рды словно одержимы стремлением всегда докопаться  до  правды.  На
меньшее вы не согласны - никто. Хоть бы кто-нибудь из вас  для  разнообразия
удовольствовался тем, что есть.
   - Что сказал Бреман? - не отступала Брин. Улыбка мгновенно исчезла.
   - Он сказал, Брин Омсворд, что, когда я на этот раз покину Четыре  Земли,
я уже не вернусь.
   Не веря услышанному, и горец, и девушка, потрясенные, смотрели на друида.
Когда народам Четырех Земель грозила опасность от порождений  темной  магии,
Алланон всегда возвращался сюда, в их маленький мир (всего-то Четыре Земли),
и всегда предлагал помощь.  Это  было  так  же  надежно  и  верно,  как  то,
например, что за весной приходит лето. И ни разу еще такого не было,  чтобы,
когда он нужен, друид не пришел.
   - Я не верю тебе, друид! - возбужденно проговорил Рон, явно  не  в  силах
придумать ничего более подходящего. И в голосе  горца  послышались  гневные,
даже слегка истеричные нотки.
   Алланон покачал головой:
   - Век на исходе, принц Ли. Он проходит, и я ухожу вместе с ним.
   Брин тяжело сглотнула.  В  горле  так  пересохло,  что  она  едва  смогла
выдавить:
   - А когда... когда ты?..
   - Когда будет нужно, Брин, - то ли прервал, то  ли  закончил  за  девушку
Алланон. - Когда придет время.
   Он поднялся - черный, как ночь, и неумолимый, как ее приход, - и протянул
над столом руки. Не отдавая  себе  отчета,  Брин  и  Рон  крепко  сжали  эти
огромные ладони в своих, и на какую-то долю секунды  трое  людей  стали  как
будто одним существом.
   А потом друид коротко кивнул, словно бы завершая тем самым разговор:
   - Завтра мы едем в Анар. Теперь  на  восток  -  до  конца.  Идите  спать.
Спокойной ночи. - Он высвободил руки. - Идите.
   Неуверенно переглянувшись, Брин и Рон поднялись и направились к двери.  И
пока не вышли из комнаты, они ощущали на себе тяжелый, сумрачный взгляд.

***

   В полном молчании шли они  по  коридору.  Откуда-то  издалека  доносились
обрывки приглушенного разговора, но звук голосов  словно  таял  в  пустынном
полумраке. В воздухе висел пряный запах бальзамов и трав.  Дойдя  до  дверей
своих комнат, Брин и  Рон  рассеянно  остановились.  Они  долго  стояли  так
вместе, не касаясь друг друга и друг на друга не глядя, потрясенные тем, что
услышали от друида.
   "Это не правда.  Не  может  быть  правдой",  -  твердила  себе  Брин  как
заклинание.
   Рон наконец повернулся к ней и взял за руку. В первый раз после того, как
они покинули Сланцевую долину, Брин почувствовала, что она снова не одна.
   - То, что он нам сказал сейчас, Брин... ну что он уже  не  вернется...  -
Рон потряс головой. - Вот почему мы пошли в Паранор, и он сделал так,  чтобы
Башня исчезла. Потому что он знал, что не вернется туда...
   - Рон, - тихо проговорила Брин и закрыла ему рот рукой.
   - Я понимаю. Но я не могу поверить...
   - Да.
   Они долго смотрели в глаза друг другу.
   - Я боюсь, Брин, - прошептал наконец Рон Ли.
   Она  молча  кивнула,  а  потом  вдруг  обняла  его  и  прижала   к   себе
крепко-крепко. Но уже через пару мгновений отпрянула, быстро поцеловала  его
и скользнула к себе.

***

   Когда дверь закрылась, Алланон медленно отвернулся и устало опустился  на
стул, глядя куда-то вдаль, в сумрак за бледным пятном неверного света лампы.
