лиже. Шеа с Фликом
пораженно наблюдали, как он, слегка подрагивая, приближается к ним.
	Через мгновение перед ними возникла фигура бесконечно
дряхлого старика, согнутого прожитыми годами, в одежде лесника; его
волосы сверкали серебром в звездном свете, а лицо обрамляла длинная
белоснежная борода, аккуратно подстриженная и расчесанная. На
близком расстоянии странный огонек в его руке оказался невыносимо
ярким, но в его сердцевине не было ни следа пламени. Внезапно он погас,
а вместо него в узловатой руке старика оказался зажат странный
вытянутый предмет. Старик посмотрел на них и приветственно
улыбнулся. Шеа молча взглянул на его дряхлое лицо, чувствуя, что
таинственный старик заслуживает уважительного обращения.
	- Свет,- проговорил наконец Шеа,- что это?..
	- Игрушка людей, давно умерших и сгинувших.- Голос его шуршал
ровным шепотом, плывущим в прохладном воздухе.- Сгинувших, как это
злое существо‡- Он замолчал и вытянул в направлении, куда скрылся
Носитель Черепа, свою тонкую морщинистую руку, повисшую в воздухе
подобно сухой ломкой палке. Шеа с сомнением взглянул на него, не зная,
что теперь следует делать.
	- Мы путешествуем на восток,- коротко заявил Флик.
	- В Анар,- прервал его мягкий голос, седая голова понимающе
склонилась, окруженные морщинками глаза ярко блеснули в лунном
свете, глядя на каждого из братьев по очереди. Внезапно он прошел
мимо них к самому берегу быстрой реки, а затем повернулся и жестом
предложил им сесть. Шеа с Фликом без промедления выполнили его
просьбу, не в силах усомниться в намерениях старика. Усевшись, они
ощутили, как их тела охватывает необоримая усталость, а веки
непроизвольно смыкаются.
	- Спите, юные путники, ваше путешествие может стать короче.-
Голос, звучащий в их мыслях, окреп, стал более властным. Они не могли
сопротивляться этой усталости, такой приятной и долгожданной, и
вскоре послушно растянулись на мягкой прибрежной траве. Фигура
перед ними начала медленно изменять свои очертания, и
закрывающимися глазами, сквозь слипающиеся веки они заметили, что
старик на глазах молодеет, а его одежда изменяется. Шеа начал что-то
еле слышно бормотать, пытаясь побороть сонливость, пытаясь понять,
но в следующий миг оба они уже крепко спали.
	Во сне они плыли, подобно облакам в небе, через забытые
солнечные и счастливые дни, прошедшие в мирной лесной стране,
покинутой так много дней назад. Снова они пересекали знакомые
окраины леса Дулн и плыли в холодной реке могучей реки
Раппахалладран, на мгновение забыв все страхи и опасения. Они
двигались через поросшие лесом холмы и долины, чувствуя такую
свободу, какой не знали за всю свою жизнь. Во сне они словно в первый
раз видели все растения и животных, насекомых и птиц, заново осознавая
важность всех живущих созданий, даже самых крошечных и незаметных.
Они летели и мчались, словно ветер, вдыхая свежий аромат земли,
наслаждаясь красотой живой природы. Все мелькало в калейдоскопе
цветов и запахов, и лишь еле слышные звуки достигали их усталых умов
- шорохи открытой местности и чистого воздуха. Забылись долгие дни
трудного пути через туманные равнины Клета, дни без солнца в краю,
где жизнь казалась потерянной душой, бесцельно скитающейся в
гибнущих землях. Забылся мрак Черных Дубов, безумие бесконечной
вереницы громадных деревьев, застилающих небо и солнце. Исчезла
память о Туманном Призраке и преследующем их Носителе Черепа,
неустанно продолжающем свою охоту. Юноши оказались в мире,
лишенном страхов и тревог реальной жизни, и на эти часы время
растворилось в безмятежности, красивой, как зыбкая радуга в конце
неожиданной яростной бури.
	Они не знали, сколько это длилось, сколько часов они блуждали в
мире грез; не знали они и того, что происходило с ними в это время.
