уря подходила к концу, и казалось, что ночное небо уже
будет безоблачным, и землю осветит сияние нарождающейся луны и
тысяч мерцающих звезд. Менион сидел в одной из небольших комнат
Зала Совета, когда за окном показались эти первые признаки
просветления, и его внимание мгновенно отвлеклось от громадной
карты, расстеленной перед ним на столе. Рядом с ним сидели двое солдат
распущенного Граничного Легиона, Янус Сенпре, лейтенант Легиона и
самый высший военный чин на острове, и седовласый ветеран по имени
Фандрез. Последний в совершенстве знал все земли вокруг Керна и был
вызван сюда, чтобы помочь планировать нанесение удара по гигантской
армии Севера. Сенпре, его командир, был необычно молод для своего
чина, но все же за плечами у этого сообразительного и уверенного в себе
солдата лежало около дюжины лет боевой службы. Он был преданным
приверженцем Балинора, и его, как и Мениона, сильно удручало то
обстоятельство, что из Тирсиса нет никаких вестей о возвращении
принца. За этот день он уже отобрал двести опытных солдат бывшего
Граничного Легиона, образовав из них отряд, готовый атаковать
вражеский лагерь.
	Менион предложил свою помощь и с радостью был принят. Ноги
горца все еще были покрыты порезами и ссадинами, полученными в
трудном бегстве после спасения Ширль Рэвенлок, но он отказывался
оставаться среди эвакуируемых горожан, когда именно ему
принадлежала опасная идея нанесения отвлекающего удара малыми
силами. Флик расценил бы его настойчивость как нелепую смесь
упрямства и гордости, но Менион Лих просто не мог оставаться в
сравнительной безопасности острова, когда на том берегу реки начнется
битва. Он потратил многие годы, чтобы найти то, за что следует
сражаться, нечто большее, чем личное удовлетворение и непреодолимая
тяга к новым приключениям. Он не собирался оставаться сторонним
наблюдателем, когда человеческой расе угрожала самая чудовищная
опасность за последние века.
	- Вот это место, там за Спинн Барром - здесь нам и следует
высадиться,- ворвался в его мысли медленный надтреснутый голос
Фандреза, вновь привлекая его внимание к тщательно размеченной
карте. Янус Сенпре выразил свое согласие и взглянул на Мениона, чтобы
убедиться, что тот внимательно следит за ходом разговора. Горец
быстро кивнул.
	- Они расставят часовых на равнине вдоль всей этой отмели,-
сказал он в ответ.- Если мы не избавимся от них на месте, они могут
отрезать нам путь к отступлению.
	- Это ваше задание - не подпускать их туда, держать наш путь
назад открытым,- заявил командир Легиона.
	Менион открыл рот, чтобы возразить, но был прерван.
	- Я ценю ваше желание отправиться с нами, Менион, но нам все же
придется двигаться намного быстрее, чем враг, а ваши ноги сейчас не в
том состоянии, чтобы выдержать продолжительный бег. Вы и сами
знаете это. Так что на вас остается оборона берега. Удержите дорогу к
лодкам, и этим вы окажете нам много большую услугу, чем
отправившись с нами.
	Менион молча кивнул в знак согласия, хотя был весьма
разочарован таким решением. Ему хотелось попасть на передний фронт
сражения. В глубине его мыслей еще теплилась надежда найти Шеа
среди пленных во вражеском лагере. Его мысли повернулись к Алланону
и Флику. Возможно, они уже нашли пропавшего юношу, как обещал ему
друид. Он печально покачал головой. Шеа, Шеа, почему это всегда
случается с такими, как ты - с теми, кто просто хочет остаться один? В
самом естестве жизни крылось безумие, которое людям оставалось
принимать либо с холодной яростью, либо с отрешенным равнодушием.
Окончательного решения всех проблем не могло быть никогда -
возможно, только после смерти.
