е к себе. За великой Внешней Стеной города Тирсис ожидали приказов
два полка вновь собранного Граничного Легиона, готовые вступить в
бой с приближающейся армией Севера. Громадное войско уже подошло
к северному берегу разлившегося Мермидона и начало попытки
форсировать его. Если Легиону удастся хотя бы несколько дней
удерживать южный берег, то за это время, возможно, успеют прийти им
на помощь мощные эльфийские армии. Время, горько подумал Менион -
все, что нам сейчас нужно, это немного времени. Но пока что времени у
них не было. Как только в городе улеглись волнения и Балинор вновь
был назначен командиром, со всей возможной спешкой был созван
Граничный Легион, но за это время северяне уже подошли к Мермидону
и начали готовиться к его переходу.
	Балинор в этот день стал Королем Каллахорна, хотя некому было
праздновать это событие. Брат его лежал без сознания - без сил и совсем
близко к смерти. Лучшие врачи Тирсиса напряженно и терпеливо
осматривали его, стараясь определить причину его безумного поведения,
и через некоторое время пришли к выводу, что долгое время ему
подмешивали в еду некий порошок, сломивший его силу воли и
фактически превративший его в послушную куклу. Под конец его
правления дозы порошка возросли уже до такой степени, что его тело и
разум достигли пределов физической и умственной выносливости. В
конце концов, безумие стало реальностью.
	Балинор без единого слова выслушал их замечания. Час назад он
нашел своего отца, в пустой комнате в северной башне дворца
Буканнахов. Старый король был мертв уже несколько дней, и врачи
заключили, что ему в последнее время постоянно подсыпали в пищу яд.
Стенмин никого не впускал в эту комнату, за исключением
полубезумного Паланса, так что сохранить смерть Рула Буканнаха в
тайне ему было нетрудно. Если бы мистику удалось убить Балинора, то
он уже легко смог бы убедить Паланса открыть городские ворота
армиям Повелителя Колдунов, тем самым разрушив Тирсис. В тот раз
это ему почти удалось, и его последнее слово до сих пор не было сказано
- скрывшись от эльфов, Стенмин все еще прятался где-то в городе.
	В самом буквальном смысле слова, принц Каллахорна сейчас
держал в руках будущее всего Юга. Жители Тирсиса ожидали от рода
Буканнахов надежного правления и сильной власти. Граничный Легион
наилучшим образом выполнял свои боевые задачи под командованием
Балинора. Теперь же принц оказался последним из своего рода, и все
горожане смотрели на него как на нового вождя, хотя многие и не
осознавали этого. Если с ним что-то случится, Легион лишится лучшего
своего полководца, потеряет сердце своей боевой мощи, а королевство
лишится последнего из Буканнахов. Те немногие, кто до конца понимал
серьезность положения, сознавали, что Тирсис необходимо удержать, не
отдать наступающей армии Севера, иначе Юг будет потерян, а армии
гномов и эльфов окажутся разобщены. Алланон предупреждал, что если
это случится, то Повелитель Колдунов победил. Ключом к победе или
поражению в будущей войне был Тирсис, а ключом к Тирсису стал
Балинор.
	Этим утром Янус Сенпре доказал, что на него можно положиться.
Когда они расстались у ворот с Менионом, он разыскал командиров
Легиона, Фандуика и Гиннисона. Они втайне собрали часть верных
солдат распущенного Легиона и неожиданным быстрым ударом
захватили ворота города и солдатские казармы. Быстро двигаясь к
дворцу, они встречали множество союзников и почти никакого
сопротивления, и наконец весь город, за исключением фамильного
дворца Буканнахов и прилежащих садов, оказался в их руках. Заняв
позиции вокруг дворца и дожидаясь сигнала Мениона, трое командиров
и их сторонники вскоре услышали доносящиеся изнутри панические
крики об убийстве; боясь худшего, они решили штурмовать ворота и
ворвались внутрь как раз вовремя, чтобы помешать Балинору догнать
убегающего Стенмина. За время короткого восстания почти не
пролилось крови, и вскоре сторонники Паланса были либо арестованы,
либо предпочли вернуться в свои прежние отряды Легиона. Уже были
заново собраны два из пяти полков Легиона, а к заходу солнца должны
были собраться и получить оружие остальные три. Но разведчики
сообщили Балинору, что северяне спешат преодолеть Мермидон, и он
пришел к выводу, что если он хочет нарушить их планы, то надо
действовать немедленно.
