кнулся  о  выступ  переборки  и  упал,
ударившись  голенью  и  выронив  фонарь.  У  него  непроизвольно   вырвалось
проклятье.
   Фонарь упал на палубу,  линза  выскочила,  и  свет  погас.  Он  встал  на
четвереньки  и,  бормоча  ругательства,  быстро  ощупал  все  кругом.  После
нескольких секунд его рука натолкнулась на алюминиевый корпус. Стекло  линзы
тихо звякало внутри фонаря. Он  достал  его,  вставил  на  место  и  включил
фонарь. Свет горел так же тускло как и раньше. Питт  облегченно  вздохнул  и
осветил слабым  огоньком  коридор.  Луч  выхватил  дверь,  на  которой  было
написано: "Пожарный проход - трюм ј 3".
   Огромные емкости трюма выглядели очень внушительно. Фонарь Питта высветил
громадное стальное помещение с  несметным  количеством  мешков,  лежавших  а
несколько ярусов от самого пола до верхних люков. В  воздухе  стоял  сладкий
терпкий запах. "Какао с Цейлона", - решил Питт. Он достал нож и проделал  им
маленькое отверстие в грубой материи одного из мешков. Твердые гладкие  бобы
посыпались на палубу, громыхая и стуча, словно градины,  ударяющие  о  крышу
сборного металлического гаража. Быстрый осмотр при свете фонаря показал, что
это действительно были очищенные бобы какао.
   Вдруг он услышал шум. Звук был смутный и неясный. Он  застыл  неподвижно,
прислушиваясь. Звук прекратился так же резко, как и возник, и  тишина  снова
окутала необитаемый корабль, погруженный во мрак вместе со  своими  скрытыми
тайнами. Может,  это  корабль-призрак,  подумалось  Питту.  Еще  одна  Мария
Целеста или Летучий Голландец. Единственное, чего недоставало, -  штормового
моря с дождем, заливающим верхние палубы, ярких  вспышек  молний  в  ночи  и
раскатов грома.
   В трюме больше нечего было осматривать.  Питт  поднялся  и  направился  в
машинное отделение. Он потерял восемь драгоценных минут, пока  нашел  нужный
проход. Сердце корабля было еще теплым от разогретых двигателей,  там  пахло
горячей  соляркой.  Он  стоял  на  площадке  над   огромными   безжизненными
механизмами и пытался отыскать хоть какие-нибудь признаки, которые указывали
на добросовестную человеческую деятельность. Луч света выхватил  из  темноты
блестящие  трубы,  которые   протянулись   вдоль   переборок   геометрически
параллельными линиями, заканчиваясь массивными клапанами и створками.  Затем
слабый луч упал на аккуратно сложенную ветошь. Над этим  тряпьем  находилась
полка, где стояло несколько чашек с остатками  кофе,  и  слева  от  них  был
поднос с разбросанными инструментами, на которых были видны жирные  масляные
отпечатки. "По крайней мере, хоть кто-то работал в этой части корабля", -  с
облегчением  подумал  он.  Он  знал,  что  большинство  машинных   отделений
содержались в такой же чистоте, как и госпитальная  палата,  но  здесь  было
грязно. "Где главный механик и его помощники? Не могли же они в  самом  деле
испариться.
   Питт уже собрался уходить, но остановился. Это снова был  он,  тот  самый
загадочный  звук,  отдававшийся  эхом  внутри  корпуса  корабля.  Он  замер,
полностью затаив дыхание. Это был странный сверхъестественный  звук,  словно
киль корабля царапал о подводную скалу или  коралловый  риф.  Питт  невольно
содрогнулся. Звук напоминал ему царапанье мела о школьную доску. Звук длился
около десяти секунд, затем он стал перемежаться с лязгом металла о металл.
   Питт никогда не  сидел,  обливаясь  холодным  потом  в  одиночной  камере
смертников в Сан-Квентине, ожидая, когда тюремные охранники  отведут  его  в
газовую камеру. Но ему и не нужно было  там  находиться,  чтобы  описать  те
ощущения, потому что он точно знал, какими они  были.  Находиться  одному  в
жуткой  обстановке  в  ожидании  шагов  смерти,  приближающейся  из   черной
неизвестности, было леденящим кровь занятием. Тогда Питт подумал, что  нужно
побыстрее убираться отсюда. Он бежал  назад  по  узким  проходам,  вверх  по
металлическим лестницам, пока, наконец, не очутился на палубе и его легкие с
облегчением не вдохнули свежего ласкового воздуха на палубе.