Медленно и неохотно просыпаясь, они сознавали только одно - что
больше не находятся на берегах Серебряной реки. Также они знали, что
время суток сейчас совсем не такое, какого они могли ожидать; они
ощущали волнение и необъяснимую уверенность.
	Медленно стряхивая с себя сонливость, Шеа обнаружил, что
вокруг него собрались люди и в ожидании смотрят на него. Он медленно
приподнялся на локте, словно сквозь дымку различая группы маленьких
фигурок, стоящих поблизости, взволнованно склоняющихся над ним.
Откуда-то из расплывчатой глубины возникла высокая властная фигура
в свободной одежде, наклонилась над ним и положила на его худое
плечо свою сильную руку.
	- Флик? - непонимающе воскликнул он, протирая одной рукой
заспанные глаза и щурясь, пытаясь различить черты возвышающейся над
толпой фигуры.
	- Ты уже в безопасности, Шеа,- загремел низкий голос.- Это Анар.
	Шеа быстро заморгал, силясь подняться, но мощная рука легко
удержала его. Его зрение начало проясняться, и он разглядел сидящего
рядом брата, медленно приходящего в себя после глубокого сна. Вокруг
них стояли необычайно низкие, крепко сложенные люди, в которых Шеа
мгновенно узнал гномов. Взгляд Шеа остановился на волевом лице
человека, стоящего рядом, он разглядел сверкающую кольчугу,
облегающую его протянутую руку, и тогда юноша понял, что
путешествие в Анар окончилось. Они нашли Кулхейвен и Балинора.


	Менион Лих, в свою очередь, не счел последний этап путешествия
в Анар столь простым. Когда он понял, что потерял своих спутников, его
охватила паника. Он не боялся за себя, но опасался самого худшего, что
могло случиться с Омсфордами, которым предстояло самостоятельно
выбираться из затянутых туманом Черных Дубов. Он тоже безнадежно,
тщетно кричал, слепо блуждая во тьме, пока его голос не превратился в
хрип. Но в конце концов он вынужден был признать, что в таких
условиях все его поиски бессмысленны. Обессиленный, он заставлял себя
двигаться по лесу в том направлении, которое, по его мнению, вело к
равнинам, слабо утешая себя обещанием найти Шеа при свете дня. Он
проблуждал в лесу дольше, чем мог ожидать, вырвался на свободу лишь
на рассвете и рухнул в траву на опушке. Немногим севернее него в это
время спали на равнине братья. К этому времени он исчерпал пределы
своей выносливости, и сон поборол его столь быстро, что позднее он не
мог вспомнить ничего, кроме чувства медленного кружащегося падения,
когда он валился в высокую траву равнин. Ему казалось, что он проспал
очень долго, но на самом деле он проснулся лишь на несколько часов
позднее того, как Шеа с Фликом начали свой путь к Серебряной реке.
Решив, что находится значительно южнее той точки, куда они надеялись
выйти из Черных Дубов, Менион быстро принял решение двигаться на
север и попытаться пересечь путь своих друзей прежде, чем они
доберутся до реки. Он понимал, что если к этому моменту ему все еще не
удастся их найти, то он столкнется с неприятной возможностью, что они
еще блуждают в лесных дебрях.
	Горец торопливо закинул за плечи свой легкий рюкзак, взял
большой ясеневый лук и меч Лиха и быстрым шагом двинулся на север.
Оставшиеся светлые часы дня быстро прошли в пути, пока его зоркие
глаза напряженно искали следы проходивших здесь людей. Уже
смеркалось, когда он наконец заметил след человека, двигавшегося в
направлении Серебряной реки. След был проложен несколько часов
назад, и по его виду следопыт с уверенностью мог сказать, что здесь
прошел не один человек. Но ничто не подсказывало ему, что это были за
люди, и поэтому Менион ускорил шаг, надеясь поравняться с ними в
полутьме спускающихся сумерек, когда они остановятся на ночлег. Он
знал, что их также будут искать Носители Черепа, но не придавал
значения этим опасениям, помня, что в их глазах ничто не может
связывать его с юношами. Как бы то ни было, если он собирается
принести друзьям пользу, то ему придется пойти на определенный риск.
