ьной дозы.
   - А теперь, когда они дрейфуют через место взрыва? - настаивал Мортон.
   - Из-за сильных воздушных потоков и турбулентных течений воды во время  и
сразу  после  взрыва,  -  терпеливо  объяснял  Хаузер,   -   большая   часть
радиоактивности была выброшена в  атмосферу  и  отнесена  ветром  далеко  на
восток.
   Там, где они находятся, они должны быть в безопасности.
   Телефон в отсеке издал мелодичное треньканье. Хаузер взял трубку.
   - Да?
   - Капитан здесь, сэр?
   - Даю его. - Он передал трубку Мортону.
   - Говорит капитан.
   - Сэр, это оператор сонара Кайзер.  У  меня  контакт.  Мне  кажется,  вам
следует послушать это.
   - Сейчас буду. - Мортон положил  трубку,  недоумевая,  почему  Кайзер  не
связался с ним по селектору, как обычно.
   Капитан застал оператора сонара первого класса  Ричарда  Кайзера  на  его
рабочем месте, склонившегося над пультом прибора и слушающим через  наушники
сигнал сонара; лоб оператора был наморщен  от  удивления.  Старший  помощник
Мортона, капитан-лейтенант Кен Фейзио, прижимал к своим ушам  запасную  пару
наушников. У него был совершенно обалдевший вид.
   - У вас контакт? - спросил Мортон.
   Кайзер не ответил  сразу,  а  продолжал  слушать  еще  несколько  секунд.
Наконец он сдвинул вверх левый наушник и пробормотал:
   - Это дико.
   - Дико?
   - Я поймал сигнал, которого просто не может быть.
   Фейзио покачал головой, подтверждая сказанное.
   - Это неслыханно.
   - Не  будете  ли  вы  столь  любезны  посвятить  меня  в  вашу  тайну?  -
раздраженно потребовал Мортон.
   - Я включу сигнал на динамик, - ответил Кайзер.
   Мортон и несколько офицеров и матросов,  к  которым  новость  о  странном
сигнале  просочилась  непонятно  как,  окружили  кабинку  сонара,   ожидающе
посматривая на динамик. Звуки не были чистыми,  но  все  же  их  можно  было
разобрать. Это были не высокие пронзительные свисты  дельфинов,  не  стрекот
кавитации гребных винтов; это были человеческие голоса, поющие песню.
   Нам с Минни звезды морские светили.
   Обняв ее крепко, целуя в ушко, О, что за ночи я проводил там В ее бунгало
на дне морском.
   Мортон смерил Кайзера ледяным взглядом.
   - Что это еще за фокусы такие?
   - Никаких фокусов, сэр.
   - Наверняка этот сигнал идет от той китайской джонки.
   - Нет, сэр, не от джонки и не от какого-либо другого надводного судна.
   - От другой подводной лодки? - скептически допытывался  Мортон.  -  Может
быть, от русской?
   - Нет, если только они не строят лодки в  десять  раз  прочнее  наших,  -
сказал Фейзио.
   - Какая дистанция и азимут? - требовательно спросил Мортон.
   Кайзер не знал, что и сказать. Он  смотрел  на  капитана,  как  маленький
ребенок, наделавший в штаны и боявшийся признаться.
   - Никакого горизонтального азимута, сэр. Пение раздается со дна моря,  из
глубины пять тысяч метров, прямо под нами.

Глава 12

   Желтоватую муть, образованную микроскопическими  панцирями  одноклеточных
морских  водорослей  диатомей,   постепенно   относило   прочь   извилистыми
облачками, затерянными в непроницаемом мраке абиссальных глубин.
   Дно котловины, на котором недавно стояла исследовательская станция  НУМА,
было завалено пластами ила и обрушенной породы.  Теперь  оно  выглядело  как
неровная, изрытая ямами и усеянная полузасыпанными глыбами и обломками  стен
площадка. После того как  затихли  последние  отзвуки  землетрясения,  здесь
должна была воцариться мертвая тишина,  но  вместо  этого  искаженный  напев
"Русалочки Минни" просачивался из-под  глыб  камня  и  толщи  ила  и  уходил
наверх, в бескрайнее водное пространство.
   Если бы кто-нибудь мог пройтись по этим кучам мусора, отыскивая  источник
звука, он не нашел бы ничего, кроме единственного штыря антенны,  торчавшего
из жидкой грязи. Штырь был погнут и искорежен.  Серовато-розовая  рыба-крыса
быстро  обследовала  антенну,  но,  найдя  ее  несъедобной,  махнула   своим
заостренным хвостом и лениво уплыла в темноту.
