- Совершенно верно... - Лилли слабо улыбнулся. - Единственная надежда  на
то, что Рондхейму противостоит человек более выносливый, чем могли вычислить
его компьютеры.
   Поддержка в глазах Лилли стала тем дополнительным  импульсом,  в  котором
нуждался Питт. Он с трудом  встал  на  ноги  и  оглядел  фигуры,  беспомощно
лежавшие в разных местах оврага.
   - А что Рондхейм сломал вам?
   - Оба плеча и, по-моему, таз, - Лилли говорил  об  этом  таким  спокойным
голосом, как будто описывал поверхность Луны.
   - Да, наверное, вы жалеете, что не  находитесь  сейчас  в  Сент-Луисе  на
пивоварне вашего отца?
   -  Не  очень.  Старик  никогда  особенно   не   рассчитывал   на   своего
единственного сына. Если я... если  я  умру,  когда  вы  вернетесь,  скажите
ему...
   - Зачитайте ему некролог сами. Мне это не доставит большого удовольствия,
- Питт старался говорить спокойно. - Я никогда не любил пиво "Лилли".
   Он повернулся и встал на колени перед Тиди.
   - А что они повредили тебе, моя крошка?
   -  У  меня  сместились  лодыжки.  -  Она  игриво  улыбнулась.  -   Ничего
серьезного. Кажется, мне повезло.
   - Мне очень жаль. Если бы не моя топорная работа, ты бы не лежала здесь.
   Она взяла его руку и сжала.
   - Это более занимательно, чем печатать под диктовку документы адмирала.
   Питт аккуратно взял ее на руки, поднял и положил рядом с Лилли.
   - Это твой шанс, маленькая золотоискательница. Настоящий живой миллионер.
И на последующие несколько часов он принадлежит только тебе.  Мистер  Джером
Пи Лилли, могу я представить  вам  мисс  Тиди  Ройял,  самую  очаровательную
девушку всей Национальной службы глубоководных исследований?
   Питт поцеловал ее в лоб и, неловко споткнувшись, встал на ноги. Он сделал
несколько неуверенных шагов по сырой земле и подошел к человеку, которого он
знал просто как Сэма.  Он  вспомнил  его  благородные  манеры,  его  голубые
проницательные глаза, на которые  обратил  внимание  еще  там,  в  оружейной
комнате. Сейчас он увидел его, лежавшим с двумя сломанными, как ветви  дуба,
ногами, и его глаза сделались тусклыми от невыносимой  боли.  Питт  заставил
себя улыбнуться ему ободряющей улыбкой.
   - Потерпите, Сэм, - сказал  он,  мягко  прикоснувшись  к  плечу  пожилого
человека. - Я вернусь еще до обеда с  самой  привлекательной  медсестрой  во
всей Исландии.
   На губах Сэма мелькнула еле заметная улыбка.
   - Для человека моего возраста предпочтительнее была бы сигара.
   Питт наклонился и сжал руку Сэма. Голубые глаза  внезапно  ожили,  старик
приподнялся и ответил на рукопожатие с такой силой, какой Питт не ожидал  от
него. В чертах его усталого морщинистого лица появилась решимость.
   - Его надо остановить, майор Питт, - сказал он тихим голосом,  перешедшим
в шепот. - Джеймсу нельзя позволить осуществить его  чудовищные  планы.  Его
цели, может быть, и благородны,  но  люди,  которые  окружают  его,  мечтают
только о богатстве и власти.
   В ответ Питт только кивнул.
   - Я прощаю Джеймса за то, что он сделал. -  Сэм  говорил  так  тихо,  как
будто он обращался к себе самому. - Скажите ему, что его брат прощает...
   - Боже! - онемел Питт. - Он - ваш брат?
   - Да, Джеймс - мой младший брат. Я оставался в тени в течение многих лет,
решая финансовые вопросы нашей многонациональной корпорации.  Джеймс,  более
ловкий и активный, стал более известен.  До  последнего  времени  мы  являли
собой достаточно удачное сочетание. - Сэм Келли кивнул Питту  едва  заметным
жестом прощания. - Да хранит вас Бог!
   Он слабо улыбнулся.
   - И не забудьте мою сигару.
   - Можете на нее рассчитывать, - пробормотал Питт. Он  отвернулся.  Голова
кружилась от противоречивых образов и эмоций. Затем ненависть - его основная
движущая  сила,  начала  вытеснять  все  остальное  -   ненависть,   которая
разгоралась в нем, когда Рондхейм только  начал  свое  садистское  убийство,
заполнила  его  сознание  пылающим  огнем.  Низкий  голос   вернул   его   к
действительности. Это был русский дипломат Тамарезов.