Он сидел неподвижно, погруженный в раздумья. Никогда  раньше  он  никому  не
открывался  вот  так,  не  чувствовал  в  этом  необходимости.  Да  что  там
необходимости!  Разве  ему  -  хранителю  истины,  последнему  из   друидов,
наследнику их магического могущества - подобает делить с кем бы то  ни  было
свои тайны? Доверяться кому-то? Конечно же нет.
   Так было с Шиа Омсвордом. Алланон тогда очень многого не  сказал  ему,  и
юному долинцу пришлось самому открывать для себя правду. И  с  Вилом,  отцом
Брин, друид поступил точно так же, отправив на  поиски  чудесного  Источника
Огненной Крови и утаив самое главное. Но годы шли, и решимость  Алланона  не
открывать никому (даже им, самым близким) всей  истины  постепенно  слабела.
Наверное, друид действительно постарел. Ведь время неумолимо,  и  если  даже
оно не в силах разрушить, то все равно оставляет свой неизгладимый  след.  А
может быть, после  стольких  лет  одиночества  ему,  Алланону,  стало  вдруг
необходимо поделиться с какой-то живой душой тем, что до этого нес он в себе
- и только в себе.
   Может быть.
   Алланон вновь поднялся и шагнул во мрак - ночной тенью в тень ночи.  Один
только вздох - и лампа погасла.
   Он сказал очень многое горцу и девушке из Дола. Таким  откровенным  друид
еще никогда не был.
   И все-таки он не сказал им всего.

ГЛАВА 24

   Как только  забрезжил  рассвет,  три  всадника  отправились  в  путь,  из
гостеприимной деревни в дебри Анарских  лесов.  Сторы  вышли  их  проводить:
горстка Целителей в  белых  плащах  собралась  у  конюшни,  -  безмолвные  и
печальные, они лишь подняли руки в  жесте  прощания,  когда  путешественники
вывели лошадей. А через  пару  минут  всадники  уже  скрылись  за  огромными
деревьями, исчезнув так же тихо и  загадочно,  как  и  появились  тут  вчера
вечером.
   Осеннее утро выдалось теплым и солнечным, как часто бывает  перед  долгим
сезоном снегов, - последний всплеск уходящего лета. Краски  леса  стали  как
будто  ярче,  напоенные   мягким   сиянием   солнца   и   свежими   запахами
пробуждающегося леса. Кончилось время осенних гроз, пасмурный сумрак и холод
ушли вместе с бурями, сменившись светом солнца и ослепительной синевой неба.
   Однако ни Брин Омсворд, ни Рон Ли, похоже, не замечали этого. Им никак не
давало покоя вчерашнее мрачное откровение Алланона. И еще чувство тревожного
ожидания:  что-то  ждало  их  всех  впереди,  что-то  страшное,  непонятное.
Погруженные в свои мрачные  мысли,  горец  и  девушка  в  гнетущем  молчании
скакали  сквозь  пятнистые  тени   громадных   деревьев,   чувствуя   только
пронзительный холод внутри.
   - Теперь начинается самый опасный отрезок пути, - так сказал  им  Алланон
сегодня утром, когда они вышли к конюшне забрать лошадей, и голос друида был
глух и странно, по-отечески ласков. - По всей  Восточной  Земле  и  Анарским
лесам Морды станут искать нас.  Они  знают,  что  мы  придем  теперь,  после
Паранора у них не осталось и капли сомнений. Они  также  знают,  что  должны
остановить нас прежде, чем мы доберемся до Мельморда. Гномы,  наверное,  уже
ищут нас. И кроме гномов есть еще существа, покорные воле черных странников.
Так что опасностей нас поджидает немало.
   С этими словами друид положил  руки  на  плечи  своих  юных  спутников  и
притянул их к себе.
