ь казался
совершенно пустынным, голоса, которые раньше слышал в палатке Шеа,
стихли. Ночные костры превратились в груды углей, все палатки и
хижины были пусты. Испуганного пленника внезапно пронзил ледяной
удар - ему показалось, что его ведут на казнь. Ни Панамона, ни Кельцета
нигде не было видно. Флик, Менион Лих и остальные его друзья были
сейчас где-то на Юге и не догадывались о его судьбе. Он остался один и
готовился к смерти. Страх настолько сковал его, что он даже не
помышлял о бегстве. Он, как кукла, шагал за ведущими его троллями,
петляющими по безмолвному лагерю. Прямо впереди высился
небольшой вал, отмечающий границу поселения; вскоре они оставили
позади палатки и хижины и оказались на широкой открытой площадке.
Шеа в изумлении огляделся вокруг.
	Широким полукругом, лицом к валу сидели дюжины троллей,
которые на миг повернули к нему головы, когда его вывели на площадку.
У основания вала сидели три тролля; они различались размером и, хотя
Шеа не был в этом уверен, видимо, возрастом. Каждый из них держал в
руке ярко окрашенный посох с черным флажком. По одну сторону
внутри широкого круга сидел Панамон Крил. Его необычно задумчивое
выражение лица не изменилось даже при виде Шеа. Общее внимание
сосредоточилось на массивной фигуре Кельцета, неподвижно сидящего в
центре круга своих безмолвствующих сородичей, со сложенными на
груди руками глядящего на троих троллей с посохами. Когда Шеа ввели
в круг и усадили рядом с задумчивым Панамоном, тот даже не
обернулся. Настал долгий миг полной тишины. То было самое странное
зрелище, какое только доводилось видеть Шеа. Затем один из троих
троллей, сидящих во главе полукруга, торжественно поднялся и легко
стукнул своим посохом по земле. Собравшиеся дружно встали, резко
повернулись к востоку и хором произнесли несколько коротких фраз на
своем языке. Затем все молча уселись на место.
	- Представляешь? Они молились.
	Это были первые слова, произнесенные Панамоном, и Шеа с
удивлением взглянул на него. Он быстро повернулся к вору, но тот
глядел на Кельцета. Поднялся еще один из трех троллей,
главенствующих на странном собрании, и что-то кратко сказал
внимательным слушателям, несколько раз указав на Панамона и Шеа.
Юноша в ожидании повернулся к своему спутнику.
	- Это испытание, Шеа,- неожиданно бесстрастным тоном произнес
вор.- Правда, не для нас с тобой. Нас поведут к Горе Черепа, что лежит
за Лезвием Ножа - в королевство Повелителя Колдунов, и там‡ не знаю,
что там будет. Не думаю, что они знают, кто мы такие. Повелитель
Колдунов приказал отправлять к нему всех чужеземцев, и мы не
исключение. Надежда еще есть.
	- А испытание?..- с сомнением заговорил Шеа.
	- Для Кельцета. Он предпочел предстать перед судом своего
народа, чем отправляться к Броне. Это древний обычай - у тролля всегда
есть такое право. Но его застали вместе с нами, а тролли сейчас воюют с
нашим народом. Всякий тролль, встреченный вместе с человеком,
объявляется сейчас предателем. Исключений не бывает.
	Шеа бросил невольный взгляд на Кельцета. Массивный тролль,
неподвижный как скала, сидел в середине затихшего круга, а голос
тролля с посохом все звучал. Они ошиблись, радостно подумал Шеа.
Кельцет не предал их; он не стал их выдавать. Но почему тогда он так
легко позволил взять их в плен, хотя знал, что при этом подвергает
опасности и свою жизнь?
	- Что с ним сделают, если решат, что он предатель? - повинуясь
внезапному порыву, спросил.
	На губах вора появилась легкая усмешка.
	- Я знаю, о чем ты думаешь.- В его насмешливом голосе звучала
ирония.- В этом испытании он рискует всем. Если его сочтут виновным,
он тут же будет сброшен с ближайшего утеса.
	Он выразительно помолчал и вдруг прямо взглянул на юношу.
	- Я тоже его не понимаю.
