танные   облаками   листья   отбрасывали   на   траву
причудливый, змеящийся и сияющий узор теней. Это место напомнило Уолкеру
потаенные лощины близ Каменного Очага, где когда-то они любили бродить с
учителем. Он выбрал для погребения самый центр поляны, откуда  виднелись
шпили Паранора. Коглин, всегда считавший себя заблудшим друидом, наконец
навеки вернулся домой.
   Окончив свой скорбный труд, Уолкер остался  на  поляне.  Он  утомился
физически, но самой тяжкой была душевная усталость, и поэтому  ему  было
отрадно посидеть среди старых деревьев, подышать лесным  воздухом.  Пели
птицы, ветер шелестел в ветвях и травах, тихо журчал  ручей.  Звуки  эти
завораживали и умиротворяли. Друиду не хотелось возвращаться в  Паранор.
Не хотелось проходить мимо обугленных останков всадников  и  их  мерзких
скакунов. Если бы он только мог, то непременно стер бы со страниц  своей
жизни все происшедшее - так же легко, как стирают  написанные  мелом  на
доске слова, - стер бы и начал жизнь заново. В душе его скопилась жгучая
скорбь, которую он не  мог  преодолеть,  она  язвила  и  опаляла  его  с
настойчивостью голодного зверя, не  желающего  уходить  от  добычи.  Для
горечи было много причин - Уолкеру не хотелось вспоминать о них.
   Пришлось бы начать с отвращения к самому  себе.  Последнее  время  он
презирал себя, он казался  себе  чужаком,  посторонним,  человеком,  чью
личность он едва мог распознать,  марионеткой  в  руках  тех,  кто  умер
тысячу лет назад.
   Бо сидел на поляне возле ручья, задумчиво глядя на  опушку  леса,  на
холмик свеженасыпанной земли,  под  которым  лежал  Коглин,  и  старался
думать о своем старом учителе. Он нуждался в  бальзаме,  в  средстве  от
душевного страдания, а воспоминания о старике  были  лучшим  лекарством.
Привстав, он плеснул в лицо воды, смывая грязь, сажу и  кровь,  а  потом
снова уселся в солнечном свете и отдался на волю дум.
   Уолкер вспомнил Коглина, пришедшего к  нему,  когда  его  жизнь  была
сумбурна  и  лишена  смысла,  когда  он  презрел  людей  ради  уединения
Каменного Очага, места, где никто не глазел на него,  не  перешептывался
за его спиной и где он  никому  не  был  известен  под  кличкой  Темного
Родича. В те заповедные времена Уолкер считал магические силы загадочным
наследием,  пришедшим  к  нему  сквозь  пелену  лет  от  Брин   Омсворд,
запутанным узлом,  который  он  не  мог  развязать.  Коглин  научил  его
обращению с этой силой,  и  он  мало-помалу  перестал  чувствовать  свою
полную  зависимость  от  нее.  Старик  научил   его   сосредоточиваться,
становиться хозяином того белого пламени,  что  горело  внутри  его.  Он
избавил Уолкера от страха и сомнений, вернул достоинство и самоуважение.
   Коглин стал ему другом. Старик заботился о нем, приглядывал за ним  с
такой любовью и нежностью, с какой отец смотрит за сыном.
   Уолкер  чувствовал  это.  Старик  наставлял,   руководил   и   всегда
оказывался рядом, если в том была нужда.  Даже  когда  Уолкер  подрос  и
между ними появилось отчуждение, возникающее порой между отцом  и  сыном
из-за того, что приходит пора сравняться, -  и  тогда  Коглин  неизменно
оставался  рядом,  насколько  Уолкер  позволял  ему.   Они   спорили   и
противоборствовали, подозревали и обвиняли, призывали друг друга  делать
то, что нужно, а не то, что легче.
   Но никогда не предавали и не бросали друг друга. Теперь Уолкер черпал
в этом утешение.
   Коглин прожил много жизней, о которых Уолкер ничего не знал. Когда-то
и Коглин был  молод.  Какую  жизнь  вел  он  тогда?  Старик  никогда  не
рассказывал об этом. Он изучал науки вместе с друидами - с  Алланоном  и
Бреманом, - а может быть, хотя он никогда не упоминал об этом, и с теми,
кто покинул этот мир гораздо раньше. Сколько же ему было? Как  давно  он
жил на свете? Уолкер вдруг понял, что ничего не знает  об  этом.  Коглин
уже состарился к тому времени, когда Кимбер Бо была еще ребенком, а Брин
Омсворд пришла в поисках Идальч к Темному Пределу. Три века тому  назад.