	Вскорости собрание подошло к концу, и Менион Лих с унынием и
горечью вышел из палат Совета, погруженный в раздумья, и побрел
прочь, не разбирая дороги. Сам того не сознавая, он спустился по
каменной лестнице громадного здания на улицу и направился обратно к
дому Ширль, держась ближе к тротуарам и стенам домов. К чему все
шло? Угроза, исходящая от Повелителя Колдунов, нависала над ними
подобно исполинской непреодолимой стене. Как можно надеяться
победить существо, лишенное души - существо, живущее по природным
законам, совершенно чуждым их родному миру? Почему простой парень
из заброшенного селения вдруг оказался единственным из смертных, кто
способен уничтожить это неописуемо могучее создание? Менион
отчаянно нуждался в понимании того, что происходило с ним и
расставшимися с ним друзьями - даже если это был лишь один
крохотный кусочек из тысяч, образующих головоломку Повелителя
Колдунов и Меча Шаннары.
	Внезапно он обнаружил, что стоит перед домом Рэвенлоков, у
тяжелых закрытых дверей, чьи металлические засовы казались
холодными и заиндевевшими в сереющем тумане, оседающем по мере
охлаждения вечернего воздуха. Он быстро повернул прочь от входа, не
желая в этот миг ни входить, ни видеть кого-либо, предпочитая
одиночество пустой веранды. Он медленно шагал по каменной дорожке,
ведущей в небольшой сад рядом с домом, с листьев и цветов вокруг него
капала вода, земля под его ногами была сырой и мягкой. Он молча
постоял там; его мысли были смутными и тоскливыми, под стать
окружающей его природе, и на один краткий миг он позволил вырваться
наружу гнетущему отчаянию, охватывающему его при мысли о том, как
многого он лишился. Никогда раньше он не чувствовал себя таким
одиноким, даже когда подолгу охотился в темных безлюдных холмах
Лиха, вдалеке от дома и друзей. Что-то в глубине его души с жутким
упорством твердило ему, что он больше уже не вернется, никогда не
вернется домой, к друзьям, к прежней своей жизни. Где-то в минувшие
дни он потерял все это. Он покачал головой; на его веках затрепетали
непрошенные слезы, а вокруг него собирался сырой туман и холод дождя
пронизывал его грудь.
	За его спиной по камням прозвучали быстрые шаги, и рядом с ним
молча остановилась невысокая стройная фигурка; светлые глаза на миг
взглянули на него из-под рыжеватых локонов и тут же отвернулись.
Долго они стояли вдвоем и молчали - весь остальной мир словно исчез
для них. По небу над ними ползли тяжелые тучи, затмевая последние
клочки голубизны, и на землю начинали спускаться свинцовые сумерки.
На осажденную землю Каллахорна плотной пеленой вновь начал падать
дождь, и Менион с неожиданным облегчением отметил, что на Керн
опускается черная безлунная ночь.


	Было далеко за полночь, дождь все еще шел унылой изморосью, и
ночное небо было по-прежнему непроницаемо черным и зловещим,
когда утомленный Менион Лих тяжело ступил на маленький, наспех
сколоченный плот, ожидающий его в спокойной бухте на юго-западном
берегу острова. Он рухнул на бревна плота, его подхватили чьи-то руки,
и он с удивлением посмотрел в голубые глаза Ширль Рэвенлок. Она
ждала его, как и обещала, хотя он и умолял ее отправляться вместе со
всеми, когда начнется всеобщий исход. Весь в порезах и ссадинах, в
одежде, превратившейся в промокшие от дождя и крови лохмотья, он
позволил ей закутать себя в чудом сохранившийся сухим и теплым плащ,
и привалился к ее плечу. Они скрывались в ночных тенях и ждали.
	Несколько человек вернулось с Менионом, кто-то еще вступал
сейчас на борт, и все они валились с ног после этой битвы, но гордились
той свирепой отвагой и готовностью отдать свою жизнь, с которой
сражались этой ночью на равнинах к северу от Керна. Никогда еще
принц Лиха не видел такой невероятной храбрости перед лицом столь
неотвратимой участи. Эта горстка человек из легендарного Граничного
Легиона так отважно ворвалась во вражеский лагерь, что даже сейчас,
через четыре часа после их удара, там продолжался переполох. Число
вражеских солдат было невероятно - тысячи и тысячи воинов поднялись
на равнинах, нападая на любого, кто оказывался поблизости, калеча и
убивая в темноте даже своих товарищей. Их мучило нечто большее, чем
страх смерти или же ненависть. Их мучила нечеловеческая сила
Повелителя Колдунов, его невообразимая ярость, швыряющая их в бой
словно обезумевших зверей с единственной мыслью - убивать. Но бойцы
Легиона все же сдержали их у бухты, постоянно отступая,
перегруппировываясь и снова атакуя. Этой ночью пали многие. Менион
не представлял, что спасло его несчастную жизнь, но знал, что это
спасение граничило с чудом.