   Почти сразу же после исчезновения рыбы-крысы ил в  нескольких  метрах  от
антенны зашевелился, закручиваясь во все  расширяющуюся  воронку,  диковинно
подсвеченную снизу. Вдруг пучок яркого света брызнул  сквозь  взбаламученную
воду,  за  ним  появилась  механическая  рука,  сложенная  в  виде  ковша  и
разделенная у запястья на  суставчатые  пальцы.  Стальной  призрак  замер  и
вытянулся, как степной пес, сделавший стойку на задних лапах и вынюхивающий,
не донесется ли откуда-нибудь запах койота.
   Затем ковш изогнулся вниз и вгрызся в  морское  дно,  выкапывая  глубокую
траншею, которая начала у дальнего конца становиться более  мелкой,  образуя
что-то вроде наклонного пандуса. Когда механическая рука наткнулась на глыбу
камня, слишком большую, чтобы поместиться в ней, рядом, как  по  волшебству,
появилась огромная металлическая клешня. Своими похожими на когти  захватами
она обхватила глыбу, вырвала ее из ила и опустила на дно рядом  с  траншеей;
облако взбаламученной грязи поднялось со дна от удара  глыбы.  Затем  клешня
убралась прочь, и рука-ковш продолжила свою работу.
   -  Недурно  сделано,  мистер  Питт,  -  сказал  Планкетт,  с  облегчением
улыбнувшись. - К вечернему чаю вы нас откопаете, и мы сможем  проехаться  по
равнине.
   Питт отклонился назад в своем кресле с откидывающейся спинкой,  глядя  на
экран телемонитора  с  тем  же  пристальным  вниманием,  которое  он  обычно
приберегал для трансляции футбольного матча.
   - Мы пока еще не на дороге.
   - Забраться в  один  из  ваших  подводных  вездеходов  и  загнать  его  в
воздушный шлюз перед главным толчком землетрясения  -  это  была  гениальная
идея.
   - Ну, это уж слишком громко сказано,  -  пробормотал  Питт,  программируя
компьютер вездехода, чтобы слегка  изменить  угол  наклона  ковша.  -  Лучше
считайте, что я просто позаимствовал логику рассуждений доктора Спока.
   - Стены шлюза выдержали, - настаивал Планкетт, - если бы  не  прихотливая
игра случая, нас бы раздавило, как клопов.
   - Шлюзовая камера была  рассчитана  на  вчетверо  большее  давление,  чем
остальные конструкции станции, - заявил Питт тихим голосом, но с интонацией,
не допускающей возражений. - Прихотливая игра случая, как вы это  называете,
дала нам время на то, чтобы уравнять давление в шлюзовой камере с  наружным,
открыть внешнюю дверь и выехать  вперед  на  достаточное  расстояние,  чтобы
можно было работать клешней и ковшом, прежде чем начался обвал. В  противном
случае мы оказались бы запертыми в ловушке на более длительный срок, чем мне
хотелось бы думать.
   - О, черт  побери,  -  рассмеялся  Планкетт.  Его  мало  чем  можно  было
обескуражить. - Какая разница, если уж нам удалось выбраться из этой могилы.
   - Я прошу не произносить при мне слова "могила".
   - Извините. - Планкетт сидел в кресле рядом и немножко сзади от Питта. Он
внимательно осматривал кабину вездехода. - Чертовски неплохая машина.  Какая
у нее двигательная установка?
   - Небольшой атомный реактор.
   - Атомный? Правда? Вы, янки, никогда не перестанете изумлять меня.  Готов
биться об заклад, что мы сможем проехать на этом чудовище прямо  по  дну  до
пляжа Ваикики.
   - Вы бы выиграли ваше пари, - ответил Питт с кривой улыбкой. - Реактор  и
системы жизнеобеспечения "Большого Джона"  могут  доставить  нас  туда.  Вся
загвоздка в прискорбно малой скорости пять километров в час. Мы  подохнем  с
голоду за добрую неделю до того, как прибудем на место.
   - Вы не захватили с собой завтрак? - шутливо спросил Планкетт.
   - Даже ни одного яблока не взял.
   Планкетт сухо посмотрел на Питта.
   - Я бы даже согласился сдохнуть, лишь если бы мне  не  приходилось  снова
слушать эту треклятую песенку.
   - Вам не нравится "Минни"? - спросил Питт с притворным удивлением.