Уолкер знал, что произошло с Коглином тогда: старик  рассказывал  ему  о
ребенке,  которого  он  пестовал,  о  сумасшествии,  которое  он   тогда
симулировал, и о том, как он повел Брин  и  ее  спутников  к  Мельморду,
чтобы навсегда покончить с Мордами. Уолкер слушал его рассказы,  но  они
отражали лишь краткий отрезок жизни Коглина - один день из целого года.
   А что происходило в остальное время? Большую часть своей жизни Коглин
оставил потаенной - а теперь она навсегда канула в вечность.
   Уолкер  покачал  головой  и  взглянул  на  Паранор,  видневшийся  над
верхушками деревьев. "Старик вовсе не собирался скрывать свою жизнь",  -
подумалось ему. Что толку жалеть о неведомом.  Ведь  так  происходит  со
всеми, с любой человеческой жизнью. Не всем  можно  делиться  с  людьми,
есть вещи слишком личные и сокровенные, чтобы открывать их кому-то,  они
принадлежат только их владельцу. Эти  тайны  уходят  вместе  с  умершим,
неведомые никому при жизни,  они  не  составляют  потери  для  тех,  кто
остался жить.
   Уолкер представил себе морщинистое лицо Коглина и  услышал  в  лесной
тишине хрипловатый звук его голоса. Коглин прожил много лет.
   Он жил очень долго, много дольше того, что было отмерено ему судьбой.
Его пощадили  у  Каменного  Очага,  чтобы  он  мог  застать  возвращение
Паранора. Старик умер так, как хотел умереть. Он отдал свою  жизнь  ради
жизни Уолкера.
   Отказываться от такого подарка - не черная  ли  это  неблагодарность?
Коглин дожил до того времени, когда его ученик превратился в друида, меж
тем ему самому никогда не было суждено стать друидом. Он дожил до  того,
чтобы увидеть, как Уолкер воплощает в жизнь мечты Алланона и заветы Брин
Омсворд. К худу или к добру, но лишь благодаря Коглину Уолкер уцелел.
   Он ощутил, что его горе начинает утихать.
   В горе и сожалениях нет смысла.  Это  жернова,  влекущие  в  прошлое,
которого уже нет. Ни к чему хорошему это  не  приводит.  Если  думать  о
будущем, то нужны равновесие и трезвый взгляд на  жизнь.  Уолкер  мог  и
должен был все помнить. Воспоминания, однако, направляют в нужное  русло
грядущие события и учат наилучшим образом использовать  возможности.  Он
снова подумал о друидах, об их уловках и о методах, какими  они  вершили
историю народов.
   Прежде он презирал их. Но теперь сам  сделался  друидом.  Ради  этого
Коглин жил и ради этого умер. Теперь Уолкеру  представилась  возможность
продолжить деятельность своих предшественников, сделать все то, чего  не
сумели сделать они. Нельзя упускать такого случая. Разве не этого  хотел
Коглин?
   Когда Бо встал и в последний раз склонил голову перед  холмиком,  где
покоился его старый друг, солнце уже скрывалось за пологом леса.  Теперь
он почти смирился с тем, что произошло, приняв суровую действительность.
Коглин ушел. Уолкер остался. Старик показал ему пример силы, мужества  и
решимости. Он должен сохранить память об учителе в своем сердце.
   Лучи солнца стали багровыми, золотыми, пурпурными,  и  Уолкер  побрел
сквозь темнеющий лес назад, к Паранору.

***

   Ночью ему приснился Алланон. В первый  раз  с  тех  пор,  как  Уолкер
покинул Каменный Очаг.
   Сон был спокоен, и видение его не прервало.
   Вернувшись в замок, Уолкер, утомленный событиями, умылся, переоделся,
немного поел и выпил кубок эля в том  зале,  в  котором  особенно  любил
сиживать Коглин. Шепоточек,  свернувшись,  лежал  у  ног  Бо,  время  от
времени посматривая на него светящимися плошками глаз, словно спрашивая,
куда запропастился старик.
   Разбитый и сокрушенный, едва держась на ногах,  Уолкер  отправился  в
спальню, укрылся одеялом и позволил себе забыться сном.
   И сразу же провалился в сновидения. В ночной темноте,  в  одиночестве
он  брел  по  сверкающим  черным  камням,  которыми  было  вымощено  дно
Сланцевой долины. Чистое небо  усеивали  звезды.  Полная  луна,  чистая,
словно  свежевыбеленный  холст,  сияла  над  зубчатыми  вершинами  Зубов
Дракона. Воздух благоухал свежестью, как в  незапамятные  времена,  лицо
овевало дуновение прохладного ветра. Уолкер был облачен во  все  черное:
мантия с капюшоном, сапоги и перевязь - друид, идущий по стопам друидов.