	Гендель с братьями-эльфами в напряженном ожидании устроились
справа на ступенях дворца; на их лицах отражались смешанные чувства.
Гном выглядел все так же решительно, его немолодое лицо было
непроницаемо; время от времени он бросал случайные взгляды на горца
и его миловидную спутницу. Дарин словно постарел за эти дни - на
тонких эльфийских чертах его лица лежала тень знания грядущего, но
Даэль, мучимый теми мрачными мыслями, все же заставлял себя бодро
улыбаться. Менион переел свой взгляд на Балинора и командиров
Легиона. Гиннисон был крепко сбитым мужчиной со жгуче-рыжей
шевелюрой и сильными руками; Фандуик был стар и нестрижен, с
обвислыми седыми усами и тяжелым взглядом. Актон был среднего
роста и непримечательной наружности, он считался непревзойденным
наездником. Мессалайн же был высок и непреклонен, он с надменным
видом раскачивался на каблуках, слушая Балинора; и наконец, рядом с
ними стоял Янус Сенпре, только что произведенный в командирский чин
в знак признания его боевых заслуг в Керне и участия в перевороте в
Тирсисе. Долгие минуты Менион пристально изучал их, словно каким-то
образом по внешнему виду мог судить об их воинском умении. Затем
Балинор повернулся и направился к нему, жестом предлагая Генделю и
эльфам идти за ним.
	- Я немедленно отправляюсь к Мермидону,- тихо сообщил он,
когда все они собрались рядом. Менион открыл рот, но Балинор быстро
прервал его.- Нет, Менион, я знаю, о чем ты хочешь просить, и говорю -
нет. Все вы останетесь здесь, в городе. Я доверил бы любому из вас свою
жизнь, но моя жизнь не столь значительна по сравнению с судьбой
Тирсиса, и поэтому я прошу вас защищать город. Если со мной что-то
случится, вы знаете, как продолжать эту войну. Янус Сенпре останется с
вами, командовать городской обороной, и я велел ему все свои действия
согласовывать с вами.
	- Эвентин скоро придет,- торопливо сказал Даэль, честно стараясь
придать своим словам бодрость.
	Балинор улыбнулся и согласно кивнул.
	- Алланон никогда нас не подводил. Он не подведет и теперь.
	- Не рискуй головой без нужды,- мрачно напутствовал принца
Гендель.- От тебя зависит этот город и все его жители. Ты им нужен
живой.
	- До свидания, старина.- Балинор крепко пожал гному руку.-
Больше всего я полагаюсь на тебя. Твой опыт вдвое больше моего, и
стратег из тебя вдвое лучший. Береги себя.
	Он быстро повернулся, махнув рукой командирам, и сел в
ожидавший экипаж, который повез его к городским воротам. Янус
Сенпре ободряюще помахал Мениону, и дворцовая карета тронулась,
верховой эскорт четким строем двинулся сзади, и величественная
процессия под стук подков направилась к Сендикскому мосту. Четверо
товарищей и Ширль Рэвенлок смотрели ей вслед, пока она не пропала из
вида, а цокот копыт не затих вдали. Тогда Гендель задумчиво
проворчал, что неплохо было бы еще разок обыскать дворец на предмет
пропавшего Стенмина, и, не дожидаясь ответа, вновь исчез в замке
Буканнахов. Дарин с Даэлем зашагали за ним, не в силах избавиться от
непонятного уныния. За все их долгое путешествие, с того момента, как
они много недель назад покинули Кулхейвен, они впервые расстались с
Балинором больше, чем на пару часов, и мысль о том, что сейчас он в
одиночку направляется к Мермидону, беспокоила их.
	Менион прекрасно понимал их чувства; его собственная
беспокойная натура сама постоянно тянула его вслед за принцем, чтобы
быть рядом с ним в решающей битве с ордами Повелителя Колдунов. Но
сил у него почти не оставалось - он не спал уже без малого двое суток.
Напряжение боя перед островом Керн, долгое плавание вниз по
Мермидону и цепочка быстро сменяющихся событий, завершившихся
освобождением Балинора и его товарищей, пошатнула даже его крепкое
здоровье. Слегка пошатываясь, он направился с Ширль в прилежащий к
дворцу сад, и тяжело рухнул там на широкую каменную скамью.