   - После того, как я услышал этот припев двадцать раз подряд, нет.
   - Поскольку корпус телефонного переговорного устройства  раздавило,  наше
единственное   средство   связи   с   поверхностью   -   это    акустический
радиопередатчик.
   Для переговоров его радиус действия совершенно недостаточен, но это  все,
что у нас есть. Я мог бы предложить вальсы Штрауса,  или  джазовые  оркестры
сороковых годов, но для наших целей они не годятся.
   - Я не в восторге от вашей фонотеки, - прорычал Планкетт. -  А  чем  плох
Штраус? - спросил он, взглянув на Питта.
   - Это инструментальная музыка, - ответил  Питт.  -  Искаженные  передачей
через воду, звуки скрипки похожи на писки дельфинов  или  нескольких  других
морских млекопитающих. Минни - это  вокальная  музыка.  Если  кто-нибудь  на
поверхности слушает, что происходит вокруг, то они будут знать,  что  кто-то
там внизу до сих пор жив.  Как  бы  она  ни  была  искажена,  старую  добрую
человеческую речь ни с чем нельзя спутать.
   - Со всеми вытекающими из этого преимуществами для нас - если  только  их
вообще удастся  извлечь,  -  сказал  Планкетт.  -  Если  будет  организована
спасательная операция, то нет никакого  способа  переместить  нас  из  этого
вездехода в глубоководный обитаемый аппарат иначе как через шлюзовую камеру.
   Никакого намека на такое устройство нет в  вашем  замечательном  во  всех
остальных  отношениях   тракторе.   Если   вы   позволите   мне   рассуждать
реалистически, то я не могу усмотреть  в  ближайшем  будущем  ничего,  кроме
нашей неизбежной кончины.
   - Я прошу не произносить при мне слова "кончина".
   Планкетт запустил руку в карман  своего  объемистого  свитера  и  вытащил
фляжку.
   - Здесь осталось лишь около четырех больших глотков,  но  это  должно  на
какое-то время поддержать в нас бодрость духа.
   Питт взял предложенную ему фляжку, и в этот момент  приглушенный  скрежет
потряс огромный  гусеничный  вездеход.  Ковш  вгрызся  в  каменную  массу  и
попытался оторвать ее от  грунта.  Вес  этого  обломка  намного  превосходил
предельно допустимую  безопасную  нагрузку,  машина  скрежетала  и  стонала,
пытаясь поднять обломок. Подобно олимпийскому  чемпиону,  из  последних  сил
выжимающему штангу в попытке завоевать золотую медаль, ковш раскачивался под
своей тяжелой ношей, поднятой над уровнем дна, и наконец сбросил ее  во  все
растущий вал вынутой породы, тянущийся рядом с траншеей.
   Наружные прожекторы не могли пронизать  грязевые  облака,  и  на  экранах
телемониторов внутри кабины управления можно было увидеть только  непрерывно
перемешивающиеся  желтые  и   серые   пятна.   Но   на   экране   компьютера
вырисовывалось трехмерное  изображение,  построенное  посредством  сонара  и
показывающее, насколько продвинулась работа по откапыванию прохода в завале.
   Полных пять часов прошло с тех пор, как Питт начал откапывать вездеход.
   Наконец он смог увидеть увеличенное изображение, показывающее  узкий,  но
достаточно ровный коридор, полого поднимающийся к поверхности морского дна.
   - Мы обдерем немного краски с крыльев, но я полагаю, что мы сможем  здесь
протиснуться, - уверенно заявил Питт.
   Надежда озарила лицо Планкетта.
   - Пихните эту крошку под  зад,  мистер  Питт.  Мне  до  чертиков  надоело
глазеть на эту липкую грязь.
   Питт слегка склонил голову набок и подмигнул попутчику.
   - Как прикажете, мистер Планкетт.  -  Он  перешел  с  автоматического  на
ручное управление и потер кисти рук,  как  пианист  перед  началом  игры.  -
Скрестите пальцы и помолитесь, чтобы траки гусениц  нашли  прочную  опору  в
этой каше, не то нам придется поселиться здесь надолго.
   Он осторожно повел вперед рычажок акселератора. Широкие гусеницы по бокам
"Большого Джона" пришли в движение, прокручиваясь  сквозь  мягкие  осадочные
породы и все набирая скорость по мере того, как Питт увеличивал мощность.
   Постепенно вездеход начал дюйм за дюймом продвигаться вперед. Затем вдруг
один из траков добрался до слоя маленьких камешков и зацепился  за  него,  и
огромную самоходную горную машину бросило в противоположную сторону траншеи.
