сло, ибо их ряды
пополняли новоприбывшие. Они рассматривали южан холодным
взглядом опытных солдат, уверенных, что их отряду в подобных
схватках нет равных. Защитников моста не насчитывалось и пятидесяти.
	Внезапно дневное небо почернело, и над армиями сгустилась
неестественная тишина. Откуда-то из горящего города до Мениона ясно
донесся слабый детский крик. Даэль, стоящий чуть левее, ощутил, как с
тихим шепотом, подобным вздоху, исчезает холодный северный ветер.
Громадные тролли выстраивали перед ними свои порядки, небрежно
помахивая чудовищными булавами; затем они единой группой
двинулись вперед. Посередине моста последняя линия обороны
готовилась отразить натиск северян.


	Стоя на возвышенности к западу от города, Флик Омсфорд и
маленький отряд конных эльфов беспомощно наблюдали за
разрушением Тирсиса. Стоя между Эвентином и Джен Лин Сандором, и
глядя, как орды исполинской армии Севера, не встречая сопротивления,
рвутся в проломленные ворота Внешней Стены, юноша чувствовал, как
гаснет его последняя надежда. Оборона города рухнула. Он в ужасе
глядел на черные силуэты Носителей Черепа, гордо парящих над
наступающим воинством, раскинув в темнеющем небе свои огромные
крылья. Случилось самое страшное, что только предвидел Алланон.
Повелитель Колдунов победил.
	Затем всадник слева от него резко вскрикнул, и Эвентин торопливо
тронул своего коня, нетерпеливо оттолкнув юношу в сторону. На
пустынных просторах бескрайней равнины, во многих милях к западу, на
серой полоске горизонта появилась смутная темная черта. Издалека
донесся низкий стук грохочущих копыт, тающий в реве бешеного боя,
кипящего в городе.
	Темная черта быстро росла и вскоре превратилась в полки
всадников, тысячи коней, яркие знамена и сверкающие железные копья.
Громкое и чистое пение боевого рога возвестило об их приближении.
Среди эльфов раздались радостные возгласы; огромное воинство
всадников мчалось по равнине, с головокружительной скоростью
направляясь к Тирсису. Заметив их приближение, арьергард армии
Севера уже начал смыкать ряды, готовясь встретить надвигающуюся
бурю. То летела через равнины эльфийская армия - на помощь
защитникам Тирсиса, на помощь народам трех земель, на помощь всему
человечеству и тому, что оно ценой своей крови отстояло в веках. Но,
судя по всему, было уже слишком поздно.


Глава 33

	Одним плавным беззвучным движением Шеа вытащил древний
клинок из его потертых ножен. В слабом свете факелов металл блеснул
тусклым синеватым отсветом; его железная поверхность выглядела
безупречно гладкой, словно легендарный Меч не знал еще ни одной
битвы. Он оказался неожиданно легким: тонкий уравновешенный
клинок, выкованный мастером оружейного искусства, рукоять со
знакомой четкой гравировкой - поднятая рука, держащая пылающий
факел. Шеа настороженно поднял оружие, бросил быстрый взгляд на
Панамона Крила и Кельцета, ища у них поддержки, внезапно
испугавшись того, что предстояло ему. Его угрюмые товарищи стояли
неподвижно, лица их были пусты и бесстрастны. Он крепко стиснул Меч
обеими руками, резко взмахнул клинком и направил его вверх. Ладони
его покрылись обильным потом, и он чувствовал, как во мраке камеры
леденеет его тело. В стороне от него что-то слабо закопошилось, и с уст
Орл Фейна сорвался тихий стон. Текли секунды. Шеа ощущал, как
выпуклое изображение на рукояти вдавливает ладонь его напряженной
руки. Ничего не происходило.
	‡В сером неверном свете пустой каверны у вершины Горы Черепа
темные воды каменной чаши были спокойны и неподвижны. Сила,
именующая себя Повелителем Колдунов, дремала‡
	Внезапно Меч Шаннары в руках Шеа потеплел, из глубины
темного железа в ладони ошеломленному юноше хлынула волна
странного, пульсирующего жара и исчезла. Изумленный, он быстро
попятился и чуть опустил клинок. В следующий миг неожиданное тепло
сменилось резким покалыванием в тех местах, где его руки касались
оружия. Ему не было больно, но внезапность этого ощущения заставила
его машинально поморщиться и напрячься. ОН инстинктивно
попытался выпустить Меч из рук; к своему ужасу, он обнаружил, что не
может этого сделать. Что-то проникло в самую глубину его души и не
позволяло так поступить, заставляя его руки крепко обхватывать
древнюю рукоять.