	Были отпущены швартовы, и он ощутил, как плот отчаливает от
берега, как его подхватывает течение и выносит на середину
полноводного Мермидона. Минуту спустя они уже беззвучно плыли
вниз по реке, в сторону города-крепости Тирсис, куда несколько часов
назад хлынул безупречно организованный поток беженцев из Керна.
Сорок тысяч человек, теснящихся на крошечных плотах, лодках, даже на
двухместных шлюпках, незамеченными выскользнули из осажденного
города, пока вражеские часовые, охраняющие западный берег
Мермидона, спешили в свой главный лагерь, на который, казалось,
наступали армии всего Каллахорна. Шелест дождя, плеск воды и крики,
доносящиеся из отдаленного лагеря, заглушали еле слышный шум
людской суеты на плотах и лодках, где в отчаянии, страхе и стремлении к
свободе теснились и давились беженцы. Мрак затянутого тучами неба
надежно скрывал их, а храбрость придавала им сил. Хотя бы на какое-то
время они избежали гнева Повелителя Колдунов.
	Менион постепенно задремал, ощущая лишь легкое покачивание
плота, который река уверенно несла на юг. В его утомленном мозге
мелькали странные видения, время текло долгими минутами мирной
тишины. Затем до него донеслись голоса, проникая в глубину сознания,
заставляя немедленно проснуться, и глаза ему обожгло ослепительно
алое сияние, пронизывающее влажный воздух. Резко прищурившись, он
отодвинулся от Ширль и встал, и на его лице отразилась неуверенность,
когда он увидел в северном небе красноватое зарево, по яркости не
уступающее золотистому рассвету. Ширль что-то тихо зашептала ему на
ухо. В ее еле слышных словах звучала горечь.
	- Они сожгли город, Менион. Они сожгли мой дом!
	Менион опустил глаза и крепче сжал тонкую руку девушки. Хотя
жителям Керна и удалось спастись, сам город этой ночью встретил свое
разрушение и с ужасающим величием превращался в пепел.


Глава 25

	В могильной тьме маленькой камеры медленно текли часы. Даже
когда глаза пленников привыкли к непроницаемому мраку, одиночество
продолжало притуплять их чувства и лишало их способности судить о
ходе времени. В безмолвии пустой темной камеры единственным звуком,
кроме их хриплого дыхания, был редкий шорох бегающих крыс и ровный
стук капель ледяной воды по истертому камню. Затем слух начал
обманывать их, и они стали слышать в тишине странные звуки. Их
собственные действия потеряли смысл, ибо их можно было предсказать,
определить и отбросить как бессмысленные и безнадежные. Протекло
неопределенное количество времени, но никто так и не пришел к ним.
	Где-то наверху, среди света и свежего воздуха, среди шумов города
и толпы, Паланс Буканнах решал их судьбу, тем самым косвенно
определяя судьбу всего Юга. Время для земель Каллахорна истекало; с
каждым истекшим часов воинство Повелителя Колдунов все
приближалось. Но здесь, в безмолвном мраке крошечной темницы, в
мире, отрезанном от пульса людской жизни, время не имело смысла и
сегодняшний день ничем не отличался от завтрашнего. В свое время за
ними придут, но вернутся ли они тогда под благословенный солнечный
свет или же всего лишь сменят один мрак на другой? Что, если они
окажутся в ужасном сумраке Короля Черепа, чья сила воцарилась не
только в Каллахорне, но даже в самых отдаленных провинциях Юга?
	Вскоре после того, как стражники оставили их, Балинор и братья-
эльфы освободились от своих пут. Веревки, которыми они были связаны,
затягивались без намерения лишить их любого шанса освободиться, так
как они все равно были надежно заперты и подземной темнице, и
поэтому они, не теряя времени, вскоре распустили их узлы. Стоя рядом
во тьме, сбросив путы и повязки, они обсуждали, что их теперь ждет.