Он не задавался вопросом,  кто  же  он,  вышедший  из  туманной  глубины
Черного эльфийского камня, прошедший сквозь огонь преображения в колодце
цитадели, вернувшийся в мир людей. Он был владельцем Паранора  и  слугой
всех народов.
   Осознание этого исполняло его странным, бодрящим чувством.  Чувством,
казавшимся непреходящим.
   Время во сне летело быстро, и вот он приблизился к  Хейдисхорну  -  к
недвижным и черным ночным водам. Озеро странно и таинственно блестело  в
лунном свете. Под ногами Уолкера с шуршанием осыпались  мелкие  камешки,
но, помимо этих звуков, ничто не нарушало тишины. Казалось,  он  один  в
целом мире, последний бредущий по земле человек, последний  бодрствующий
в пустоте и бездне.
   Он достиг берега Хейдисхорна  и  остановился  у  самой  кромки  воды,
сбросил на плечи капюшон, опустил голову на грудь и задумался.
   Ожидание  длилось  несколько  мгновений.  Хейдисхорн  забурлил,  воды
вскипели, словно в поставленном на огонь котле. Водоворот,  медленное  и
неуклонное кружение волн по часовой стрелке, охватил всю  озерную  гладь
от берега до берега.
   Уолкер  понял,  что  происходит.  Он  уже  видывал  такое  и  раньше.
Хейдисхорн  шипел,  его   поверхность   испещрили   пена   и   пузырьки,
рассыпавшиеся сотнями  алмазных  искр.  Раздался  вой,  истошная  мольба
узника о свободе. Долина содрогнулась, словно узнавая голоса  взывающих,
и в страхе съежилась. Уолкер Бо не пошевелился.
   Из темных вод, сопровождаемый  угрюмыми  кликами,  его  взору  явился
Алланон - серый призрак, покинувший  подземный  мир  ради  разговора  со
смертным преемником. Его одеяние мерцало и переливалось в лунном свете -
бесплотный дух в человеческом облике, туманное подобие, сияющий  контур.
Он всплывал из глубин, пока не замер на застывшей  поверхности  лицом  к
Уолкеру Бо.
   - Алланон, - приветствовал его Темный Родич, не узнавая  собственного
голоса.
   - Ты хорошо справился с делом, Уолкер Бо... - Гулкий  голос  Алланона
звучал, как из бездонной пропасти, содрогаясь и искажаясь  при  ударе  о
камни.
   Уолкер покачал головой:
   - Не так уж и хорошо.  Обыкновенно  или,  точнее,  как  надлежало.  Я
выполнил долг, потеряв при  этом  себя  прежнего  и  став  тем,  кем  ты
предназначил мне стать. Прежде я был недоволен, но теперь мой гнев утих.
   Воды Хейдисхорна вновь забурлили и зашипели. Тень  скользнула  вперед
по озерной глади, не делая никаких усилий, сама собой. В десяти футах от
Уолкера она остановилась.
   - Жизнь - пора выбора, а смерть - пора воспоминаний  о  том,  что  мы
выбрали. И, надо сказать, эти  воспоминания  не  всегда  приятны  Уолкер
кивнул:
   - Я знаю. Так и должно быть.
   - И ты печалишься о Коглине...
   Уолкер снова кивнул.
   - Но это тоже кануло в прошлое. Наш выбор оказался верным. И  даже  в
последнем случае.
   Тень воздела руки. При  этом  движении  во  все  стороны  серебряными
облаками брызнули мириады искрящихся капель.
   - Я не мог спасти его. Даже друиды  не  властны  над  смертью.  Когда
пришло мое время, Бреман предупредил меня. А я  предупредил  Коглина.  Я
дал ему возможность вернуться в Четыре Земли, куда был  вновь  перенесен
Паранор,  дал  возможность  в  последний  раз  помочь  тебе  в  битве  с
порождениями Тьмы. Это все, что я мог...
   Уолкер ничего не отвечал, устремив взгляд на  призрак,  но  на  самом
деле глядя куда-то  вдаль,  сквозь  него.  Перед  его  мысленным  взором
проносились минувшие события, последний бой  Коглина.  Смерть  завладела
стариком, но она завладела им тогда, когда пробил его час.
   - Будь это в моей власти, я вернул  бы  тебе  все,  что  ты  утратил,
Уолкер Бо. Но я не могу вернуть тебе ничего из того,  что  ушло,  и  так
будет всегда. Жизнь друида состоит из множества потерь...