	Покалывание пробежало по всему его телу, и теперь он ощутил
обратный поток энергии, увлекающий за собой его жизненную силу,
втягивающий ее в холодный металл Меча, и оружие стало частью его
тела. Позолота, покрывающая узорную рукоять, раскрошилась под
пальцами юноши, и рукоять сверкнула полированным серебром,
пронизанным красноватыми прожилками света, сияющими и
извивающимися в металле подобно живым созданиям. Шеа
почувствовал, как начинает пробуждаться нечто, нечто, принадлежащее
ему, но все же чуждое всему, что он знал раньше. Эта сила затягивала
его, мягко, но неотвратимо, увлекая все глубже в себя.
	В нескольких шагах от него Кельцет и Панамон Крил с растущей
тревогой смотрели, как юноша постепенно погружается в транс, веки его
тяжело опускаются, дыхание становится медленнее, как он застывает
статуей в тусклом факельном освещении камеры. Меч Шаннары он
обеими руками держал перед собой, подняв и нацелив клинок вверх;
гладкая серебряная рукоять ярко сверкала. Мгновение Панамон
обдумывал, не стоит ли взять парня за плечи и хорошенько тряхнуть, но
что-то удержало его. Орл Фейн выбрался из тени и пополз по гладким
камням к своему бесценному мечу. Мгновение Панамон помедлил, затем
грубым пинком отшвырнул его обратно.
	Шеа чувствовал, как его затягивает все глубже, словно кусок
дерева в водовороте. Все вокруг него начало тускнеть. Первыми пропали
стены, пол и потолок каменной комнатки, за ними - хнычущий и
скулящий Орл Фейн; наконец растаяли даже гранитные фигуры
Панамона и Кельцета. Странное течение захлестнуло его, и он
обнаружил, что не в силах бороться с ним. Его медленно затягивало в
самые глубокие бездны своего существа, пока вокруг не остался только
мрак.
	‡В глубине пещеры у вершины одинокой мертвой головы, по
неподвижной воде чаши пробежала мгновенная рябь, и из укрытий в
каменных стенах поползли напуганные, искалеченные создания,
служащие Хозяину. Повелитель Колдунов начинал пробуждаться от
своего неспокойного сна‡
	В глубине водоворота чувств и понятий, составляющих его самое
глубинное "я", носитель Меча Шаннары лицом к лицу встретился с
самим собой. На миг его охватил хаос размытых впечатлений; затем
течение словно повернуло вспять и понесло его в совершенно ином
направлении. Перед ним громоздились образы и впечатления. Внезапно
брошенные ему в глаза, весь мир, где он родился и жил, все прошлое и
будущее разом открылись ему, не искаженные бережно взращенными
иллюзиями, и он увидел истину существования человека во всей ее
прямоте. Любимые мечты более не украшали открывшуюся ему жизнь,
красивые фантазии не скрывали жестокости ее ничем не обусловленных
трагедий, ложные надежды не смягчали суровости суждений. И среди
этих безграничных пространств мира он увидел себя, жалкую, еле
заметную искорку скоротечной жизни, которая была им.
	Мысли Шеа словно взорвались в его голове, увиденное
парализовало его. Он безуспешно пытался вернуть прежнее видение
своего "я", всю жизнь поддерживавшее его, ограждавшее разум от
гибели; старался избегнуть ужасной картины непредставимого
ничтожества и слабости того создания, в котором был вынужден узнать
себя.
	Затем сила течения слегка уменьшилась. Шеа заставил себя
приоткрыть глаза, на миг оторвавшись от внутреннего видения. Перед
ним поднимался клинок Меча, пылающий слепящим белым огнем,
стекающим по острию и рукояти. За ним он разглядел Панамона и
Кельцета, неподвижных и не сводящих с него глаз. Затем взгляд
громадного тролля чуть сдвинулся и упал на Меч. В его глазах
вспыхнуло странное понимание; Шеа вновь взглянул на Меч Шаннары и
увидел, что его пламя лихорадочно подрагивает. Торопливыми волнами
оно текло с клинка в его тело, но что-то преграждало ему путь.
