ак христианин, не может более оставаться на службе под его начальством.
     Он думал об этом всю ночь и утром, чисто одевшись, поехал потихоньку  к
архиерею, чтобы ему, как  самому  просвещенному  духовному  лицу  в  городе,
рассказать все о вчерашней речи и просить его мнения об этом поступке.
     Архиерей принял и терпеливо выслушал корнета, но с особенным  вниманием
слушал воспроизведение офицером на память генеральской речи. И по мере  того
как офицер, передавая генеральские слова, все  возвышал  голос  и  дошел  до
"господа бога", то архиерей, быстро  встав,  взял  офицера  за  обе  руки  и
проговорил:
     - Видите, как прекрасно! И как после этого не  сожалеть,  что  духовное
ораторство у нас не так  свободно,  как  военное!  Почему  же  мы  не  можем
говорить так вразумительно? Отчего бы на текст "просящему дай" так же кратко
не сказать слушателям: "Не говори, алчная душа, что "бог подаст".  Бог  тебе
не ключник и не ларешник, а сам подавай..." Поверьте,  это  многим  было  бы
более понятно, чем риторическое пустословие, которого  никто  и  слушать  не
хочет.

        "ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ"

     К сказанному не излишним будет прибавить  о  том,  как  иные  из  наших
владык внимательны к политике, литературе, новым открытиям и  проч.  Хороший
материал  для  этого  мы  имеем  в  "Списке  рукописей,  пожертвованных  его
высокопреосвященством митрополитом Исидором  в  библиотеку  С.-Петербургской
духовной академии".  Об  этом  митрополичьем  даре  было  довольно  говорено
газетами в свое время, - причем было объяснено, что подаренные  рукописи  не
могут быть предметом исследования и критики по жизнь их жертвователя.  Но  и
самое, содержание рукописей,  даже  по  заглавиям,  оставалось  до  сих  пор
неизвестным, хотя это, с одной стороны, очень интересно, а с другой - нимало
не нарушает условий жертвователя, ибо не может быть почитаемо за разработку.
Поэтому,  встретив  редкий  список  (отлитографированный  только   в   числе
пятидесяти экземпляров), я не захотел расстаться с ним, не  сделав  из  него
небольших выписок, которые, мне  кажется,  должны  заинтересовать  любителей
русской давней и недавней старины. Должны они быть  любопытны  также  и  для
таких людей, которым небезынтересно само лицо дарителя.
     Вот из чего, судя по списку, состоит,  между  прочим,  дар  митрополита
Исидора Петербургской духовной академии:
     Уроки  профессора  академии   архимандрита   Иннокентия   (архиепископа
херсонского) по общему богословию - 293 л.
     Его же, уроки по догматическому богословию - 188 л, : Его же, уроки  по
практическому богословию - 327 л.
     Его же, учение о таинствах церкви - 139 л. (Возможно думать, что это те
самые знаменитые лекции" которыми когда-то хвалились  слушатели  Иннокентия.
Их  ждали  видеть  в  собрании  сочинений  этого  автора,  но  этому  что-то
помешало.)
     Сорок шесть писем князя Голицына  к  архимандриту  Фотию  и  двенадцать
писем к графине А. А. Орловой-Чесменской. (Материал никогда не ослабевающего
интереса.)!
     Донесение Нила, архиепископа  ярославского,  в  св.  синод  о  чудесном
поднятии крышки у раки преподобного Сильвестра Обнорского, с просьбою совета
по этому случаю и разрешения крестного хода и  канонизации  службы  святому.
(Вдвойне  интересный  материал,  как  по  самому  чудесному  происшествию  с
поднимающеюся крышкою, так и по отношению к этому делу знаменитого  в  своем
роде архиепископа Нила - автора исследования "О буддизме".)
     Краткое  изложение  хранящихся  в  Белогородском  монастыре   подлинных
записок о чудотворениях Иоасафа. (По народной молве, усопший Иоасаф Горленко
есть тот очередной святой, мощи которого должны быть открыты  первыми  после
мощей преподобного Тихона Задонского.  Отсюда  понятно,  какой  интерес  для
церкви должно сосредоточивать в себе это "изложение".)
