инг.
 
Глава 73 
 
   Сидя в неудобной позе на полу, Превлов поднял голову в момент,  когда
охранник  из  отряда  SEAL,  шагавший  взад-вперед  по  коридору,  мягко
повернул ключ в хорошенько промасленном замке и  распахнул  дверь  каюты
С-95, где находился русский пленник. Удостоверившись, что тот на  месте,
охранник  переложил  свою  М-24  в  другую  руку  и  пропустил  в  каюту
посетителя.
   На нем был темный костюм, в руке обыкновенный атташе-кейс. Поймав  на
себе напряженный взгляд Превлова, мужчина чуть улыбнулся.
   - Добрый день, капитан Превлов. Я Уоррен Николсон.
   - Знаю, - Превлов легко поднялся и корректно кивнул вошедшему.  -  Не
думал, что сам шеф ЦРУ Уоррен Николсон захочет видеть меня.  По  крайней
мере, не думал, что именно при таких вот обстоятельствах.
   - Приехал специально для того, чтобы сопровождать вас  в  Соединенные
Штаты.
   - Весьма польщен.
   - Это  как  раз  мы  должны  чувствовать  себя  польщенными,  капитан
Превлов. Такие, как вы, гости - большая редкость.
   - Стало быть, надумали провести публичный процесс, с приглашением  на
него  международной  прессы,  да?  Собираетесь,   наверное,   предъявить
обвинение Советскому Союзу за пиратство в международных водах?
   Николсон снова улыбнулся.
   - Нет, ну что вы. Кроме меня и нескольких членов правительства никто,
даже и не узнает о вашем переходе к нам на службу.
   - На службу?! - воскликнул  Превлов,  не  ожидавший  такого  поворота
событий.
   Николсон молча кивнул.
   - Но вы не сможете заставить меня перейти к вам на службу,  -  твердо
заявил Превлов. - При любой возможности я буду отрицать это.
   - Что ж,  вполне  достойный  с  вашей  стороны  ответ...  -  Николсон
равнодушно пожал плечами. - Но хочу, чтобы вы  понимали.  Никакого  суда
над вами не будет, на это не рассчитывайте. И допросов никаких  тоже  не
будет. Единственной возможностью уцелеть  остается  для  вас  просьба  о
предоставлении политического убежища.
   - Вы сказали, не будет допросов. Должен уличить вас во лжи.  Ни  одна
разведка мира не откажется выбить  всю  интересующую  ее  информацию  из
человека, который занимает такое  положение,  как  у  меня  в  советской
разведке.
   - Какую информацию, капитан Превлов, о чем вы говорите?! - сказал, не
повышая тона, Николсон. - Даже если бы вы очень захотели, то и тогда  не
сумели бы нам рассказать ничего, что нам до сего времени неизвестно.
   От  этих  слов  у  Превлова  голова  пошла  кругом.  "Перспектива,  -
сообразил он. - Он должен определить  какую-то  перспективу.  У  него  в
сейфе, в Москве, находится масса секретной разведывательной  информации,
которую американцы никогда бы не сумели заполучить..."
   Он спокойно встретился взглядом с Николсоном и, глядя  ему  в  глаза,
тихо сказал:
   - Лейтенант  Марганин  сотрудничает  с  вами...  -  Это  было  скорее
утверждение, чем вопрос.
   - Да, - подтвердил Николсон. - Настоящее его имя Гарри Кошкоский,  он
родом из городка Ньюарк, Нью-Джерси.
   - Это невозможно...  -  произнес  уничтоженный  Превлов.  -  Я  лично
проверял по документам каждый этап карьеры Павла Марганина. Он родился и
вырос в Комсомольске-на-Амуре. Родители были портными...
   - Разумеется, разумеется, настоящий Марганин был  русским,  из  семьи
портных, кто ж спорит.
   - Стало быть, этот человек - двойник? Подсажен?!
   - Мы произвели подмену четыре года назад, когда ваш ракетный  крейсер
класса "Кашин" взорвался и затонул в Индийском океане. Марганин оказался
одним  из  уцелевших.  Его  подобрал  танкер,  принадлежавший   нефтяной
компании  "Экскон".  Однако  прежде,  чем  корабль  пришел  в  Гонолулу,
Марганин умер. Появилась, таким образом, редчайшая  возможность,  и  нам
пришлось торопиться. Из  всех  подготовленных  агентов,  хорошо  знающих
русский язык, Гарри Кошкоский больше всех внешне был похож на Марганина.