   Раннее утро было еще темным, и трубы вонзались  в  бархатную  поверхность
неба.  Чувствовалось  легкое  дуновение  ветерка.  На  капитанском   мостике
радиоантенна колебалась взад и вперед вдоль  Млечного  Пути,  а  под  ногами
Питта палуба тихо покачивалась на мягких волнах. Он задумался на  мгновение,
вглядываясь в темную линию побережья Тасоса, лежавшего в миле отсюда.  Затем
посмотрел вниз, на гладкую  черную  поверхность  воды;  она  казалась  такой
зовущей, такой мирной.
   Фонарь продолжал гореть. Питт выругался про себя, потому что не  выключил
его, когда выбрался на открытую палубу. "Этот свет может  легко  выдать  мое
присутствие", - подумал он и быстро погасил фонарь. Затем  осторожно,  чтобы
не порезаться о разбитое стекло, он отвернул крышку фонаря и вытащил остатки
стекла. Выбросив через перила мелкие осколки, он прислушивался,  пока  тихий
всплеск не достиг его слуха.
   Питт собирался уже выкинуть  за  борт  и  фонарь,  но  потом  отверг  это
решение. Отсутствие фонаря на полке в рулевой рубке будет равносильно  тому,
что капитан, если там был капитан, получит телеграмму, где говорится: "Перед
самым рассветом на борту вашего судна находился бродяга, который обшарил его
от носа до кормы".  А  это  не  совсем  разумно  с  такими  людьми,  которым
удавалось перехитрить почти каждую таможенную инспекцию  в  мире.  Сам  факт
отсутствия стекла на фонаре будет весьма рискованным,  но  Питт  решился  на
это.
   Он посмотрел на часы и поспешил назад к рулевой рубке. Светящиеся стрелки
показывали 4.13. Скоро взойдет солнце. Питт взобрался на  мостик  и  положил
фонарь на полку. Его  торопливость  была  почти  неистовой.  Он  должен  был
покинуть корабль, надеть подводное снаряжение и  успеть  отплыть  метров  на
двести до восхода солнца.
   Верхняя палуба  оставалась  все  еще  пустынной,  по  крайней  мере,  так
казалось. Вдруг хлопающий звук раздался  позади  Питта.  Его  охватил  новый
прилив страха, и он ловким движением выхватил нож. Его нервы  были  натянуты
до предела и близки к панике, кровь стучала в висках.  "Господи,  -  подумал
он, - я не могу попасться сейчас, когда я так близок к спасению".
   Оказалось, это была всего лишь чайка, которая прилетела из ночной темноты
и опустилась на вентилятор. Птица скосила маленький черный глаз на  Питта  и
вопросительно наклонила головку. Нет  сомнения,  е„  удивило,  что  какой-то
сумасшедший человек бегает по кораблю в предрассветной мгле в одних  плавках
и судорожно сжимает в руке нож.  От  облегчения  Питт  почувствовал  сильную
слабость в коленях, это был страх, его сильно трясло. Когда он поднимался на
корабль,  то  не  ожидал,  что  может  там  найти  только  тишину  вместе  с
неизвестным ужасом. Он безвольно наклонился над поручнем, крепко  уцепившись
за него. При таком темпе у него может случиться разрыв сердца или умственное
помешательство еще до восхода солнца. Он сделал несколько  глубоких  вдохов,
медленно выдыхая воздух, пока страх не исчез.
   Не оглядываясь назад, он перелез  через  поручень  и  спустился  вниз  по
якорной цепи, вздохнув с облегчением, когда покинул враждебный корабль.
   Как прекрасно было оказаться снова в ласковой  успокаивающей  воде.  Море
раскрыло свои объятия и отодвинуло ощущение опасности.
   Всего несколько минут понадобилось Питту, чтобы  надеть  акваланг  и  все
остальное снаряжение. Проделать это в темноте, да еще когда  волны  пытаются
прибить тебя к стальному корпусу корабля - это нелегкая операция. Но большой
опыт, который он приобрел во время юношеских  занятий  подводным  плаванием,
очень пригодился ему сейчас, и без особых затруднений он  справился  с  этой
задачей; Питт огляделся вокруг в поисках деревянного ящика,  но  тот  отплыл
куда-то и растворился в ночи; волны  и  течение  отнесли  его,  наверное,  к
берегу.