     Донесение    Христофора,    высокопреосвященного    вологодского,     о
необыкновенном приключении с крестьянкою-девицею  Агафьею,  -  летаргическом
сне, принятом за чудо.
     Ответное письмо протоиерея Иосифа Васильева  на  вопросы,  предложенные
ему графом Павлом Дмитриевичем N.  по  поводу  присоединения  аббата  Гетте.
(Снова интереснейшее обстоятельство,  в  оценке  которого  до  сих  пор  нет
чего-то самого важного.)
     Рассказ дедушки Алексея Васильевича  Первого,  почтя  современника  св.
Тихона, о некоторых частных фактах из жизни св. Тихона.
     Оправдательное письмо М. П. Погодина к министру  народного  просвещения
по поводу признания его статьи во 2 Э  газеты  "Парус"  неблагонамеренною  и
прекращения издания.
     Сведения об убийствах евреями христиан для добывания крови.
     Мнение председателя  цензурного  управления  о  распространении  у  нас
брошюры о непорочном зачатии девы Марии (1830 года).
     Список сочинениям богословского  и  отчасти  политического  содержания,
привезенным из Варшавы в 1833 и 1834 годах.
     Приказ   новороссийского   генерал-губернатора   жителям,    называемым
духоборцами, о возвращении в лоно православной церкви или  о  переселении  в
другие места жительства.
     Судебный допрос некоторых из сектантов "Общей" секты (из молокан).
     О сектаторе  Лукьяне  Петрове  -  писано  собственноручно  митрополитом
Исидором.
     Донесение подполковника Граббе  о  новопоявившейся  секте,  отвергающей
храмы, посты, праздники, таинства и  не  признающей  власти.  (Это  особенно
интересно в том отношении, что, по мнению  людей,  знающих  толк  в  русских
ересях и расколах, у нас нет ни  одной  секты,  которая  бы  "не  признавала
властей", что, впрочем, и невозможно для христианина какого бы  то  ни  было
толка.)
     Мысли о народе, называемом ингилайцами, которых предки были христиане.
     Сведения  о  евангелиях,  записанные  (митрополитом   Исидором)   после
разговора с сыном владетельного князя Сванетии Мих. Дадишкилиани.
     Высшая администрация русской церкви, сочинение архиепископа  Агафангела
-  о  незаконности  и  ошибочности   принципов,   положенных   в   основание
церковно-административных учреждений. (Это тот  самый  архиепископ,  который
один решился открыто противодействовать церковно-судебной  реформе,  как  ее
проводил обер-прокурор гр. Д. А. Толстой.)
     О влиянии светской власти на дела церковные.
     Продолжение сочинения архиепископа Агафангела: в  чем  должно  состоять
высшее управление отечественной церкви. (Эти труды преосвященного Агафангела
непременно должны быть подвергнуты обстоятельной критике, так как автор  их,
при отличавшей  его  односторонности,  был,  однако,  знаток  этого  еще  не
успокоившегося вопроса, и, - что не часто случается с  духовными  писателями
нашего времени, - он, будучи архиереем, в последние годы своей жизни говорил
прямо и откровенно, не преклоняясь ни семо, ни овамо.)
     Записка обер-прокурора синода графа А. П. Толстого о подчинении  церкви
контролю в  хозяйственном  отношении.  Писано  собственноручно  митрополитом
Исидором.
     Рассмотрение  записки  под  заглавием  "Вдовство  священников".  (Самый
больной вопрос вдовствующих клириков.)
     Отношение обер-прокурора графа Д. А. Толстого к митрополиту  Исидору  о
назначении последнего членом комиссии по вопросу о порядке разрешения  жалоб
на решения св. синода по делам, подлежащим его ведению.  (Жалобы  на  синод,
единолично  приносимые  митрополиту,  состоящему  членом  того   же   самого
синода!.. Невозможно уразуметь: какой это должно обозначать порядок?)
     Записка "по вопросу  возражений  (!)  на  предположенное  учреждение  в
Петербурге православного братства".
     Выписка   из   отношения   министра   внутренних   дел   о   неудобстве
вышеуказанного братства.
     Выписка из отношения главного начальника III отделения собственной  его
императорского величества канцелярии о неудобстве того же братства. (Все эти
три документа получают особенный  интерес  ввиду  нынешнего  протестантского
настроения общества, при котором союзы  православных  уже  дозволяются,  но,
быть может, уже несколько поздно.)