	Они снова погрузились в молчание, и тролль завершил свою
обстоятельную речь и сел. Затем к трем троллям, которые, как теперь
понял Шеа, были судьями, подошел еще один, встал перед ними и
коротко что-то сказал. За ним последовало еще несколько, и каждый
коротко отвечал на задаваемые судьями вопросы. Шеа не понимал
происходящего, но полагал, что эти тролли принимали участие в
патруле, который захватил их прошлой ночью. Обсуждение тянулось
бесконечно долго, но Кельцет ни разу даже не шевельнулся.
	Шеа разглядывал добродушного гиганта, не в силах понять,
почему тот выбрал такое развитие событий. И Шеа, и Панамон уже
давно уверились в том, что Кельцет не обычный изгнанник из своего
племени, преследуемый из-за своей немоты. Не был он и простым вором
и бродягой, каким пытался представить его Панамон. В его удивительно
спокойных глазах горел разум. Он обладал знаниями о Мече Шаннары,
Повелителе Колдунов и даже о самом Шеа, которые никогда никому не
раскрывал. Прошлое гиганта было надежно скрыто от них. Он такой же,
как Алланон, вдруг подумал Шеа. Оба они каким-то образом владели
разгадкой тайны Меча Шаннары. Это было странное сравнение, и
юноша неуверенно покачал головой, сомневаясь в разумности своей
мысли. Но времени думать больше не было.
	Допрос свидетелей завершился, и трое судей потребовали от
обвиняемого встать и сказать слово в свою защиту. Настал нескончаемо
долгий и мучительный момент полной тишины; судьи, собравшиеся
тролли, Панамон Крил и Шеа, затаив дыхание, ожидали действий
Кельцета. Однако громадный скальный тролль по-прежнему сидел
неподвижно, словно погруженный в глубокие раздумья. Шеа охватило
неудержимое стремление дико закричать во весь голос, только бы
нарушить невыносимую тишину, но крик застрял у него в горле. Затем
без предупреждения Кельцет встал.
	Он распрямил свою широкую спину и внезапно показался им
больше, чем просто смертным. В его осанке читалась гордость; он
взглянул на ожидающих его слов судей. Ни на секунду не отводя от них
взгляда, он сунул руку под широкий кожаный пояс, который постоянно
носил на талии, и извлек оттуда большой медальон из черного металла
на цепи. Мгновение он держал его в руке перед глазами у судей, в явном
изумлении подавшихся вперед. Шеа удалось заметить, что в центре
медальона начертан крест; затем гигант торжественно поднял цепь над
головой и медленно надел на свою мощную шею.
	- Животворящие боги‡ поверить не могу! - потрясенно выдавил
Панамон.
	Ошеломленные судьи поднялись. Кельцет медленно повернулся,
демонстрируя медальон всей толпе пораженных троллей, и они с
громкими криками повскакивали на ноги, безумно размахивая руками и
указывая на стоящего в центре круга гиганта. Шеа тоже глядел на него,
совершенно сбитый с толку.
	- Панамон, что происходит? - наконец воскликнул он.
	Его слова утонули в громогласном реве восторженной толпы, и
Панамон Крил вдруг тоже вскочил на ноги, сильно хлопнув рукой по
плечу Шеа.
	- Поверить не могу,- с нескрываемым восторгом повторил вор.-
Столько месяцев я даже не подозревал. Так вот что он скрывал от нас все
это время, друг мой! Вот почему он без боя сдался в плен. Но это еще не
все.
	- Так ты можешь объяснить, что случилось, или нет? - горячо
воскликнул Шеа.
	- Медальон, Шеа - крест в круге! - радостно вскричал тот.- Это
Черный Ирикс, высочайшая награда, величайшая честь, какой только
может удостоиться при жизни тролль! Если за твою жизнь совет троллей
выдаст три таких медальона, это невероятно. Получить эту награду
может только тот, кто является живым воплощением всего того, что
почитает и к чему стремится народ троллей. Ни один смертный не может
быть ближе к богу. Когда-то в прошлом Кельцет заслужил эту честь - а
мы даже не подозревали!
	- Но как же то, что его видели с нами?..- Юноша не закончил свой
вопрос.
	- Носящий Ирикс никогда не предаст свой народ,- жестко отрезал
Панамон.- Такая честь предполагает безграничное доверие герою. Он
никогда не нарушит законов своего народа - считается, что он не
способен даже помыслить об этом. Они убеждены, что злоупотребление
этим доверием повлечет за собой страшные мучения после смерти. Ни
один тролль не осмелится на это.