   Питт неподвижно лежал  на  спине  и  обдумывал  возможность  нырнуть  под
Королеву Артемизию и обследовать е„ корпус. Ему не  давал  покоя  непонятный
скрежещущий звук, который он слышал, когда находился в  машинном  отделении;
казалось, что скрежет шел из-под киля корабля,  снаружи  обшивки.  Затем  до
него дошло, что его план безнадежен. Без  подводного  фонаря  он  ничего  не
сможет увидеть. И он не был  расположен  к  тому,  чтобы  продвигаться,  как
слепой, наощупь, вдоль стадвадцатиметрового корпуса, обросшего, к  тому  же,
острыми ракушками. Он слышал старые рассказы, в которых подробно описывалась
старинная и жестокая  практика  килевания  некоторых  непокорных  британских
солдат. Ему припомнилась одна особенно жуткая история  о  матросе,  которого
опустили под киль на судне "Конфидент" около побережья острова Тимор в  1786
году. Наказанный за воровство рюмки бренди со стола капитана,  бедный  малый
висел под килем корабля до тех пор, пока его  тело  не  было  искромсано  до
костей, и стали видны белые ребра и позвоночник. Несчастный мог  бы  выжить,
но, прежде чем другие члены команды смогли втащить его  на  борт,  появилась
пара акул, привлеченных запахом крови, и разорвала человека на кусочки прямо
на глазах остолбеневших людей. Питт хорошо знал, что  могут  сделать  акулы.
Однажды ему довелось вытащить из воды парня, которою сильно покусала  акула.
Парень  остался  жив,  но  большой  кусок  мышечной   ткани   всегда   будет
отсутствовать у него на левом бедре.
   Питт громко выругался. Он должен прекратить думать о таких вещах. До него
донесся какой-то гудящий звук. Сначала он подумал, что это игра воображения.
Он сильно потряс головой, но звук продолжался и становился громче: казалось,
он набирал силу. Затем Питт понял, откуда идет это гудение.
   Двигатели  корабля  снова  заработали.  Навигационные  огни  зажглись,  и
Королева Артемизия вдруг ожила и наполнилась гулом. Это  был  момент,  когда
лучшей частью доблести становилась осторожность. Питт зажал зубами  загубник
регулятора и нырнул возле корабля. Он работал ластами изо всех  сил,  ничего
не видя под черной водой, слыша только  звуки  пузырящейся  воды.  Именно  в
такие моменты он жалел о том,  что  курит.  Проплыв  около  пятидесяти  пяти
метров, он вынырнул на поверхность и оглянулся назад на корабль.
   Королева Артемизия в гордом одиночестве стояла на  якоре,  ее  очертания,
вырисовывающиеся на сереющем на востоке небе, напоминали старомодный силуэт.
Тусклые огни белого  цвета  горели  вокруг  корабля,  их  прерывали  зеленые
навигационные огни по правому борту. В течение  нескольких  последних  минут
ничего больше не произошло.  Затем  без  какого-либо  сигнала  или  отданной
голосом команды якорь был поднят и закреплен на борту.  Рулевая  рубка  была
освещена, и Питт мог ясно ее видеть, она все еще оставалась  пустой.  "Этого
не может быть, - снова и снова повторял он самому себе, -  этого  просто  не
может быть".  Но  старый  корабль  еще  не  закончил  последний  акт  своего
зловещего спектакля. Как бы напоследок  телеграф  Королевы  Артемизии  начал
передавать слабые световые сигналы в тихом  предрассветном  море.  Двигатели
заработали с мягким рокотом, и корабль продолжил  свое  путешествие;  секрет
его зловещего груза все еще оставался где-то внутри его стального чрева.
   Питту не обязательно было видеть, как корабль начал свое движение: он мог
чувствовать стук его лопастей под водой. Пятьдесят пять  метров  было  более
чем достаточно. На этом расстоянии ни один вахтенный не мог заметить его,  и
не нужно было опасаться, что  его  может  затащить  под  тяжелые  лопасти  и
искромсать, как наживку для рыбы.