Питт попытался удержать машину на курсе, но стена траншеи подалась, и  поток
жидкой грязи залил вездеход с одного бока.
   Он перевел рычажок акселератора  назад  до  упора,  затем  снова  вперед,
переключившись на  задний  ход,  затем  снова  на  полную  мощность  вперед,
раскачивая "Большой Джон"  взад-вперед.  Компактный  ядерный  реактор  давал
достаточную мощность, но гусеницы не  могли  зацепиться  за  твердый  грунт.
Камни и ил летели из-под них, когда гусеницы врезались в вязкую кашу.
   Но подводный экскаватор по-прежнему оставался застрявшим в  своей  тесной
темнице.
   - Может, нам лучше сделать перерыв и отчерпать  грязь  ковшом?  -  сказал
Планкетт абсолютно серьезным тоном. - Или  -  еще  -  лучше  остановиться  и
обдумать ситуацию.
   Питт потратил несколько секунд на то, чтобы обдать массивного англичанина
твердым, ледяным взглядом. Планкетт мог поклясться, что глаза  Питта  выжгли
немалую порцию его нервных клеток.
   - Множество моих людей долго и тяжело  работали  вместе  со  мной,  чтобы
построить первую глубоководную обитаемую станцию, - произнес он тоном,  едва
ли не сатанинским. - И кто-то, где-то ответственен за то, что она разрушена.
Они также повинны в потере вашего глубоководного аппарата,  вашего  базового
корабля и его команды. Вот в чем состоит ситуация. Ну, а если  говорить  обо
мне, то я намерен выбраться из этого дерьма, даже если  мне  придется  кишки
вырвать из этой машины, подняться на поверхность целым и  невредимым,  найти
этих подонков, которые стоят за всеми этими несчастьями, и  запихнуть  им  в
глотки их собственные зубы.
   Затем он повернулся и пустил гусеницы продираться через нагромождения ила
и камней. Странно вихляя,  огромная  машина  вгрызлась  траками  в  грунт  и
продвинулась вперед на метр, затем еще на метр.
   Планкетт сидел, как пень, не на шутку напуганный, но тем не менее  вполне
убежденный этим гневным обещанием. Клянусь Богом, подумал он, мне  думается,
этот парень может чертовски неплохо проделать это!

Глава 13

   А в это время на другом конце Земли, на  расстоянии  более  восьми  тысяч
километров, в глубокой шахте, вырубленной в  вулканической  породе,  бригада
проходчиков отошла в сторону,  освободив  проход,  и  два  человека  шагнули
вперед, заглянув в проломленную брешь в бетонной  стене.  Удушливым  смрадом
потянуло из отверстия, и сердца двадцати шахтеров сжались  от  страха  перед
неизвестным.
   Прожекторы, освещавшие узкий  штрек,  отбрасывали  причудливо  искаженные
тени на стены  открывшейся  полости.  Она  выглядела  как  широкий  туннель,
проходивший  за  бетонной  стеной  метровой  толщины.  Внутри   можно   было
разглядеть старый проржавевший грузовик, окруженный со всех  сторон  толстым
слоем валявшихся на полу туннеля серо-коричневых  щепок  -  так,  во  всяком
случае, это выглядело.
   Несмотря на  прохладный  влажный  воздух,  здесь,  глубоко  под  изрытыми
снарядами склонами острова Коррегидор у входа в манильскую гавань, эти двое,
заглянувшие в отверстие, обливались потом.  После  многих  лет  исследований
они, наконец, стояли на пороге обнаружения части огромного собрания  военных
трофеев второй мировой войны, известного  как  "золото  Ямасита".  Клад  был
назван  по  имени   генерала   Ямасита   Томоюки,   командующего   японскими
вооруженными силами на Филиппинах начиная с октября 1944 года.
   Огромные сокровища были захвачены японцами в ходе войны. Они свозились из
Китая,  стран  Юго-Восточной  Азии,  голландской  Вест-Индии  и  Филиппин  и
состояли из тысяч тонн редких камней  и  драгоценностей,  слитков  золота  и
серебра, статуй Будды и католических  алтарей,  инкрустированных  бесценными
камнями и окованных массивным золотом.