Ему сделали пластическую операцию, чтобы было похоже на следы от взрыва,
а затем самолетом доставили его  на  крошечный,  Богом  забытый  остров,
расположенный за двести миль  от  того  места,  где  взорвался  ракетный
крейсер. Когда местные рыбаки обнаружили Гарри и вернули его  в  Россию,
он был в бреду, ничего не помнил. Временная атрофия памяти...
   - Можете не продолжать,  остальное  мне  хорошо  известно,  -  мрачно
произнес Превлов. - Тем более, что мы же сами не только восстановили его
лицо до первоначального вида, но плюс ко  всему  еще  и  заново  выучили
вашего агента, то есть сделали из него высококлассного разведчика.
   - Именно.
   - Что ж, господин Николсон, вас остается только поздравить, блестящая
операция.
   - Спасибо. Ваш комплимент тем более ценен, что исходит он  от  такого
крупного специалиста в области разведки, каковым являетесь  вы,  капитан
Превлов.
   - Стало быть, вся эта операция, приведшая меня  на  борт  "Титаника",
была осуществлена ЦРУ при самом деятельном участии Марганина?
   - С вашего разрешения - Кошкоского. Он был  уверен,  что  план  будет
вами одобрен, так оно и вышло.
   Превлов уставился  на  палубу.  А  ведь  такому  опытному  разведчику
следовало бы распознать, учуять, что Марганин все более и более укреплял
свои позиции, входил к нему в доверие. Марганин, проще говоря, сыграл на
его тщеславии.
   - Ну, и что же теперь? - упавшим голосом поинтересовался Превлов.
   -  К  настоящему   времени   в   распоряжении   Марганина   находятся
неопровержимые  доказательства,  извините  за  такую  дефиницию,   вашей
предательской деятельности. У него. У него имеются доказательства, что с
самого начала вы все сделали для того,  чтобы  операция  государственной
важности, имевшая целью захват "Титаника", сорвалась. Так что,  капитан,
без малого два года мы расчищали вам дорожку. А ваш образ жизни и любовь
к дорогим безделушкам лишь немного упростили нашу задачу, и теперь  ваше
начальство просто вынуждено будет прийти к  выводу,  что  вы  продались,
причем продались за очень приличную сумму.
   - А что, если я буду все отрицать?
   - Кто вам теперь поверит? Беру на  себя  смелость  предположить,  что
ваша фамилия к сегодняшнему утру уже внесена  в  список  государственных
смертников.
   - И что же будет со мной?
   - На выбор. После некоторого времени мы вас отпускаем на  все  четыре
стороны, это один вариант.
   - К чему говорить о нем? Садисты из КГБ уничтожат меня, не пройдет  и
недели. Я ведь знаю, как это делается.
   - А другой вариант - сотрудничать с нами. - Николсон сделал небольшую
паузу, а затем посмотрел  Превлову  прямо  в  глаза.  -  Вы  ведь  умный
человек,  капитан,  можно  даже  сказать,  вы  лучший  среди   советских
разведчиков. Мне бы, например, не хотелось, чтобы ваш интеллект  и  ваши
знания пропали даром. Однако расписывать сейчас, насколько  ваши  знания
пригодились бы на Западе, я не собираюсь. Скажу лишь, что лично я  хотел
бы видеть вас во главе одного нашего более чем  перспективного  проекта.
Вам должен понравиться профиль этой работы.
   - Я должен, видимо, быть вам очень благодарен, - сухо сказал Превлов.
   - В случае вашего согласия мы совершенно изменили бы вашу  внешность,
разумеется. Вы прослушали бы курс по современным  идиомам,  существующим
сегодня в Америке и других англоязычных странах.  Познакомились  бы  как
следует с историей западного спорта, музыки,  научились  бы  отдыхать  и
развлекаться на западный манер. А с  защитой  такого  рода  никакой  КГБ
окажется не страшен.
   В глазах Превлова отразился явный интерес.
   - Для начала установили бы вам оклад в сорок тысяч,  плюс  бесплатный
автомобиль, плюс покрытие всех ваших бытовых издержек.
   - Сорок тысяч долларов? - небрежно спросил Превлов.
   - Тогда будете пить ваш любимый джин "Бомбей" в любых количествах,  -
Николсон  широко  улыбнулся,  вскользь  подумав,  что  похож  на  волка,
сидящего за обеденным столом с зайцем. - Думаю,  если  вы  действительно
постараетесь,  западный  образ  жизни,  судя  по   всему,   вам   должен
понравиться. Вы так не считаете?