	В скором времени, когда солнце уже почти полностью скрылось за
горизонтом, Менион заметил к востоку от себя фигурку человека,
шагающего в противоположную сторону, прочь от реки. Менион тут же
принялся кричать и звать его, но тот, казалось, испугался внезапного
появления горца и попытался скрыться. Менион быстро помчался вслед
за перепуганным путником, крича, что не желает тому зла. Через
несколько минут он догнал его, но тот оказался всего лишь торговцем,
продающим кухонную утварь в отдаленные деревни и отдельные хутора
на равнине. Торговец, сутулый застенчивый мужчина, до смерти
перепуганный неожиданной погоней, пришел в совершенный ужас при
виде высокого горца с мечом, появившегося из вечернего полумрака.
Менион поспешил разъяснить ему, что не желает тому ничего плохого, а
просто ищет двоих друзей, которых потерял во время путешествия через
Черные Дубы. Как оказалось, ничего более неудачного он просто не мог
сказать, ибо худощавый торговец при этих словах окончательно
убедился в безумии встреченного им незнакомца. Менион подумал о
том, не стоит ли упомянуть, что он является принцем Лиха, но тут же
отверг эту мысль. В конце концов торговец сообщил ему, что издалека
видел двоих путников, подходящих под его описание, примерно в
середине дня. Менион так и не понял, сказал ли он это из страха за свою
жизнь или же в надежде обрадовать его, но не стал ставить его историю
под сомнение и пожелал торговцу доброго вечера. Тот пришел в
нескрываемую радость от того, что так легко от него отделался, и
торопливо направился на юг, пропадая в сгущающемся сумраке.
	Менион с сожалением признал, что стало уже слишком темно,
чтобы двигаться по следу друзей, поэтому он начал искать подходящее
для ночлега место. Он нашел пару высоких сосен, лучшее укрытие во
всей окрестности, и двинулся к ним, бросая взволнованные взгляды в
ясное ночное небо. Ночь была достаточно светлой, чтобы рыщущая
северная тварь без большого труда могла обнаружить любого
ночующего на равнинах путника, и он мысленно молился о том, чтобы
его друзья оказались достаточно благоразумны и провели ночь в
надежно укрытом месте. Он сложил свой рюкзак и оружие под одной из
раскидистых сосен и заполз в шалаш ее свисающих до земли ветвей.
Изголодавшийся за два последних дня пути, он мгновенно расправился с
остатками своих припасов, думая при этом, что в ближайшие дни
братьям также придется столкнуться с проблемой добывания пищи.
Вслух ругая невезение, разделившее их, он не спеша закутался в свое
легкое одеяло и быстро заснул, и огромный меч Лиха лежал обнаженным
рядом с ним, тускло блестя в лунном свете.
	Ничего не зная о событиях, развернувшихся этой ночью, пока он
крепко спал, несколькими милями южнее Серебряной реки, Менион
проснулся на следующее утро с созревшим новым планом. Если ему
удастся сократить путь, двигаясь на северо-восток, то он значительно
легче перехватит друзей по дороге. Он был уверен, что они решат идти
вдоль берега Серебряной реки, уводящей своими изгибами на восток,
вглубь лесов Анара, так что их пути должны будут пересечься где-то
выше по течению. Бросив еле заметный след, найденный днем раньше,
Менион двинулся через равнины в восточном направлении, думая при
этом, что если он не обнаружит их в верховьях реки, то всегда сможет
отправиться назад, вниз по течению. Также он питал надежду выследить
какую-нибудь мелкую дичь, чтобы добыть себе на обед мясо. На ходу он
насвистывал и напевал, его худое лицо расслабилось и просветлело в
ожидании новой встречи с потерявшимися в лесу друзьями. Он даже
представлял выражение угрюмого недоверия на мрачном лице старины
Флика, когда тот увидит, что он вернулся. Он шел легко, размашистым
быстрым шагом, спокойно и размеренно преодолевая мили, ровной
непринужденной поступью опытного охотника и путешественника.
	В пути его мысли снова и снова возвращались к событиям
последних дней, и он размышлял над значением всего происшедшего. Он
плохо помнил историю Великих Войн и правления Совета Друидов,
таинственного появления так называемого Повелителя Колдунов и
поражения, нанесенного ему объединенной мощью трех народов.