   - Сердце верного коммуниста с вами, майор Питт.
   Питт задержался с ответом.
   - Благодарю  вас.  Не  часто  коммунист  доверяет  спасение  своей  жизни
капиталисту.
   - Да, эту пилюлю нелегко проглотить.
   Питт остановился и задумчиво посмотрел на Тамарезова, на его левую  ногу,
неестественно отставленную в сторону. Черты его лица смягчились.
   -  Если  вы  обещаете  не  устраивать,  пока  меня  не   будет,   никаких
пропагандистских лекций, я вернусь для вас с бутылкой водки.
   Тамарезов с любопытством посмотрел на Питта.
   - Это проявление американского юмора, майор? Но я надеюсь,  насчет  водки
вы говорите серьезно.
   Улыбка появилась в уголках губ Питта.
   - Конечно, поскольку я собираюсь сбегать в винный  магазин  за  углом,  я
просто хотел взять что-нибудь и для вас.
   И прежде чем русский  смог  что-то  ответить,  Питт  повернулся  и  начал
забираться по крутому склону оврага вверх.
   Питт старался передвигаться очень осторожно, по  несколько  дюймов,  так,
чтобы движения причиняли как можно меньше  боли  его  сломанному  ребру.  Он
скреб руками мягкую, скользкую землю и подтягивался вверх, не глядя  никуда,
только строго перед собой. Первые  двадцать  ярдов  дались  ему  без  труда.
Однако потом  склон  сделался  круче,  и  земля  стала  более  твердой,  что
затрудняло движение.
   Подъем стал невыносимо трудным, что еще больше усугубляла  боль  от  ран.
Его силы истощились, движения стали совершенно механическими: зацепляться  и
подтягиваться, зацепляться и подтягиваться. Сначала он пытался считать футы,
но после  тридцати  потерял  счет,  его  мозг  отказывался  выполнять  любые
умственные функции.
   Он был как слепой. Единственное ощущение, которое у него  осталось,  было
осязание. В этот момент страх впервые  настиг  его  -  это  не  была  боязнь
падения или страдания от ран - это был настоящий холодный страх, что  он  не
сможет помочь людям, что их жизни зависят от того, доберется он или  нет  до
той полосы, которая соединяет землю и небо  и  которая,  казалось,  так  еще
далека. Минуты казались часами. Сколько прошло времени? Он не  знал,  он  не
имел  никакого  представления.  Время,  как  средство  измерения,   уже   не
существовало. Его тело превратилось в  тело  простого  робота,  повторяющего
одни и те же движения, даже не нуждаясь в командах мозга.
   Он опять начал считать, но на этот раз остановился на десяти. "Теперь,  -
сказал он себе, - одна минута отдыха, и  снова  вверх".  Дыхание  его  стало
прерывистым, пальцы  кровоточили,  ногти  сломались,  мускулы  рук  ныли  от
постоянного напряжения.  По  лицу  катился  пот,  но  воспаленная  плоть  не
чувствовала ничего. Он сделал еще одну остановку  и  сквозь  щели  распухших
глаз посмотрел наверх. Край оврага  скрывался  за  неясной  линией  туманных
очертаний, что затрудняло определение расстояния.
   И вдруг неожиданно его руки почувствовали мягкую  землю  края  оврага.  С
силой, о которой и не подозревал, он вытолкнул свое тело и  перевернулся  на
спину, замертво растянувшись на ровной поверхности.
   Минут пять Питт лежал неподвижно,  от  пульсирующего  дыхания  вздымалась
только  его  грудь.  Постепенно  чувство  полного  изнеможения  переросло  в
тревогу, С трудом он поднялся на ноги и посмотрел вниз, на  дно  оврага,  на
крошечные  фигурки,  разбросанные  там.  Он  сложил  руки   рупором,   чтобы
закричать, но потом передумал. Все,  что  могли  видеть  люди,  находившиеся
внизу, это его голову и плечи, возвышавшиеся над краем оврага. Он махнул  им
рукой и пошел.