   Во сне Уолкер видел, как долина тонет в нахлынувшем тумане,  медленно
тает и удаляется во мглу времен. Перед взором  его,  теснясь  и  обгоняя
друг друга, летели  какие-то  белесые  хлопья.  Туман  плыл  медленно  и
тягуче, чьи-то жизни на несколько  секунд  прибивало  к  озеру  и  снова
уносило по неведомому пути.
   Мелькали  лица,  преимущественно  незнакомые,  слышались  голоса,  то
веселые, то печальные.
   Шло время, часы слагались в дни, а дни складывались  в  годы.  Уолкер
стоял на прежнем месте, не изменяясь, пребывая в вечном одиночестве.
   - Так будет отныне и с тобой. Помни...
   Но Уолкеру не было нужды запоминать - он  обладал  памятью  Алланона,
дарованной ему перерождением. Он унаследовал  память  существовавших  до
него друидов. Он знал, какая ему предстоит жизнь, и понимал, что  именно
это и называют судьбой.
   - Помни...
   Шепот тени прервал мерный бег времени, Сланцевая долина обрела четкие
контуры, а поток мыслей Уолкера вернулся на круги своя.
   - Зачем я здесь, Алланон? - спросил он.
   - Твой внутренний мир сложился, Уолкер Бо.  Ты  стал  тем,  кем  тебе
суждено было стать.
   Ты надел мантию друида и будешь носить ее вместо меня. Иди же  теперь
из Паранора в Четыре Земли. Ты нужен там...
   - Я знаю.
   Клочковатый туман не рассеивался. Алланон склонил голову.
   - Нет, не знаешь. Ты переродился,  но  это  только  начало.  Ты  стал
друидом, да, но стать не значит быть. Теперь ты в ответе за  народы,  за
их благополучие, Темный Родич. Те, от кого прежде  ты  бежал,  находятся
теперь на твоем попечении. Они ждут. Они жаждут...
   - ..освободиться от порождений Тьмы...
   - Да, и теперь  ты  покажешь  им,  как  освободиться,  укажешь  путь,
выведешь их из тьмы...
   Уолкер Бо растерянно покачал головой:
   - Но у меня об этом никакого понятия, мне  известно  не  больше,  чем
всем прочим.
   Поверхность  Хейдисхорна   подернулась   пеленой   испарений.   Влага
струйками текла по лицу Уолкера, он не утирал ее, и капли скатывались по
шее, холодя грудь. Прикосновение к водам Хейдисхорна для  него  не  было
смертельным: друидам издавна ведома тайна поддержания вечной жизни.
   Голос Алланона звучал мрачно и отчетливо:
   - Ничего, сообразишь. Ты владеешь совокупной силой и  мудростью  всех
тех, кто предшествовал тебе. Ты владеешь магической  силой,  скопившейся
за тысячелетия. Покинь Паранор и отыщи остальных детей Шаннары. Все  они
посланы с  определенным  поручением.  Все  их  исполнили.  Ты  хранитель
талисманов. Эти талисманы придадут тебе силы...
   Уолкер Бо в смущении понурил голову:
   - Каких талисманов я хранитель?
   - Самый могущественный талисман - обретенная тобой мантия друида.  Ее
нельзя увидеть, но она всегда будет с тобой. Ее сила  станет  возрастать
по мере того,  как  ты  научишься  применять  ее,  с  каждым  разом  она
становится больше и больше. Подумай, Уолкер Бо. До битвы  со  всадниками
ты был слабее, чем теперь. И так будет после каждого испытания,  которое
ты примешь и выдержишь с честью. Ты еще не вышел из  колыбели  и  только
начинаешь понимать, что такое быть друидом. Все приходит со временем...
   - Но теперь?
   - Дел  еще  достаточно.  Магическая  сила  в  сочетании  со  знаниями
покажет, как положить конец порождениям Тьмы. Так было, когда я  впервые
говорил с тобой. Так дело обстоит и теперь. Я открыл тебе все,  что  мне
ведомо. Помни, Темный Родич. Я покинул твой  мир  и  обитаю  в  ином.  Я
бесплотен. Теперь я стал другим.
   Оттуда, где я нахожусь, мне не дано ясно видеть грядущее.  Отныне  ты
должен полагаться на свою собственную прозорливость. Иди, Уолкер.
   Найди потомков Шаннары и выясни, чего они достигли. В их историях и в
своей ты найдешь то, что ищешь...
   Уолкер ничего не ответил, поняв, что ему вновь  предложено  опираться
исключительно на слепую веру. Но, в конце-то концов, разве не  верил  он
видению, представшему перед ним, ведь именно  тогда  он  принял  решение
идти к Хейдисхорну и к Алланону. Он привык к тому, что от  него  требуют
беспрекословной веры и повиновения.