	Шеа потрясенно смотрел на Кельцета, восторженные крики не
ослабевали. Громадный тролль вновь повернулся лицом к троим судьям,
тщетно пытавшимся призвать бушующую толпу к порядку. Прошло еще
несколько минут, прежде чем шум стих настолько, что можно было
слышать отдельные голоса. Тролли вновь уселись, взволнованно ожидая
слов Кельцета. После короткой паузы к немому герою подбежал
переводчик, и Кельцет начал говорить на языке жестов. Следя за
движениями его мощных рук, переводчик излагал его речь судьям на
своем языке. Один из судей начал что-то говорить в ответ; Шеа не
понимал из их беседы ни слова, но, к счастью, Панамон в этот момент
начал взволнованным шепотом пересказывать юноше суть
происходящего.
	- Он говорит, что пришел из Норбана, одного из больших городов
троллей в северных Чарнальских горах. Его родовое имя - Малликос; это
очень древний и уважаемый род. Но все они погибли, говорили, что их
перебили гномы, собиравшиеся ограбить их фамильную сокровищницу.
Судья слева спросил Кельцета, как же он спасся; считалось, что он тоже
погиб. Похоже, это было кровавое дельце, если о нем слышали даже в
этой деревушке. Но тогда - ты только послушай, Шеа! Кельцет говорит,
что его семью истребили посланцы Повелителя Колдунов! Почти год
назад Носители Черепа появились в Норбане, захватив власть и приказав
солдатам выполнять их распоряжения. Они убедили почти весь город,
что Брона восстал из мертвых, что он прожил тысячи лет и стал
неуязвим для оружия смертных. Малликосы были одной из правящих
семей в Норбане, и они отказались подчиняться, призывая горожан
сопротивляться воле Повелителя Колдунов. Слова Кельцета убедили
многих - ведь он носил Черный Ирикс. Тогда Повелитель Колдунов
уничтожил всю семью Малликосов, а Кельцета отправил в свою
крепость на Лезвии Ножа. История о гномах-бандитах - это обман,
который должен был заставить горожан охотнее идти на войну с Югом.
	Но Кельцету удалось бежать прежде, чем его заточили в темницу,
и с тех пор он бесцельно шел на юг, пока не встретился со мной.
Повелитель Колдунов сжег ему гордо, чтобы тот никогда уже не мог ни с
кем говорить, но он научился языку жестов. Он ждал случая вернуться на
Север‡
	Рассказ Кельцета внезапно прервал один из судей, и Панамон на
миг замолчал.
	- Судья спросил, зачем же он теперь вернулся. Наш крупный друг
говорит, что Брона страшится силы Меча Шаннары и легенды, где
говорится, что Меч поднимет последний сын эльфийского дома‡
	Панамон резко смолк; переводчик вновь повернулся к Кельцету. В
первый раз громадный тролль взглянул в глаза Шеа, взгляд его
удивительных глаз внезапно стал серьезен. Юноша невольно задрожал.
Затем его могучий спутник что-то коротко сказал знаками ожидающим
его слов судьям. Панамон помедлил, затем тихо заговорил.
	- Он сказал, ты, Шеа, должен идти с ним в королевство Черепа,
проникнуть в горную крепость, и там уничтожить Повелителя Колдунов!


Глава 31

	Паланс Буканнах умер на рассвете. Смерть пришла к нему тихо,
почти неожиданно, с первыми слабыми лучами золотистого солнечного
света, робко рассеявшими мрак на востоке. Умер он, не приходя в
сознание. Когда о его смерти сообщили Балинору, тот только склонил
голову и отвернулся. Друзья еще мгновение стояли рядом с ним, затем
Гендель жестом велел всем им выйти. Они собрались в холле перед
комнатой, где лежало тело, и стали вполголоса беседовать. Балинор был
последним из Буканнахов. Если в грядущей битве он погибнет, его род
исчезнет с лица земли. Только история сохранит его имя.
	В тот же час начался штурм Тирсиса. Он тоже начался тихо, как
только стала таять ночь. Занявшие боевые позиции солдаты Граничного
Легиона напряженно вглядывались в серые равнины, лежащие под
стенами великого города, и свет медленно восходящего солнца открывал
им чудовищное войско Севера, доходящее до самого Мермидона, чьи
безупречно выстроенные полки расчерчивали темно-зеленую траву
черными шахматными клетками. Мгновение огромная армия стояла
неподвижно, замерев на равнине под городскими стенами, и рассвет
медленно превращал черные тени в фигуры из плоти и крови, железа и
камня, а затем они двинулись на ряды защитников Тирсиса. Тишину
внезапно разорвал грохот военных барабанов карликов; от их низкого
рокочущего стука зловеще задрожали каменные стены Тирсиса.