   Чувство глубокого разочарования охватило Питта,  когда  огромный  корабль
медленно прошел мимо его покачивающейся среди волн головы. Ему казалось, что
он видит  гигантскую  баллистическую  ракету,  которая  поднялась  со  своей
стартовой площадки и со свистом полетела  по  своему  курсу,  неся  с  собой
смерть и разрушение. Он был  бессилен,  он  ничего  не  мог  сделать,  чтобы
остановить е„. Спрятанного где-то на борту Королевы Артемизии  героина  было
достаточно,  чтобы  повергнуть  в  бред  и  исступление  половину  населения
Северной Америки. Один только Бог  знает,  какой  хаос  возникнет  в  каждом
городе и поселке, если этот героин распределить между теми,  кто  склонен  к
этой пагубной привычке. Сколько  еще  людей  пополнят  списки  наркоманов  и
сколько погибнет от большой дозы наркотиков? Сто тридцать  тонн  героина  на
борту корабля! У него в голове вертелся знакомый мотив, одна старая песенка,
которую они пели много лет назад в школе. "Сто бутылок пива на  стене..."  У
не„ было похожее звучание, но она предназначалась для легких и веселых душ и
сердец, а не для затуманенного наркотиками разума и потерянных надежд.
   Затем Питт подумал о самом себе. Не с гордостью и самоудовлетворением  от
того, что разрушил желтый Альбатрос или обследовал Королеву Артемизию и ушел
оттуда незамеченным. Он подумал о себе как об идиоте, рискующем своей жизнью
ради дела, которое не входит в его обязанности, дела, за которое ему даже не
платят.  В  его  обязанности  входило  устранить  препятствия  в  проведении
океанографической   экспедиции.   Никто   не   просил   его   охотиться   за
контрабандистами наркотиков. Чего он может этим достичь? Он ведь  не  ангел,
охраняющий человечество. Пусть  Закинтас,  Зено,  ИНТЕРПОЛ  и  любой  другой
полицейский играют в кошки-мышки с фон Тиллем, это их игра, они обучались  и
готовились к этому. И им за это платят.
   Питт снова громко выругался на себя. Он и так уже затратил слишком  много
времени на поиски и размышления.  Пора  возвращаться  на  берег.  Его  глаза
непроизвольно  посмотрели  в   сторону   корабля,   чьи   огни   мало-помалу
растворялись в предрассветной темноте раннего утра. Он добрался  до  берега,
когда солнце уже появилось  над  горизонтом,  и  его  лучи  осветили  горные
вершины острова.
   Питт снял акваланг и положил его на мягкий влажный песок рядом с трубкой,
маской и ластами. Изнеможение охватило его ноги, и он опустился  на  колени.
Его тело сильно ныло и болело, но мозг  едва  ли  замечал  такие  вещи,  его
занимало совершенно другое.
   Питт не смог обнаружить никаких признаков наличия героина на борту судна,
так же как и Отдел по борьбе с наркотиками и таможенные инспекции,  это  уже
определенно.  Существовала  возможность,  что  груз  мог   находиться   ниже
ватерлинии. Но наверняка дотошные инспектора с помощью водолазов обследовали
каждый сантиметр корпуса судна, когда оно находилось в  порту.  Кроме  всего
прочего, не  было  другой  возможности  спрятать  груз  такого  объема,  как
опустить его в воду, а позднее поднять. Но этого нельзя  сделать  незаметно,
подумал он;  это  слишком  очевидно.  Чтобы  достать  погруженный  под  воду
контейнер,  наполненный  ста  тридцатью   тоннами   твердого   груза   нужно
организовать полномасштабную спасательную операцию. Нет, должен  быть  более
оригинальный  метод,  тот,  который  позволит  удачно  избегать  обнаружения
довольно длительное время.
   Он взял нож и начал неторопливо вырисовывать контур Королевы Артемизии на
мокром песке. Затем совершенно неожиданно идея  графики  захватила  его.  Он
встал и изобразил корпус, который протянулся примерно на три метра.  Мостик,
трюмы, машинное отделение, - каждая деталь, которую он мог  вспомнить,  была
отмечена  на  влажном,  белом  песке.  Проходили  минуты,  и  корабль  начал
приобретать форму. Питт так был поглощен своей работой, что даже не  заметил
старика с осликом, которые медленно шли вдоль берега.
   Старик остановился и уставился на Питта; его  морщинистое  лицо,  которое
видело слишком много странного на этом свете,  чтобы  выказывать  удивление,
застыло. Через некоторое время он недоуменно пожал плечами  и  пошел  легким
шагом вслед за своим ослом.
   Наконец схема была почти полностью готова, вплоть до последнего  прохода.