   - Но нас только трое, и нас не так-то легко отыскать. К тому же  Морды  и
гномы ждут, что мы пойдем по одной из двух дорог: северной -  вдоль  реки  -
Рэбб или южной - из Кальхавена. Ведь эти дороги сами  по  себе  безопасны  и
свободны от всяких природных препятствий. И мудрые люди, конечно, избрали бы
один из этих путей. Но мы с вами поедем другой  дорогой.  Там,  где  опасней
всего - и не только для нас, но и для  наших  врагов.  Мы  поедем  прямо  на
восток, сквозь центральный Анар: через Вольфстааг, Темный  Предел  и  Старую
Пустошь. Силы древнейшей магии обитают в этих краях - силы, которым и  Морды
остерегутся бросить вызов. А гномы и вовсе не сунутся в Вольфстааг, даже  по
приказу черных странников. Это запретные для них земли. Там обитают странные
существа, и гномы даже под страхом смерти не решатся их потревожить. Но силы
те дремлют в волшебном сне, и если мы будем проворны  и  осторожны,  то  без
особых сложностей пройдем там. В  Темном  Пределе  и  на  мрачных  просторах
Пустоши тоже можно встретить порождения  древних  магических  сил,  но  есть
надежда, что к нам они будут более благосклонны, чем к нашим врагам.
   Из дремучего леса всадники выехали на возвышенность, тоже густо  заросшую
вековыми  деревьями,  за  которой  тянулись  неровные  хребты  -   предгорье
Вольфстаага. Тревога и даже страх охватили Брин и Рона: здесь было солнце, и
тепло дня, и яркие краски осеннего леса, а там, впереди,  в  сумраке  горных
теснин и  ущелий,  таились  темные  существа...  К  полудню  путешественники
добрались до ущелья Ведьм и начали долгий подъем по его южному  склону,  где
тень и сумрак густых кустов и деревьев-исполинов скрывали их  от  любопытных
глаз, если бы таковые имелись. А к середине дня всадники были уже  далеко  к
востоку от ущелья со зловещим названием.  Они  продолжали  подъем  к  острым
вершинам  Вольфстаага.  Сумерки   постепенно   сгущались,   солнечный   свет
растворялся в тени молчаливых деревьев и валунов. Когда ночь  опустилась  на
Вольфстааг, путешественники забрались уже глубоко в  горы.  Тени  ползли  от
деревьев и тянулись к всадникам, словно живые. Правда,  как  путешественники
ни обшаривали тревожными взглядами сумрак, они не заметили ничего. Они  были
одни.
   Очень странно и даже, пожалуй, немного страшновато, думала  Брин,  глядя,
как сгущаются в горах ночные тени, - горы и лес  словно  вымерли.  Ни  крика
птицы в ветвях, ни писка ночных насекомых, ни шороха в кустах - ничего.  Они
действительно были одни в  этой  глухой,  всепоглощающей  тишине.  И  тишина
словно ожила, чтобы заполнить собой пустоту без звука и жизни.
   В роще корявых и полуиссохших ореховых деревьев Алланон  объявил  наконец
привал. Когда  путешественники  расседлали  коней  и  приготовили  лагерь  к
ночлегу, друид коротко распорядился не зажигать огня и удалился  куда-то  во
тьму. Лес поглотил его. Горец и девушка молча глядели вслед  Алланону,  пока
тот не пропал в ночи, а потом так же молча уселись и принялись  за  холодный
ужин. Сторы собрали им в дорогу провизию: хлеб, сыр и сушеные фрукты. Брин и
Рон сидели во тьме, то и дело оглядываясь по сторонам, не покажется ли  хоть
что-то живое. Но нет, жизнь, казалось, покинула Вольфстааг. Только в  вышине
на бархатно-черном небе мерцали тихие звезды.
   - Интересно, куда это он пошел? - Рон  Ли  первым  нарушил  молчание.  Он
скорее раздумывал вслух, и поэтому Брин промолчала,  лишь  покачав  головой.