Глава 18

   Питт стоял как одинокое дерево посреди большой пустынной равнины. Во  все
стороны, куда простирался взгляд, она  была  покрыта  темно-зеленой  мшистой
растительностью. На краю горизонта  виднелись  невысокие,  в  легкой  дымке,
холмы. За исключением нескольких одиноких кустиков, пробивавшихся к  солнцу,
земля была совершенно необитаемой. У него было такое чувство, что он в  этой
холодной пустыне  совсем  один,  но  вдруг  он  заметил  небольшого  бекаса,
взмывшего в небо в поисках невидимой добычи. Он летел  в  сторону  Питта  и,
находясь на высоте двухсот футов, стал кружить над его головой,  внимательно
приглядываясь к этому странному животному,  неприкаянно  стоявшему  в  своем
желто-красном оперении посреди огромного зеленого ковра.  Сделав  три  круга
над  головой  Питта,  маленькая  птичка  потеряла  к  нему  всякий  интерес,
взмахнула крыльями и полетела дальше.
   Как бы угадав "мысли" маленькой птички, Питт уставился на свое одеяние  и
пробормотал: "Да, похоже, одет не к месту. Выгляжу я, конечно, нелепо".
   Звук собственного голоса пробудил его от раздумий. Мозг заработал  вновь.
Его охватило чувство небывалого подъема: несмотря на раны, он  был  жив.  Он
смог выбраться из этого проклятого оврага, и он должен найти помощь  раньше,
чем оставшиеся внизу люди умрут от переохлаждения. В приподнятом  настроении
он направился в сторону видневшихся на горизонте холмов.
   "Пятьдесят футов, не больше", - подумал он, но внезапно его мозг пронзила
мысль - он заблудился. Солнце высоко  стояло  на  небе.  Не  было  ни  одной
звезды, которая могла бы указать ему направление. Север, юг, запад, восток -
это были просто слова, которые ничего для него не означали: их  нельзя  было
определить. Как только он вступит в зону стелившегося по  земле  тумана,  он
совсем  перестанет  ориентироваться.  Он  шел  наугад,  не   имея   никакого
представления о направлении.
   В то холодное влажное утро  он  даже  не  почувствовал  страха  -  ярость
поглотила все его мысли, злость на свое собственное благодушие, которое чуть
не привело его к концу. "Каждая случайность, - думал он,  -  каждый  вариант
был просчитан этими дьявольскими компьютерами "Хермит лимитед". Ставки в той
кровавой игре, которую затеяли Келли, Рондхейм и их компания,  были  слишком
высоки". Он заставил себя успокоиться, сел на землю и стал думать.
   Не надо было обладать слишком большим воображением чтобы понять,  что  он
оказался где-то в центре безлюдной части Исландии. Он постарался  вспомнить,
что он знал об этом райском уголке Северной Атлантики, что говорили  морские
карты, которые он изучал на "Катавабе". Остров протянулся на  сто  девяносто
миль с севера на юг и примерно  на  три  сотни  миль  с  запада  на  восток.
Поскольку расстояние  с  севера  на  юг  было  намного  короче,  оба  других
направления были им сразу отвергнуты. Если  он  пойдет  на  юг,  то,  скорее
всего, попадет на ледник Ватнайекулль, самый большой не только  в  Исландии,
но и во всей Европе. А это будет означать конец всему.
   "Значит, на север", - решил  он.  Логика  его  мышления  была  достаточно
примитивной, но была еще одна причина: он  принял  решение,  противоречившее
возможным компьютерным  выкладкам,  согласно  которым  он  выбирал  наименее
разумное  направление.  Обычный  человек  в  подобной   ситуации   стал   бы
пробираться в сторону Рейкьявика, крупнейшего центра цивилизации на острове,
находившегося далеко на юго-западе. "Эту случайность они  не  предусмотрели.
Они рассчитали все исходя из логики обычного человека", - подумал Питт.
   Теперь у него был ответ - надо идти на север - но это было  еще  не  все.
Где, в какой стороне находился север? И даже если бы  он  знал,  он  не  мог
двигаться точно по прямой.  Он  знал,  что  любой  правша,  не  имея  точных
ориентиров,  обязательно  будет  уклоняться  в  правую  сторону.  Эта  мысль
тревожила Питта.
   Гул двигателя самолета прервал  его  раздумья.  Прикрыв  рукой  глаза  от
блеска яркого  голубого  неба,  он  поднял  голову,  глядя  на  пассажирский
самолет,  безмятежно  совершавший  свой  далекий  путь.  Питт   мог   только
предполагать о месте его назначения. Он мог лететь куда угодно: на запад - в
Рейкьявик, на восток - в Норвегию, на юго-восток - в Лондон.  Он  не  сможет
правильно определить направление без компаса.
