льфам,  и   их
единственная надежда - Ярл Шаннара, двоюродный брат  короля,  самый  опытный
воин и стратег в Западной Земле.
   И  несмотря  на  это,  дебаты  по  этому  поводу  могли  бы  продолжаться
бесконечно, если бы не обстоятельства и не упорство Преи Старл. Она  явилась
к Ярлу почти сразу  после  того,  как  привезли  тело  Алитена,  а  споры  о
престолонаследовании разгорелись настолько жарко,  что  грозили  эльфийскому
народу непоправимым размежеванием.
   - Ты не можешь этого допустить, - твердо сказала она ему. Был вечер, один
из тех долгих сонных вечеров, когда дневная жара еще теплится вязкой гущей в
уголках губ и глаз. - Ты - последняя надежда эльфийского народа, и ты знаешь
об этом. Чтобы выжить, мы должны сражаться, Ярл. Северяне не  оставляют  нам
иного выбора. Когда настанет час, кто поведет нас, если не  ты?  Так  сделай
это как король.
   - Мое право на трон навсегда останется под вопросом!  -  фыркнул  он,  до
боли в сердце устав спорить.
   - Ты любишь меня? - вдруг спросила она.
   - Ты же знаешь, что люблю.
   - И я тебя люблю. Так сделай меня своей женой. Сделай  своей  помощницей,
самым близким и верным другом. Фактически уже давно так и есть, остался лишь
один маленький шаг. Подтверди нашу связь  перед  лицом  эльфийского  народа.
Объяви Большому Совету, что хочешь стать королем, что  мы  с  тобой  возьмем
двух малышей, последних из королевской семьи, и усыновим их.  У  них  больше
никого нет. Это прекратит кривотолки, снимет все возражения. Даст  мальчикам
возможность  унаследовать  трон,  когда   они   подрастут.   Залечит   раны,
причиненные смертью остальных Беллиндарошей, и эльфы  смогут  заняться  тем,
чем необходимо, чтобы выжить!
   Так и случилось. Ее настойчивость повлияла на  него,  как  ничто  другое.
Позже он удивлялся, с какой легкостью Прея Старл приняла решение,  удивлялся
ее поразительной смелости. Впрочем, он говорил себе, что и без того  женился
бы на ней. Ярл любил ее и хотел, чтобы она стала его женой.  Прея  была  его
самым близким  другом,  наперсницей,  возлюбленной.  Эльфы  всегда  отдавали
предпочтение королям, имевшим наследников, и любили Беллиндарошей,  так  что
они с радостью одобрили усыновление мальчиков.
   Решение короновать Ярла было встречено с восторгом.
   Прея обнимала его, а он смотрел в ночь и думал, как далеко ушел за  столь
короткое время.
   - Прея, а ты хотела бы иметь собственных детей? - неожиданно спросил он.
   Наступила тишина, пока она думала над его вопросом или, по крайней  мере,
над тем, как на него ответить. Ярл не пытался заглянуть ей в лицо.
   - Я хочу быть с тобой, - наконец ответила она. - Сейчас трудно  думать  о
чем-то  большем.  Когда  эльфы  снова   окажутся   в   безопасности,   когда
Чародей-Владыка будет уничтожен… - Она  помолчала,  бросив  на  него  долгий
спокойный взгляд. - Ты хочешь спросить, не повлияет ли отсутствие кровных уз
на мое отношение к мальчикам, которых  мы  решили  взять  к  себе?  Нет,  не
повлияет. Если у нас не будет других детей, то мальчики заменят их, как если
бы родились от нас. Ты удовлетворен?
   Ярл молча кивнул, думая о том, как резко изменились отношения между  ними
со смертью Тэя. Он долго размышлял над признанием Преи, что  она,  возможно,
любила его друга, что могла бы даже уйти с ним, если бы тот попросил. Но это
беспокоило его гораздо меньше, чем, наверное, следовало  бы.  Он  сам  любил
Тэя, и теперь, когда того не стало, трудно было завидовать ему в чем-либо.
   - Я введу тебя в Большой Совет, - тихо сказал он ей. - И  Берна  Эриддена
тоже. А со временем назначу его первым министром. Одобряешь?
   Она кивнула.
   - Ты изменил свое мнение об искателе, не так ли? Ярл пожал плечами:
   - Я буду просить, чтобы эльфийская армия выступила на восток. Нет, я буду
требовать этого. - Его плечи напряглись в приливе решимости. - Я сделаю  то,
что сделал бы Тэй. Добьюсь, чтобы дворфы не остались в беде  одни.  Добьюсь,
чтобы Черный эльфинит попал к Бреману. И если из  меня  не  выйдет  хорошего
короля, то не от недостатка мужества и решительности.