Горец уставился куда-то во мрак леса. - Словно  тень,  правда?  Перемещается
вместе с луною и солнцем, то появляется, то вновь  исчезает  -  по  понятным
только ему причинам. И что у него на уме, он нам, конечно, не  скажет.  Нам,
простым смертным. - Он вздохнул и отодвинул тарелку. - Вот только, я  думаю,
мы ведь уже не простые смертные?
   Брин нервно крошила пальцами хлеб.
   - Нет, - очень тихо проговорила она.
   - Ну, не важно. Мы те, кем были всегда. Все равно. - Рон помедлил, словно
неуверенный в своих словах, а потом резко  подался  вперед.  -  Знаешь,  так
странно. Но теперь я совсем по-другому отношусь к нему. Не так, как  раньше.
Я думал об этом весь день. Я все еще не доверяю  ему  до  конца.  Просто  не
могу. Он знает так много, чего я не знаю. И все же... Теперь я  не  смог  бы
сказать, что вовсе не доверяю ему. Он ведь пытается помочь. Нам  и  всем.  И
делает это как может.
   Он ждал, что Брин согласится с ним. Но девушка молчала, глядя  куда-то  в
сторону.
   - Брин, что тебя беспокоит? Она наконец  взглянула  на  Рона  и  покачала
головой:
   - Я не знаю.
   - Быть может, то, что он сказал вчера:  что,  когда  все  закончится,  мы
больше его не увидим?
   - И это тоже. Но есть еще что-то такое... Горец поколебался:
   - А может, ты просто...
   - Что-то не так, - перебила Брин и обреченно взглянула ему в глаза.
   - Что?
   - Что-то не так, - медленно повторила девушка. - С ним, с тобой, со  всем
этим походом. Но особенно - со мной.
   Рон удивленно уставился на нее:
   - Я тебя не понимаю.
   - Я тоже не понимаю на самом деле. Я просто чувствую что-то  неладное.  -
Она закуталась в плащ, словно желая спрятаться  в  его  складках.  -  Я  это
чувствую уже не один день. С того самого времени, как дух Бремана  вышел  из
Хейдисхорна и мы уничтожили Морда. Я  чувствую,  грядет  что-то  страшное...
что-то ужасное. Вот только не знаю что. И еще я чувствую, за мной наблюдают;
все это время за мной наблюдают, но поблизости нет  никого.  Никогда  никого
нет. И хуже всего, я чувствую, меня что-то тянет...  тянет  прочь  от  самой
себя, от тебя, от Алланона. Все изменилось  с  тех  пор,  как  мы  вышли  из
Тенистого Дола. Теперь все другое, все. Пару мгновений горец молчал.
   - Просто слишком много всего  произошло,  Брин.  Хейдисхорн,  Паранор,  а
потом Алланон передал нам слова  Бремана.  Это  должно  было  что-то  в  нас
изменить. И потом, сколько мы уже не были дома! Сколько уже бродим вдали  от
Дола и Ли, от всего знакомого и родного. Это тоже, наверное, причина...
   - Вдали от Джайра, - печально добавила Брин.
   - И от твоих родителей.
   - От Джайра, - настойчиво повторила девушка и задумалась, словно сама  не
могла понять, почему вдруг это так важно.  -  Нет,  не  то,  -  мотнула  она
головой. - Это что-то другое, совсем не связанное с Алланоном. И с тем,  что
я скучаю по дому и по семье... Это было  бы  слишком  просто,  Рон.  Нет,  я
чувствую, что-то такое во мне.  В  самых  глубинах  души.  Что-то...  -  Она
замолчала, неуверенно глядя на Рона, а потом отвернулась. - Жаль, что  Джайр
сейчас так далеко. Если бы он был со мной... Пусть на  пару  мгновений.  Мне
почему-то кажется, он бы понял, что со мной творится. Что именно не так.  Он
всегда понимал... - Брин резко оборвала себя и невесело  рассмеялась.  -  Ну
разве не глупо? Жалеть о том, что, возможно,  вообще  ничего  не  значит?  И
никак не поможет?