     Письмо нантского епископа Жаконэ к протоиерею Иос. Васильеву по вопросу
о зависимости русской церкви от императора.
     О  тождестве  бежавшего  в  Нью-Йорк  иеродиакона  Агапия   с   автором
(какого-то) письма. Подробные сведения об иеромонахе Агапии.
     Секретное  донесение  архиерею  рядового  С.  Кулышева  о  заказе   ему
типографского станка для печатания противоправительственных  сочинений  и  о
снабжении его неизвестными ему лицами сочинениями такого же характера:  "Что
нужно народу", "О сокращении расходов царского  величества"  и  т.  п.  (Это
дело, интересное само по себе, не менее интересно в  том  отношении:  почему
солдат, которому сделали упомянутый заказ, обратился с своим  доносом  не  к
гражданским властям и не к жандармскому офицеру, а к местному епископу?  Все
это возбуждает интерес к личному составу властей, которые  тогда  правили  в
Перми.)
     "Объяснение с публикой". Программа действий революционного кружка.
     О влиянии светской власти на дела церковные.
     "Тайна",  или  секретная   апология   архимандрита   Фотия   императору
Александру I (рукопись на 158 л.).
     Письмо протоиерея М. Ф. Раевского (из Вены) к  митрополиту  Исидору  по
поводу замеченного сближения сербских и болгарских воспитанников в  Киеве  с
поляками и о вредных следствиях этого сближения (М. Ф. Раевский, наш венский
священник, которому приписывают  много  политических  дел  между  славянскою
молодежью, - лицо, небезынтересное на  краткий  час  для  историка,  а  быть
может, еще более для  сатирика.  О.  Раевский  был  обильно  прославляем  за
тонкость,  что  до  сих  пор  и  составляет  самую  выступающую  черту   его
священства.)
     Славянофилы на Востоке.
     Письмо архимандрита Леонида о духовном состоянии русских богомольцев  в
Иерусалиме.
     Письмо с препровождением жесткой статьи одной греческой  газеты  против
вселенского патриарха.
     Донесение подробное о болгарском вопросе.
     Письмо посланника французского по поводу брака его слуги.
     Письмо Тишендорфа с препровождением его труда VII  edition  de  Nouveau
Testament. {VII издание Нового завета (франц.).}
     Письмо  его  величества  императора  русского  к  султану  турецкому  о
венгерских мятежниках, бежавших в Турцию.
     Речь  государя  Николая  Павловича  к  епископам  польским  и  русским,
приглашенным из Польши  в  Петербург.  Писано  собственноручно  митрополитом
Исидором.
     Изложение некоторых обстоятельств, обнаруживающих невыгодное  отношение
закубанцев к русскому  правительству.  Писано  собственноручно  митрополитом
Исидором.
     Последствия  неблагоразумного  управления  генерала  Пулло  и  особенно
генерала Засса - восстание чеченцев, черкесов, бегство многих в  горы,  даже
таких, которые более  пятидесяти  лет  были  верны  русскому  правительству.
Писано высокопреосвященным Исидором.
     Стихотворение Кукольника в виду Крымской войны.
     Письмо генерала Муравьева к генералу Ермолову  из  крепости  Грозной  о
положении края и мысли о началах управления.
     О чрезмерной жадности греческого духовенства и симонии (1860 г.).
     Заметка, содержащая недовольство кавказцев, особенно войска, на  письмо
Муравьева к Ермолову. Писано высокопреосвященным Исидором.
     Особенно  замечательные   случаи   действия   благодати   божией   чрез
митрополита московского Филарета, бывшие при его жизни.  (Известно,  что  на
надгробии митрополита Филарета Дроздова выставлено "св." или "свят." - это в
сокращении должно выражать святитель, но как народ  мало  употребляет  слово
"святитель" и оно ему не приходит в голову, то  большинством  это  неудачное
сокращение признается за сокращение слова "святой". Для других  же,  каковы,
например, наши спириты, почти повсеместно  чествующие  митрополита  Филарета
Дроздова, - неловкость в сокращении здесь признается за "знак воли  божией",
которая таким проявлением предупредила замедляющуюся канонизацию  покойного.