   Этим  дерзким,  бескомпромиссным  заявлением  Ярл  отмел  все   сомнения,
неопределенность, таившуюся в уголках его сознания. Пусть Прея знает. Он  не
мог позволить себе ни малейших колебаний. Слишком  тонка  была  грань  между
успехом и падением, между жизнью и смертью.
   Прея прижалась к нему.
   - Ты сделаешь то, что должен, что считаешь нужным. Ты станешь  королем  и
не пожалеешь об этом. Ты поведешь за собой людей  и  спасешь  их.  Это  твоя
судьба, Ярл. Твой удел. Берн видел это в видениях. Ты должен верить, что это
правда.
   Он надолго задумался, прежде чем ответить.
   - Я вижу лишь, что у меня нет иного выбора. И постоянно думаю о Тэе.
   Они еще долго стояли, не говоря  ни  слова.  Потом  Прея  повела  его  по
темному летнему дому в спальню и  до  самого  утра  не  выпускала  из  своих
объятий.

ГЛАВА 25

   Обеспокоенные тем, что потеряли слишком много времени,  хранители  только
что выкованного Урпроксом Скрелом меча купили лошадей и поскакали  по  Южной
Земле к северу в сторону приграничных  территорий  и  Серебряной  реки.  Они
ехали быстро, останавливаясь только для того, чтобы передохнуть и поесть,  и
почти не разговаривали друг с другом. Их мысли были заняты воспоминаниями об
изготовлении меча, такими живыми,  что  и  спустя  много  дней  это  событие
казалось произошедшим лишь вчера. Магические силы, разбуженные при  процессе
ковки, в той или иной степени подействовали на каждого из  них.  Они  словно
родились заново, как будто сила, ковавшая клинок, переделала и их  самих,  и
теперь им предстояло разобраться в том, какими они стали.
   Везти меч доверили Кинсону Равенлоку. Как только они выехали  из  города,
Бреман передал  ему  меч,  не  в  силах  скрыть  от  товарища  свое  желание
избавиться от него. Друид чувствовал, что не может вынести тяжести клинка  и
даже самого ощущения его близости. Это  было  странно  и  несколько  смутило
обоих, однако Кинсон, не говоря ни слова, взял меч и  повесил  его  себе  за
спину. Тяжести он почти не ощущал, хотя сознание того, насколько важную роль
должен  сыграть  меч  в  будущей  судьбе  народов,  не  могло  оставить  его
равнодушным. И все же, не будучи очевидцем хейдисхорнских  видений,  Кинсон,
не обремененный, как друид, картинами возможного  будущего,  не  так  сильно
ощущал на себе воздействие талисмана. Он вез его, как вез  бы  любое  другое
оружие, и хотя его мысли снова и снова возвращались к моментам его создания,
беспокоило жителя приграничья не прошлое, а настоящее.
   Иногда по ночам он доставал клинок и внимательно рассматривал его. Кинсон
не стал бы этого делать, если бы в первую же ночь, как только они  оказались
за городом, его не попросила об этом Марет,  любопытство  которой  оказалось
сильнее страха. Она постоянно размышляла над происшедшим там, в  кузнице,  и
ей не терпелось поближе взглянуть, что же они сделали. Бреман  не  возражал,
хотя сам поднялся и отошел прочь в темноту, а Кинсон не видел причин, почему
бы не исполнить просьбу девушки. Вдвоем  они  поднесли  клинок  к  костру  и
осмотрели  его.  Потрясающая  работа!  Прекрасные   пропорции,   невероятная
гладкость и блеск металла. Меч был так  легок,  что,  несмотря  на  длину  и
размеры, его можно было удержать одной  рукой.  На  рукояти  у  самой  гарды
красовался Эйлт Друин, и пламя от  факела,  зажатого  в  руке,  тянулось  по
клинку, словно стремилось обжечь его острие. На  отполированной  поверхности
не было ни одного изъяна - практически  невероятный  результат  при  обычной
ковке, который стал возможен лишь благодаря формуле Коглина и магии Бремана.
   Через несколько дней Кинсону пришло в голову, что меч не вызывает у  него
должного трепета  из-за  того,  что  Бреман,  похоже,  не  знает,  для  чего
предназначен талисман. Конечно, он нужен, чтобы уничтожить  Чародея-Владыку.