Девушка молча присела рядом, наблюдая за его лицом; он закрыл глаза
и заставил себя расслабиться.
	- Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, Менион.- Ее нежный голос
мягко проник сквозь стену усталости.- Тебе хотелось бы сейчас оказаться
с ним.
	Горец усмехнулся и медленно кивнул. Его затуманенные мысли
расплывались.
	- Знаешь, тебе надо поспать.
	Он опять кивнул и вдруг подумал о Шеа. Где он сейчас? Куда
привели юношу его тщетные поиски ускользающего Меча Шаннары?
Резким усилием он стряхнул с себя сон и повернулся к Ширль, словно
боялся, что она могла исчезнуть. Он валился с ног от усталости, но хотел
сейчас поговорить с ней - ему необходимо было поговорить, потому что
другой возможности могло уже не быть. Тихо и задумчиво он начал
рассказывать ей о себе и Шеа, несвязными отрывками рисуя картину их
дружбы, так тесно связывавшей их все эти годы. Он говорил о тех днях,
что они провели вместе в холмах Лиха, постепенно переходя к истории
их похода в Паранор и поисков Меча. Временами он не мог найти слов,
пытаясь наиболее полно осветить глубинный смысл тех представлений о
мире, в которых они сходились, и философии, в которой им сойтись не
удавалось. Он все говорил и говорил, и Ширль начала понимать, что
Менион неосознанно пытается рассказать ей совсем не о Шеа, а о себе.
Тогда она остановила его, решительно прикрыв узкой ладонью его губы.
	- Он был единственным, кого ты по-настоящему хорошо знал, да? -
тихо спросила она.- Он был тебе как брат, и теперь ты чувствуешь себя
виноватым из-за того, что с ним случилось?
	Менион тоскливо кивнул.- Я сделал для него все, что мог. Если бы
я остался с ним в Лихе, это только отсрочило бы неизбежное. Я все это
понимаю, но от этого не легче. Я все-таки чувствую какую-то‡ вину‡
	- Если он так же знает тебя, как ты его, то сердце объяснит ему
твою правоту, где бы он ни был сейчас,- быстро ответила она.- Никто не
вправе винить тебя, за эти пять дней ты стал настоящим героем - и я
люблю этого героя, Менион Лих.
	Менион непонимающе посмотрел на нее, сбитый с толку таким
неожиданным заявлением. Смеясь над его замешательством, девушка
обняла его и прижалась к его груди, ее рыжие локоны мягкой волной
упали ему на лицо. На миг Менион заключил ее в объятия, затем нежно
взял за плечи и чуть отстранил от себя, внимательно разглядывая ее
лицо. Их глаза встретились.
	- Я хотела прямо сказать тебе. Я хотела, чтобы ты знал, Менион.
Если мы погибнем‡
	У нее вдруг перехватило дыхание, она отвернулась, и тронутый ее
словами горец увидел, как по ее щеках медленно стекают слезы. Он
протянул руку и быстро стер их, заставив себя беспечно улыбнуться,
затем поднялся на ноги, увлекая ее за собой.
	- Я прошел огромный, огромный путь,- тихо проговорил он.- Сто
раз мне грозила смерть, но я все еще жив. Я видел зло, рожденное в этом
мире и в тех мирах, что только снятся людям. Нам уже нечего бояться.
Любовь дает людям силы победить смерть. Надо только немного верить.
Просто верить, Ширль. Верить в нас.
	Она невольно улыбнулась.
	- Я верю в тебя, Менион Лих. Только не забудь сам в себя верить.
	Горец устало улыбнулся ей, крепко сжимая ее руки. Более
прекрасной девушки он не видел никогда, и любил ее больше жизни. Он
наклонил голову и нежно поцеловал ее.
	- Все будет хорошо,- заверил он ее.- Все образуется.