По народным толкованиям, которые так не так надо  считать  мнениями,  прежде
Филарета могут быть открыты мощи только  одного  Иоасафа  белогородского,  а
почивающий в Киево-Печерской лавре Павел, епископ  тобольский  (Комюшкевич),
должен уступить свой ряд Филарету и стать на  дальнейшую  очередь.  В  одном
Новгороде только надеются, что прежде всех должны быть открыты  мощи  Фотия,
но этому будто сильно мешает то, что нельзя различить: от кого идут чудеса -
от Фотия или от почивающей с ним рядом графини Орловой? Отличить это трудно,
потому что чудеса совершаются при обоих гробах, стоящих рядом, а разъединить
их - нельзя, и потому надо ждать особого знамения, которого и ждут. Впрочем,
сильное распространение в последние годы св.  писания,  обратившее  внимание
простонародья от людей, о которых им много натолковано, прямо ко Христу, - о
котором они до сих пор были  только  слегка  наслышаны,  -  до  того  сильно
изменило религиозное настроение русских умов, что  в  спорах  о  канонизации
новых святых замечается гораздо менее страстности. Мысль о  Христе  начинает
преобладать даже над почивающими в  сребропозлащенных  гробах  Фотии  и  его
послушной графини.)
     Много писем митрополита Филарета Дроздова, из коих некоторые писаны  по
общеинтересным  вопросам,  а  два  приводят  в  некоторое  недоумение.  Это,
во-первых, не письмо, а "список с отношения к московскому генералгубернатору
по поводу слуха, что в церквах Москвы читается особая молитва об  избавлении
от того положения, в котором она находится". А второе письмо "о  незаконном,
причиняющем соблазн действовании духовного цензора в  Петербурге".  (Первое,
вероятно, относится к тому  времени  после  закрытия  библейского  общества,
когда  прозорливым  умам  казалось  кстати  поприсмотреть  за   митрополитом
Филаретом,  -  как  бы  он,  при  окружавшем  его  народном   уважении,   не
воспользовался этим и не "воздвиг чего-нибудь чрез церковь". Это чрезвычайно
интересно уже потому, что мысль  о  возможности  такого  поступка  долго  не
оставляла многих людей самого первого сорта.)
     Легко может быть, что не лишены общего исторического интереса и  другие
нумера  этого  митрополичьего  дара,  которые  мы   здесь   не   поименовали
единственно потому, что заглавия их показались нам  менее  интересными.  Но,
кроме ценности, какую имеет весь этот дар сам по себе, он очень дорог и  для
характеристики самого дарителя. Жизнь наших владык течет так  "прикровенно",
что едва о" некоторых из них можно узнать и сберечь для  истории  что-нибудь
образное я живое. В древности их жизнеописания были похожи более на жития, а
позже стали походить на послужные списки, из которых ничего или почти ничего
не извлечешь для истории. Не больше  того  усматриваем  и  в  самых  поздних
некрологах, где уже, впрочем, стали иногда на что-то  намекать.  Был  больше
суров или меньше суров владыко, постился ли он и молился больше или меньше -
и в этом почти все. Исключения очень редки, но и эти исключения  не  обильны
фактами. Биографии даже таких людей, как Платон Левшин, Евгений Болховитинов
и Иннокентий Борисов, скудны: нет в них именно тех мелочей жизни, в  которых
человек наиболее познается как живой человек, а не  формулярный  заместитель
уряда - чиновник, который был, да и умер, а потом будет другой на его  место
- все равно какой. Правильно и  основательно  говоря,  надо  сознаться,  что
русские своих архиереев  совсем  не  знают:  в  городе  с  владыкой  знакомы
некоторые власти, среди коих не всегда находятся люди самые теплые  к  вере,
да духовенство, у которого отношение к  архиерею  особое.  Народ  же  совсем
архиерея не знает, да им и не интересуется, потому что ему давно стало  "все
равно", что делается в церкви, и он выразил это в  присловий:  "нам  что  ни
поп,  тот  и  батька"  (это  у   наших   лицемеров   и   ханжей   называется
"богоучрежденным порядком".) Между тем в числе  наших  архиереев  есть  люди
замечательного ума и иногда удивительного  сердца.  (Припомним  архиепископа
Димитрия Муретова и состоящего не у дел епископа Ф.)  Знать  о  таких  и  им
подобных людях возбудительНее, чем читать иные старые сказания, риторическая
ложь которых давно обличена и не перестает обличать себя  во  всяком  слове.