   Несколько  секунд  Превлов  молчал.  Однако  ему  было  ясно,  что  в
сложившихся обстоятельствах, если и был у него какой-то выбор,  то  лишь
между бесконечным страхом за свою жизнь  и  сытым,  полным  удовольствии
существованием на Западе.
   - Что ж, Николсон, будем считать - ваша взяла.  Пожимая  руку  своему
новоявленному коллеге, Николсон  не  без  некоторого  удивления  заметил
слезы в глазах Превлова.
 
Глава 74 
 
   Буксирование длилось не один день. Последние  часы  в  ясном  голубом
небе ярко светило солнце,  приятный  ветерок  неторопливо  гнал  зеленые
волны в барашках пены.
   С  раннего  утра  четыре  судна  береговой  охраны  курсировали   меж
многочисленных яхт, катеров, частных судов, которые  шныряли  по  гавани
взад-вперед,  соперничая  за  местечко,  с  которого  удобнее  было   бы
разглядывать корпус и надстройку легендарного лайнера.
   Подобно назойливым мухам, в воздухе  над  гаванью  кружили  маленькие
самолеты и легкие вертолеты.  Летчики  демонстрировали  класс  пилотажа,
чтобы пассажиры на борту могли с наименьшего расстояния и  под  наиболее
выигрышным углом заснять "Титаник".
   С высоты пяти тысяч футов казалось, что вокруг огромной рыбины вьются
бесчисленные комары и белые муравьи.
   Буксировщик "Томас Дж. Морз", висевший, как большая бусина на  тросе,
который начинался от кормы "Самуэла Р. Уоллеса" и продолжался до носовой
части  "Титаника",  был  дополнительно  сцеплен  с   лайнером   стальной
перлинью,  чтобы   облегчить   маневры   легендарного   мастодонта   при
прохождении в  Верразано-Нэрроуз;  затем  все  три  судна  поднялись  по
Ист-ривер и завершили свое путешествие у доков Бруклина.  На  подходе  к
верфи выстроились еще несколько менее мощных  буксировщиков,  готовых  в
случае необходимости тотчас прийти на помощь. Капитан Бутера под занавес
приказал  сократить  длину  троса  до   двухсот   ярдов   для   удобства
лавирования.
   Юркий лоцманский катер подошел и остановился  в  считанных  футах  от
"Уоллеса", лоцман поднялся на борт буксировщика. Через считанные  минуты
катер доставил лоцмана к "Титанику", о ржавый борт которого  катер  чуть
притерся, издав глухой скрежет.  По  веревочному  трапу  главный  лоцман
Нью-Йоркского залива взобрался на грузовую палубу.
   Питт и Сэндекер приветствовали его и проводили на мостик, где главный
лоцман по-хозяйски  огляделся,  покрепче  уперся  ногами  и  так  сильно
обхватил руками парапет, словно сам желал сделаться частью  легендарного
судна.  Оттуда,  с  высоты  мостика,  все  оглядев  и  прикинув,  лоцман
милостиво кивнул буксировщикам, чтобы продолжали  работу,  тащили.  Питт
помахал рукой над головой, и Бутера  со  своего  судна  ответил  гудком.
Затем капитан буксировщика  отдал  приказ  "самый  медленный  вперед"  и
решительно   направил   свой   "Уоллес"   в   главный    пролет    моста
Верразано-бридж, соединявшего Лонг-Айленд и Стейтен-Айленд.
   Как только необычная  кавалькада  появилась  в  Верхнем  Нью-Йоркском
заливе, Бутера принялся расхаживать от  борта  к  борту,  поглядывая  на
ведомый лайнер, справляясь о погодных условиях и скорости  ветра,  лично
осматривая буксировочный трос, - и все  это  делалось  с  таким  деловым
видом, как будто Бутера  был  нейрохирургом  и  готовился  к  уникальной
операции.
   Еще с прошлой ночи по обоим берегам выстроились  многотысячные  толпы
народа. Улицы Манхэттена опустели, офисы затихли: все, кто смог,  пришли
на берег реки; не сумевшие по каким-либо причинам сделать этого  бросили
работу и прилипли к окнам своих контор, к заводским окнам, обращенным  в
сторону реки. Вошедший в залив  "Титаник"  вызывал  у  зрителей  чувство
благоговейного ужаса и восхищения.