	Еще мгновение юноша пытался сопротивляться, но затем глаза его
вновь закрылись и внутреннее видение вернулось. Первое потрясение от
увиденного уже прошло, и он начал прилагать усилия, стараясь
осмыслить происходящее. Он сосредоточился на стоящих перед ним
образах Шеа Омсфорда, полностью погрузившись в те мысли, чувства,
суждения и порывы, из которых состоял его характер, такой знакомый и
одновременно чужой.
	Картина прояснилась, стала пугающе четкой, и внезапно он увидел
и вторую свою сторону, ту, которую никогда раньше не мог рассмотреть
- или, возможно, просто отказывался признать ее существование. Она
открылась ему в бесконечной цепочке событий, всех уродливых картин
его памяти. Здесь велся счет всем обидам, какие он когда-либо причинил
людям, каждому уколу зависти, всем его закоренелым предубеждениям,
намеренным полуправдам, слезливой жалости к себе, страхам - всему
темному и глубоко скрытому. Здесь жил Шеа Омсфорд, бежавший из
Дола не ради семьи и друзей, но боясь за свою жизнь, пытаясь найти
оправдание для своей паники - Шеа Омсфорд, легко впустивший Флика
в свой личный кошмар и позволивший взять на себя часть своей боли.
Здесь жил юноша, ехидно высмеивающий моральные устои Панамона
Крила, в то время, как вор рисковал своей жизнью, спасая его. Здесь‡
	Образы тянулись бесконечно. Шеа в ужасе отшатнулся от
увиденного. Он не мог примириться с этим. Он никогда не сможет с этим
примириться!
	Но все же, черпая силы из тайного колодца мудрости, его разум
открылся навстречу этим образам, готовый принять их, убеждая его в
справедливости увиденного, заставляя признать это. Здравый смысл не
позволял ему отрицать существование этой темной стороны своего
характера; как и ограниченный образ человека, который он всю жизнь
считал собой, это была лишь часть истинного Шеа Омсфорда - но то
была неотъемлемая его часть, как бы ни было трудно с этим согласиться.
	Но он был вынужден согласиться. Это была правда.
	‡Охваченный кипящей неистовой яростью, Повелитель Колдунов
наконец проснулся‡
	Правда? Шеа вновь открыл глаза и взглянул на Меч Шаннары,
сияющий белым светом от острия до рукояти. По его телу быстро
растекалось пульсирующее тепло, приносящее с собой не новое видение
себя, но глубокое внутреннее самосознание.
	Вдруг он понял, что постиг тайну Меча. Меч Шаннары обладал
силой открывать Правду - заставляя своего владельца узнать правду о
самом себе; возможно, даже открывая правду обо всех, кто касался его.
Мгновение он колебался, пытаясь побороть недоверие. Он приостановил
ход своих мыслей, отчаянно пытаясь следовать за этим неожиданным
озарением - отыскать что-нибудь еще, потому что откровение просто не
могло так внезапно обрываться. Но больше открывать было нечего. В
этом была вся магия Меча. Помимо этого своего свойства, он был
только тем, чем казался - прекрасно выкованным оружием минувшей
эпохи.
	Значимость этой мысли ошеломила его и оставила почти
оглушенным. Неудивительно, что Алланон так и не раскрыл им тайну
Меча. Но разве такое оружие могло противостоять невообразимой мощи
Повелителя Колдунов? Какой защитой могло оно служить против
создания, способного раздавить его одной своей мыслью? С леденящей
уверенностью Шеа понял, что его предали. Легендарная сила Меча
оказалась ложью! Он почувствовал, что близок к панике, и плотно
зажмурил глаза, борясь с холодом и дрожью в руках. Окружающий мрак
яростно бурлил вокруг него, у него начала кружиться голова, и он
потерял сознание.
	‡Скрываясь в тускло-серой пустоте горной пещеры, Повелитель
Колдунов слушал и наблюдал. Гнев его постепенно стих, и мглистый
сумрак под капюшоном стал темнее. Он думал, что уничтожил юношу из
Дола, но тот оказался жив. Вопреки всему он нашел Меч. Но смертный
был хрупок и слаб, он не обладал знаниями, без которых невозможно
было постичь суть талисмана. Его уже охватывал страх, и он был уязвим.