   - И я по нему тоже скучаю. - Горец выдавил из себя улыбку. - И потом,  он
бы точно отвлек нас от  мрачных  мыслей.  Пошел  бы  выслеживать  Морда  или
что-нибудь в этом роде.
   Он и сам сообразил, что сказал  не  то,  и  замолчал,  пытаясь  загладить
неловкость.
   - И знаешь, - пожал он плечами, - быть может, ничего  такого  и  нет.  На
самом деле, если бы что-то было неладно, Алланон бы тоже  почувствовал  это.
Он же все чувствует. Всегда.
   Брин долго молчала, прежде чем ответить.
   - Я не совсем уверена, так ли это, - произнесла она наконец. - Так ли это
теперь. До сих пор ли он может...
   Наступила гнетущая тишина. Брин и Рон угрюмо уставились во тьму,  избегая
глядеть друг на друга. И мысли их были мрачны.  Горы  вокруг  погрузились  в
безмолвие, и безмолвие это давило на притихших  людей,  окружая  их  кольцом
пустоты. Время шло, и казалось, вот-вот в  застывший  мир  ворвется  далекий
крик ночного зверя, или хлопанье крыльев,  или  шелест  листвы  под  ветром,
скрип ветки, стук упавшего камня, писк насекомых... Но нет - ни единый  звук
не разрушил чары тишины. Ни единый.
   - У меня такое  ощущение,  словно  мы  заблудились,  -  обронила  Брин  в
пустоту. - И бродим бесцельно, вслепую...
   Рон Ли тряхнул головой:
   - Да брось ты, Брин. Мы ведь знаем, куда идем. И пока что  не  сбились  с
дороги.
   - Мне надо было послушать тебя и никуда не ходить.
   Горец даже опешил от такого признания. Он неуверенно посмотрел на Брин  и
встретился с ее  настойчивым  взглядом.  И  в  глазах  ее  было  сомнение  и
неизбывная усталость. И еще  -  страх.  Горец  поежился.  На  какую-то  долю
секунды ему показалось, что эта девушка рядом не Брин Омсворд.
   - Я защищу тебя, Брин, - горячо прошептал он. - Все будет хорошо,  обещаю
тебе.
   Она улыбнулась, но как-то бледно, печально, потянулась к нему и взяла его
руки в свои:
   - Я тебе верю.
   Но в глубине ее души шевельнулось сомнение: так ли это на самом деле?

***

   Только к полуночи Алланон вернулся в лагерь, вынырнув  из  мрака,  -  еще
одна темная тень из тех, что крались ночами по Вольфстаагу. Сквозь  просветы
между  ветвями  струился  серебристый  лунный  свет,  разливаясь   во   тьме
таинственным сиянием. Брин и Рон давно спали, завернувшись в свои одеяла. И,
будто огромное мягкое одеяло, тишина накрыла спящие горы.  Друид  был  один,
словно безмолвный часовой ночи, бодрствующий страж.
   Он уходил во тьму леса, чтобы побыть наедине с самим собой, чтобы еще раз
подумать над тем, что должно случиться. Неизбежно. И  уже  очень  скоро.  Те
слова духа Бремана прозвучали так неожиданно - так  пугающе  неожиданно..  И
тем не менее друид был готов их услышать.  С  самого  начала  он  знал,  что
когда-нибудь все так и будет. Но оставалась надежда, что  можно  еще  что-то
сделать, что-нибудь изменить. Ведь он был друидом и мог очень многое,  почти
все.
   Алланон рассеянно обвел взглядом вершины гор. Теперь и битвы,  закалившие
его, и дороги, которые он прошел,  только  чтобы  добраться  сюда,  остались
позади. Это было вчера,  а  завтра...  завтра  казалось  таким  далеким.  Но
Алланон хорошо понимал: это самообман.  Его  завтра  вот-вот  наступит.  Его
дороги сошлись в одном месте и времени. Осталось сделать лишь пару шагов...