   Находящийся  на  берегу  Стейтен-Айленда  репортер  газеты  "Нью-Йорк
Таймс" Питер Халл принялся строчить в блокноте:
   "Говорят, что привидений не бывает... Очень даже бывают в нашей жизни
и привидения. Я знаю это, поскольку сам видел привидение ранним мглистым
утром. К моему крайнему недоумению, прямо перед глазами  двигалось  оно,
похожее ни монстра, который умер, оказался  в  аду,  но  был  отвергнут,
тамошними чертями и потому вынужден возвратиться на землю.  "Титаник"  в
невидимом шлейфе феерической легенды,  окруженный  душами  сотен  людей,
некогда плывших на корабле, напоминал  экспонат  давно  ушедшей  от  нас
эпохи. При взгляде на лайнер в  душе  пробуждались  чувство  гордости  и
чувство печали..."
   Комментатор телекомпании "Си-Би-Эс" был настроен менее лирически:
   -  "Титаник"  наконец  завершил  свой  первый  в  истории  рейс.  Это
произошло сегодня, через семьдесят шесть  лет  после  того,  как  лайнер
вышел из Саутгемптонских доков...
   К полудню "Титаник" проследовал мимо статуи Свободы и  многочисленных
зевак на Баттери. Никто из зрителей не позволял себе говорить иначе, как
шепотом. Весь город  странно  притих.  О  прежней  цивилизованной  жизни
напоминали  разве  только   раздававшиеся   время   от   времени   гудки
таксомоторов. Создавалось  впечатление,  что  весь  многоликий  Нью-Йорк
вдруг превратился в огромный собор.
   Многие  плакали,  не  скрывая  слез.  Среди  плакавших  были  и  трое
пассажиров, некогда взошедших на борт "Титаника". Казалось,  сам  воздух
был напоен трагедией. Впоследствии, пытаясь описать охватившие их  тогда
чувства, люди вспоминали только состояние оцепенения, как будто  всех  в
одночасье временно парализовало.  Это  чувство  не  разделяли  буквально
единицы, среди которых был сурового вида пожарный по имени Артур Муни.
   Муни был капитаном одного из пожарных судов порта. Он  принадлежал  к
нью-йоркским ирландцам, и подобного многим из этнических ирландцев,  был
высоким, крепко сложенным, с озорным прищуром. Девятнадцать лет кряду он
тушил морские пожары. С силой шарахнув кулаком по нактоузу,  он  сбросил
оцепенение и заорал на свою команду:
   - А ну, парни, поднимайте зады, расселись тут, понимаешь! Это вам  не
театр, - его мощный голос был слышен во всех углах судна. Для того чтобы
отдать команду, Муни не приходилось пользоваться рупором - в этом просто
не было нужды. Корабль возвращается из своего безумного плавания. Ну-ка,
покажем  "Титанику",  как  искони  принято  встречать  в   нашем   порту
долгожданные суда.
   - Да, но, капитан... - отважился возразить один из матросов, - это же
не "Норманди", и  даже  не  "Королева  Елизавета  II".  Этот  корабль  -
обыкновенная ржавая калоша, которой давным-давно пора на свалку.
   - Сам ты ржавая калоша, задница! - заорал на  матроса  Муни.  -  Этот
корабль - самый славный корабль всех времен и народов, и заруби это себе
на носу! Другое дело, что он несколько подгнил  и  чуть  припозднился  с
прибытием, но это все не суть важно. Так что, давай, щенок,  сигналь  на
полную!
   Все это напоминало как бы второй акт действа по поднятию  "Титаника".
Брандспойты на корабле  Муни  представляли  собой  настоящие  фонтаны  с
мощными рассыпчатыми струями, а от мощнейшего гудка океанского пожарного
судна мелко дрожали стекла даже в отдаленных небоскребах. Вслед за  Муни
еще один капитан пожарного судна дал гудок, затем еще один и еще один. К
пожарным судам присоединились и  сухогрузы,  которых,  в  свою  очередь,
поддержали водители нью-йоркских такси. Сплошной гул стоял в Нью-Джерси,
Манхэттене   и   Бруклине.   Миллионы   глоток   выкрикивали   радостные
приветствия, адресованные "Титанику".
   Начавшийся  с   корабля   Муни   концерт   превратился   в   сплошной
какофонический бедлам, повисший над городом.  Впрочем,  и  событие  того
стоило.
   Лайнер "Титаник" входил в порт.
 
Глава 75 
 
   В док, куда был приведен "Титаник", повалил народ. Бурлящая толпа  из
газетчиков, местных знаменитостей, полицейских и тысяч встречающих - вся
эта  масса  людей  начала  штурм  корабельного  дока.   Никакая   служба
безопасности не могла сдержать такую лавину.