   Манила была местом сбора сокровищ перед предстоящей отправкой на кораблях
в Японию, но из-за больших потерь судов  на  поздних  стадиях  войны,  когда
американские подлодки господствовали в этой акватории,  менее  чем  двадцать
процентов  сокровищ  действительно  удалось  доставить  в  Токио.  Не   имея
возможности отступить, ожидая  неминуемого  вторжения  американцев,  готовых
отомстить за все свои потери, японские хранители  сокровищ  оказались  перед
трудной проблемой. Им  вовсе  не  хотелось  возвращать  ценности  странам  и
народам, которые они ограбили.
   Единственное, что им оставалось, -  это  спрятать  огромное  богатство  в
сотне разных мест на острове Лусон и поблизости от него,  надеясь  вернуться
после войны и тайно вывезти его к себе домой.
   Скромные оценки похищенных сокровищ в  текущих  ценах  финансовых  рынков
колебались между 450 и 500 миллиардами долларов.
   Раскопки на этом конкретном месте острова Коррегидор, на несколько  сотен
метров к западу и на добрый километр  глубже  бокового  туннеля,  в  котором
располагался  штаб  генерала  Макартура  до  его  эвакуации   в   Австралию,
продолжались уже четыре месяца. Используя копии  старых  японских  секретных
карт,  недавно  обнаруженные  в  архивах  ЦРУ  в  Лэнгли,   американские   и
филиппинские агенты секретных служб работали совместно, руководя раскопками.
Работа была крайне утомительной и продвигалась черепашьими темпами.
   Инструкции,  содержащиеся  в  картах,  были  переведены,   или,   скорее,
расшифрованы с древнеяпонского диалекта, не употреблявшегося уже тысячу лет.
К штольне с сокровищами нужно было подбираться сбоку под углом,  потому  что
туннель, по которому японцы их завозили, был заминирован несколькими  одно-и
двухтысячефутовыми бомбами и спроектирован так, чтобы при попытке проникнуть
в него непосредственно с торца он обвалился. Продвижение по двадцатимильному
лабиринту, выкопанному  японцами  во  время  оккупации  Лусона,  нужно  было
тщательно просчитывать; любая неточность грозила тем, что  шахтеры  потратят
впустую месяцы труда, ведя проходку на не правильной глубине, и разминутся с
содержащей клад штольней на несколько сантиметров.
   Более высокий из этой пары агентов, Фрэнк Манкузо,  показал  жестом,  что
ему нужен большой фонарь. Фонарь передали, и Фрэнк просунул его в пробоину в
стене.
   В желтом рассеянном свете его лицо заметно побледнело. Онемев  от  ужаса,
он понял, чем на самом деле были эти щепки.
   Рико  Акоста,  горный  инженер,  связанный   с   филиппинскими   службами
безопасности, придвинулся поближе к Манкузо.
   - Что ты там видишь, Фрэнк?
   - Кости, - ответил Манкузо почти что шепотом. - Скелеты.  Боже,  их  тут,
наверно, сотни. - Он отступил в сторону и кивнул Акосте.
   Агент-коротышка махнул рукой проходчикам, подозвав их к пролому в стене.
   - Расширьте проход, - приказал он.
   Бригаде шахтеров-филиппинцев потребовалось меньше часа,  чтобы  кувалдами
расширить отверстие настолько, что туда мог пролезать человек. Бетон  стенок
туннеля был скверного качества,  хрупкий  и  легко  крошащийся  под  ударами
кувалд.
   Это было воспринято  как  приятная  неожиданность,  поскольку  никому  не
хотелось идти на риск и применять здесь взрывчатку.
   Манкузо сидел поблизости  от  пролома,  покуривая  свою  короткую  кривую
трубку. В сорок два года он все еще сохранял  долговязую,  худощавую  фигуру
баскетболиста.  Длинные  каштановые  волосы  ниспадали   ему   на   загривок
засаленными прядями, которые давно следовало бы помыть; его мягкое, округлое
лицо, явно  немецкого  происхождения,  больше  подошло  бы  бухгалтеру,  чем
инженеру, которому вечно приходится  возиться  в  грязи.  В  голубых  глазах
Фрэнка сквозила рассеянная мечтательность: казалось, они никогда не могли ни
на чем сосредоточиться, но он подмечал все, что было доступно взору, и  даже
многое сверх того.
   Выпускник Колорадского  горного  института,  он  провел  свою  молодость,
шатаясь по всему свету и занимаясь  геологоразведочными  работами,  руководя
пробными  разработками  и  всюду  разыскивая  драгоценные  камни.  Опалы   в
Австралии, изумруды в Колумбии, рубины в Танзании - он охотился  за  ними  с
переменным успехом. Он потратил три года, пытаясь найти на северном