Сырой гнилостный воздух древнего подземелья душил их, а подземный
холод пробирался даже под их тяжелые плащи. Пол здесь был земляным,
стены - из камня и железа, а комната выглядела голой и пустой.
	Балинор был знаком с подземельем, расположенным под
королевским дворцом, но комнату, в которую их бросили, он не узнавал.
В основном эти подвалы использовались как продуктовые погреба, и
хотя в них было множество комнат, где годами выдерживалось вино, это
не была одна из таких комнат. Затем с леденящей уверенностью он
понял, что они попали в древнюю темницу, многие века назад
сооруженную под винными погребами, а затем замурованную и забытую.
Должно быть, Паланс узнал о ее существовании и вновь открыл ее
камеры для своих целей. Вполне вероятно, что он заточил в этот
лабиринт и сторонников Балинора, когда они отправились во дворец,
чтобы выразить протест против роспуска Граничного Легиона. Темница
была умело скрыта под землей, и Балинор сомневался, что их когда-
нибудь сумеют здесь найти.
	Обсуждение вскоре закончилось. Им почти не о чем было
говорить. Балинор оставил свои указания капитану Шилону. Если им не
удастся вернуться, он должен будет найти Гиннисона и Фандуика, двоих
наиболее преданных офицеров Балинора, и приказать им собирать
Граничный Легион для обороны от наступающей армии Повелителя
Колдунов. Также Шилон получил приказ послать гонцов в земли гномов
и эльфов, чтобы предупредить их о создавшейся ситуации и просить о
немедленной помощи. Эвентин не позволит долго держать своих кузенов
пленными в Каллахорне, и Алланон тоже поспешит сюда, стоит ему
услышать об их беде. Отпущенные Шилону четыре часа наверняка давно
прошли, думал он, так что теперь это только вопрос времени. Но время
было бесценно, а стремление Паланса удержать трон Каллахорна
приводило к смертельной опасности для них всех. Балинор мысленно
проклял себя за то, что не последовал совету Дарина и оттягивал встречу
с братом, пока не стал совершенно уверен в ее исходе.
	Но он никогда не представлял, что все обернется настолько плохо.
Паланс словно взбесился, его охватила такая ненависть, что он даже не
пожелал выслушать Балинора. Но все же в его бессмысленном поведении
не было ничего загадочного. Дело было не просто в личных
расхождениях между братьями, и не только они вызвали такую ярость
его младшего брата. Дело было не только в болезни их отца, виновным в
которой Паланс почему-то считал брата. Его гнев имел какое-то
отношение к Ширль Рэвенлок, очаровательной девушке, которую
Паланс полюбил уже многие месяцы назад и на которой поклялся
жениться, несмотря на ее сдержанное отношение к такому браку. С
девушкой из Керна что-то произошло, и вина почему-то падала на
Балинора. Если она и в самом деле пропала, на что указывали слова его
брата, сказанные им перед тем, как их бросили в темницу, то Паланс
пойдет на все, чтобы найти ее.
	Балинор объяснил ситуацию братьям-эльфам. Он был уверен, что
Паланс скоро спустится к ним и потребует от него раскрыть тайну
исчезновения девушки. Но когда они скажут, что им ничего об этом не
известно, он не поверит им‡
	Прошло более суток, но в темнице никто не появился. Еды им не
приносили. Даже когда их глаза постепенно привыкли к темноте, им
нечего было видеть, кроме своих тусклых силуэтов и окружающих стен.
Они спали по очереди, стараясь сберечь силы для будущих испытаний,
но давящая тишина не давала им по-настоящему выспаться, и они
погружались лишь в легкую дрему, не приносящую облегчения ни телу,
ни сознанию. Сначала они пробовали найти слабое место у петель
мощной железной двери, но она была укреплена надежно. Голыми
руками было невозможно подкопаться под ледяную, твердую как железо
поверхность земляного пола. Древние каменные стены были по-
прежнему прочны и несокрушимы, без единого шатающегося блока или
крошащейся кладки. Тогда они бросили свои попытки совершить побег
и молча уселись на пол.