   Рой  тележурналистов  и  корреспондентов,  одолев   сходни,   окружил
адмирала Сэндекера, который подобно победившему в очередной битве Цезарю
стоял на ступенях главного  трапа,  поднимавшегося  с  уровня  четвертой
палубы.
   Это был звездный час в жизни Сэндекера, и даже табун диких  мустангов
не согнал бы его сейчас с  палубы  "Титаника".  Он  никогда  не  упускал
возможности  укрепить  авторитет  Национального  агентства  надводных  и
подводных коммуникаций. И сейчас, используя уникальный  шанс,  он  делал
все возможное, чтобы хоть несколько минут уделить каждому корреспонденту
всех солидных газет, национального телевидения. Он  рассказывал  вкусно,
со смаком и знанием дела - и  при  этом  улыбался,  улыбался,  улыбался.
Адмирал был наверху блаженства.
   Питта  меньше  заботили  фанфары.  Его  представление  о  сиюминутном
блаженстве ограничено ванной, чистой сменой белья и свежей постелью.  Он
пробрался к временным сходням и, не привлекая к себе внимания, продрался
сквозь толпу газетчиков, сошел на причал, растворился в  толпе.  Он  уже
считал,  что  избавился  от  назойливых  журналистов,   когда   какой-то
телекомментатор ринулся к нему, и под  самым  носом  Питт  увидел  вдруг
нацеленный на него микрофон.
   - Эй, приятель, ты ведь один из аварийщиков с "Титаника"?
   - Увы, я местный, с этой  судоверфи,  -  и  он  помахал  рукой  перед
телекамерой.
   На лице телевизионщика отразилось разочарование.
   - Джо, заканчивай, - обратился он  к  своему  оператору.  -  Ошибочка
вышла.
   С этими словами он резко повернулся  и  двинулся  в  сторону  корабля
через толпу, крича,  чтобы  не  задели  его  микрофон  и  соединительный
провод, на который кто-то едва уже не наступил.
   Через полчаса, или что то же самое, шесть кварталов спустя Питт сумел
отыскать  свободное  такси,   водителя   которого   больше   интересовал
заработок, чем древний корабль.
   - Куда едем? -  поинтересовался  шофер.  Питт  поколебался  несколько
мгновений, посмотрел на себя, на свою грязную, пропахшую  потом  одежду,
поверх  которой  была  надета  грязноватая  куртка.  Он  и  без  зеркала
представлял, как именно выглядит: круги под глазами, мятое лицо, красные
от недосыпания глаза... Если на кого в этот час он и был похож, так  это
на завсегдатая "Бауэри". Но тут же другая мысль пришла в голову. Какого,
собственно, лешего?! Он  только  что  сошел  с  трапа  самого  шикарного
лайнера в мире...
   - Какой в Нью-Йорке отель считается самым лучшим и дорогим?
   - "Пьер", что на углу Пятой авеню и Шестьдесят первой  стрит,  держит
марку.
   - Ну так давай жми в этот самый "Пьер".
   Водитель повернулся и  внимательно  посмотрел  на  своего  пассажира.
Ничего не сказав вслух, он лишь напряженно шмыгнул носом, пожал  плечами
и покатил по улице.
   Менее  чем  через  полчаса  такси  подкатывало  к   фасаду   "Пьера",
обращенному в сторону Центрального парка.
   Расплатившись с таксистом, Питт  прошел  через  вращающиеся  двери  и
уверенно пересек фойе, остановился возле стойки.
   Клерк удостоил  его  неприветливым  взглядом,  традиционным  в  такой
ситуации.
   - Извините, сэр, - сказал он прежде, чем Питт успел открыть рот, - но
сегодня у нас все занято.
   Питт  понимал,  что   так   или   иначе   репортеры   обнаружат   его
местонахождение, это лишь вопрос времени  -  если,  конечно,  он  сейчас
назовет свое настоящее имя. Он же внутренне еще не был  готов  сделаться
национальной знаменитостью. Все, чего хотел сейчас Питт, - это  вымыться
и выспаться вволю.
   - Не судите по моей одежде, - сказал Питт, стараясь, чтобы его  слова
прозвучали возмущенно.  -  Я  профессор  Малколм  Р.  Смит,  писатель  и
археолог. Я только  что  с  самолета,  четыре  месяца  провел  в  дельте
Амазонки, поэтому так и выгляжу. Мой помощник сейчас привезет багаж.
   При этих  словах  Питта  клерк  преобразился,  на  его  холеном  лице
появилось выражение неизъяснимого  удовлетворения,  если  не  подлинного
блаженства.
   - О, Прошу простить, профессор Смит, не узнал вас. Од