	Еще несколько минут они провели в одиночестве сада, тихо
беседуя и рассеянно бродя по узким тропкам, петляющим в теплом
ароматном море летних цветов. Но Менион держался на ногах уже из
последних сил, и Ширль вскоре поспешила настоять на том, что он
немедленно пойдет и выспится, пока еще есть время. Задумчиво
улыбаясь, он отправился в свою дворцовую спальню, где, не раздеваясь,
рухнул на одну из широких мягких кроватей и мгновенно провалился в
глубокий сон без сновидений. Он спал, и день медленно шел на убыль,
солнце клонилось к западу и наконец в ослепительном алом зареве
исчезло за горизонтом. С наступлением сумерек горец проснулся,
отдохнувший, но по-прежнему непонятно обеспокоенный. Он заглянул в
комнату к Ширль, и они вместе зашагали по пустынным коридорам
дворца Буканнахов в поисках Генделя и братьев-эльфов. Тихий звук их
шагов эхом отдавался в длинных холлах, они проходили мимо
застывших часовых и темных комнат, лишь на миг задержавшись перед
неподвижным, словно мертвым, телом Паланса Буканнаха, вокруг
которого суетились врачи с невыразительными лицами. Его состояние не
менялось, ослабшее тело и сломленный дух боролись с сокрушительным
натиском смерти, медленно и неотвратимо наваливающейся на него.
Когда они наконец молча отошли от его изголовья, в темных глазах
Ширль вновь стояли слезы.
	Уверенный, что его друзья уже направились к городским воротам
и ожидают там возвращения принца Каллахорна, Менион оседлал двух
лошадей, и они вместе поскакали по Тирсианской дороге. Ночь была
прохладная и безоблачная, освещенная серебряным сиянием луны и
звезд, и очертания городских башен ясно выделялись на фоне неба.
Лошади выехали на Сендикский мост, и Менион ощутил, как его
разгоряченное лицо нежными волнами гладит прохладный ночной
ветерок. На Тирсианской дороге стояла необычная тишина, улицы были
пустынны, а в выходящих на дорогу домах хоть и горел свет, но не
звучало ни смеха, ни застольных бесед. На осажденный город опустилось
ощутимое безмолвие, мрачное запустение, висящее над домами и
ожидающее сражения и смерти. Двое взволнованных всадников ехали в
этой зловещей тишине, пытаясь найти успокоение в красоте звездного
неба, обещающего земным народам тысячи различных завтра. Вдалеке
чернела громадная Внешняя Стена, на ее парапете горели сотни огней,
освещая солдатам Тирсиса путь домой. Их нет уже долго, подумал про
себя Менион. Но возможно, им удалось больше, чем кто-либо мог
надеяться. Возможно, они удержали Мермидон, выстояли под натиском
орд Севера‡
	Несколько минут спустя они оказались перед исполинскими
воротами в городской стене. В казармах Легиона кипела деятельность,
гарнизон лихорадочно готовился к предстоящему сражению. На каждом
углу стояли солдаты, и только после долгих объяснений Мениону с
Ширль удалось подняться на вершину широкой стены, где их тепло
встретил Янус Сенпре. Молодой командир провел здесь весь день с
самого отъезда Балинора, беспрестанно всматриваясь вдаль, и сейчас на
его худом лице лежала печать усталости и волнения. Вскоре из темноты
появились Дарин с Генделем и поспешили к ним, а затем к ним
присоединился и бродивший где-то Даэль. Они молча стояли и смотрели
во мрак, скрывающий на севере Мермидон и войска Граничного
Легиона. Свежий ночной ветер доносил издалека еле слышные крики и
шум сражения.
	Янус вскользь заметил, что выслал полдюжины разведчиков,
чтобы выяснить, что происходит у реки, но ни один еще не вернулся -
плохой знак. Несколько раз он порывался отправиться туда сам, но
каждый раз Гендель грубо напоминал ему, что он возглавляет оборону
Тирсиса, и каждый раз Янус неохотно отказывался от своей мысли.
Дарин твердо решил для себя, что если Балинор не вернется к полуночи,
то он сам отправится разыскивать друга. Эльф сможет проскользнуть
через любые вражеские посты незамеченным, говорил он. Но пока он
ждал вместе со всеми остальными, и опасения его с каждым часом росли.
Ширль кратко упомянула, что состояние Паланса Буканнаха остается
прежним, но не вызвала этим совершенно никакой реакции и вскоре
бросила свои безнадежные попытки отвлечь их мысли от сражения у
реки. Они ждали час, другой. Шум битвы медленно нарастал, крики
становились громче, и казалось, что сражающиеся постепенно движутся
в сторону города.