   И сколько всего уже произошло, думал друид. Сколько сделано на этом пути.
И все-таки сделано недостаточно. Алланон оторвал взгляд от гор  и  посмотрел
на спящую девушку. Брин Омсворд. Вот от кого теперь  зависит  все.  Конечно,
она никогда не поверит в это. И не поверит, открой  он  ей  правду  о  песни
желаний, эльфийском заклятии. Не поверит, потому что подходит  к  магической
силе как человек и дитя человека, а к магии неприложимы человеческие  мерки.
Он, Алланон, один только раз показал ей возможности силы  -  лишь  приподнял
завесу тайны, ибо большего, понял друид, девушке не вынести.  Она,  Брин,  в
своем понимании магии была еще ребенком.  И  взросление  дастся  ей  трудно.
Очень трудно, печально подумал друид, потому что его не будет  рядом,  чтобы
помочь, чтобы облегчить эту ношу.
   Алланон сжал руки под темным плащом. Но разве  не  может  он  ей  помочь?
Прямо сейчас? Ну вот опять... Друид  мрачно  улыбнулся.  Еще  тогда,  с  Шиа
Омсвордом, он решил, что откроет юноше лишь часть всей правды. Ибо те,  кому
правда поможет в их битве, должны сами дойти до нее, чтобы  правда  дала  им
силы. Но уж ей-то он мог бы сказать. Или хотя бы попытаться... Ее отец,  Вил
Омсворд, наверняка настоял бы на этом, будь у долинца такая возможность.  Но
решать здесь не Вилу. А только ему, Алланону.
   Как всегда, только ему.
   Странное горькое чувство вдруг охватило его. Теперь уже нет  Паранора.  И
Совета давно уже нет. Остался лишь он, Алланон, последний друид на земле.  И
только ему выбирать свои пути. Одному. Без  помощи  мудрых  советчиков.  Без
древних книг. Ибо теперь, когда Паранор  исчез,  у  него  совсем  ничего  не
осталось: ни дома, ни мечты, ни надежды.
   И только все беды и проблемы народов Четырех Земель так и лежали  на  его
плечах, ведь никто не снимал с него этот груз. Так было всегда. И так будет,
пока он жив. Он выбрал себе это сам. Он принял решение, когда Бреман  избрал
его своим сыном. Раз и навсегда. Но он, Алланон,  был  последним.  Когда  он
уйдет, кто займет его место?
   Погруженный в раздумья, друид стоял в темном безмолвии леса и  смотрел  -
не отрываясь смотрел на Брин Омсворд.

***

   Солнце еще не успело подняться над вершинами гор, а  всадники  уже  ехали
дальше. На восток. Утро вновь было ясным и теплым, наполненным светом солнца
и мечтами  о  лучшем.  Ночь  отступала  на  запад  от  Вольфстаага,  гонимая
солнечными лучами. Над  восточным  горизонтом  разлилось  золотое  сияние  и
проникло даже в сумрачные дебри леса, и мрак  словно  съежился,  испугавшись
яркого света. Даже в суровых горах стало как будто светлее.
   Как хорошо, как красиво в Тенистом Доле в  такой  ясный,  погожий  денек,
думала Брин, подставляя лицо  золотистым  лучам.  Ведь  даже  здесь  деревья
по-осеннему пестрели, и зеленел мягкий  мох,  и  трава  еще  не  пожухла.  В
утреннем воздухе витали пьянящие запахи  -  запахи  вольной  жизни  природы.
Сейчас в Доле все уже встали, над трубами закурился дымок, и через раскрытые
настежь окна струятся ароматы горячей еды. Скоро жители Дола  закончат  свой
завтрак и возьмутся за повседневные дела, а по