	Наконец, после бесконечных часов ожидания в ледяной тьме, до
них донесся далекий металлический лязг - это далеко наверху с грохотом
распахивались древние железные двери. Послышались голоса, тихие и
приглушенные, затем стук ног по камню - кто-то спускался по истертой
лестнице в нижние подземелья, где были заперты трое пленников. Они
быстро поднялись на ноги и столпились у двери камеры, в ожидании
вслушиваясь в приближающиеся шаги и голоса. Балинор различил в
общем шуме голос брата, непривычно медленный и надломленный.
Затем отодвинулись тяжелые засовы; от резкого скрежета металла трое
пленников, привыкших к могильной тишине своей тюрьмы, невольно
поморщились и отступили от массивной двери, медленно
распахнувшейся внутрь камеры. Во мраке подземелья вспыхнуло
слепящее пламя факелов, заставив пленников прикрыть глаза, отвыкшие
от яркого света. Пока они щурились, стараясь что-нибудь рассмотреть, в
камеру вошли несколько человек и остановились у самой двери.
	Младший сын хворающего короля Каллахорна стоял впереди
своих троих спутников; его широкое лицо было спокойно, губы
поджаты, руки стиснуты за спиной. Только глаза выдавали бурлящую в
нем ненависть, и взгляд этих глаз безумно, почти отчаянно сверлил лица
пленников. Он многим напоминал Балинора - та же форма лица, тот же
широкий рот и крупный нос, та же мощная угловатая фигура. За его
спиной стоял человек, которого мгновенно узнали даже братья-эльфы,
хотя никогда раньше его не видели. Это был мистик Стенмин,
худощавый и слегка сутулый, с тонкими резкими чертами лица,
облаченный в алый плащ и торжественный мундир. Глаза его, укрытые
странной тенью, отражали злобную сущность этого человека, который
приобрел определенное расположение нового самозваного Короля. Его
руки нервно бегали по телу, время от времени машинально
приподнимаясь и подергивая заостренную черную бородку, оттеняющую
его угловатое лицо. За его спиной стояли двое вооруженных стражников,
одетых в черные мундиры с эмблемой сокола. За ними, в самом дверном
проеме стояло еще двое. Все они держали в руках устрашающие пики.
Какой-то миг длилось молчание; никто не двигался с места, и две группы
людей пристально изучали друг друга в залитом светом факелов сумраке
маленькой камеры. Наконец Паланс быстро указал рукой на дверь.
	- Я буду говорить с братом наедине. Выведите этих двоих.
	Стражники молча подчинились, вытащив упирающихся эльфов
прочь из камеры. Высокий принц дождался, пока все они выйдут, затем
вопросительно повернулся к мистику в алом плаще, стоящему рядом с
ним.
	- Я полагал, возможно, я могу вам понадобиться?..- Худое
расчетливое лицо повернулось к равнодушно стоящему Балинору.
	- Оставь нас, Стенмин. Я буду говорить с братом наедине.
	В его голосе прозвучали гневные нотки, и мистик послушно
кивнул и быстро попятился из камеры. Тяжелая дверь с зловещим стуком
закрылась, оставив братьев в одиночестве и в тишине, нарушаемой лишь
шипением пламени факелов, пожирающего сухое дерево и
разбрасывающего сверкающие искры. Балинор стоял неподвижно, в
ожидании; его глаза пытливо изучали юное лицо его брата, пытаясь
пробудить в нем прежние чувства любви и дружбы, которые они
испытывали друг к другу в детстве. Но теперь они бесследно пропали
или же были надежно скрыты в потайном углу его сердца, а их место
занял непонятный бешеный гнев, порожденный, казалось,
недовольством как своим положением, так и поведением брата. В
следующий миг ярость и презрение в его глазах погасли, сменившись
холодной отрешенностью, которую Балинор счел как неискренней, так и
неубедительной; казалось, будто Паланс играет роль, не потрудившись
разобраться в характере своего героя.
	- Зачем ты вернулся, Балинор? - раздался его медленный,
печальный голос.- Зачем ты это сделал?
	Балинор промолчал, не в силах постичь эту внезапную перемену
его настроения. Вчера брат готов был растерзать его на части, чтобы
вырвать у него сведения о местонахождении Ширль Рэвенлок, а сейчас,
казалось, он уже совершенно позабыл об этой проблеме.
	- Неважно, полагаю, это неважно.- Он сам ответил себе прежде,
чем Балинор успел оправиться от изумления, вызванного такой р