Но как? Природа наполнявшей его волшебной силы оставалась  тайной  даже  для
друида.  Меч  предназначался  эльфийскому  воину,  по   крайней   мере   так
предсказало видение, посланное Галафилом. Но что этот воин должен  делать  с
клинком? Пользоваться им как обычным оружием?  Вряд  ли,  учитывая  действие
колдовских чар Броны. В мече должна заключаться сила, которой тот не  сможет
противостоять. Но что это за сила? Как было сказано,  магией  обладает  Эйлт
Друин, однако Бреману так и не удалось открыть,  что  это  за  магия.  Да  и
какова бы она ни была, за все время своей долгой жизни  старик  ни  разу  не
видел ее в действии.
   Во всем этом старик соглашался с жителем приграничья и  девушкой,  говоря
на эту тему охотно, с удивлением и  любопытством.  Друид  воспринимал  тайну
волшебной силы меча не как препятствие, а как вызов, который он принял с той
же решимостью, какую проявил, разыскивая кузнеца. В конце  концов,  было  бы
неразумно считать, что одного лишь  процесса  ковки  достаточно,  чтобы  меч
обрел сверхъестественную силу. И даже Эйлт Друин, по-видимому, не  полностью
решал проблему. Требовалось что-то  еще,  и  ему  предстояло  выяснить,  что
именно. Вдохновлял старика, он признался в этом Кинсону, тот факт,  что  они
уже продвинулись достаточно далеко и сделали то, что должны были сделать.  А
значит, можно добиться и всего остального.
   Сомнительное утверждение, по мнению  жителя  приграничья.  Однако  за  то
время, что они знали друг друга,  Бреман  очень  многого  добился  благодаря
своей непоколебимой вере, а раз так, то не стоило  донимать  его  вопросами.
Если меч  действительно  обладает  магической  силой,  способной  уничтожить
Чародея-Владыку, Бреман сумеет выяснить, что это за сила.
   Итак, они ехали из внутренних территорий Южной Земли мимо Кургана Битвы в
направлении Серебряной реки. Как объяснил своим товарищам  друид,  их  целью
было озеро Хейдисхорн. Он намеревался нанести очередной визит духам  умерших
и  попытаться  выяснить,  что  делать  дальше.  Всю   дорогу   они   строили
предположения о  судьбе  дворфов.  Погода  стояла  жаркая,  безветренная,  и
приходилось довольно часто останавливаться, чтобы дать отдых лошадям,  да  и
себе самим. Время ползло медленно  и  неохотно.  Им  не  попадалось  никаких
следов схватки, которая, очевидно, происходила севернее.  Они  не  встречали
северян и ничего о них не слышали от встречных путников. Впрочем, всех троих
не покидала твердая и печальная уверенность в том, что  они  просто  слишком
сильно отклонились от того пути, по которому шли в начале путешествия, и  по
возвращении могут обнаружить очень много непоправимых потерь.
   В конце того дня, когда они снова выехали к Кургану Битвы,  Бреман  велел
им остановиться, хотя до темноты оставалось еще несколько часов,  и  увел  с
открытой равнины в чащу Черных  Дубов.  И  снова  им  пришлось  прокладывать
неверный  путь  между  двумя   болотами,   стараясь   избежать   опасностей,
подстерегавших  с  обеих  сторон.  На  этот  раз  старик  пренебрег   мерами
предосторожности и повел их прямо в  запретный  лес.  Кинсон  забеспокоился,
однако решил придержать язык. Похоже, у Бремана  была  веская  причина  идти
окольным путем.
   Они въехали на опушку леса, одолели какую-нибудь  сотню  футов  -  сквозь
просветы между деревьями еще виднелись выбеленные солнцем низины,  а  темная
лесная чаща оставалась  впереди  -  и  спешились.  Оставив  Марет  караулить
лошадей, друид  отвел  Кинсона  в  заросли  железных  деревьев,  внимательно
осмотрел их и, выбрав подходящую ветку, велел  Кинсону  срезать  ее.  Житель
приграничья молча повиновался и, вооружившись своим широким мечом,  принялся
рубить твердую древесину. Бреман дал ему обрезать лишние сучья, а потом взял
грубо срубленную палку своими узловатыми руками и одобрительно  кивнул.  Они
вернулись к лошадям, снова сели на них и поехали дальше по  лесу.  Кинсон  и
Марет обменялись недоуменными взглядами, но промолчали.