Больше всего его беспокоило свое почти полное незнание легенды о
Мече Шаннары, сказочном оружии, имя которого столько лет стояло в
одном ряду с понятиями "свобода" и "отвага". Теперь же Меч по праву
рождения принадлежал никому не известному сироте, полуэльфу,
получеловеку. Мысль эта выглядела столь нелепо, что он до сих пор не
мог свыкнуться с ней и представить Шеа в подобной роли. Чутье
подсказывало ему, что в этой картине чего-то недостает - какого-то
столь важного элемента, что без знания этой загадки великого Меча трое
друзей уподоблялись листьям, гонимым вихрем событий.
	Также Менион знал, что сам он участвует в этом приключении не
только из одних дружеских чувств. В этом Флик был прав. Даже сейчас
он не был уверен, что же все-таки убедило его отправиться в это
путешествие. Он понимал, что не может всерьез называть себя принцем
Лиха. Он понимал, что недостаточно глубоко заинтересован в знании
людей и никогда не стремился всерьез узнать их. Он никогда не пытался
понять важность вопросов справедливого правления королевством, где
единственным законом считалось слово монарха. Но все же он считал,
что кое в чем он ничем не хуже любого другого человека. Шеа сам
говорил, что мечтал иметь именно такого проводника. Возможно, и так,
праздно подумал он, но до этого дня жизнь его, как выяснилось,
состояла из одной сплошной цепочки удивительных переживаний и
безумных приключений, не служивших почти никакой разумной цели.
	Ровная, поросшая травой земля перешла в изрезанную оголенную
местность, резко поднимающуюся маленькими холмиками и круто
обыгрывающуюся глубокими, похожими на траншеи оврагами, что
затрудняло ходьбу и моментами даже делало передвижение
рискованным. Менион обеспокоено вглядывался вперед в поисках более
ровной местности, но здесь ему не удавалось взглянуть далеко даже с
вершин самых высоких холмов. Он продолжал шагать, решительно и
размеренно, проклиная изрезанную землю и мысленно браня свое
решение идти этим путем. На секунду его внимание рассеялось, затем
мгновенно сосредоточилось опять, ибо до него донесся звук
человеческого голоса. Несколько секунд он внимательно вслушивался,
но больше ничего не услышал и счел звук шумом ветра или плодом
собственного воображения. Однако мгновение спустя горец снова
услышал его, только в этот раз это был чистый звук женского голоса,
тихо напевающего где-то далеко впереди, низкого и нежного. Он ускорил
шаг, мысленно удивляясь, не обманывает ли его слух, но сладкозвучный
женский голос становился все громче и громче. Вскоре чарующие звук ее
пения заполнили воздух с бурным, почти безудержным весельем,
проникающим в самые глубины сознания горца, призывая его идти
вперед, быть свободным, как сама песня. Почти впав в транс, он
размеренно шагал вперед, широко улыбаясь тем образам, что возникали
перед его глазами под влиянием беспечной песни. Он вяло удивлялся,
что может делать женщина в этой безлюдной местности, во многих
милях от всяких поселений, но песня рассеивала все его сомнения, тепло
уверяя его в своей искренности.
	На гребне особенно крутого подъема, возвышающегося, над
окружающими пригорками, Менион заметил ее - сидящую под
маленьким искривленным деревом с длинными склоненными ветвями,
напомнившими ему корни ивы. Это была юная девушка, очень красивая
и, очевидно, чувствующая себя здесь как дома; она громко распевала,
равнодушная ко всем, кого могли невольно привлечь сюда звуки ее
голоса. Он не стал скрывать своего приближения, а подошел прямо к
ней, мягко улыбаясь ее юности и красоте. Она улыбнулась в ответ, но не
встала и не поприветствовала его, а продолжала выводить прежнюю
веселую мелодию. В нескольких футах от нее принц Лиха остановился,
но она быстро поманила его рукой, предлагая подойти поближе и
присесть рядом с ней под странной формы деревом. Именно тогда где-то
в глубине его души предостерегающе зазвенел крошечный нерв, какое-то
шестое чувство, не до конца усыпленное ее чарующим пением,
остановило его и поинтересовалось, почему вдруг эта юная дева молча
предлагает совершенно незнакомому человеку присесть рядом с собой. У
него не было причины медлить, кроме врожденного недоверия, которое
ощущает охотник по отношению к любому странному предмету и
явлению; но какова бы ни была эта причина, она заставила горца
остановиться. В тот же миг девушка и ее песня растаяли в воздухе, а
Менион остался смотреть на странно выглядящее дерево на голом
склоне.