	Затем из тьмы прямо перед самым городским утесом внезапно
появился большой отряд всадников и пехотинцев, и начал отдельными
колоннами подниматься по широкой каменной галерее, ведущей к
городу. Их приближение осталось незамеченным, а неожиданное
появление из мрака вызвало громкие возгласы удивления на вершине
Внешней Стены. Янус Сенпре в испуге бросился к механизму,
закрывающему стальные засовы громадных ворот, боясь, что врагу
каким-то образом удалось обойти Балинора с флангов. Но Гендель
молча остановил его. Он понял, что происходит, еще прежде, чем
остальные начали догадываться. Перегнувшись через парапет, гном что-
то резко выкрикнул на своем языке и почти сразу же получил ответ.
Мрачно кивнув, Гендель указал на высокого всадника, возглавляющего
длинную колонну. В мягком лунном свете к небу поднялось покрытое
пылью лицо Балинора, и стоило им узнать его, как его мрачное
выражение подтвердило то, чего все они боялись. Граничный Легион не
смог удержать берег Мермидона, и армия Повелителя Колдунов
двигалась на Тирсис.


	Ближе к полуночи пятеро оставшихся спутников из маленького
кулхейвенского отряда собрались в небольшой уединенной столовой
фамильного дворца Буканнахов за легким ужином. Долгая битва на
берегу Мермидона, длившаяся весь день и вечер, была проиграна, хотя
враг и понес ужасающие потери. Какое-то время даже казалось, что
ветеранам Граничного Легиона удастся сдержать натиск северян и
отстоять южный берег быстрой реки. Но врагов были тысячи, и пройдя
по телам сотен, эти тысячи в конце концов достигли своей цели.
Всадники Актона быстрее молнии мчались вокруг цепи солдат Легиона,
противостоя всем попыткам врага обойти окопавшихся пехотинцев с
тыла. Атака по фронту Легиона завершилась гибелью сотен карликов и
троллей. То была самая страшная битва из всех, какие только видел
Балинор, и вскоре кровь раненых и убитых начала окрашивать воды
Мермидона в алый цвет. Но они по-прежнему атаковали - шли вперед,
словно живые мертвецы, не знающие чувств, разума и страха. Так велика
была власть Повелителя Колдунов над его смертными солдатами, что
смерть перестала для них что-либо значить. В конце концов правый
фланг линии обороны Легиона прорвал большой отряд бешеных
троллей; они погибли все до единого, но их маневр вынудил тирсианцев
теснее сдвинуть свой левый фланг. Тогда северяне прорвались.
	Уже близился закат, и Балинор понял, что после наступления
темноты даже лучшие солдаты в мире не смогут удержать южный берег.
Хотя за время дневной битвы Легион понес лишь легкие потери,
Балинор приказал полкам отступать к небольшому холму в нескольких
сотнях ярдов к югу от берега и перестроить там боевые порядки. Чтобы
помешать врагу укрепиться на захваченном берегу и перейти в
наступление, кавалерия Легиона постоянно отвлекала их быстрыми
ударами по флангам. Так они дождались темноты. Как только начало
смеркаться, орды северной армии двинулись через реку сплошным
потоком; со смесью изумления и ужаса воины Граничного Легиона
смотрели, как сотни выбравшихся на берег превращаются в тысячи, а
переправа все продолжалась. Глазам солдат предстало страшное
зрелище - столь чудовищна была эта армия, что земля по обе стороны
Мермидона, насколько хватало глаз, была покрыта сплошным живым
ковром.
	Но исполинские размеры армии Севера мешали ее движению,
командовать такой массой солдат было трудно и долго. Никто даже не
предпринимал усилий, чтобы выбить окопавшихся тирсианцев с
занятого ими холма. Напротив, перебравшись на южный берег, громада
армии начала нерешительно переминаться на месте, словно лишившись
руководства. Несколько отрядов тяжело вооруженных троллей
совершили отдельные вылазки против полков Легиона, но их было
недостаточно много, и ветераны уверенно выдержали их натиск. Но
когда наконец стемнело, вражеская армия вдруг начала строиться в
колонны по пять, и Балинор понял, что первая же организованная атака
сотрет Легион в пыль.
	Призвав все свое умение и отвагу, сделавшие его лучшим полевым
командиром Юга и полководцем легендарного Граничного Легиона,
принц приступил к сложнейшему тактическому маневру. Не дожидаясь
вражеского удара, он внезапно разделил свои полки и атаковал крайние
фланги колонн с