   Слово "компас" застряло у него в голове, как мысль о банке ледяного  пива
у человека, попавшего в центр Сахары. Компас, простой кусочек намагниченного
железа, надетого на небольшой штырь и плавающего в смеси воды  и  глицерина.
Внезапно в глубине его мозга забрезжил свет. Он вспомнил урок,  который  ему
преподали много лет назад, когда он ходил в горы с отрядом бойскаутов.
   Минут десять ушло, пока он нашел небольшую заводь, спрятанную  в  низине,
прямо у  подножия  небольшого  куполообразного  холма.  Быстро,  как  только
позволяли его сбитые в кровь пальцы, он отстегнул коричневый кушак и вытащил
скреплявшую его булавку. Обвязав один конец длинного шелкового шарфа  вокруг
своей ноги, он встал на колени и, туго натянув другой свободный конец  левой
рукой, правой начал тереть булавкой о шелк,  пытаясь  намагнитить  маленький
кусочек металла.
   Холод становился  все  сильнее.  Питт  чувствовал  озноб  сквозь  влажную
одежду. Булавка  выпала  из  окостеневших  пальцев,  и  он  несколько  минут
безнадежно искал ее во мшистой  земле,  пока  острый  серебряный  кончик  не
воткнулся ему под ноготь. Он был почти благодарен боли:  она  означала,  что
пальцы еще не потеряли чувствительность. Он снова начал  тереть  булавкой  о
кушак, стараясь, чтобы она не выскользнула из его пальцев.
   Когда он решил, что булавка уже достаточно намагнитилась, он потер  ее  о
лоб и нос, чтобы она покрылась жиром кожи лица. Затем вытащил из рубашки две
небольшие ниточки и аккуратно обвязал ими булавку.  Наступила  самая  хитрая
часть операции. Питт расслабился на мгновение, сгибая и разгибая  пальцы,  и
перебирая ими, как пианист перед выходом на сцену.
   Чувствуя, что он  готов,  Питт  осторожно  поднял  булавку  и  как  можно
медленнее опустил ее в маленький спокойный водоем.  Задерживая  дыхание,  он
наблюдал, как вода прогнулась под весом булавки, затем его  пальцы  медленно
отпустили нитки, чтобы булавка, движимая земным притяжением  и  удерживаемая
жиром, свободно вращалась в воде.
   Только  ребенок,  ожидающий  подарков  у   рождественской   елки,   может
испытывать такое же удивление, какое пережил Питт, когда он увидел, как  эта
сумасшедшая булавка описала в воде полукруг и повернулась острием в  сторону
магнитного полюса.  Минуты  три  он  сидел,  замерев,  вставившись  на  свой
крохотный компас, с таким чувством, что, если он прикроет глаза, она  пойдет
ко дну и исчезнет.
   - Посмотрим, что  ваши  чертовы  компьютеры  смогут  сделать  с  этим,  -
пробормотал он.
   Неопытный человек с радостью бы бросился в том  направлении,  на  которое
указало острие булавки, решив что это и есть истинный север.  Но  только  не
Питт. Он знал  что  единственным  местом,  где  компас  точно  указывает  на
Северный  полюс,  был  небольшой  участок  в  районе  Великих   Озер   между
Соединенными  Штатами  и  Канадой,  там  где  Северный  и  магнитный  полюса
совпадают. Как  опытный  навигатор,  он  также  знал,  что  магнитный  полюс
располагается где-то между островами принца Уэльского и Гудзоновым  заливом,
примерно на тысячу миль южнее Северного полюса и только на сто миль севернее
Исландии. Это означало, что  стрелка  его  компаса  указывала  на  несколько
градусов на северо-запад.  Питт  достаточно  приблизительно  рассчитал,  что
отклонение компаса должно составлять восемьдесят  градусов.  Теперь  он,  по
крайней мере, знал, что север находится вправо  от  того  направления,  куда
указывало острие булавки.
   Питт  вытащил  свой  примитивный  компас  из  воды  и  пошел  туда,   где
расстилался туман. Не прошел он и сотни  ярдов,  как  почувствовал,  что  из
разбитой губы брызнула кровь, ныли десны, из которых были выбиты зубы.  Боль
в паху от удара Рондхейма вынуждала его идти медленно, останавливаясь  через
несколько шагов. Он заставлял себя двигаться  вперед,  цепляясь  за  остатки
сознания. Земля была твердая и ровная.  Скоро  он  уже  потерял  счет  своим
падениям, и  шел,  обхватив  руками  грудь,  чтобы  ослабить  боль,  которую
испытывал от движения из-за сломанного ребра.