	Северяне шли в бой медленно, уверенно, в такт грому барабанов
грохотали по земле тысячи тяжелых сапог, слышался звон металла о
металл - готовилось к бою оружие и доспехи. Они шли молча, тысячи и
тысячи закованных в железо воинов, безликих в полумраке раннего утра.
Впереди войска на окованных железом колесах катились со скрипом
огромные штурмовые мосты, предназначенные для взятия укрепленных
высот, сбитые из обшитых сталью бревен.
	Шли секунды, исполинскую армию отделяло от неподвижных
рядов Легиона уже менее ста ярдов, медленный ровный рокот барабанов
не ослабевал. На востоке показался ясно видимый краешек солнца, и
умирающая ночь отступила за западный горизонт. Барабаны внезапно
смолкли, и громадное войско резко остановилось. Еще мгновение в
утреннем воздухе висело могильное безмолвие, странное и пугающее.
Затем из глоток северян вырвался оглушительный рев; в едином порыве
чудовищная военная машина ринулась вперед, все новыми волнами
обрушиваясь на солдат Граничного Легиона.
	Перед закрытыми воротами несокрушимой Внешней Стены стоял
Балинор, с холодным непроницаемым выражением лица наблюдая за
вызывающей ужас атакой северян. Спокойным, ровным голосом он
начал отдавать приказы своим гонцам, послав одного к Актону и
Фандуику на левый фланг, другого - к Мессалайну и Гиннисону на
правый. На миг его взгляд вернулся к ужасающему зрелищу под
укреплениями Внешней Стены, где бешеная волна нападающих
подкатывалась уже к самому Легиону. Укрытые за наспех насыпанными
валами, его приказа терпеливо ожидали лучники и копейщики. Балинор
знал, что с занятой им выгодной оборонительной позиции можно
остановить даже эту чудовищную атаку, но вначале необходимо было
разрушить пять тяжелых мостов, медленно ползущих к подножию утеса.
Он верно рассудил вчера, решив, что враг при штурме плато прибегнет к
подобным устройствам, как и северяне предвидели, что он разрушит
ведущую в город эстакаду. Первые ряды атакующих северян были уже в
полусотне футов от скал, но новый король Каллахорна все еще выжидал
и наблюдал.
	Затем под ногами наступающих внезапно разверзлась земля, и
нападающие с криками начали падать в замаскированные ямы, плотной
цепочкой окружающие плато. Два чудовищных подвижных моста с
грохотом рухнули в открывшиеся провалы, срывая колеса с осей и ломая
бревна. Первая волна мощной атаки застыла, и тогда из-за низких валов
по долгожданному сигналу Балинора поднялись лучники Легиона и
открыли огонь в упор по рядам сбитых с толку врагов. Мертвые и
раненые десятками падали на землю и исчезали под сапогами своих же
сородичей, ибо вторая волна приостановившейся атаки вновь ринулась
вперед, прорываясь к солдатам Легиона.
	Три тяжелых моста избежали замаскированных ям и продолжали
ползти к низким валам невредимыми. Лучники Легиона быстро
выпустили по открытым деревянным частям мостов тучу горящих стрел,
но по пылающим бревнам тут же вскарабкались десятки проворных
желтых фигурок и затушили пламя. К этому времени карлики-лучники
тоже заняли выгодную позицию, и несколько минут войска
обменивались ливнем свистящих в воздухе стрел. Тела карликов,
поднявшихся на горящие мосты, превратились в клочья мяса и костей.
Повсюду с криками боли падали люди, смертоносные стрелы находили
свою живую цель. Часть раненых воинов Граничного Легиона смогла
укрыться за низкими валами, и им удалось оказать помощь. Но павшие
северяне остались лежать на открытой равнине, беспомощные и
беззащитные, и сотни вражеских солдат погибли прежде, чем сумели
найти укрытие от стрел.