Быстро, беззвучно, Хозяин выскользнул из огромной каверны‡


	На вершине голого, открытого ветрам холма темная фигура
Алланона помедлила и остановилась; его темные глаза под выпуклым
лбом изучали мрачную, одинокую горную цепь, возвышающуюся над
серым северным горизонтом. Казалось, горы тоже смотрели на него,
отражая в своем взгляде душу земли, породившей их бессчетные века
назад. Над бескрайними пустынными просторами, носящими название
земель Севера, повисло глубокое безмолвие. Даже горные ветры
прекратили свое завывание. Друид закутался в свой черный плащ и
глубоко вздохнул. Ошибки быть не могло; направленная в поиск мысль
не могла принести ему неверные сведения. То, ради чего он потратил
столько сил и трудов, наконец-то свершилось. В глубочайших пещерах
Лезвия Ножа, все еще очень далеко от холма, где стоял мистик, Шеа
Омсфорд обнажил Меч Шаннары.
	Но все шло не так, как должно было! Даже если юноше хватит сил
осознать и примириться с правдой о самом себе и, возможно, даже
раскрыть тайну Меча, он все равно не готов правильно применить
талисман против Повелителя Колдунов. У него не хватит времени
обрести необходимую уверенность; он один, лишен поддержки и знаний,
которые мог дать ему только Алланон. Его переполняют сомнения в себе
и невыносимый страх, он станет легкой добычей для Броны. Даже
отсюда друид чувствовал, как пробуждается враг. Темный Властелин уже
начал спускаться из своего горного дворца, безгранично уверенный, что
истинная сила талисмана недоступна носителю Меча. Его удар будет
быстр и жесток, и Шеа погибнет прежде, чем научится жить.
	До столкновения оставались лишь считанные минуты, и Алланон
понимал, что ему не успеть на помощь юноше. Лишь недавно узнал он,
что и Шеа, и Меч Шаннары каким-то образом оказались на севере.
Бросив своих спутников в Каллахорне, он поспешил на помощь юноше.
Но события разворачивались слишком быстро. Сейчас у него оставался
единственный шанс хоть чем-то помочь Шеа - если такой шанс вообще
существовал - но он был еще слишком далеко. Закутав свое сухопарое
тело в полы плаща, друид начал торопливо спускаться по склону холма,
поднимая за собой клубы пыли; лицо его застыло маской решимости.


	Шеа упал на одно колено, и Панамон Крил бросился к нему, но
Кельцет преградил ему путь своей могучей рукой. Тролль повернулся ко
входу в пещеру и начал прислушиваться. Панамон ничего не слышал, но
на него вдруг нахлынул растущий страх, захлестнув его с головой,
прервав его движение. Взгляд Кельцета двигался, словно он следил за
чем-то, идущим по коридору за стенами камеры, и ужас Панамона
нарастал.
	Затем все затмила тень. Свет факелов, выхватывающий из мрака
крошечную камеру, резко потускнел. В дверях стояла высокая фигура,
закутанная в черный плащ. Что-то подсказало Панамону Крилу, что это
и есть Повелитель Колдунов. Вместо лица под низко надвинутым
капюшоном была только тьма и темно-зеленый туман, вязко
колышущийся вокруг пары искорок алого пламени. Искры повернулись
к Панамону и Кельцету, превратив их в неподвижные ледяные статуи,
захлестнув их парализованные тела всеми мыслимыми страхами и
ужасами. Вор силился крикнуть, предостеречь Шеа, но не мог
выговорить ни слова, и только беспомощно следил, как безликий
капюшон медленно поворачивается к юноше.
	Сознание вернулось к Шеа, и он вновь оказался в сумраке и
сырости тесной камеры. Все вокруг казалось странно далеким, и где-то в
глубинах его затуманенного сознания звенел слабый тревожный сигнал.
Он неуклюже повернулся и какое-то время замечал только затхлый запах
застоявшегося воздуха и слабое мерцание единственного факела. Сквозь
дымку он разглядел неподвижные силуэты Панамона и Кельцета,
замершие в пяти футах от него, и увидел застывший на их жестких лицах
страх. Орл Фейн скорчился в углу камеры, сжавшись в крошечный
желтый комочек, неразборчиво бормоча и хныча. Перед его глазами
ярко сверкал клинок Меча Шаннары.
	Затем он внезапно вспомнил тайну Меча - а с ней и безнадежность
своего положения. Он хотел поднять голову, но взгляд его словно застыл
в одной точке. Подобно ледяной волне, его внезапно захлестнули страх и
отчаяние, и он почувствовал, что тонет. Его покрыл холодный пот, руки
его тряслись. В его сознании вспыхивала единственная мысль: Спасайся!
Беги, пока кошмарное создание, в чье запретное королевство ты посмел
проникнуть, не заметило твое присутствие и не уничтожило тебя! Цель,
ради которой он рисковал всем, уже ничего не значила; в его мыслях
остался лишь призыв к бегству.