   Удача сопутствовала ему. Часа через полтора туман рассеялся, и он  увидел
огромное  количество  горячих  источников,  которые  вместе  с   самодельным
компасом давали ему возможность держаться правильного направления.
   Прошло  еще  несколько  часов.   Испытывая   каждую   минуту   страдание,
пронизывающий холод, сильную боль, Питт пытался  сохранить  сознание.  Время
превратилось в вечность, которая, казалось, не кончится, пока он  не  ступит
на влажную мягкую траву. Он уже не был уверен,  что  проживет  еще  хотя  бы
несколько часов.
   Шаг за шагом, бесконечный цикл, Питт  двигался  вперед,  чувствуя  полное
изнеможение. Он не мог сосредоточиться  ни  на  чем,  кроме  как  на  каждой
следующей отметке, на очередном отрезке пути, а когда он преодолевал его, то
думал  только  о  следующем.  Логика  уже  не  существовала.  Его   сознание
просыпалось только тогда, когда из дальних  туманных  его  уголков  поступал
сигнал о том, что он сбивается с курса.
   Прошедшие  двенадцать  часов  показались  ему  двенадцатью   годами.   Он
остановился у серного источника и опустил  свой  маленький  компас  в  воду.
Однако на этот раз пальцы не были столь точны, булавка выпала из рук,  упала
в воду и пошла ко дну. Он не  успел  подхватить  ее  и  долго  сидел  потом,
бессмысленно глядя в воду. Ему казалось, что надеяться уже не на что, что он
никогда не сможет выбраться из этой бескрайней ледяной пустыни.
   Опухшие глаза открывались с  трудом,  ноги  ныли  от  изнурения,  дыхание
прерывалось. Но он опять поднялся  и,  спотыкаясь,  побрел  вперед,  ведомый
какой-то непонятной внутренней  силой,  о  существовании  которой  он  и  не
подозревал раньше. Ему казалось, что тело его уже мертво, он  не  чувствовал
боли и никаких эмоций. Питт  понял,  что  уже  переступил  порог  физической
чувствительности. Он упал.
   Внезапно он услышал какой-то шум  и  прислушался.  Действительно,  сквозь
пустоту бесконечной  равнины  пробивался  какой-то  пульсирующий  звук.  Его
оцепеневший мозг отказывался постичь и объяснить услышанное, так  же  как  и
предположить, откуда звук доносится,
   Затем все стихло. Звук исчез. Питт уже не мог  думать  о  людях,  которые
остались там, в ущелье, чувство ответственности за их судьбы исчезло за  эти
бесконечные часы скитаний. Он думал только об одном - перестать цепляться за
жизнь и спокойно умереть под холодным северным  солнцем.  Это  было  бы  так
просто - остановиться и погрузиться в черную пустоту небытия.
   Пара сапог, старых кожаных  сапог,  появилась  перед  невидящими  глазами
Питта там, где только что было бескрайнее пространство  дикой  травы.  Затем
руки  этого  призрака  перевернули  его  на  спину,  и  он  увидел   усталое
морщинистое лицо с голубыми глазами. Густые седые волосы нависли надо  лбом,
как шлем воина на старинных фламандских полотнах. Старик, которому было  уже
далеко за семьдесят, одетый  в  поношенный  толстый  свитер,  склонился  над
Питтом и дотронулся до его лица.
   Затем, не  говоря  ни  слова,  с  силой,  удивительной  для  мужчины  его
возраста, он поднял Питта и понес. Сквозь обрывки сознания Питт подумал, что
это мираж, чудо, невероятное совпадение, что его нашли. Он упал недалеко  от
узкой грязной дороги, которая проходила рядом с рекой, покрытой льдом. Потом
Питт понял, что шум, который он слышал, доносился не от реки, а от двигателя
старого, в нескольких местах пробитого "джипа".
   Подобно ребенку, укладывающему спать свою куклу, положил старый  исландец
Питта на переднее сиденье машины. Он завел свой старый "джип" и пустился  по
продуваемой ветром дороге. Вскоре они въехали в гряду холмов, перемежавшихся
сочными зелеными лугами, где-то и дело  при  появлении  "джипа"  взмывали  в
воздух  стаи  птиц,  закрывая  собой  солнце.  Наконец  они  остановились  у
небольшого домика с выкрашенными в белый цвет стенами и красной крышей