   Лагерь путники разбили чуть подальше,  в  ложбине,  которая  представляла
собой всего лишь небольшую низинку  между  деревьями.  Там  Бреман  попросил
Кинсона снова заняться веткой железного  дерева  и  сделать  из  нее  посох.
Кинсон трудился над ним почти два часа, а в это время его спутники  готовили
обед и присматривали за лошадьми. Когда он сделал с деревяшкой все, что  мог
- выровнял, удалил сучки в тех местах, где росли боковые ветки, - Бреман тут
же снова забрал ее. Все трое  уселись  у  маленького  костерка.  День  угас,
оставив после себя лишь несколько полос бледного света на западе, и на землю
следом за удлинившимися тенями и темнеющим небом  медленно  наползала  ночь.
Путники расположились возле зарослей Черных Дубов, в отдалении от равнин.  В
нескольких ярдах от них из лесу вытекал ручей и, бойко пенясь среди  камней,
снова сворачивал в тень. Ночь была тихой и  неподвижной  -  ни  постороннего
звука, ни шороха, ни следящих глаз.
   Бреман встал перед костром и поставил посох перед  собой.  Старик  сжимал
его посредине двумя руками, твердо уперев  один  конец  в  землю,  а  другой
направив в небо.
   Согласно его указаниям посох получился шести  футов  длиной.  Он  еще  не
успел высохнуть после того, как Кинсон ободрал с него кору.
   - Не вставайте, пока я не закончу, - таинственно приказал друид.
   Он закрыл глаза и замер. Через несколько секунд его руки  стали  излучать
белый свет. Медленно разливаясь по посоху, свет  окутал  его  весь  и  начал
пульсировать. Кинсон и Марет молча наблюдали за происходящим,  помня  приказ
Бремана. Свет проник в дерево и сделал его странно прозрачным.  Он  двигался
вверх и вниз, рисуя странные узоры, то замедляя, то  ускоряя  бег.  Все  это
время Бреман стоял неподвижно, как каменный, закрыв глаза  и  сосредоточенно
сдвинув брови.
   Потом свет погас, вернувшись перед этим в  руки  старика.  Глаза  Бремана
открылись. Он сделал долгий медленный вдох  и  поднял  посох.  Дерево  стало
черным как уголь, а его поверхность сделалась гладкой и блестящей.  В  самой
сердцевине мелькнул проблеск света, только что наполнявшего его, всего  лишь
искра. Сверкнув, она тут же  исчезла,  прежде  чем  переместиться  в  другое
место, призрачная, словно блеск кошачьего глаза.
   Бреман с улыбкой протянул посох Марет:
   - Это тебе.
   Она взяла посох и не выпускала  из  рук,  восхищаясь,  насколько  приятно
держать его.
   - Он еще теплый.
   - И навсегда таким останется. - Бреман снова уселся на  свое  место.  Его
морщинистое лицо побледнело от усталости. - Магические  силы,  пронизывающие
его, никуда не денутся, они останутся внутри посоха  до  тех  пор,  пока  он
будет цел.
   - А для чего он? И почему ты отдал  его  мне?  Старик  слегка  наклонился
вперед, и при свете костра рисунок морщин на его древнем лице изменился.
   - Этот посох должен помочь тебе, Марет. Ты прошла долгий и трудный  путь,
чтобы  научиться  управлять   своей   магической   силой,   не   давать   ей
выплескиваться в неудержимом неистовстве, способном погубить тебя.  Я  долго
думал, чем тебе  помочь.  Этот  посох  сделан  так,  чтобы  действовать  как
потайной канал. Стоит только крепко упереть его одним концом в землю,  и  он
станет отводить избыток твоей волшебной силы. - Он помолчал,  вглядываясь  в
темные глаза девушки. - Ты ведь  понимаешь,  что  это  значит,  не  так  ли?
Теперь, когда мы идем на север, тебе наверняка придется вновь  прибегнуть  к
магии. Чародей-Владыка будет  искать  нас,  и  настанет  время,  когда  тебе
потребуется защищаться, а возможно, и защищать других. Может статься, я не в
силах буду помочь и тебе придется положиться на свой собственный  магический
дар. Надеюсь, этот посох поможет тебе использовать волшебную силу.
   Она медленно кивнула:
   - Даже при том, что она врожденная?
   - Да. Но тебе понадобится время, чтобы научиться им пользоваться. Я бы  с
радостью сказал, что оно  у  тебя  есть,  но  не  могу.  Ты  должна  помнить
предназначение посоха и, когда тебе потребуется помощь, мысленно отдать  ему
приказ. Не прибегай к магии, пока не установишь посох и не  откроешь  канал,
чтобы отводить избыток силы. - Друид  улыбнулся.  -  Впрочем,  ты  смышленая
девушка, Марет. Будь я твоим отцом, я  бы,  без  сомнения,  гордился  тобой.