Нож сверкал  на  солнце,  когда  Питт  добавил  последний  смешной  штрих  -
маленькую птичку на маленьком вентиляторе. Затем он  отступил  назад,  чтобы
полюбоваться творением своих  рук.  "Одно  совершенно  ясно.  Я  никогда  не
добьюсь аплодисментов за сво„ художество.  Это  больше  напоминает  толстого
кита, а не корабль".
   Питт продолжал рассеянно рассматривать рисунок на песке. Неожиданно в его
глазах мелькнуло озарение, и его строгое лицо стало совершенно бесстрастным.
Новая и довольно странная идея появилась у него в голове. Сначала  эта  идея
показалась слишком нелепой, но чем больше он размышлял  о  е„  возможностях,
тем  более  осуществимой  она  становилась.  Он  быстро   нанес   на   песок
дополнительные линии. Снова  полностью  поглощенный  работой,  он  поднялся,
чтобы дополнить схему картиной, которая возникла у него в воображении. Когда
последние  изменения  были  закончены,  его  рот   медленно   растянулся   в
удовлетворенной улыбке: "Чертовски умно для фон Тилля, чертовски умно".
   Он больше не чувствовал усталости, его голову не переполняли неразрешимые
вопросы. Это был новый  подход,  новый  вариант  ответа.  Ему  бы  следовало
додуматься до этого раньше. Он быстро собрал все снаряжение  для  подводного
плавания и начал подниматься по откосу, который отделял берег от  прибрежной
дороги. Теперь нельзя было и думать о выходе  из  игры.  Следующая  проверка
может выявить самое интересное. Наверху он обернулся и посмотрел  назад,  на
схему Королевы Артемизии на  песке.  Накатившая  волна  начала  смывать  его
рисунок и уже стирала трубу корабля, трубу с  изображенной  на  ней  большой
буквой "М", - Минерва.

14

   Джордино   лежал,   вытянувшись   возле   голубого   грузовика   с   базы
военно-воздушных сил, и крепко спал; его голова покоилась на бинокле, а ноги
аккуратно устроились на большом камне. Муравьиная тропа пролегала  там,  где
находилась его рука,  и  муравьи,  игнорируя  препятствие,  продолжали  свое
непрерывное движение к небольшому земляному холмику. Питт, улыбаясь, смотрел
вниз. Если и была единственная вещь, которую мог делать Джордино,  и  делать
хорошо, подумал он, так это спать где угодно, в  любое  время  и  при  любых
обстоятельствах.
   Питт потряс ластами, и соленые брызги капнули на спокойное лицо Джордино,
но в ответ ни сонного бормотания,  ни  резкого  проявления  недовольства  от
грубого обрызгивания.  Единственной  ответной  реакцией  на  действия  Питта
явился взгляд большого карего глаза,  который  нехотя  открылся  и  с  явной
досадой посмотрел прямо на Питта.
   - Ага! Заметил! Наш неустрашимый сторож с бдительным оком! -  Тон  Питта,
без сомнения, был полон сарказма. -  Если  ты  когда-нибудь  решишься  стать
телохранителем, все колокола будут звонить только по покойникам.
   Второе  веко  медленно  открылось,  как   створка   окна,   и   показался
внимательный глаз:
   - Эти старые уставшие глаза непрерывно всматривались в ночное море с того
самого момента, когда ты забрался под ящик, до  того,  как  ты  появился  на
берегу и начал играть в песочек.
   - Мои извинения, дружище, - засмеялся Питт, - я полагаю, что  сомнения  в
твоей верной службе будут стоить мне еще одной выпивки?
   - Двух выпивок, - кисло пробормотал Джордино.
   - Считай, что дело уже сделано.
   Джордино сел, щурясь на солнце. Он заметил муравьев и осторожно  стряхнул
их с руки.
   - Ну, как прошло твое плавание?
   - Роберг Саути, должно быть, имел в виду Королеву Артемизию, когда писал:
"Ни одного движения в воздухе,  ни  одного  движения  в  море,  корабль  был
совершенно тих". - Ты можешь сказать, что я нашел что-то, не найдя ничего.
   - Я не совсем понял, о чем ты?
   - Ладно, объясню позже. - Питт поднял свое снаряжение и  положил  его  на
сиденье автомобиля. - Ничего нет от Зака?
   - Пока нет. - Джордино направил бинокль на виллу фон Тилля:
   - Они с Зено  взяли  взвод  местной  жандармерии  и  расположились  вдоль
территории фон Тилля. Дариус остался дежурить у радиоприемника  в  пакгаузе,
на