нашей  страны,  по  меткому  наблюдению  Горького,
"обильной "рыцарями на час" и позорно бедной героями на всю жизнь"  {Горький
А. М. Н. С. Лесков //  Несобранные  литературно-критические  статьи.  -  М.,
1941. - С. 87.}.
     Сам Лесков, смущенный тем, что многие  современники  не  поняли  его  и
трактовали замысел романа слишком прямолинейно, был вынужден объяснить его в
письме А. С.  Суворину  таким  образом:  "Я  не  думаю,  что  мошенничество,
"непосредственно вытекло из нигилизма", и  этого  нет  и  не  будет  в  моем
романе. Я думаю и убежден, что мошенничество примкнуло к нигилизму, и именно
в той самой мере, как оно примыкало и примыкает "к идеализму, к  богословию"
и к патриотизму...  Я  имею  в  виду  одно;  преследование  поганой  страсти
приставать к направлениям, не имея их в душе своей, и паскудить все, к  чему
начнется это приставание. Нигилизм оказался в этом случае удобным в  той  же
мере, как и "идеализм", как и "богословие"..." {Лесков Н. С. Собр.  соч.:  В
11 т. - М.; Л., 1958. - Т. 10. - С.  297-298.}.  Среди  героев  романа,  как
только их не заметил  Горький,  есть  и  другие  -  честнейшие,  любимые  им
"маленькие великие люди", которые по праву могут занять место  в  лесковском
иконостасе праведников. Это беззаветно преданные добру деревенский священник
Евангел, генеральша Синтянина,  чета  Форовых,  наконец,  Андрей  Подозеров,
устами которого Лесков объясняет смысл названия романа. По замыслу  Лескова,
Андрей Подозеров является олицетворением и совестью будущей России,  страны,
где отшумят "ножевые" страсти и наступит период  плодотворной  созидательной
работы.
     Надо  признать,  что  этот  лесковский  образ  до   некоторой   степени
автобиографичен и дает нам  представление  об  общественной  позиции  автора
романа,  в  душе  которого  "странно  соединились  уверенность  и  сомнение,
идеализм  и  скептицизм"  {Горький  А.  М.  Н.  С.  Лесков  //   Несобранные
литературно-критические статьи. - С. 90.}. "Не могу тебе выразить,  -  пишет
Подозеров  другу,  и  это  звучит  как  автопризнание  Лескова,  -  как  это
нестерпимо для меня, что в  наше  время,  -  хочешь  ты  или  не  хочешь,  -
непременно должен быть политиком, к чему я, например, не имею  ни  малейшего
влечения. Я бы не  хотел  ничего  иного,  как  только  делать  свое  дело  с
неизменною всегдашнею и тебе, может быть, памятною моею  уверенностью,  что,
делая свое дело честно, исполняя ближайший  долг  свой  благородно,  человек
самым  наилучшим  органическим  образом  служит  наилучшим  интересам  своей
страны, но у нас в эту пору повсюду стало не так; у нас теперь  думают,  что
прежде всего надо стать с кем-нибудь на ножи, а дело уже потом; дело  -  это
вещь второстепенная. По-моему, это ужасная гадость, и я  этого  сколько  мог
тщательно избегал и, представь ты, нашел себе  через  "эту  подлость"  массу
недоброжелателей,   приписывающих   мне   всяческие    дурные    побуждения,
беспрестанно ошибавшихся в своих заключениях, досадовавших на это и  наконец
окончательно на меня разгневавшихся за то, что не могут  подвести  меня  под
свои таблицы, не могут сказать: что я такое и что за планы крою я в коварной
душе моей?.."
     Так сказал бы и Лесков  в  ответ  на  пересуды  тех  критиков,  которые
непременно хотели зачислить его в катковский лагерь кон