	Какую-то секунду Менион медлил, не в силах поверить только что
увиденному, а затем торопливо попятился, отступая. Но в то же
мгновение земля под его ногами разверзлась, выбросив огромный клубок
крепких корней; они плотно обвились вокруг лодыжек юноши и
удержали его на месте. Менион рванулся назад, пытаясь выбраться.
Какое-то мгновение положение казалось ему просто смешным, но как он
ни старался, ему не удавалось освободиться от хватки корней. Еще
острее он ощутил необычность ситуации, когда поднял глаза и увидел,
что странное дерево с ветвями, походили на корни ивы, медленно,
плавно приближается к нему, вытянув вперед свои ветви с крошечными,
но зловещими иголочками на концах. Охваченный ужасным волнением,
Менион одним движением сбросил на землю свой рюкзак и выхватил их
ножен длинный меч, понимая, что девушка и песня были лишь
иллюзией, подманившей его к страшному дереву. Он начал бить мечом
по корням, держащим его, перерубив несколько из них, но дело шло
медленно; они слишком тесно сжали его лодыжки, и он не рисковал
наносить размашистые удары, боясь попасть себе по ноге. Внезапно он
осознал, что не успеет вовремя освободиться, и его охватила паника; но
он поборол ее и угрожающе закричал на растение, уже почти нависшее
над ним. Оно приблизилось еще немного, и, яростно замахнувшись, он
одним ударом отсек сразу десяток тянущихся к нему ветвей, и дерево
чуть отступило, содрогаясь от боли. Менион понял, что при следующей
атаке он должен поразить его нервный центр, иначе его не уничтожить.
Но странное дерево не стало больше двигаться вперед; собрав ветви в
клубок, оно по одной начало выбрасывать их в сторону неподвижного
путника, поливая его дождем крошечных иголочек. Большая их часть
пролетела мимо, многие отскочили от его жесткой туники и ботинок, не
причинив вреда. Но остальные впились в обнаженную кожу его рук и
лица, вызвав легкое жжение. Менион попытался стряхнуть их, не
переставая ожидать нового нападения, но иголочки обломились, оставив
свои кончики в коже. Он почувствовал, как его начинает обволакивать
вялая сонливость, и по участкам его кожи распространяется онемение.
Тут же он понял, что в иглах находится некое дурманящее вещество,
усыпляющее жертвы растения и делающее их беспомощными, что
облегчало их последующее расчленение. Он бешено боролся с
растекающимся по его телу чувством вялости, но вскоре бессильно упал
на колени, неспособный бороться, сознавая, что дерево победило.
	Но как ни странно, смертоносное дерево почему-то медлило, а
затем вообще начало пятиться, скручивая ветви для новой атаки. Из-за
спины упавшего горца донеслись медленные, тяжелые шаги, осторожно
приближающиеся. Он попытался повернуть голову, чтобы рассмотреть,
кто это, но рокочущий бас резко приказал ему не двигаться. Дерево в
ожидании сложило ветви, готовясь ударить, но за миг до того, как оно
метнуло бы свои смертоносные иглы, на него обрушился
сокрушительный удар огромной булавы, брошенной из-за плеча
упавшего Мениона. Бросок совершенно повалил странное дерево.
Тяжело раненое, оно с трудом поднялось, пытаясь защищаться. За
спиной Мениона коротко прозвенела отпущенная тетива, и в толстый
ствол дерева вонзилась длинная черная стрела. В тот же миг корни,
сковывающие его ноги, разжались и втянулись обратно под землю, а
само дерево охватила яростная дрожь; его ветви принялись хлестать по
воздуху и метать иглы во все стороны. Через некоторое время оно
медленно опустилось на землю. По нему пробежала последняя дрожь, и
оно больше не двигалось.
	Одурманенный ядовитыми иглами, Менион почувствовал, как
сильные руки его спасителя грубо стискивают его плечи и придают ему
полусидячее положение, а широкий о