	Шатаясь, он поднялся на ноги. Каждая клетка его тела кричала:
Не стой, беги к двери! Брось Меч и спасайся! Но он не мог сделать этого.
Что-то не позволяло ему выпустить из рук Меч. Он отчаянно пытался
укротить свой страх, крепко сжимая в ладонях рукоять Меча, стискивая
холодный металл, пока от боли не побелели костяшки пальцев. Меч был
последним, что у него осталось, последним, что спасало его от слепой
паники. В отчаянии он сжимал его, пытаясь спасти свой рассудок с
помощью бесполезного талисмана.
	СМЕРТНОЕ СУЩЕСТВО, Я ЗДЕСЬ!
	В глубокой тишине слова отдавались леденящим эхо. Взгляд Шеа
метнулся к двери. Вначале он увидел только тень; затем тени медленно
сгустились, образовав скрытую плащом фигуру Повелителя Колдунов.
Она угрожающе повисла перед дверями камеры - непроницаемо темный,
бесформенный плащ. В глубине капюшона клубился зеленый туман;
огненные искры его глаз сверкнули и выросли.
	СМЕРТНОЕ СУЩЕСТВО, Я ЗДЕСЬ. СКЛОНИСЬ ПРЕДО
МНОЙ.
	Шеа побледнел от страха. Что-то громадное и черное застлало его
разум, и он отчаянно зашатался на самом краю безумной паники. Под
его ногами разверзлась бездонная пропасть. Один маленький толчок, и‡
Он заставил себя думать только о Мече и стремлении сохранить здравый
рассудок. Его сознание затянула алая пелена, и в ней зазвучали
бессчетные голоса обреченных созданий, безнадежно молящих о пощаде.
За его руки и ноги цеплялись ползущие, искалеченные твари, увлекая его
за собой, подталкивая к пропасти. Смелость его превратилась в
рассеивающийся дым. Он был так мал, так беззащитен. Как может он
противостоять всесильному Повелителю Колдунов?
	Застыв у дальней стены камеры, Панамон Крил смотрел, как
фигура в черном плаще подползает все ближе к Шеа. Повелитель
Колдунов выглядел бесплотным - капюшон без лица, пустой плащ. Но с
Мечом или же без него, не Шеа следовало с ним сражаться. Быстро
кивнув, чтобы предостеречь Кельцета, Панамон поборол терзающее его
чувство паники и прыгнул вперед, замахиваясь стальным шипом. Темная
фигура почти небрежно обернулась к нему; сейчас она уже не казалась
бесплотной, ее переполняла чудовищная сила. Ее рука чуть
приподнялась, и словно железные пальцы стиснули горло вора и
отшвырнули его к стене. Он рванулся, пытаясь высвободиться, но
неодолимая сила надежно удерживала и его, и Кельцета. Беспомощные,
они могли только смотреть, как Повелитель Колдунов вновь
оборачивается к юноше.
	Для Шеа схватка подходила к концу. Он все еще держал перед
собой Меч, пытался защищаться, но сила Темного Властелина
сокрушала остатки его упорства. Он уже не мог разумно мыслить. Он
был бессилен против разрывающих его чувств. Из темноты капюшона
прозвучал страшный приказ.
	ПОЛОЖИ МЕЧ, СМЕРТНОЕ СУЩЕСТВО.
	Шеа отчаянно боролся со стремлением подчиниться ему. Все
вокруг затянуло пеленой, он с трудом мог дышать. В глубине его
сознания звучал знакомый голос, повторяющий его имя. Затем его снова
сотряс голос Повелителя Колдунов.
	ПОЛОЖИ МЕЧ!
	Клинок качнулся вниз. Шеа почувствовал, как тускнеет его
сознание и надвигается мрак. Меч бесполезен. Почему не бросить его и
не покончить со всем этим? Перед этим чудовищным созданием он -
ничто. Он всего лишь слабый, крошечный смертный человек.
	Меч качнулся еще ниже. Орл Фейн внезапно взвыл в непонятном
ужасе и бросился, всхлипывая, на пол полутемной камеры. Панамон
побледнел. Массивное тело Кельцета словно вдавилось в каменную
стену. Острие Меча Шаннары замерло в нескольких дюймах от пола,
слегка подрагивая.
	Затем голос в глубине сознания Шеа вновь позвал его. Из
ниоткуда до него донесся шепот, столь слабы