   Он  взглянул  на  светящуюся  фигуру,  чьи  прозрачные  контуры  едва
выделялись на фоне небесной и озерной глади.
   - Я верю, - ответил он наконец тени Алланона, и сказал чистую правду.
   - Уолкер Бо... - Негромкий голос призрака был  полон  непередаваемого
сострадания. - Найди детей Шаннары. Ты обладаешь зрением друидов.
   У тебя мудрость, которая им так нужна. Не подведи их...
   - Нет, - хрипло произнес Уолкер. - Я постараюсь.
   - Покончи с порождениями Тьмы прежде, чем они окончательно  уничтожат
Четыре Земли. Я чувствую, эта зараза проникает даже сюда. Они высасывают
земные соки. Останови их, Уолкер...
   - Да, Алланон, непременно.
   -  Внемли  мне,  Темный  Родич.  Внемли  мне  в  последний   раз.   С
наступлением дня сновидение разлучит нас и мы пойдем  разными  дорогами.
Выслушай последнее из того, что я должен поведать тебе, и пусть мудрость
и здравый смысл помогут внять сокрытому! Внемли мне, Уолкер, и узнай...
   Белесоватое облако с размытыми краями,  странно  схожее  контурами  с
человеческой фигурой, подплыло к нему и окутало его, закрыв  собой  воды
Хейдисхорна, из немыслимого далека донесся голос. Напряженный, натянутый
как струна, Уолкер Бо плотно смежил веки и сосредоточенно ждал, потом он
ощутил прикосновение к своей коже и невольно содрогнулся.

***

   Светало. Слабый свет просачивался из коридора, прилегавшего к  темным
покоям.  Проснувшись,  Уолкер  Бо  некоторое  время  лежал   неподвижно,
размышляя о сне и о том, что ему в нем  открылось.  Алланон  послал  ему
видение, чтобы Уолкер  мог  начать  новую  жизнь.  Сон  утвердил  его  в
намерении отправиться на поиски Пара и Рен, придал уверенности в себе.
   Он может  примириться  со  своим  преображением,  если  оно  принесет
измученным землям и народам освобождение от разбоя порождений Тьмы.
   "Найди потомков Шаннары. Не подведи их..."
   Уолкер поднялся с постели, оделся, умылся и поел, сидя на  крепостной
стене замка и глядя на раскинувшиеся окрест земли. Он вспоминал  Коглина
и все то, чему научил его старик. Мысленно он прочитал молитву,  которая
помогла его преображению из смертного человека в друида.
   Он вспомнил о секретах, поведанных ему в конце беседы, когда  Алланон
прикоснулся к нему.  То,  что  Уолкер  узнал,  разрешило  кое-какие  его
сомнения. Все нынешние события естественно вплетались  в  канву  истории
Четырех Земель.
   То, что  свершилось  за  последние  несколько  недель,  расцветило  и
обрисовало контуры этого сложного узора. Но только сон и дарованное сном
прозрение  позволили  бросить  на  него  луч  света  и  хорошенько   его
разглядеть.
   Осталось неясным, однако, зачем нужно Рен вести назад эльфов.
   Не вполне понятно также, зачем Пару искать и находить Меч Шаннары.
   Но самым непонятным был секрет силы порождений Тьмы.
   Наконец, оставив досужие размышления, Уолкер поднялся и направился  в
глубины замковых подземелий. Шепоточек  безмолвно  следовал  за  ним  по
пятам, тенью скользя позади него. Друид решил  взять  болотного  кота  с
собой. Ведь  это  Коглин  подарил  ему  кота,  и  теперь  на  Бо  лежала
ответственность за его  судьбу.  Нельзя  же  зверя  просто  взять  да  и
запереть в цитадели, к тому  же  привычка  всюду  быть  вместе  могла  в
дальнейшем  сослужить   добрую   службу.   Проанализировав   собственные
побуждения, друид усмехнулся.
   Правда состояла в том, что после гибели Коглина Шепоточек хоть как-то
скрашивал его одиночество.
   Он спустился вниз по колодцу цитадели и дотронулся руками до каменных
стен, как бы прикасаясь к той жизни, что покоилась под  ними.  Послушная
его воле магическая сила пришла на зов, и он запер за собой  незримую  и
несуществующую дверь.
   Затем Уолкер затворил ворота Паранора и,  сойдя  с  утеса  под  полог
лесов, вступил в мир, в котором царили покой и прохлада.  Благодарный  и
повеселевший Шепот