Чтобы изолгавшиеся христопродавцы не укорили нас в легкомыслии и "подрывании
основ", скажем, что  это  не  наша  мысль  или  не  исключительно  наша:  мы
встречаем ее, например, даже  у  Эбрарда  (Апологетика,  перевод  протоиерея
Заркевича 1880 г., стр. 598). "Если предложить  вопрос  о  том,  что  служит
доказательством (христианства), то  это  доказательство  можно  заимствовать
собственно не из истории христианских обществ,  а  исключительно  только  из
жизнеописаний частных лиц в христианстве, в которых евангелие проявило  себя
как силу божию". А где же, кажется, и искать бы проявления этой силы, как не
между теми, которые первенствуют в церкви? И  вот  тут-то,  как  нарочно,  и
приложена превосходно кем-то подмеченная манера "манервирования" святителей,
то есть манера представлять их получившими все совершенства, не возрастая  и
не укрепляясь, - они будто так прямо и являются  полными  всех  добродетелей
"от сосцу матерне". Некоторые из них даже не сосали  по  средам  и  пятницам
материнской груди... Результат этого перед нами налицо  -  где  всему  легко
верят, там легко и утрачивают всякую веру.
     Литературный дар  высокопреосвященного  Исидора  до  известной  степени
иллюстрирует  особу  нашего  петербургского  митрополита,  которого   вообще
считают человеком опытным в  жизни  и  благожелательным.  Рассматривая  этот
список, мы проникаем, так сказать, в некую сокровенную сень  и  узнаем,  что
наиболее интересовало и занимало высокопреосвященного Исидора, - узнаем, что
он не пренебрегал весьма разнообразными сведениями и даже,  очевидно,  думал
об очень многом, не составляющем  его  прямых  обязанностей.  О  нем  всегда
говорили,  что  он  неутомимый  читатель.  Значительное  количество  времени
митрополита  берет  ежедневное  чтение  газет,  в  которых  он   следит   за
обсуждением разных вопросов, и между прочим церковного. Было  известно,  что
он не остается  равнодушным  к  заявлениям  печати  и  настолько  терпим  ко
мнениям, что очень в редких случаях жалуется на печать. Сколько  известно  в
литературном кружке, такой, едва ли не первый и не последний, случай был  не
так давно по поводу диссертации одного молодого университетского профессора,
разбиравшего  легенду  о  св.  Георгии.  Диссертация  была  из  наилучших  и
составляет  дорогой  и  самостоятельный  вклад  в   нашу   литературу,   но,
разумеется, взгляд ученого, основанный на неопровержимых  фактах,  и  взгляд
лица, обязанного во что бы ни стало защищать  предания,  хотя  и  освященные
временем, но совершенно  рассыпавшиеся  под  методическою  силою  настоящей,
научной  критики,  сойтись  не  могли,  и  наш  митрополит  протестовал,  но
совершенно безвредно и  даже  беспоследственно.  Замечательное  исследование
молодого ученого о легенде св. Георгия напечатано в министерском журнале,  а
в науке неудовольствие  митрополита  не  получило  значения.  Но  во  многих
случаях, когда печать указывает  что-либо  дурное  в  церковном  управлении,
митрополит  не  пренебрегает  это  поправить,  притом  всегда  без  шума   и
непременно  без  резкостей,  которых  не   одобряет   его   благожелательное
настроение.  Но  из  того,  что  высокопреосвященный  Исидор  имел  охоту  и
удивительное терпение собственноручно  списать,  можно  заключить,  что  его
внимание  особенно  часто  было   привлекаемо   делами   политики,   прямого
касательства к которой он по сану святителя не имел и, стало быть, занимался
ею прямо con  amore.  {Из  любви  к  искусству  (лат.).}  Некоторые  списки,
сделанные  его  рукою,  заставляют  еще  более  удивляться  трудолюбию   его
высокопреосвященства, потому что их