	Три уцелевших моста по-прежнему ползли к подножию
неприступных утесов, но один из них был охвачен пламенем, огромные
клубы черного дыма скрывали все в сотне футов вокруг. Когда два
оставшихся моста отделяло от валов всего два десятка футов, Балинор
приказал применить последнее средство. К самому обрыву плато
подтащили огромные котлы с маслом и опрокинули их вниз, на землю,
прямо под колеса катящихся мостов. Прежде чем рвущиеся в бой
северяне успели отвернуть в сторону, в огромные лужи растекающегося
масла полетели факелы, и все происходящее внизу исчезло в языках
пламени и тяжелом черном дыму.
	Наступление врага приостановилось, прибывающие волны
нападающих в испуге топтались перед огненной стеной, внезапно
преградившей им путь. Передние ряды вражеских солдат погибли в
пламени; лишь немногим удалось избежать ужасного пожара у подножия
скал Тирсиса. Ветер сносил черный дым по открытым равнинам на
запад, и на несколько минут центр и левые фланги двух огромных армий
потеряли друг друга из вида; в удушающих волнах дыма гибли раненые и
умирающие, беспомощно лежащие на земле.
	Балинор поспешил использовать возникшее преимущество.
Сильный ответный удар в этот момент мог бы окончательно сорвать
атаку и повернуть армию Севера назад. Вскочив на ноги, он махнул
Янусу Сенпре, стоящему на вершине Внешней Стены, командующему
городским гарнизоном. Тут же массивные, окованные железом ворота
тяжело распахнулись: и на плато галопом вылетел конный полк
Граничного Легиона, вооруженный короткими мечами и длинными
пиками с крюками на концах. Сверкая леопардовой окраской мундиров,
они резко свернули налево и поскакали по открытой дороге под самой
городской стеной. Вскоре они подъехали к левому флангу обороны
Легиона, где действиями солдат командовали Актон и Фандуик. С
кромки обрыва поспешно спустили временный мост, и всадники Легиона
промчались вслед за Актоном вниз, на затянутые дымом равнины, и по
широкой дуге свернули влево.
	Балинор приказал полку обогнуть дымовую завесу и нанести
неожиданный удар по правому флангу врага. Когда северяне развернутся
лицом к нападающим, Балинор рассчитывал бросить на их открывшийся
центр полк пехотинцев, отбросив врага к Мермидону. Если же эта
контратака не удастся, оба отряда немедленно должны были исчезнуть в
непроницаемом дыму и вновь подняться на утес по легким временным
мостам. Это был рискованный маневр - северяне двадцатикратно
превосходили числом солдат Легиона, и если бы какой-либо полк
Тирсиса не успел отступить, он был бы уничтожен до последнего
человека.
	Небольшие отряды пехотинцев Легиона уже спустились по
временных мостам и пошли в короткую атаку на левом фланге, чтобы не
дать врагу отрезать конный полк от стен осажденного города. На
мгновение клубы слепящего дыма, валящие от горящего моста в центре
линии обороны, застлали все происходящее на левом фланге.
	На правом же фланге кипел ожесточенный бой. Там между
армиями клубилась лишь легкая тающая дымка, и наступление воинства
Севера нисколько не замедлилось. Укрывшиеся за насыпями лучники
Легиона рассеяли первую волну нападающих, но вторая волна достигла
подножия утесов и пыталась взобраться на укрепленные высоты по
грубым штурмовым лестницам. Отряды карликов-лучников поливали
низкие валы сотнями стрел, пытаясь прижать защитников утеса к земле и
дать своим солдатам беспрепятственно вскарабкаться по лестницам.
Лучники Легиона вели по ним ответный огонь, а их товарищи
железными крючьями отталкивали от края утеса вражеские лестницы.
	В этой долгой кровавой битве ни у одной из сторон не было ни
секунды передышки. В одном месте отряд особенно свирепых скальных
троллей прорвал оборону Легиона и вырвался на вершину утеса. Там
сразу же вспыхнул короткий, но ожесточенный бой - коренастый
Гиннисон с гривой рыжих волос и багровым от прилива крови лицом,
повел своих солдат против громадных троллей; в кровавой рукопашной
схватке легионеры перебили прорвавшихся врагов и замкнули брешь в
обороне.
	На вершине огромной Внешней Стены, рядом с Янусом Сенпре
молча стояли четверо старых друзей и глядели на страшное зрелище,
разворачивающееся у их ног. Гендель, Менион Лих, Да