Девушка улыбнулась в ответ:
   - Как бы там ни было, а я и считаю тебя своим отцом. Не так, как  прежде,
а по-доброму.
   - Я польщен. Считай, что посох твой, и не забудь,  как  им  пользоваться.
Стоит нам добраться до Серебряной реки, как мы снова окажемся  на  вражеской
территории и битва с Чародеем-Владыкой продолжится.
   В ту ночь они спали хорошо и с рассветом снова двинулись  в  путь.  Ехали
медленно, часто останавливаясь, чтобы  дать  лошадям  отдохнуть  от  летнего
зноя. Путь неумолимо лежал на  север.  Справа  в  лучах  солнца  проглядывал
Курган Битвы, бесплодный,  застывший  и  неподвижный.  Слева  темной  стеной
высились Черные Дубы,  такие  же  неподвижные,  как  и  равнина,  высокие  и
запретные. Они снова ехали молча. Кинсон вез меч, Марет -  посох,  Бреман  -
груз будущего.
   В сумерки путники поравнялись с границей Мглистой  Топи  и  добрались  до
Серебряной реки. Торопясь добраться к утру до лежавших впереди высот, откуда
были видны равнины Рэбб и все земли к северу, Бреман  решил  переправляться.
Они нашли отмель, где от жары  уровень  воды  заметно  понизился,  и,  когда
солнце начало устало садиться за мерцающую на западе  поверхность  Радужного
озера, поднялись на крутой противоположный берег. Там, вновь оказавшись  под
густой сенью деревьев, путники спешились, привязали лошадей и  дальше  пошли
пешком. К тому времени свет уходящего дня сделался серебристо-серым и тени в
наступающих сумерках начали расти. Густой от жары воздух был словно пропитан
дымом, в нем ощущался вкус пыли и высохшей травы.  Ночные  птицы  в  поисках
пищи пронзали тьму, то появляясь, то исчезая. Повсюду  раздавалось  жужжание
насекомых.
   Путники подошли к краю обрыва  и,  взглянув  на  залитые  огненно-красным
светом равнины, остановились.
   Их  взору  предстала  армия  Северной  Земли  в   полном   составе.   Она
расположилась  в  нескольких  милях  к  северу.  Отдельные   детали   боевых
штандартов разглядеть  не  удавалось,  однако  огромное  темное  скопище  не
оставляло сомнений в том, что это такое. Костры для приготовления  пищи  уже
горели,  утыкав  луга  крохотными   точками-светлячками.   Лошади   медленно
растаскивали повозки по  периметру,  колеса  скрипели,  всадники  и  возницы
кричали грубыми голосами, развозя оружие и провиант по местам.  Под  защитой
армейских толп стояли палатки, колыхавшиеся от знойного ветра. Одна из  них,
непроницаемо черная, силуэт которой  состоял  сплошь  из  граней  и  шпилей,
одиноко возвышалась в центре  лагеря,  окруженная  свободным  пространством,
словно рвом. Друид, житель приграничья  и  девушка  молча  смотрели  на  нее
сверху.
   - Что здесь делает армия Северной Земли? - спросил наконец Кинсон. Бреман
покачал головой:
   - Не знаю. Должно быть, она вышла из Анара, где мы видели ее в  последний
раз, и теперь двигается на запад. - Голос его  замер,  так  и  не  произнеся
остального. Если армия Чародея-Владыки уходит из Восточной Земли, значит,  с
дворфами покончено и теперь их участь ожидает эльфов. Но что стало с Рабуром
и его армией? Что стало с Риской?
   Кинсон Равенлок в отчаянии покачал головой. Со дня вторжения в  Восточную
Землю прошли недели. За это время  многое  могло  произойти.  Стоя  с  мечом
Урпрокса Скрела за спиной, он вдруг подумал: а что, если они пришли  слишком
поздно и талисман больше никому не нужен?
   Он дотянулся до пряжки ремня, на котором висел меч, расстегнул ее и подал
клинок Бреману.
   - Мы должны выяснить, что происходит. Естественно, в разведку пойду я.  -
Он оставил при себе  лишь  короткий  меч  и  охотничий  нож.  -  Вернусь  на
рассвете.
   Бреман кивнул, не желая  спорить.  Он  понял,  что  имел  в  виду  житель
приграничья.